CC BY
158Елисеева О.И., к.и.н.
Игры памяти.
Проблема достоверности в «Записках» Е.Р. Дашковой
«Лжец добровольно лишается доверенности и почтения людского, и права никогда на оные не имеет».
Е.Р. Дашкова. Отрывок из записной книжки. 1790 г.
«Записки» княгини Екатерины Романовны Дашковой — один из важнейших источников по истории царствования Екатерины II. В научном обороте он появился сравнительно рано, в 40-х гг. XIX в. (еще раньше стали известны его списки), и активно использовался учеными в тот момент, когда закладывались основные — несущие — представления о екатерининской эпохе. Поэтому часто и образ самой императрицы, и многие события ее царствования рассматриваются сквозь призму дашковских представлений.
Между тем, и история источника (обстоятельства его возникновения в настоящий момент вызывают ожесточенные споры), и сама личность княгини — сподвижницы Екатерины II, первой женщины директора Академии наук — далеко неоднозначны. Яркая, пристрастная, жестоко обиженная на подругу, она менее всего подходит на роль третейского судьи. Недаром ее брат Семен, в 1813 г. убеждая Марту Брэдфорд (Уилмот) не публиковать мемуары княгини, писал, что в тексте «сквозит питающееся ни для кого не интересными дворскими сплетнями чувство ненависти к людям, сошедшим в могилу за четверть века до смерти автора»1.
Говоря о Екатерине Романовне, современники и последующие биографы сходятся, пожалуй, только в одном - это была женщина, достойная удивления. Всё остальное: характер, ум, душевные качества, вклад в историю и культуру России - вызывает споры.
Недаром гостившая у княгини в начале XIX в. молодая ирландка Кэтрин Уилмот (Вильмот) замечала: «Она настолько оригинальна и сложна, что результатом [характеристики] явится описание клубка противоречий человеческой натуры... Рассмотрение отдельных черт не даст никакого представления об их совокупности. Княгиня переменчива, как погода, в душе ее собраны воедино волнующиеся океаны и разрушительные огнедышащие вулканы, дикие пустыни и скалы. Ты можешь считать Европу раем, живя в Италии, и полагая остальные страны подобными ей»2.
1 Шунгуров М.Ф. Мисс Вильмот и княгиня Дашкова (Подлинные записки княгини Дашковой) // Русский Архив. 1880. Кн. 3. С. 188.
2 Письма Кэтрин Вильмот // Е.Р. Дашкова. Записки. Письма сестер Вильмот из России. М., 1987. С. 301.
Кэтрин имела в виду, что к ним с сестрой Мартой хозяйка поворачивается самой ласковой, самой приятной стороной, и гостьям живется в московском дворце Дашковой припеваючи. Они словно в Италии. Но где-то есть и Сибирь...
Хрестоматиен отзыв А.Н. Герцена, публикатора «Записок» Екатерины Романовны: «Какая женщина! Какое сильное, богатое существова-
3
ние!» . Но были и другие характеристики, среди которых «бой-баба с замашками принципессы», «скупяга»4 (так угощала бывшую подругу императрица) - еще не самая худшая. А.С. Пушкин, например, считал, что Дашкова стала президентом Академии наук «через постель» государыни5.
Но больше всех порезвились дипломаты. Для них княгиня была и героиней, и интриганкой, и любовницей графа Панина, и его дочерью, и участницей многочисленных заговоров против Екатерины II, и рукой, готовой вонзить кинжал в сердце Петра III. В противовес этой легенде возникла другая - жертва опалы и неверной дружбы сильных мира сего, женщина выше своего времени, верная супруга, нежная, просвещенная мать, мужественная заговорщица, бескорыстная патриотка, рачительная хозяйка, победившая долги и нищету.
Из столкновения этих двух взглядов родилась вся историография, посвященная княгине. Парадоксальность Дашковой состоит как раз в том, что ее практически невозможно описать, потому что. она уже сама описала себя в мемуарах. Этот текст, пленяя исследователей внешней искренностью рассказа (характерная стилевая черта сентиментализма, вспомним «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо) вступает в явное противоречие с остальным кругом источников.
Поэтому мнения Дашковой, зафиксированные в «Записках», нуждаются в самой тщательной проверке. Познакомившись с воспоминаниями сестры, живший в Англии бывший посол С. Р. Воронцов был шокирован. «Я читал и перечитывал. удивляясь все более и более. что в этом томе есть неточного, что в нем рассказывается не только ложного, но и невероятного, на явные анахронизмы, которые бросаются в глаза всем и каждому»6.
