CC BY
81М.Н. Химин
ИГРА АХИЛЛА И АЯКСА: ПРОБЛЕМА ОПРЕДЕЛЕНИЯ СИЛЬНЕЙШЕГО ГЕРОЯ
Игра Ахилла и Аякса - сюжет известный в основном только по иконографическому материалу - немногим менее, чем по 200 памятникам, в подавляющем большинстве представленным афинской вазописью1.
Два героя сидят друг напротив друга, склонившись над игральной доской2. Безошибочно определить персонажей и результат игры позволяют подписи с именами героев и числом очков, сопровождающие некоторые сцены: 4 - 33 или 4 - 24 в пользу Ахилла. В большинстве случаев между Ахиллом и Аяксом изображена стоящая Афина или дерево - пальма. Ряд сцен по сторонам фланкируется изображениями военной стычки -несколько воинов убегают от преследующего их врага. По надписи на чаше Эвергида один из нападающих идентифицируется с Гектором5.
Первым к проблеме интерпретации этих изображений обратился выдающийся немецкий ученый К. Роберт. Он высказал мнение, что сюжет игры героев был заимствован вазописцами из потерянной поэмы «Паламедия» и предложил следующую его трактовку. Ахилл и Аякс находятся в карауле (о чем, по его замечанию, свидетельствует их полное вооружение) и, потеряв бдительность за игрой, не замечают, как подошедшие троянцы начинают теснить ахейских воинов, поэтому появившаяся Афина призывает героев к сражению6. Гипотезу К. Роберта в дальнейшем разделили Ф. Хаузер, Б. Швейцер, К. Шефолд, Дж.Д. Бизли, М. Мур, А. Коссатц-Дайссман и многие другие исследователи7.
1 Наиболее полный список памятников, на которых представлен этот сюжет, см.: Buchholz H.-G. Brettspielende Helden / / Sport und Spiel / S. Laser. Archaeologia Homerica. Kapitel T. Göttingen, 1987. S. 127-184. № 1-187; также: Woodford S. Ajax and Achilles Playing a Game on an Olpe in Oxford // JHS. 1982. Vol. 102. P. 181-184; Kossatz-Deissmann A. Achilleus // LIMC. 1981. Bd. 1. S. 96-103. № 391-427.
2 Вазописные изображения не позволяют определить, в какую именно игру Ахилл и Аякс играют: в одних случаях герои представлены бросающими кости, в других - передвигающими игральные фишки. С. Вудфорд не исключает возможности, что художники не имели в виду какую-то одну определенную игру (op. cit. P. 184-185). О древнегреческих настольных играх см.: LamerH. Lusoria tabula // RE. 1927. Bd. 13.2. Sp. 1900-2029; Austin R.G. Greek Board-Games // Antiquity. 1940. Vol. 14. P. 257-171; Murray H.J.R. A History of Board Games Other than Chess. Oxf., 1957. P. 24-29; Brumbaugh R. The Knossos Game Board // AJA. 1975. Vol. 79. № 1. P. 135-136; Kurke L.. Ancient Greek Board Games and How to Play Them // CPh. 1999. Vol. 94. P. 247-265.
3 Kossatz-Deissmann A. Op. cit. S. 97. № 397 (с илл.); Buchholz H.-G. Op. cit. S. 144-145. № 21. Taf. V a-b.
4 Kossatz-Deissmann A. Op. cit. S. 98. № 403 (с илл.); Buchholz H.-G. Op. cit. S. 169-170. № 146. На фрагменте чаши из Парижа также указано число «2»; на чаше Эпиктета - число «4» (Kossatz-Deissmann A. Op. cit. S. 102, 100-101. № 427, 418 (с илл.); Buchholz H.-G. Op. cit. S. 176-177. № 184, 182).
5 Kossatz-Deissmann A. Op. cit. S. 101-102. № 424 (с илл.); Buchholz H.-G. Op. cit. S. 155. № 72.
6 Robert C. Die Neckya des Polygnot // Hallisches Winckelmannsprogramm. 1892. Bd. 16. S. 57; idem. Die griechische Heldensage. B., 1923. Bd. 2. S. 1126-1127.
