CC BY
120
СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ
УДК 172.4
ИДЕЯ НЕНАСИЛИЯ: ФИЛОСОФСКИЕ И ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ (ПО РАБОТАМ И ВЫСТУПЛЕНИЯМ М.Л. КИНГА)
М.Л. Гельфонд, О.Н. Мищук
Посвящается изучению теории и практики ненасильственных общественных движений ХХ века. Исследование носит мультидисциплинарный характер и осуществляется на стыке социальной философии, этики и лингвистики. Предметом реконструкции и анализа являются идейные истоки, основные принципы и специфика организации ненасильственной борьбы на примере движения за гражданские права чернокожего населения США во главе с М.Л. Кингом, а также базовые когнитивно-концептуальные особенности архитектоники и композиционной структуры публичных выступлений М.Л. Кинга как оратора.
Ключевые слова: общество, мораль, религия, дискурс, социальные институты, свобода, ненасилие, любовь, справедливость.
Стратегическая альтернатива «насилия» и «ненасилия» как предельно жесткая морально-психологическая и политико-правовая дихотомия способов индивидуального и социального поведения людей в условиях конфликта отстаиваемых ими ценностей или интересов - отнюдь не искусственная дилемма спекулятивного разума или очередной утопический проект спасения человечества, а насущно-практическая проблема поиска и обоснования оптимального механизма организации и функционирования человеческого сообщества. Ее истоки можно обнаружить в религиозно-философских системах Древнего Востока, этических учениях античных мыслителей и проповедях христианских подвижников. Однако свое систематическое воплощение и всеобъемлющий резонанс противопоставление насилия и ненасилия получает в трудах Л.Н. Толстого. «Люди часто думают, - предостерегает он своих современников и потомков, - что вопрос о противлении или непротивлении злу насилием есть вопрос придуманный, вопрос, который можно обойти. А между тем это - вопрос, самою жизнью поставленный перед всеми людьми и перед всяким мыслящим человеком и неизбежно требующий своего разрешения» [8, с. 305].
Ответ Толстого на этот вопрос предельно однозначен, максимально последователен и хорошо знаком всему миру как безусловное утверждение фундаментального императива непротивления злу насилием. Последний интерпретируется Л.Н. Толстым преимущественно как системообразующее ядро истинного учения Христа. Л.Н. Толстой утверждает: Христос, категорически отрицая ветхозаветный закон Моисея (заметим, что Л.Н. Толстой квалифицирует требования Декалога Моисея, как правила талиона - «око за око, зуб за зуб») и «любя людей, учит их воздержанию от обеспечения себя насилием», т. е. прямо пред-
лагает качественно новую нормативно-ценностную установку - «не противься злу, а терпи его». Ее реализация предполагает следующий комплекс непротивленческих действий: «Первое: перестать самому делать прямое насилие, а также и готовиться к нему. Второе: не принимать участия в каком бы то ни было насилии, делаемом другими людьми, и также в приготовлениях к насилию. Третье: не одобрять никакое насилие <Курсив авт.>:
1) Не делать самому прямого насилия значит не хватать никого своими руками, не бить, не убивать, не делать этого для своих личных целей, а также и под предлогом общественной деятельности.
2) Не принимать участия в каком бы то ни было насилии значит не только не быть полицмейстером, губернатором, судьей, стражником, сборщиком податей, царем, министром, солдатом, но и не участвовать в судах просителем, защитником, сторожем, присяжным.
3) Не одобрять никакое насилие значит, кроме того, не пользоваться для своей выгоды никаким насилием, ни в речах, ни в писаниях, ни в поступках не выражать ни похвалы, ни согласия, ни с самим насилием, ни с делами, поддерживающими насилие или основанными на насилии» [6, с. 289, 151; 7, с. 920].