Только после смерти Воронцова-старшего Марте удалось в 1840 г. осуществить английское издание. Через 17 лет «Записки» были напечатаны по-немецки в Гамбурге. С этой публикацией работал Герцен. В 1858 г. он написал и опубликовал в «Полярной Звезде» большой очерк «Княгиня Екатерина Романовна Дашкова», а через год в Лондоне издал и сами мемуары. Тогда же они появились в Париже.
Герцен А.И. Княгиня Екатерина Романовна Дашкова // Дашкова Е.Р. Записки 1743—1810. Л., 1985. С. 258.
4 Храповицкий А.В. Памятные записки. М., 1990. С. 268.
5 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. М.—Л., 1937—1949. Т. XII. С. 337.
6 ШугуровМ.Ф. Указ. соч. С. 187.
Отечественный читатель знакомился с отрывками мемуаров, опубликованными в 1842 г. в журнале «Москвитянин», в 1845 г. — «Современник» и 1873 г. — «Русская старина». Рукопись, некогда оставшаяся у Дашковой, была издана в 1881 г. в XXI книге «Архива князя Воронцова». Но задолго до этих официальных публикаций текст княгини ходил в списках, количество которых теперь трудно подсчитать. Благодаря ним, с текстом были знакомы П.А. Вяземский, Н.М. Карамзин, И.И. Дмитриев, А.С. Пушкин, М.П. Погодин, С.Н. Глинка, Д.Н. Бантыш-Каменский. Заинтересованные лица находили источник и даже помещали его пересказ в печатные статьи, разумеется, без ссылки.
Семен Романович ошибался, полагая, что неточности текста «бросаются в глаза всем и каждому» — время работало против него. В живых оставалось все меньше людей, непосредственно знакомых с екатерининской эпохой. И появлялось все больше читателей, способных верить легко, без вопросов.
Однако в настоящий момент ученые знают об эпохе нашей героини намного больше, чем в середине XIX в. Диктуя мемуары, Дашкова не могла и представить, что когда-нибудь будут опубликованы не только ее письма, но и корреспонденция самой императрицы, актовый материал, уголовные дела. Ей казалось, что ее воспоминаниям не придется соперничать с другими источниками. Поначалу так и было. Но введение в научный оборот массы иных материалов поставило под вопрос многие утверждения Дашковой.
Современный специалист при чтении «Записок» испытывает оторопь, сходную с той, что охватила Семена Воронцова: «пропасть анахронизмов», «факты не только ложные, но и совершенно невероятные».
Приведем пример. Это одно из самых известных мест в воспоминаниях, когда накануне смерти императрицы Елизаветы Петровны в декабре 1761 г. 19-летняя Екатерина Романовна приходит к 33-летней великой княгине Екатерине Алексеевне.
Ощущение скорого переворота висело в воздухе. Сгорая от нетерпения, Дашкова сама решила разузнать у Екатерины ее планы. «20 декабря, в полночь, я поднялась с постели, завернулась в теплую шубу и отправилась в деревянный дворец на Мойке, где тогда жила Екатерина... Я нашла ее в постели... "Милая княгиня, - сказала она, - прежде чем Вы объясните мне, что вас побудило в такое необыкновенное время явиться сюда, отогрейтесь..." Затем она пригласила меня в свою постель и, завернув мои ноги в одеяло, позволила говорить. "При настоящем порядке вещей, - сказала я, - когда императрица стоит на краю гроба, я не могу больше выносить мысли о той неизвестности, которая ожидает Вас... Неужели нет никаких средств против грозящей опасности, которая мрачной тучей висит над Вашей головой?.. Есть ли у Вас какой-нибудь план, какая-нибудь предосторожность для вашего спасения? Благоволите ли вы дать приказа-
ния и уполномочить меня распоряжением?" Великая княгиня, заплакав, прижала мою руку к своему сердцу. "С полной откровенностью, по истине объявляю Вам, что я не имею никакого плана, ни к чему не стремлюсь и в одно верю, что бы ни случилось, я все вынесу великодушно..." "В таком случае, - сказала я, - Ваши друзья должны действовать за вас"»7.
Обратим внимание, как пассивно выглядит Екатерина под пером подруги. Для юной заговорщицы вполне извинительно видеть себя маленьким фельдмаршалом, не позволявшим любимому предмету даже слова вставить в намеченный план. Но эти строки принадлежат 60-летней опытной женщине, многократно убеждавшейся, каким деятельным и предусмотрительным политиком была Екатерина II. Тем не менее.