7 Hauser F. Griechische Vasenmalerei. München, 1910. Bd. 3. S. 66-67; Schweitzer B. Die Entwicklung der Bildform in der attischen Kunst von 540 bis 490 // Jdl. 1929. Bd. 44. S. 116-117; Schefold K Statuen auf Vasenbildern // Jdl. 1937. Bd. 52. S. 30-33; idem (with the assistance of L. Giuliani). Gods and Heroes in Late Archaic Greek Art. Cambr., 1992. P. 273; Chase G.H. Two Sixth Century Attic Vase // BMFA. 1946. Vol. 44. P. 49; Diel E.E. Eine attische
Несколько иную позицию в осмыслении сюжета занял Х. Ламер. Не подвергая сомнению правильность интерпретации К. Роберта, он предположил, что вазописец мог создать оригинальную композицию, не опираясь на какое-либо литературное свидетельство8. В последующем Х. Ламера поддержали Х. Моммзен9, Л. Кёрке10 и особенно С. Вудфорд, выступившая с категоричным утверждением, что изображения игры Ахилла и Аякса не восходят не только к какому-либо эпическому источнику, но даже и к устной традиции. По мнению исследовательницы, своему возникновению этот сюжет обязан афинскому вазописцу Эксекию. На амфоре из Ватикана (540-530 гг. до н.э.)11 Эксекий создал жанровую сцену, повествующую о том, как два героя во время долгой осады Трои развлекали себя занятной игрой (илл. 1)12. В дальнейшем, предполагает С. Вудфорд, тема игры была осмыслена по-новому. Вазописцы могли полагать, что «Ахилла, избранника Афины, необходимо изображать рядом с божественной патронессой даже в ходе игры» или могли считать, что в силу иконографической идентичности двух героев, следовало как-то подчеркнуть различие между ними, в результате чего в композицию было введено изображение Афины, обращенной к Ахиллу. Кроме того, как замечает исследовательница, при перенесении сцены игры с кили-ков на амфоры перед художниками возникла проблема заполнения широкого поля, не занятого фигурами играющих героев. Многие малодаровитые мастера чернофигурного стиля решали эту задачу традиционно -путем размещения по сторонам второстепенных персонажей: воинов, мужчин, юношей, женщин, менад и т.д. Однако вазописцы краснофи-гурного стиля нашли более органичное решение: они обогатили повествовательную линию сюжета, добавив к теме игры еще и тему военного конфликта, представленного по сторонам от сидящих героев (чаша Эпиктета, ок. 510 г. до н.э. (илл. 2)13; чаша Эвергида, также ок. 510 г. до н.э. (илл. 3)14; чаша Макрона, 490-480 гг. до н.э.15). В результате изме-
Amphora mit brettspielenden Helden // BerlMus. 1962. Bd. 12. S. 34-36; Caskey L.D., Beazley J.D. Attic Vase Paintings in the Museum of Fine Arts, Boston. Oxf., 1961. Vol. 3. P. 1-7; Kemp-Lindemann D. Darstelungen des Achilleus in griechischer und römischer Kunst. Berlin; Frankfurt, 1975. S. 85; Thompson D.L. Exekias and the Brettspieler // ArchCl. 1976. Bd. 27. P. 30-32; Moore M. Exekias and Telamonian Ajax // AJA. 1980. Vol. 4. № 4. P. 418; Kossatz-Deissmann A. Op. cit. S. 96, 103; Lowenstam S. The Arming of Achilleus on Early Greek Vases // ClAnt. 1993. Vol. 12.^№ 2. P. 215; Small J.P. The Parallel worlds of Classical Art and Text. Cambr., 2003. P. 26 (Й. Смолл не исключает возможности, что сказание существовало только в устной традиции). С тем, что изображения игры должны восходить к нарративному источнику, выразили согласие Э. Кунце, Х. Буххольц и С. Вест (Kunze E. Archaische Schildbänder. B., 1950. S. 144; BuchholzH.-G. Op. cit. S. 126; West S. A Commentary on Homer's Odyssey / Ed. by A. Heubeck, S. West, J.B. Hainsworth. Vol. 1. Books I-IV. Oxf., 1988. P. 88). Т. Карпентер и Г. Хедрин, принимая интерпретацию К. Роберта, воздерживаются от суждения по вопросу происхождения сюжета (Carpenter T.H. Art and Myth in Ancient Greece. L., 1996. P. 200; Hedreen G. Capturing Troy. The Narrative Functions of Landscape in Archaic and Classical Greek Art. Ann Arbor, 2001. P. 91-104).
8 Lamer H. Op. cit. Sp. 1994.
9 Mommsen H. Achill und Aias plichtvergessen? // Tainia: Festschrift R. Hampe / Hrsg. von H.A. Cahn, A. Simon. Mainz am Rhein, 1980. S. 151-152.
10 Kurke L. Op. cit. P. 261-263.
11 См. выше прим. 3.
12 Более ранняя работа Эксекия на этот сюжет известна по ряду фрагментов. См.: Moore М. Op. cit. P. 419-421.
13 Kossatz-Deissmann A. Op. cit. P. 101. № 418; BuchhoZ H.-G. Op. cit. S. 176. № 182; Hedreen G. Op. cit. P. 93. Fig. 22 a-b.
14 См. выше прим 5.
нилась роль Афины: теперь она выступала не в качестве покровительницы Ахилла, а как вестник, призывающий героев к оружию16.
Гипотеза С. Вудфорд вызывает ряд серьезных возражений. Во-первых, нельзя согласиться с ее предположением (равно как и мнениями Х. Ламера, Х. Моммзен и Л. Кёрке) о художественном происхождении этого сюжета. Вазописцы никогда не создавали сцены, посвященные деяниям мифологических героев, не обращаясь при этом к источнику -нарративному или устному. Если художник и чувствовал определенную долю «творческой свободы», так только в интерпретации мифа, который он мог изменять только в деталях, и реже на повествовательном уровне. К тому же изображения игры Ахилла и Аякса, судя по числу дошедших до нас памятников, пользовались большой популярностью. На тему игры двух героев в Афинах в конце VI в. до н.э. была создана даже монументальная скульптурная группа, поставленная на Акрополе17. Принимая это во внимание, невозможно представить, чтобы рассматриваемый сюжет получил такое широкое распространение с легкой руки одного вазописца, даже такого крупного, как Эксекий18. Также вызывает сомнение и правомерность утверждения С. Вудфорд, что изображение нападения троянцев на ахейский лагерь появилось в результате поиска нового композиционного решения. В этом случае мотив военного конфликта, хотя и оказывался сюжетно связанным с центральной сценой посредством фигуры Афины, призывающей героев к оружию, все же имел бы только второстепенное значение. Однако на чаше из Британского музея изображение игры Ахилла и Аякса помещено под ручкой, в то время как сцены атаки троянцев помещены в центр композиции. И здесь невольно возникает вопрос, каким образом могла произойти подобная инверсия, то есть, как второстепенный мотив стал главным и наоборот? Нам представляется, что такая трактовка могла возникнуть только при том условии, что нападение троянцев являлось одной из сю-жетообразующих частей сказания об игре Ахилла и Аякса. Это предположение находит прямое подтверждение при обращении к сцене игры, представленной на амфоре из коллекции Андре Эммериха, где играющих героев атакует гоплит с поднятым в их сторону копьем19. Включение в композицию фигуры нападающего воина нельзя объяснить иначе, как желанием художника в рамках одной компактной сцены отобразить миф в наиболее полной форме20.