Очевидно, что сформулированная Л.Н. Толстым этико-нормативная программа непротивления злу насилием носит характер индивидуально -перфекционистской стратегии поведения подлинно автономного морального субъекта. И даже ее вынужденная проекция в пространство общественного бытия людей и функционирования основных социально-политических и государственно-правовых институтов превращается у Л.Н. Толстого в перманентное аргументирование неизбежности гиперкритического отношения к любым общественно-политическим практикам и правилам социальной дисциплины, а отнюдь не в самостоятельную социальную доктрину или предмет для выработки компромиссных точек зрения. Так знаменитый моралистический анархизм и тотальный пацифизм Л.Н Толстого, выражающиеся в форме последовательного эскапизма или «великого отказа» от любого сотрудничества с государством и категорического неприятия любых проявлений институционализированного и неинституционализированного насилия (военного, государственного или революционного), могут с полным на то основанием интерпретироваться как прямые следствия индивидуальной нравственно-религиозной позиции адепта непротивления, а не самодостаточные «технологии» решения актуальных социально-политических задач.
Как правило, подобное понимание ненасилия либо порождает откровенный скепсис в адрес моральной утопии «сообщества ангелов» (добровольного союза нравственно совершенствующихся и полностью исключающих из своего обихода всякое насилие индивидов), либо провоцирует критику со стороны более умеренных оппонентов-прагматиков, справедливо полагающих, что ненасилие не может существовать автаркично, как сугубо этический принцип, но должно рассматриваться и как принцип практический: как особый способ организации общественного движения или искусство политической борьбы, основанной на определенной моральной философии - философии отказа от насилия.
Данный прагматический аспект учения о ненасилии становится катализатором его дальнейшего развития, создавая предпосылки для конвертирования логики морали в технику массового социального действия. Наиболее динамично подобный процесс разворачивается в ХХ веке, когда стратегия ненасилия впервые и целенаправленно воплощается в форме различных общественных кампаний и акций, что оказывается залогом успешного решения целого ряда масштабных общественно-политических задач. Таким образом, конституированная Л.Н. Толстым парадигма непротивления становится идейной основой для приложения всеобщих моральных идеалов и этических императивов к социальной практике в целях нравственного обеспечения своевременности необходимых локальных преобразований общественной жизни.
Тем самым эволюция теории и практики ненасилия позволяет обнаружить в нем целый ряд характерных признаков и интенций современной прикладной этики, и прежде всего свойственные ей адаптивность и конвенционализм, т.е. ее тенденцию к превращению в дополнительный инструментарий регламентации фрагментированных социальных практик, используемый в целях снижения их конфликтности и повышения их эффективности [9]. Иначе говоря, в своей прикладной части этика ненасилия представляет собой нормативно-регулятивную методику конструктивного разрешения существующих в конкретном культурно-историческом и этно-религиозном сообществе внешних и внутренних проблем, будь то возглавленное М. Ганди движение за освобождение Индии от колониальной зависимости или борьба с расовой дискриминацией в США, символом которой стал М.Л. Кинг.
Однако столь очевидная инструментальность современной этики ненасилия является ее основной интенцией и одновременно мишенью для критики, ибо полное редуцирование ненасилия лишь к средству достижения социально-политических результатов вне зависимости от их моральной качественности способно при определенных условиях дискредитировать и саму идею ненасилия. Вот почему на одной чаше символических весов оказываются примеры успешного использования тактики ненасилия лидерами и участниками освободительных движений или массовых акций «общественной (гражданской) обороны» (по определению Дж. Шарпа), целью которых является достижение справедливости в деле защиты прав и достоинства людей при сохранении гражданского мира, а на другой - технология экспорта «бархатных» революций, прагматически не менее результативных, но зачастую лишь симулирующих гуманистическую универсальность своих целей и откровенно паразитирующих на традиционно положительном восприятии ненасильственных действий в общественном сознании.