Рассказ о ночном свидании вызывает много вопросов. Настораживает точная дата рандеву - 20 декабря. Обычно Екатерина Романовна указывала время приблизительно, путалась, переставляла происшествия местами. У нее была слабая память на числа, поэтому при подготовке «Записок» она просила брата Александра Романовича прислать ей нечто вроде
хронологической таблицы важнейших событий екатерининского царство-
8
вания .
Появление точной даты в «Записках» княгини - должно всегда обращать на себя внимание читателя. Следует знать, что перед кончиной Елизаветы Петровны вокруг дворца были выставлены удвоенные караулы. Секретарь датского посольства Андреас Шумахер сообщал: «За 24 часа до смерти императрицы были поставлены под ружье все гвардейские полки. Закрылись кабаки. По всем улицам рассеялись сильные конные и пешие патрули. На площадях расставлены пикеты, стража при дворце удвоена. Под окнами нового императора разместили многочисленную артиллерию. и лишь по прошествии восьми дней ее убрали»9. Назвав точную дату рандеву, мемуаристка показывала, что успела проскользнуть к подруге еще до пикетов.
Имелось еще одно событие, которое следовало опередить, иначе честь первого разговора с великой княгиней становилась не безусловной. Оно опущено в «Записках» Дашковой, зато сохранилось в мемуарах Екатерины II. «При самой кончине Государыни Императрицы Елизаветы Петровны прислал ко мне князь Михаил Иванович Дашков, тогдашний капитан гвардии, сказать: "Повели, и мы тебя возведем на престол". Я приказала ему сказать: "Бога ради, не начинайте вздор; что Бог захочет, то и будет, а ваше предприятие есть ранновременная и не созрелая вещь"»10.
7
Записки княгини Е.Р. Дашковой. Лондон, 1859. С. 25—27. Архив князя Воронцова. Кн. V. Ч. I. М., 1872. С. 1—5.
9 Шумахер А. История низложения и гибели Петра III // Со шпагой и факелом. 1725— 1825. Дворцовые перевороты в России. М., 1991. С. 272.
10 Екатерина II. О смерти императрицы Елизаветы Петровны // Сочинения. М., 1990. С. 463.
Как видим, и Дашковой, и ее мужу Екатерина говорит примерно одно и то же. Но для логики выстроенного в «Записках» образа княгини — главы заговора — важно, чтобы ночной разговор между подругами состоялся раньше, чем прозвучали аналогичные предложения от других сторонников.
Любопытно, какая из встреч состоялась в реальности? Императрица ни слова не писала о беседе с подругой. Дашкова же молчала о муже. Михаилу Ивановичу супруга отвела роль восторженного зрителя. «Он. рукоплескал моей энергии. попросив только не подвергать здоровья опасности». Однако в личной записке подруга советовала Екатерине вступить в переговоры именно с ее мужем. Та отвечала: «Князь Дашков знает, что я не могу видеть его иначе, как в обществе, и говорить с ним откры-то»11.
Гвардейский офицер, ссылаясь на служебную надобность, мог появиться во дворце даже после усиления караулов. А вот приезд его жены был ничем не мотивирован. Скорее всего Екатерина Романовна творчески преобразовала в свой личный разговор с великой княгиней беседу будущей императрицы и капитана Кирасирского полка Михаила Дашкова, произошедшую к тому же через посредника. Не было ни ночного приезда, ни общей постели, ни слез, ни объятий подруг.
Продолжим проверку.
25 декабря императрица Елизавета скончалась. Рождество оказалось печальным. Дашкова писала, что не выходила из комнат «под предлогом нездоровья». На третий день после восшествия на престол Петр III прислал к ней «посла», «желая видеть. вечером во дворце», назавтра приглашение повторилось. Наконец, спустя три дня, «сестра уведомила меня, что государь сердится на мои отказы». Пришлось ехать.
30 декабря «как только я появилась на глаза императора, он стал говорить со мной о предмете, близком его сердцу, и в таких выражениях, что нельзя было больше сомневаться насчет будущего положения Екатерины. Он говорил шепотом, полунамеками, но ясно, что он намерен был лишить ее трона и возвести на ее место Романовну, то есть мою сестру». В заключении Петр сказал княгине: «.Дорожите нами немного побольше; придет время, когда вы раскаетесь за всякое невнимание, показанное вашей сестре»12.