15 Kossatz-Deissmann A. Op. cit. P. 101. № 423 (с илл.); Buchholz H.-G. Op. cit. S. 176.
№ 183.
16 Woodford S. Op. cit. P. 178-181; eadem. The Trojan War in Ancient Art. L., 1993. P. 64.
17 Помимо ряда фрагментов эта скульптура известна по изображению на вазе из Берлина (Kossatz-Deissmann A. Op. cit. P. 100. № 417 (с илл.), 420 (с илл.); Buchholz H.-G. Op. cit. S. 178-179. № 187).
18 О творчестве Эксекия см.: Technau W. Exekias. Leipzig, 1936; Beazley J.D. ABV. P. 6980; Neutsch W. Ein Meister der griechischen Vasenmalerei. Marburg, 1949/1950; Moore M. Horses by Exekias // AJA. 1968. Vol. 72. № 4. P. 357-368; Boardman J. Exekias // AJA. 1978. Vol. 82. № 1. P. 11-25.
19 Kunze-Götte E. CVA. 1982. № 9. S. 42.
20 Изображение военного конфликта включено в сцену игры Ахилла и Аякса на чер-нофигурной амфоре из Мюнхена. На стороне А справа по направлению к Ахиллу и Аяксу быстрым шагом направляются два гоплита, еще один гоплит стоит слева; Афина жестом поднятой левой руки призывает героев к оружию, в то время как само сражение разворачивается на стороне Б. При этом композиция заключена в единое окружающее тулово вазы
Что же касается мнения С. Вудфорд о причине появления в сценах Афины, то оно в целом согласуется с мнением Х. Моммзен, полагающей, что вазописцы использовали изображение богини с поднятой рукой вверх, с целью подчеркнуть победу Ахилла21. Ряд памятников, однако, дает серьезные основания полагать, что Афина фигурировала в мифе, и это, в свою очередь, объясняет ее частое появление в сценах игры: из 168 памятников она присутствует на 98. Требование композиции вынуждало художника изображать Афину фронтально, но разворот ее головы влево подразумевал, что она стоит лицом к Ахиллу. Не случайно на вазе из Мюнхена22 на присутствие богини обращает внимание только Ахилл, в то время как Аяксу, продолжающему смотреть на игральную доску, она остается невидимой (илл. 2). О том, что взаимосвязь героя с богиней подчеркивали подобным образом и другие вазописцы, свидетельствует изображение Ахилла, смотрящего на Афину, что мы наблюдаем на сохранившейся части вазы мастера Макрона23. Учитывая, что появление Афины, как и других олимпийских богов, видимых только избранному герою, является общим местом в эпической поэзии, то такая трактовка, следует полагать, сложилась под влиянием нарративного источника. При этом в действиях Афины, изображенной либо дарующей Ахиллу победу, либо призывающей героя к оружию, нет противоречия, поскольку эти действия могли развиваться последовательно.
Иконографические вариации, понятые С. Вудфорд как результат художественной эволюции сюжета, имеют весьма простое объяснение: вазописцы изображали различные моменты одного сказания, заимствованного из эпической традиции24. Мастера, которые представляли Ахилла и Аякса наедине, акцентировали внимание на самой игре, те же художники, которые изображали в композиции фигуру Афины, подчеркивали победу Ахилла над Аяксом, и, наконец, те вазописцы, которые дополняли сцену темой военного конфликта, сообщали зрителю о событиях, разворачивающихся одновременно игре двух героев.
Также нельзя согласиться с мнением С. Вудфорд, что вазописцы подразумевали различные места действия сюжета: не только под Троей, но и в Авлиде, где Паламед изобрел игру в кости, и в Аиде. И все же для большей ясности рассмотрим этот тезис отдельно.
В пользу локализации игры в Авлиде английская исследовательница приводит следующие доводы: пальма, представленная во многих сценах, являлась культовым деревом Артемиды, священный участок которой располагался в Авлиде; изображенные на ряде памятников птицы являются аллюзией на знамение, явившееся ахейцам в Авлиде - девять воробьев были съедены на глазах войска внезапно напавшим на птичье
изобразительное пространство. Э. Кунце-Гёте датирует амфору 510-500 гг. до н.э. и считает, что она является более ранним памятником, чем чаши Эпиктета и Эвергида (Kunze-Gôtte E. Op. cit. S. 41-43. Taf. 35, 1-2).
21 Mommsen H. Op. cit. S. 140-146.
22 Kossatz-Deissmann A. Op. cit. P. 98-99. № 404 (с илл.); BuchholzH.-G. Op. cit. S. 164.
№ 118.
23 Kossatz-Deissmann A. Op. cit. P. 101. № 423 (с илл.); BuchholzH.-G. Op. cit. P. 176.
№ 183.
24 Приведенная Аристофаном строка из потерянной трагедии Еврипида - «Ахилл кинул кости - дважды по три очка» (Aristoph. Ran. 1400) является прямым свидетельством существования нарративной традиции об игре Ахилла в кости.
гнездо змеем (Hom. И. II.309-319). Ни один из этих аргументов не выдерживает критики. Пальма в древнегреческой вазописи не изображалась исключительно в качестве священного дерева Артемиды, но ее можно было увидеть в различных сценах в качестве коннотации экзотического места25. Что же касается изображения птиц, то они символизировали победу Ахилла и никакой семантической связи с Авлидой не имели. Так, на чаше из Ватикана на стороне А изображен бросок Аякса, а на стороне Б - Ахилла. Соответственно, пока исход игры не решен, вазопи-сец изображает птиц по сторонам от обоих героев, но, когда Ахилл становится победителем, - только над его головой26. В поддержку другого возможного места действия игры - в Аиде, С. Вудфорд приводит указание Павсания на то, что Полигнот в одной из картин дельфийской Лесхи изобразил Аякса Саламинского, Паламеда и Терсита, играющих в кости (Paus. X.31.1)27. Даже если упустить из виду тот факт, что сюжет этой картины не имеет никакого отношения к игре Ахилла и Аякса и поэтому ровным счетом ничего не доказывает, трудно принять предложенную С. Вудфорд локализацию места действия еще и по той причине, что, если изображение игры не опиралось на источник, то художник должен был бы как-то идентифицировать Аид. Иначе, спрашивается, как афинянин мог понять, что на том или ином памятнике Ахилл и Аякс играют в загробном мире, а не под Троей? Однако подобной идентификации ни в одном изображении не встречается, и это является прямым свидетельством того, что вазописцы никогда не подразумевали Аид как место игры двух героев.