Принимая во внимание это обстоятельство, в любых рассуждениях о ненасильственной стратегии развития современного социума важно иметь в виду, что речь должна идти о триедином механизме ее формирования и реализации, включающем в себя теоретический компонент - философию ненасильственного движения, т. е. исходное определение и обоснование его социально-политических, идеологических и морально-психологических целей и аргумен-
тацию в пользу преимуществ ненасилия как способа их эффективного достижения, компонент практический - детальную разработку программы действий с учетом уже имеющегося опыта ненасильственной борьбы и максимальным привлечением всего арсенала известных средств и приемов ненасильственного сопротивления, а также их последовательную апробацию в сложившихся условиях и, наконец, третий, объединяющий два предыдущих, - компонент лингвистический, средствами языка обеспечивающий адекватную презентацию и единое понимание задач и допустимых способов действий всеми их участниками. А потому специфика ненасилия как этико-социального феномена и методики общественно-политического влияния в полной мере может быть раскрыта только в рамках ее комплексного междисциплинарного исследования на материале конкретного общественного движения.
Одним из наиболее показательных примеров такого массового движения служит опыт борьбы за гражданские права чернокожего населения США во главе с М.Л. Кингом. География и хронология этого движения, охватившего в середине 50-х гг. южные штаты США, хорошо известна и достаточно подробно изложена во многих публицистических и исследовательских трудах [5, с. 6697], включая работы самого М.Л. Кинга.
Начало массовому ненасильственному движению за гражданские права было положено событиями в городе Монтгомери, столице штата Алабама, произошедшими в 1955-1956 гг. и получившими название «бойкот в Монтгомери». Именно здесь впервые фигура М.Л. Кинга, молодого баптистского пастора, обрела всеобщее признание в качестве лидера негритянского движения и его признанного духовного авторитета. Именно здесь, как писал сам М.Л. Кинг в своей известной книге «Шаг к свободе», впервые «50 тысяч негров прониклись принципами тактики ненасильственного сопротивления и в процессе борьбы по-новому оценили свою человеческую сущность» [3]. И, наконец, именно осмысливая опыт массовых акций в Монтгомери, М.Л. Кинг провел символическую линию культурно-исторической преемственности идей ненасилия от мудрости Древнего Востока и евангельской проповеди Христа до современности и сформулировал базовые принципы ненасильственного сопротивления как стратегии социального действия.
«Когда начался протест, - признавался позже М.Л. Кинг, - мои мысли осознанно или неосознанно возвращались к Нагорной проповеди с ее величественным учением о любви и к методу ненасильственного сопротивления Ганди. С течением времени я начал понимать силу ненасилия все глубже и глубже. Пройдя через реальный опыт протеста, ненасилие стало больше чем метод, с которым я был теоретически согласен; оно стало обязательством жить определенным образом» [3]. В основу этого образа жизни и стратегии действий М.Л. Кингом были положены следующие шесть принципов:
1. Ненасилие есть метод физической пассивности (отсутствия агрессии по отношению к оппоненту) и интенсивной духовной активности в сопротивлении злу (средствами убеждения, мирного протеста, личного примера и т.д.).
2. Ненасилие не может провоцировать конфронтацию в обществе: «Мы, прибегающие к прямым ненасильственным действиям, - особо подчеркивал М.Л. Кинг, - вовсе не создаем новой напряженности. Мы просто вытаскиваем на свет божий уже существующую скрытую напряженность. Мы извлекаем ее на поверхность, чтобы она была видна, и с ней можно было бы иметь дело. Подобно нарыву, который никогда нельзя вылечить, пока он не вскрыт, во всем своем сочащемся гноем безобразии, и не подвергнут целебному воздействию воздуха и света, - прежде чем излечить несправедливость, ее также необходимо выставить, при всей напряженности, которую это вызовет, на свет людской совести и на воздух общественного мнения» [3]. Поэтому целью ненасильственных акций (демонстраций протеста, несотрудничества или бойкота) является не победа ценой поражения или унижения оппонента, а достижение его понимания и дружбы, покаяние и примирение с ним, созидание будущего Сообщества любви.
3. Ненасилие как способ борьбы с несправедливостью направлено не против конкретных людей, которые ее совершают, ибо они тоже жертвы зла, а стремится к устранению самих его источников (социальных антагонизмов, несовершенного законодательства, нищеты, расовой дискриминации и пр.).
4. Следование путем ненасилия - это готовность к прощению, исключающему помыслы об отмщении как ответном насилии, и к роли жертвы насилия, убежденной в том, что незаслуженное страдание ведет к нравственному совершенствованию и спасению души.