Создается впечатление, будто молодой государь проявлял заинтересованность в сестре фаворитки: трижды посылал за ней, а потом взялся втолковывать, как опрометчиво она ведет себя, избегая его общества. Но вот что настораживает: Камер-фурьерский церемониальный журнал, со-
11 Письма императрицы Екатерины II // Записки княгини Е.Р. Дашковой. Лондон, 1859.
С. 302, 304.
12
Записки княгини Е.Р. Дашковой. Лондон, 1859. С. 29.
ставлявшийся специально, чтобы фиксировать день за днем жизнь императора (придворные выходы, развлечения, приглашенных к обеденным и карточным столам) не упоминает присутствия Дашковой при дворе.
Только однажды, 23 февраля, по случаю дня рождения императора, она вместе с мужем появится за столом новой государыни в ее внутренних
13
покоях, среди 12-ти приглашенных . Но не за столом у самого Петра III.
Княгиня сообщала, что постаралась отвлечь государя от разговоров о сестре, подойдя к карточному столу. «Всегда выигрывал император, так как он не брал фишек, и когда проигрывал, то вынимал из кармана империал, чтобы покрыть им пульку, но так как у него в кармане было, конечно, более десяти империалов, то он всегда, в конце концов, срывал пульку». Сыграв одну партию, Дашкова наотрез отказалась участвовать во второй. «Я, напустив на себя ребячески глупый вид, ответила, что недостаточно богата, чтобы позволить так обирать себя»14.
«Обыкновенные участники карточных вечеров Петра III. все с удивлением взглянули на меня, - писала Дашкова, - и когда я вырвалась из их круга. произнесли: "Это бес, а не женщина"». (В другой редакции: «Вот мужественная женщина!») И снова Камер-фурьерский журнал разочарует нас, не указав княгиню в числе приглашенных к карточному столу. Неверно полагать, будто младшая сестра фаворитки, известная дружбой с опальной государыней, не считалась значительной персоной, чтобы называть ее среди участников игры. Камер-фурьерский журнал в соответствии со своим назначением фиксировал всех, прибывших ко двору. А карточная игра императора - слишком важное этикетное событие, чтобы пропускать его участников. Приглашение к ней - особая милость, о которой иностранные министры сообщали своим дворам. Оно подчеркивало статус вельможи, его близость к монарху. И Дашкова, рассказывая о том, как Петр III безуспешно добивался ее участия в следующей пульке, даже предлагал играть «пополам» с ним, мыслила в названном русле.
Согласно «Запискам», за Екатериной Романовной охотились оба претендента на престол. В конечном счете, выиграл именно тот, с кем осталась княгиня. Таков подтекст. А на деле? Если в Камер-фурьерском журнале наша героиня не отмечена за карточным столом, стало быть, ее там не было. Она могла услышать историю о жульничестве императора, и, как многие мемуаристы, сделать себя участницей интересного эпизода.
Где же в действительности побывала молодая княгиня? «Все придворные и знатные городские дамы, соответственно чинам своих мужей, должны были поочередно дежурить в той комнате, где стоял катафалк», -сообщала Екатерина Романовна. Вероятно, «посол» из дворца трижды
13
Тычина Л.В., Бессарабова Н.В. Княгиня Дашкова и императорский двор. М., 2006. С. 20.
14ДашковаЕ.Р. Записки 1743—1810. Л., 1985. С. 21.
приглашал Дашкову именно на траурное дежурство. И выговор императора был вызван промедлением княгини встать в печальный караул.
Как соединить эти выводы с рассказами Марты Уилмот? Готовя мемуары к публикации, «ирландская дочь» писала издателю лорду С.Д. Гленберви о Дашковой: «Она отличалась необыкновенной простотой и правдивостью - качествами, которых в такой степени развития, как у нее, я не встречала решительно ни у кого, кроме тех, что говорят или пишут под присягой. Ничто не могло подкупить ее к приукрашиванию факта, ничто не могло удержать от сообщения истины. Она думала, что для доказательства. достаточно одного ее свидетельства»15.
Мы привели всего два примера проверки достоверности. Но при сличении «Записок» с другими источниками происходит тотальное, пошаговое изменение картины. В настоящий момент уже можно говорить о том, что перед исследователями рассказ о жизни, прожитой в воображении. Источник скорее литературный, чем исторический. Он показывает не реальные события, а видение автора, который передумывает свое прошлое, чтобы примириться с ним.
15 Дополнение к запискам Дашковой. Рассказ издательницы // Записки княгини Е.Р. Дашковой. Лондон, 1859. С. 406.