Основной причиной, по которой вышеуказанные исследователи пришли к мнению о художественном происхождении сюжета, должно быть, является несоответствие, заключающееся в том, что при большой популярности вазописных изображений нарративные источники по этому сюжет отсутствуют. Однако никакого противоречия здесь может и не быть, если учесть, что популярность сцен, вероятно, определялась политико-идеологическими коннотациями, а не успехом какого-то литературного произведения, в котором этот сюжет фигурировал.
Так, по мнению Д. Бордмана, обращение Эксекия и последующих мастеров к этому сюжету было связано с политическими событиями в Афинах в третей четверти VI в. до н. э., а именно - с утверждением Пи-систратом тирании. Исследователь указал на тесную связь изображений играющих ахейских героев, которые подверглись нападению, и сообщения Геродота (I.63), что Писистрат, высадившись на побережье около Марафона, нашел афинян, намеривавшихся оказать ему сопротивление, играющими в кости и спящими после завтрака, и, таким образом, застав их врасплох, одержал легкую победу при Пеллене в 546 г. до н. э. С приходом Писистрата к власти, как замечает Д. Бордман, гордость афинян, долгое время живших без тирании, была ущемлена, и лучшим способом сохранить достоинство для них могла служить какая-нибудь сход-
25 См.: Hedreen.. G. Op. cit. P. 102.
26 В нескольких других сценах в композицию включена только одна птица. См.: BuchhoZH.-G. Op. cit. S. 149-150, 152. № 34 (Taf. 55c), 37, 49.
27 По сообщению Пиндара, на Острове Блаженных герои, наряду с верховой ездой и игрой на лире, занимали себя игрой в кости (Pind. Frag. 129.6).
ная ситуация, в которой оказались бы легендарные герои. В этой связи пример Ахилла и Аякса, полагает исследователь, с одной стороны выступал в качестве своеобразного утешения для афинян, что не только они проявили неосмотрительность, а с другой являлся напоминанием, что перед лицом угрозы необходимо соблюдать бдительность28.
Гипотеза Д. Бордмана, несмотря на свою привлекательность, вызывает ряд возражений. Во-первых, как считают исследователи, приведенный рассказ Геродота о битве при Пелене возник среди расположенного к Писистрату сельского населения Аттики29. Простой народ с иронией высмеивал изнеженных горожан, неспособных отказаться от привычного образа жизни даже в минуты опасности. Если это так, тогда вазописные изображения скорее должны были выражать не отношение побежденных к событиям битвы при Пеллене, а, наоборот, насмешливое отношение победителей к побежденным. Во-вторых, если появление в вазописи рассматриваемого сюжета было вызвано событиями, связанными с военным конфликтом, то почему тогда вазописцы так редко изображали нападение троянцев на ахейцев в качестве прямой аналогии нападения Писистрата на афинян, предпочитая вместо этого акцентировать внимание непосредственно на самой игре мифических героев? Из немногим менее, чем 200 известных на сегодняшний день афинских вазописных изображений, только на пяти памятниках представлены сцены атаки. Однако, высказывая скептическое отношение к предложенной Д. Бордманом интерпретации30, нельзя не согласиться с главным тезисом ученого - о связи игры Ахилла и Аякса с политическими событиями в Афинах второй половины VI в. до н.э. Иначе как объяснить тот факт, что появление сюжета в афинской вазописи и его широкая разработка приходится именно на период правления Писистрата и его сыновей? Должно быть, сюжет игры Ахилла и Аякса, уже существовавший ко времени Эксекия в нарративных источниках, в силу каких-то политико-идеологических установок, остающихся неясными, актуализировался и был перенесен в вазопись. Примером использования вазописи в политико-идеологических целях может служить целый ряд изображений на сюжеты из жизни Геракла, которые, по убедительному мнению Д. Бордмана, были ассоциативно связанны с образом Писистрата31. Следует также отметить, что сам Д. Бордман высказал сомнения, являлся ли Эксекий создателем сюжета игры двух героев, хотя и не исключил этой возможности в том случае, если содержание сцены не зависело от текста32.
28 Boardman J. Exekias... P. 24.
29 ДоватурА.И. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л., 1957. С. 74; Тумане Х. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла. СПб., 2002. С. 315-316.
30 Дополнительные критические замечания по этому вопросу см.: KurkeL. Op. cit.
P. 261.
31 Boardman J. Herakles, Peisistratos and Sons // RA. 1972. Fasc. 1. P. 57-72; idem. Herakles, Peisistratos and Eleusis // JHS. 1975. Vol. 95. P. 1-12; idem. Herakles, Peisistratos and Unconvinced // JHS. 1989. Vol. 109. P. 158. Об этом также см.: ТуманеХ. Идеологические аспекты власти Писистрата // ВДИ. 2001. № 4. С. 12-45; он же. Рождение Афины. С. 322-331 (с обширной дополнительной литературой).