5. Искусство ненасильственного сопротивления основывается на любви, эталоном которой служит христианская любовь к Богу и к ближнему, а предельным выражением - заповеди из Нагорной проповеди Христа о непротивлении злу и любви к врагам (Мф. 5:38-44).
6. Космология ненасилия рассматривает справедливость как принцип организации универсума, что поддерживает веру сторонника ненасильственного сопротивления в грядущую победу его дела, ибо он знает, что в борьбе против зла и несправедливости на его стороне само мироздание.
Таким образом, ненасильственная стратегия движения за гражданские права чернокожих американцев, общепризнанным лидером и идеологом которой стал М.Л. Кинг, явилась развитием гандистского метода сатьяграхи (ненасильственного сопротивления) и одновременно продолжением традиций этики непротивления злу насилием Л.Н. Толстого, основанной на евангельской заповеди милосердной любви. Сознавая это в полной мере, сам М.Л. Кинг не раз указывал на «срединный» характер тактики ненасильственной борьбы, представляющей собой спасительный - «третий» - путь между «"ничегонеделанием" примирившихся» с несправедливостью и экстремизмом, доведенных ею до «ненависти и отчаяния». «Существует лучший путь, - подчеркивал М.Л. Кинг, обращаясь к своим единомышленникам в «Письме из бирмингемской тюрьмы», - любовь и ненасильственный протест. Я благодарю бога за то, что ... ненасилие вошло в арсенал нашей борьбы. Я уверен, что если бы этой философии, не существовало, потоки крови залили бы многие улицы городов Юга», ибо если
«подавляемые эмоции не найдут выхода в ненасильственных действиях, они проявятся в зловещих актах насилия. Это не угроза; это исторический факт» [3].
Вместе с тем, не менее значимым чем создание общей ментальной альтернативы агрессии условием эффективности ненасильственной практики является ее предварительная подготовленность, уровень организованности и сознательности участников. При этом техническая прагматика средств не должна превалировать над принципиальными установками и целями, во имя которых и разворачивается кампания ненасильственной борьбы. «В любой кампании ненасильственных действий, - объяснял М.Л. Кинг, - можно различить четыре стадии: 1) сбор фактов, чтобы установить, существует ли несправедливость; 2) переговоры; 3) самоочищение; 4) прямые действия» [3]. Заметим, что собственно инструментально-практической составляющей ненасильственного сопротивления отводится в этой программе лишь четвертая, завершающая, ступень, которую, кстати, возможно избежать в случае максимально успешной реализации трех предшествующих ей этапов, позволяющих обеспечить решение поставленных задач наилучшими для всех средствами через достижение взаимных уступок.
Однако, несмотря на возможную вариативность архитектоники каждой конкретной ненасильственной практики социального влияния и действия, ключевым элементом и одновременно непреложным условием ее результативного осуществления служит искусство убеждения как адептов идеи ненасилия, так и ее оппонентов, а именно, выделенный нами ранее третий - лингвистический -компонент в структуре ненасильственной стратегии развития современного общества.
Его исследовательской базой послужили две речи М.Л. Кинга «I have a dream» и «I've been to the mountaintop». Для анализа они были выбраны нами не случайно, так как первое выступление достаточно широко известно и считается эталоном ораторского искусства, а вторая речь является последним посылом своему народу накануне убийства оратора.
В своих публичных выступлениях М.Л. Кинг прибегал к религиозной философии и ораторской образности речи, что неизменно находило выражение в лингвистическом оформлении выступлений, вызывая эмоциональный отклик у аудитории, что, несомненно, говорит о правильном структурно-композиционном и концептуальном построении речей.
Значимыми особенностями исследуемого религиозно-ораторского дискурса являются продуманная архитектоника и композиционная составляющая с целью реализации общей интенции выступления.