32 Boardman J. Exekias. P. 21.
Итак, в свете высказанной критики, предложенную К. Робертом трактовку сюжета относительно художественного происхождения темы игры Ахилла и Аякса следует считать верной. Правда один из его тезисов нуждается в дополнительной аргументации. Немецкий ученый полагал, что полную паноплию Ахилла и Аякса можно рассматривать в качестве надежного критерия локализации места игры - за пределами лагеря. Это утверждение было развито Г. Хедрином, указавшим, что во всех сценах, происходящих в лагере, вооружение героев ограничивается только копьем или мечом, а вместо доспехов они носят хитоны33. Однако подобный аргумент является весьма спорным для решения вопроса об определении местоположения героев, так как мастера черно-фигурного стиля не изображали воинов в хитонах34. Для иконографии троянских героев единственное исключение составляют сцены посольства к Ахиллу, где Пелид в знак отказа от участия в войне сидит в палатке, закутавшись в гима-тий. Поэтому ахейские герои в черно-фигурной вазописи, если не предстают в героической наготе35, всегда носят в лагере доспехи (примеры: жертвоприношение Поликсены36; Аякс в сцене посольства к Ахиллу37; Ахилл, везущий тело Гектора вокруг могилы Патрокла38). В хитонах герои начинают изображаться только в вазописи красно-фигурного стиля, к которому и относятся все приводимые Г. Хедрином памятники. Однако другое свидетельство, к которому взывает американский исследователь, является существенным аргументом в пользу определения К. Робертом места действия игры, а именно - изображение на многих памятниках пальмы - дерева, которое предполагает, что герои находились за стенами лагеря39.
Разделяя интерпретацию К. Роберта и его тезис о существовании рассматриваемого сюжета в эпической поэзии, мы должны ответить на вопрос о значении самой игры. О чем же шла речь в этом мифе? Задавая этот вопрос, необходимо признаться, что без нарративных источников ответить на него со всей определенностью не представляется возможным. И все же, вазописные свидетельства, дающие общее представление о фабуле сказания, позволяют высказать некоторые суждения.
Ахилл и Аякс стоят на карауле, но за игрой не замечают нападения на ахейский лагерь троянцев. Из такого развития сюжета можно сделать вывод, что игра для героев являлась не просто приятным развлечением; она должна была иметь для них важное значение, иначе их поведение не находило бы должного объяснения. Речь должна была идти о каком-то споре, в который не преминула вступить сама Афина. Как представляется, единственным, что могло волновать двух сильнейших ахейских героев, являлся вопрос о первенстве. В качестве догадки эта мысль уже была высказана Г. Хедрином в опубликованной в 2001 г. монографии «Взятие
33 Hedreen G. Op. cit. P. 98-100.
34 Благодарность за обсуждение этого вопроса приношу А.М. Бутягину.
35 О наготе как героическом «костюме» (обнаженное тело воина, шлем и щит) см.: Hallet C. The Roman Nude. Oxf., 2005. P. 14, 18; также: Hurwit J.M. The Problem with Dexileos: Heroic and Other Nudities in Greek Art // AJA. 2007. Vol. 111. № 1. P. 51.
36 Boardman J. ABFH. P. 37. Il. 57.
37 Kossatz-Deissmann A. Op. cit. № 438 (с илл.).
38 Ibid. № 586 (с илл.).
39 Hedreen G. Op. cit. P. 101-102.
Трои»40. В этом случае появление Афины становится обоснованным. Богиня отдает пальму первенства своему избраннику - Ахиллу, а затем, в споре за доспехи Ахилла, дарует ее Одиссею.
Однако такое понимание сказания сопряжено с важным вопросом: каким образом или в какой связи могла возникнуть проблема сюжетного обоснования первенства Ахилла над Аяксом? Гомер прямо называет Ахилла первым, а Аякса вторым героем в войске Агамемнона (1l. II.768-769; XVII.279-280; Od.. XI.550-551). Правда из этого еще не следует, что лидерство Ахилла не могло оспариваться. В «Одиссее» феакский аэд Демодок поет песню о том, как между Ахиллом и Одиссеем «...однажды на жертвенном пире великом / Распря в ужасных словах загорелась...» (перев. В.А. Жуковского - VIII.76-77). В схолии к поэме сообщается, что этот спор произошел после смерти Гектора и что в его основе лежал вопрос: какая должна быть дальнейшая стратегия войны против Трои: может ли город быть взят силой, носителем которой является Ахилл, или хитростью, которой наделен Одиссей (Schol. ad Hom. Od.. VIII.75, 77)41? В дальнейшем, после смерти Ахилла, та же самая проблема решалась в споре за его доспехи. Только на этот раз соперником Одиссея выступил Аякс. Победа Одиссея сделала его новым вождем, что, в свою очередь, привело к созданию Троянского коня и, в итоге, - ко взятию города42. Но если Одиссей мог претендовать на главную роль среди ахейцев, предлагая свою стратегию ведения войны, то Аякс не имел оснований оспаривать первенство перед Ахиллом, так как был более слабым героем. Кажется, что подобный вывод сам собой опровергает правомерность предложенной интерпретации сюжета. Однако если взглянуть на игру двух героев не под углом развития событий Троянской войны, а с точки зрения пересечения двух традиций об Ахилле и Аяксе, то тогда спор за лидерство между двумя героями получает обоснование.