Когнитивно-концептуальный анализ текстов позволяет понять особенности концептуализации реальности, отраженной в языковом пространстве с ее последующей интерпретацией и механизмом понимания аудиторией, которой свойственны определенные ценностные и культурные стереотипы, общая ментальная платформа и языковая картина мира. Однако, языковая картина мира в полной мере не отражает исчерпывающее представление о мире, содержащееся в менталитете того или иного лингвокультурного сообщества. По словам
Е.С. Кубряковой, «картина мира - то, каким рисует мир человек в своем воображении, - феномен более сложный, чем языковая картина мира, т. е. та часть концептуального мира человека, которая <...> преломлена через языковые формы» [4, с. 152].
Концептуальная картина мира, представляющая собой рефлексивное отражение действительности в процессе мыслительной деятельности, объемней и богаче языковой и формируется с помощью когнитивных структур или концептов.
В данной исследовательской работе мы предлагаем авторский подход к проведению когнитивно-концептуального анализа выступлений М.Л. Кинга, состоящий из комплексного описания опорных структурных компонентов, эксплицирующих макроконцепт «ненасилие», который, в свою очередь, является фреймовым структурным макрокомпонентом, влияющим на архитектонику и композицию речи.
Макроконцепт «ненасилие» является сложным ментальным образованием, совпадает с общей идейной и интенциональной направленностью выступлений и формируется с помощью системообразующих концептов «свобода», «справедливость», а также концепта «Бог», имеющего специфическое преломление в данном дискурсе. Можно говорить о том, что философская идея ненасилия и борьбы за равенство посредством ненасильственных методов становится своего рода фоновой стратегией выступлений оратора, создавая концептуальное пространство для его вербального выражения.
Выступления М.Л. Кинга насыщены эмотивной лексикой, эпитетами, метафорами, метонимиями и другими стилистическими тропами и приемами, что не только придает им эмоциональную окраску, но и выполняет речевоздей-ствующую функцию на аудиторию. В своей работе мы не будем делать акцент на именно языковых средствах вербализации концептов, мы будем говорить об опорных структурах и речевых компонентах, которые играют ключевую роль в концептуальной экспликации и построении речей.
Ключевыми особенностями исследуемого нами дискурса являются продуманная и выверенная архитектоника и композиция, направленные на решение прагматических задач оратора.
Под архитектоникой словесного произведения вслед за М.М. Бахтиным мы понимаем принцип внутреннего развертывания целостности, то есть соразмерное и гармоничное расположение и сочетание частей как единого целого. Композиция включает в себя некий «технический аппарат эстетического свершения», иными словами, архитектоника - это своего рода набор конструктивных сегментов, которые являются отправной точкой для образования компонентов целостности, то есть композиционных элементов (глав, разделов, абзацев, предложений, сверхфразовых единств) [1].
Архитектоника и композиционное построение речей М.Л. Кинга отражают целевую установку идейного лидера, а именно, обнажение проблем, связанных с расовой дискриминацией негритянского населения США, обличение сегрегации по цвету кожи, с одной стороны, и определение основных вех в
борьбе за социально-политическое равноправие как путь развития демократии и свободы с точки зрения понимания их американцами - с другой стороны.
Сравнивая два выступления с точки зрения архитектоники, видим, что речь «I have a dream» имеет две неравные части: вступление, которое носит характер политического обращения к собравшимся, и вторую часть, посвященную изложению «мечты» и содержащую ряд признаков дискурса баптистской проповеди. В то же время речь «I've been to a mountaintop» в целом наиболее приближена к структуре классической проповеди.
В первой речи зачин перекликается с концовкой, образуя кольцевую лексико-семантическую композиционную структуру; вместе с тем, второе выступление начинается со своего рода проповеднической притчи с единственной разницей в том, что сюжет взят не из Библейского писания, а смоделирован оратором в виде диалога с Создателем, который в данном дискурсе выполняет фатическую функцию.
Далее проанализируем ассоциативные характеристики концептов «свобода» и «справедливость» в двух выступлениях с целью определения смысловых и образных структур, которыми апеллирует оратор с целью активизации когнитивных областей сознания слушающих для укоренения выдвигаемых идей и создания благодатной почвы для дальнейших действий.
В языковом сознании американского народа свобода противопоставляется рабству, дискриминации, расовой сегрегации, плену; справедливость - несправедливости, судебным запретам.
This momentous decree came as a great beacon light of hope to millions of slaves, who had been seared in the flames of withering injustice. (Для миллионов подневольных жертв испепеляющей несправедливости сей судьбоносный указ обещал стать долгожданным маяком надежды).
It came as a joyous daybreak to end the long night of their captivity. (Сей указ лучезарный обещал положить конец кромешной тьме их мучительного плена.)
<... > a state sweltering with the heat of injustice <...>. (... страна, задыхающаяся от удушающего зноя несправедливости...).
One hundred years later, the life of the Negro is still sadly crippled by the manacles of segregation and the chains of discrimination. (Сотню лет спустя жизнь Негра по-прежнему калечат безжалостные путы сегрегации и цепи дискриминации).
We have an injunction and we're going into court tomorrow morning to fight this illegal, unconstitutional injunction. (Мы находимся под гнетом судебных запретов и собираемся подавать жалобу завтра утром, чтобы бороться с этим беззаконием).
Свобода в сознании людей ассоциируется с правами и демократическими ценностями, спокойствием государства, счастьем.
<...> would be guaranteed to the unalienable rights of life liberty and the
pursuit of happiness. (.гарантии неотъемлемых прав на жизнь, свободу и стремление к благополучию).
There will be neither rest nor tranquility in America until the Negro is granted his citizenship rights. (Ни спокойствия, ни умиротворения не видать Америке, пока Негр не получит своих гражданских прав).
Соответственно справедливость в сознании соотечественников М.Л. Кинга - это отсутствие бедности и пренебрежения со стороны белого населения. Идейная вербализация исследуемого концепта в данном случае весьма специфична, потому что ассоциации американцев будут совершенного другими и отличными от ассоциаций цветных, так как отличаются их концептуальные картины мира.
And also in the human rights revolution, if something isn't done, and done in a hurry, to bring the colored peoples of the world out of their long years of poverty, their long years of hurt and neglect, the whole world is doomed. (Если во время революции за права человека что-то не сделано, или сделано второпях, то весь мир потерпит неудачу в попытке вывести на свет черное население из мрака бедности, боли и унижения). <Здесь и далее курсив наш - авт.>
We mean business now, and we are determined to gain our rightful place in God's world. (Сейчас мы имеем в виду рабочие места, и мы решительно настроены завоевать свое законное место под солнцем в мире, созданном Творцом нашим).
One hundred years later, the Negro lives on a lonely island of poverty in the midst of a vast ocean of material prosperity. One hundred years later, the Negro is still languished in the corners of American society and finds himself an exile in his own land. So we've come here today to dramatize a shameful condition. (Сотню лет спустя Негр по-прежнему обитает на одиноком острове нищеты посреди безбрежного океана материального благополучия. Сотню лет спустя Негр по-прежнему томится на обочине американского общества в шкуре изгоя в своей же стране. И вот мы здесь, дабы гласности предать это неслыханное безобразие).
Свобода неразрывно связана с равенством и братством, воссоединением нации как единого целого, в не зависимости от расовой принадлежности и цвета кожи, а это все и есть американская мечта.
We hold these truths to be self-evident that all men are created equal. (Мы твердо верим в истину того, что все люди рождены свободными).
<...> the sons offormer slaves and the sons offormer slave owners will be able to sit down together at the table of brotherhood. (...потомки бывших рабов смогут разделить трапезу братства с потомками бывших рабовладельцев).
<... > one day right down in Alabama little black boys and black girls will be able to join hands with little white boys and white girls as sisters and brothers. (.однажды там, в Алабаме, чернокожие мальчишки и девчонки возьмутся за руки с белыми мальчишками и девчонками, словно братья и сестры).
Далее рассмотрим образное представление свободы и справедливости черным населением США. Оратор осознанно оперирует образами, понятными и доступными аудитории, которые будут формировать правильное представление и интерпретацию идей, заложенных в выступлении.