Еще в начале прошлого века выдающийся немецкий ученый Э. Бете высказал мнение, что, по древнейшей традиции, убийцей Гек-
40 Разделяя позицию Г. Хедрина относительно понимания этого сюжета (Hedreen G. Op. cit. P. 97), следует также отметить мнение Э. Вермеуль, которая, указывая на заимствование игры в шашки из Египта в VII в. до н.э. (о существовании к этому времени в Греции настольных игр свидетельствует указание Гомера: Od. 1.105) и на синхронное появление практики положения игральных досок и игральных костей в могилы, выступила с утверждением, что этот новый вид игры, также как и в Египте, имел эсхатологическое значение (Vermeule E. Aspects of Death in Early Greek Art and Poetry. Berkeley; Los Angeles, 1979. P. 8082). Правда, с самой интерпретацией сцен игры Ахилла и Аякса, предложенной Э. Вермеуль, трудно согласиться. Исследовательница высказала гипотезу, что эти сцены могли являться метафорой психостасии - взвешивания душ. Такая трактовка сюжета входит в противоречие с мифом: Ахилл умирает раньше Аякса, в то время как игра, с тем значением, которое вкладывает в нее исследовательница, должна была подразумевать противоположное, если учесть, что Ахилл побеждает Аякса. И все же, учитывая археологические свидетельства, нет оснований отрицать возможность того, что при появлении в Греции новой игры с эсхатологическим значением, в художественной традиции сказание об игре двух ахейских героев могло приобрести семантику смерти. Вопрос, кому быть первым героем - Ахиллу или Аяксу - неразрывно связан с идеей героической смерти. Каждый из двух героев погибает под Троей, но с той существенной разницей, что Ахилл, будучи сильнейшим героем, умер, совершив великий подвиг - убийство Гектора, приобретя тем самым неувядаемую славу, в то время как Аяксу, являющемуся только вторым воином после Ахилла, уготовлена была бесславная смерть.
41 Подробное обсуждение этого вопроса см.: Nagy G. The Best of the Achaeans: Concepts of the Hero in Archaic Greek Poetry. L., 1981. P. 42-58; также: Hedreen G. Op. cit. P. 173-175.
42 Hedreen G. Op. cit. P. 176-181.
тора был Аякс. Эта гипотеза была поддержана целым рядом исследо-вателей43.
В седьмой песне «Илиады» Гомер рассказывает о поединке Аякса с Гектором (VII.206-305). Описывая сражение, поэт говорит, что Аякс жерновым камнем проломил насквозь щит Гектора, ранил его колена (ЗХафе Se oi ф1Ха уоипаб' - ibid. 271), и тот упал на спину, придавленный под тяжестью камня щитом, но Аполлон тотчас поставил его на ноги (ibid. 270 sqq.). Противоречие здесь очевидно: с одной стороны, указывается на удар камня в щит, а с другой - на ранение коленей. Выражение «ослабить колени» (или «сокрушить колени») у Гомера является устойчивой формулой и означает убийство противника44. Так, например, о Диомеде поэт говорит, что «и многих и сильных ослабил он колени» (poXXüv те ка1 ёстбХыу уоипат' eXuaev - Л. V.176). Подобное определение встречается еще восемь раз в «Илиаде» (XI.579; XIII.360, 412; XV.291; XVI.425; XVII.349; XXII.335; XXIV.498) и три раза в «Одиссее» (XIV.69, 236; XXIV.381). На этом основании надо полагать, что в исходном варианте сказания Гектор был убит Аяксом45; но в дальнейшем при создании нового мифа - о гибели троянского героя от руки Ахилла - оно было изменено путем подмены формулировки «ослабить колени» на «повредить колени» и введением в сюжет Аполлона, спасшего Гектора46.
Правда, можно было бы предположить, что выражение «повредить колени» у Гомера используется в переносном значении, как и выражение «ослабить колени». Тогда все встало бы на свои места. Аякс кидает в Гектора огромный камень, пробивает им щит и «повреждает» колени При-амида, то есть обессиливает противника могучим ударом, так что тот падает наземь и оказывается придавленным щитом. Тут же Аякс нанес бы ему последний, смертельный удар, если бы не своевременная помощь Аполлона.
Однако против такого прочтения этих строк свидетельствует отсутствие формульного характера выражения «повредить колени», которое у Гомера, равно как и в других эпических источниках, больше ни разу не встречается и поэтому выглядит искусственным. Подобная искусственность становится особенно заметной, если обратить внимание, что применительно к тем ситуациям, когда герои находятся на краю гибели, поэт использует аналогичные формульные выражения, что и при описании смерти: «черная ночь затмила взор» Энея (dfi Se oaae кеХашп vuX егаХифеп -Л. V.310; эта же формула: XI.356), «глаза [Сарпедона] покрыла тьма» (ката S' ОфбаХ^ыу кехит' dxXuc - V.696; эта же формула: XVI.344; XX.421; Od. XXII.88). Другой пример: описывая в четырнадцатой песне «Илиады» поединок Гектора с Аяксом, Гомер говорит, что в результате удара камня «черная
43 Bethe E. Die trojanische Ausgrabungen und die Homerkritik // Neue Jahrbücher für das klassische Altertum. 1904. Bd. 13. S. 1-11; Wecklein N. Epikritische zur Homerischen Frage // SBMünch. 1923. Bd. 6. S. 23; CauerP. Grundfragen der Homerkritik. Leipzig, 1921. Hft. 1. S. 263-264; Клейн A.C. Анатомия Илиады. СПб., 1998. С. 179.
44 По мнению Р. Онианса, колени у древних греков считались одним из вместилищ жизненной силы (ОниансР. На коленях богов. Истоки европейской мысли о душе, разуме, теле, времени, мире и судьбе. М., 1999. С. 187-191).
45 Ср.: Bethe E. Op. cit. S. 10.
46 Клейн A. С. Указ. соч.
ночь затмила взор» Приамида (oi остсте nuX егаХифе meXaiva - И. XIV.438 sq.). При этом поэт сравнивает падение Гектора с падением дерева (с тополем, ясенем, сосной, дубом и оливковым деревом), то есть использует устойчивую метафору гибели героя (Л. IV.482; XIII. 178; 389-390; XVI.483-485; XVII.53). Во всех указанных случаях герои, однако, выживают. Энея спасает Афродита, чудесным образом возвращается жизнь к Сарпедону, Гектора наделяет огромной силой Аполлон.