Прежде всего, это образ, уходящий корнями в историческое прошлое афроамериканского населения Соединенных Штатов. Это «Прокламация об освобождении рабов», подписанная А. Линкольном и объявившая свободными негров, проживающих на территориях, находящихся в состоянии мятежа против США, текст которой был провозглашен в Геттисбергской речи президента в 1863 году. Этот документ был первой попыткой узаконить негров в правах и свободах, несмотря на то, что не принес ожидаемого эффекта.
Five score years ago, a great American, in whose symbolic shadow we stand today, signed the Emancipation Proclamation. (Сотню лет тому назад рукой великого американца, монумент которому символично возвышается над нами в этот день, был подписан манифест об освобождении рабов).
Образ свободы ассоциируется с движениями, кампаниями против угнетения населения, то есть свобода - это борьба, противостояние, защита. Однако борьба мирная и ненасильственная, благодаря силе духовной, а не физической.
The masses of people are rising up. And wherever they are assembled today, whether they are in Johannesburg, South Africa; Nairobi, Kenya; Accra, Ghana; New York City; Atlanta, Georgia; Jackson, Mississippi; or Memphis, Tennessee - the cry is always the same: "We want to be free." (Народные массы поднимаются на восстания. И где бы они ни собрались сегодня вместе, будь то Йоханнесбург, Южная Африка; Найроби, Кения; Аккра, Гана; Нью-Йорк; Атланта, Джорджия, Джексон, Миссисипи; или Мемфис, Теннеси - крик души всегда один и тот же: «Мы хотим быть свободными»).
Свобода в сознании народа (в данном примере, как белого, так и цветного) неразрывно связана с образом правовых документов: Конституции, Декларации о независимости и Законе о гражданских правах, дающих право всем без исключения гражданам на свободу, жизнь и благополучие.
When the architects of our republic wrote the magnificent words of the Constitution and the Declaration of Independence <...>. (Когда наши зодчие написали эти знаменательные слова в Конституции и в Декларации независимости...).
<...> when the black people of Birmingham, Alabama, aroused the conscience of this nation, and brought into being the Civil Rights Bill. (. когда черное население в Бирмингеме, штат Алабама, разбудило сознание народа и воплотило в жизнь Закон о гражданских правах).
Восприятие свободы создается оратором посредством динамичных образов: to take a ride for freedom (выпустить на волю свободу); to lift our nation from the quick sands of racial injustice (вытащить нашу страну из зыбучих песков расовой дискриминации); the whirlwinds of revolt (ураган возмущения); an invigorating autumn of freedom and equality (бодрящая осень свободы и равенства); to struggle together (бороться вместе), to stand up for freedom together (сражаться за свободу вместе); let freedom ring from every village and every hamlet, from every state and every city, we will be able to speed up that day when all of God's children, black men and white men, Jews and Gentiles, Protestants and Catholics, will be able to join hands and sing in the words of the old spiritual, "Free at last, free at last. Thank God Almighty, we are free at last." (Да зазвенит свобода,
и когда случится это... когда свободе мы звенеть позволим, когда звенеть позволим ей со всех сторон и сел, со всех городов и штатов, тогда приблизим мы тот день, когда все чада Господа Бога нашего, черные и белые, иудеи и неевреи, католики и протестанты, смогут, сомкнув руки, спеть слова из старого церковного гимна: «Мы свободны, наконец! Свободны, наконец! Благодарим тебя, отец, мы свободны, наконец!»).
В то время как справедливость воспринимается через статичные образы: bank of justice (банк справедливости); palace of justice (дворец справедливости); the bright day of justice (яркий день справедливости).
Оба выступления, как и многие смысловые отрывки в них, заканчиваются апелляцией к образу Всевышнего. Концепт «Бог» преломляется в исследуемом дискурсе, становясь частью концептуальных областей свободы и справедливости. В данном контексте через призму образа Создателя воспринимаются вышеизложенные концепты как неотъемлемая часть мироздания, когда все люди были созданы свободными, имеющими право на достойную жизнь среди таких же творений Божьих.
We are determined to be people. We are God's children, we don't have to live like we are forced to live. (Мы решительно настроены на борьбу за право быть людьми. Мы - дети Творца нашего, мы не должны жить так, как нам диктуют).