Иными словами, для того, чтобы подчеркнуть, что удар Аякса не был смертельным, Гомеру вовсе не требовалось видоизменять устойчивую формулу47; он мог использовать выражение «ослабить колени», говоря всего лишь о близкой гибели героя, и помощь Аполлона (если допустить, что его участие в этой сцене было изначальным) была бы достаточным объяснением тому, каким образом Гектор избежал смерти. Но если поэт хотел отмежеваться от первоначальной традиции, то ему неизбежно следовало перефразировать формулу. В этом случае в исходном варианте Аякс нанес Гектору удар камнем в грудь, проломив щит, и тем самым «ослабил колени»48. В дальнейшем, по-видимому, Гомер видоизменил выражение и в итоге наделил его буквальным значением, в результате чего возникла видимая несогласованность в указании места удара камня: с одной стороны, он приходится на щит, о чем прямо сообщает поэт, а с другой - в колени, что имплицитно подразумевается содержанием фразы49.
Однако если исследователи признали существование первоначального мифа, согласно которому Гектор был убит Аяксом, то по вопросу определения места столкновения двух героев их мнения разошлись.
47 О поэтических формулах в эпической поэзии см.: Parry M. The Making of Homeric Verse: The Collected Papers of Milman Parry / Ed. by A. Parry. Oxf., 1971; Лорд А.Б. Сказитель. М., 1994. С. 42-83; Page D.L.. History and the Homeric Iliad. Berkeley, 1959. P. 220-230; Kirk G.S. The Songs of Homer. Cambridge, 1962. P. 59-68; idem. The Iliad: Commentary / Ed. by
G.S. Kirk. Vol. 1: Books 1-4. Cambridge, 2004. P. 24-30; Hoekstra A. Homeric modifications of Formulaic Prototypes. Studies in the Development of Greek Epic Diction. Amsterdam, 1965; Hainsworth J.B. The Flexibility of Homeric Formula. Oxf., 1968; Bowra C. M. Homer. L., 1972. P. 10-37; Тронский И.М. Вопросы языкового развития в античном обществе. Л., 1973. С. 138-150; Гордезиани Р.В. Проблемы гомеровского эпоса. Тбилиси, 1978. С. 243-254; Sacks R. The Traditional Phrase in Homer. Two Studies in Form, Meaning and Interpretation. Leiden; New York; Kobenhavn; Köln, 1987; Nagy G. Greek Mythology and Poetics. Ithaca; London, 1996. P. 18-35 (русский перевод: Надьод Г. Греческая мифология и поэтика / Пер.
H.П. Гринцера. М., 2002. С. 37-58).
48 В этой связи трудно согласиться с утверждением Л.С. Клейна, что по первоначальному варианту сказания удар камня пришелся на колено Гектора (КлейнЛ.С. Указ. соч.).
49 Следует, конечно, признать, что изменение формулы теоретически могло произойти в результате оговорки сказителя или могло быть вызвано требованиями метрики. Однако это менее вероятно. Иначе невольно возникает вопрос, почему изменение формулы из тринадцати указанных случаев ее использования у Гомера приходится именно на противоборство Аякса и Гектора, являющееся, по мнению П. Кауэра, древней и часто варьирующейся эпическими сказителями темой (CauerP. Op. cit. S. 263). Так, помимо единоборства, описанного в седьмой песне, в «Илиаде» Аякс и Гектор еще семь раз сталкиваются на поле боя (XIII. 190-193, 809-832; XIV.402-419; XV.415-418; XVI.415-418, 458-459; XVII.304). Поединок, описанный в четырнадцатой песне, дублирует сражение, разворачивающееся в седьмой песне: Аякс кидает огромный камень в щит Гектора, ранит его грудь; в следующий момент Приамид падает наземь и только своевременная помощь троянцев (вместо помощи Аполлона), вынесших его с поля боя, спасает героя от неминуемой гибели. Само падение Гектора сравнивается с дубом, валящимся с корнем под сокрушительным ударом Зевса (XIV.414-416). По вопросу интерпретации этой метафоры см.: Janco. R. The Iliad: Commentary / Ed. by G.S. Kirk. Vol. 4. Books 13-16. Cambr., 2004. P. 214-215. № 414-417.
Э. Бете отнес сказание о поединке Гектора и Аякса к древнейшей традиции о Троянской войне50. Это мнение разделил Н. Веклейн51. Против такой гипотезы выступил П. Кауэр, считавший, что в этом случае вся композиция «Илиады» потребовала бы перестройки. Исследователь высказался в пользу фиванского происхождения сказания, что подтверждается, по его замечанию, фиванским происхождением Гектора52. Такую позицию по этому вопросу занял и Л. С. Клейн53.
Как представляется, предположение Э. Бете не выглядит невероятным. Сказания о Троянской войне, судя по всему, появились уже в микенскую эпоху54. Соответственно, эпическая традиция по мере развития могла претерпеть самые серьезные изменения. И все же более правдоподобной является гипотеза П. Кауера в виду следующих свидетельств. Индивидуальным атрибутом Аякса является башнеобразный щит, имевший распространение в раннемикенскую эпоху (1600-1400 гг. до н.э.). Принимая во внимание этот факт, Д. Пейдж высказал мнение, что Аякс являлся самостоятельным героем еще до возникновения сказания о Троянской войне. С другой стороны, в каталоге кораблей об Аяксе упоминает всего лишь один стих, где сообщается о приведенных героем под Трою двенадцати кораблях с острова Саламина (1!. 11.557). По замечанию Д. Пейджа, это свидетельствует о том, что первоначально Аякс отсутствовал в каталоге и упоминание о нем было добавлено позднее55.
В этой связи игра двух героев как спор за первенство могла являться своеобразным средством размежевания Аякса и Гектора: троянского героя может убить только первый герой, которым Аяксу не суждено было стать, так как Афина даровала победу Ахиллу.
50 Bethe E. Op. cit.
51 Wecklein N Op. cit. S. 23.
52 Cauer P. Op. cit. S. 263-264. Фиванское происхождение Гектора еще до Р. Кауера отстаивал Э. Бете. Несмотря на поддержку гипотезы о фиванском происхождении Гектора со стороны ученых (КлейнЛ.С. Указ. соч. С. 184 со списком литературы), в ее адрес были высказаны и критические замечания. Так, М. Нильссон, пытаясь опровергнуть одно из главных свидетельств фиванских корней Гектора - существование культа и могилы этого героя в Фивах, ссылается на античную традицию, уточняющую, что останки Гектора были перенесены в Фивы по повелению дельфийского оракула и должны были явиться залогом процветания города (Paus. IX.18.5; Schol. in Lycophr. 1204), что, по его мнению, доказывает позднее происхождение культа Гектора в Фивах (Nilsson M.P. Homer and Mycenae. L., 1933. P. 48). В действительности же приведенный М. Нильссоном аргумент свидетельствует скорее об обратном. Практика перенесения костей, имеющих апотропеическое значение, всегда осуществлялась только со стороны родного герою города: например, перенесение останков Ореста из Тегеи в Спарту по указанию дельфийского оракула или костей Тезея со Скироса в Афины. Поэтому появление оракула относительно захоронения останков Гектора в Фивах можно объяснить только в том случае, если исходить из предпосылки, что культ Гектора уже существовал в этом городе.
53 Клейн Л. С. Указ. соч. С. 179-211.
54 См.: Nilsson M.P. The Mycenaean Origin of Greek Mythology. Berkeley; Los Angeles; London, 1972. P. 20-28; idem. Homer... P. 256-266; Page D.L. Op. cit. P. 218-261; Kirk G.S. The Songs... P. 105-125; idem. The Iliad. P. 11; Wood M. In Search of the Trojan War. L., 1985. P. 130-138; West M.L. The Rise of the Greek Epic // JHS. 1988. Vol. 58. P. 162; Burgess J. The Tradition of the Trojan War in Homer and the Epic Cycle. Baltimore; London, 2001. P. 2, 33-34; Зайцев А. И. Древнегреческий героический эпос и «Илиада» Гомера // Зайцев А. И. Избранные статьи. Т. 2 / Под ред. Н.А. Алмазовой, Л.Я. Жмудя. СПб., 2003. С. 225.
55 Гипотеза П. Кауэра согласуется и с мнением К. Роберта, согласно которому, до включения в сказание о Троянской войне Ахилла главным ахейским героем был Диомед (Robert C. Studien zur Ilias. B., 1901. S. 267-274).
Подобная фабула - игра двух героев во время несения караула -может показаться малозначительной для решения столь важного вопроса, как определение сильнейшего воина. Однако с точки зрения возможных последствий для Аякса именно такой сюжет являлся наиболее приемлемым. Это видно при обращении к мифу о споре Одиссея и Аякса за доспехи Ахилла. Согласно Гомеру, Фетида повелела отдать доспехи Ахилла лучшему герою, выбор которого осуществили троянцы по тайному наставлению Афины (Ой. XI.547-548). В то же время присуждение доспехов одному герою вследствие признания его более высоких воинских заслуг неизбежно уязвляло другого. В результате между оскорбленным Аяксом и ахейскими вождями, хотя они и не выступали в качестве су-дей56, возникла непреодолимая преграда, приведшая к самоубийству героя. Но если в конце войны помощь Аякса оказалась невостребованной ввиду того, что взятие Трои мог обеспечить только Одиссей, то в предыдущий этап войны, наоборот, участие Аякса являлось необходимым. Поэтому решение вопроса о первенстве в пользу Ахилла никоим образом не должно было уязвить Аякса. Мотив игры, в которой победу герою дарует сама Афина, позволял найти выход из сложившейся ситуации: с одной стороны, обосновать появление в ахейском стане нового вождя - Ахилла, и объяснить, почему Аякс не может быть таковым при его включении в новое сказание - о Троянской войне, а с другой - сохранить честь Аякса.
M.N. KHIMIN (SANCT-PETERSBURG)
ACHILLES AND AJAX PLAYING A GAME: THE PROBLEM OF IDENTIFYING THE STRONGEST HERO
Achilles and Ajax playing dice is a subject known only through a vase-painting, thus some scholars speculate that this story did not originate through epic tradition, but, rather, was created by visual artists. This interpretation, however, is unlikely for the following reason. In the earlier myths, it was Ajax who killed Hector, but later the epic was changed to have Achilles being the hero to bring Hector's downfall. Thus comes about the problem of identifying Achilles as the "first/foremost" hero in epics relating to Hector's death and explaining why Ajax could no longer be the hero to kill Hector. In order to explain that, it had to be shown that the stronger of the two heroes was Achilles and not Ajax. Thus, it is likely that the story about the game (which Achilles won) of two heroes in a Greek epic contained the abovementioned competition between Ajax and Achilles. Hence, the result of the game gave the answer to the question as to who is the best: because Ajax didn't become the "first" hero, he couldn't be the one to kill Hector.
56 Согласно Гомеру, в качестве судей выступали троянцы, которые, по внушению Афины, отдали в споре предпочтение Одиссею (Ой. Х1.547-548).
Иллюстрации к статье М.Н. Химнна
Рис. 1, Чернофигурная амфора (540-530 гг. до н.э.). Экзекий, Рим. Ватикан
Рис. 2. Краенофшурная чаша (ок. 510 г. до н.э.) Эпиктет. Флоренция. Археологический музей.
Рис. 3. Краснофигурная чаша (ок. 510 г. до н.э.). Эвергид. Лондон. Британский музей.