With this faith we will be able to hew out of the mountain of despair a stone of hope. (С верой мы сможем высечь из горы отчаяния камень надежды).
But I want you to know tonight, that we, as a people, will get to the Promised
Land! And so I'm happy, tonight. I'm not worried about anything. I'm not fearing any man. Mine eyes have seen the glory of the coming of the Lord. (Но хочу, чтобы вы знали сегодня, что наш народ достигнет Земли обетованной. И я счастлив сегодня. Меня ничего не тревожит. Я никого не боюсь. Мои глаза уже видели величие Господа).
Таким образом, успех публичных выступлений М.Л. Кинга, многие из которых считаются эталонными в области риторики и ораторского искусства, зависит от логически правильно расположенных композиционных структур, которые посредством смысловой и образной вербализации определенных концептов активизируют когнитивные области сознания аудитории, создавая единообразную архитектонику речей и придающие выступлениям убеждающий речевоздействующий характер.
Итак, в ходе проведенного нами мультидисциплинарного анализа нашла свое подтверждение исходная гипотеза триединой целостности феномена ненасильственной стратегии социального действия, рассмотренной на примере опыта борьбы чернокожих американцев за свои гражданские права во главе с М.Л. Кингом.
Список литературы
1. Бахтин М.М. Проблема материала, содержания и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. С. 3-25.
2. Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты: сб. науч. тр. Волгоград;Архангельск: Перемена, 1996. С. 3-16.
3. Кинг М.Л. Есть у меня мечта... избранные труды и выступления / пер. с англ. С.Д. Шифриной, Ж.Г. Ямпольской. М.: Наука, 1970. 225 с.
4. Кубрякова Е.С. Роль словообразования в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира. М.: Наука, 1988. С. 141-172.
5. Опыт ненасилия в ХХ столетии: Социально-этические очерки / под ред. Р.Г. Апресяна. М.: Изд-во «Аслан», 1996. 288 с.
6. Толстой. Л.Н. В чем моя вера? // Толстой Л.Н. Исповедь. В чем моя вера? / Коммент. Г. Галаган. Л.: Худож. лит., 1991. С. 117-345.
7. Толстой Л.Н. Неизбежный переворот // Толстой Л.Н. Закон насилия и закон любви: О пути, об истине, о жизни / сост. и предисл. О.А. Дорофеева. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2004. С. 901-925.
8. Толстой Л.Н. Царство божие внутри вас, или Христианство не как мистическое учение, а как новое жизнепонимание // Толстой Л.Н. Избранные философские произведения / сост., вступ. ст. Н.П. Семыкин. М.: Просвещение, 1992. С. 190-419.
9. Юрков С.Е. Проблемы современной этики и Л.Н. Толстой // Известия ТулГУ. Гуманитарные науки. Вып. 1. Тула: Изд-во ТулГУ, 2011. С. 92-100.
Гельфонд Мария Львовна, д-р филос. наук, доц., зав. кафедрой, mlgelfondagmail.com, Россия, Тула, Тульский филиал Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова,
Мищук Оксана Николаевна, канд. филол. наук, доц., oksana mishchukayahoo.com, Россия, Тула, Тульский филиал Российского экономического университета им. Г. В. Плеханова
THE CONCEPT OF NONVIOLENCE: PHILOSOPHICAL AND LINGUISTIC ASPECTS (ON THE MATERIAL OF MARTIN LUTHER KING'S WORKS AND PUBLIC ADDRESSES)
M.L. Gelfond, O.N. Mishchuk
Is dedicated to the study of theoretical and practical ground of nonviolent social movements of XX century. The research is multidisciplinary and is done at the intersection of social philosophy, ethics and linguistics. Ideological messages, fundamental principles and the specific way of the arrangement of the nonviolent struggle on the basis of the movement for civil rights of Afro-American people of the USA headed by M.L. King are analyzed as well as the essential cognitive and conceptual peculiarities of the architectonics and composition of the M.L. King's public addresses.
Key words: society, religion, concept, discourse, social institutions, freedom, nonviolence love, justice.
Gelfond Mariya Lvovna, doctor of philosophy, docent, manager of department, [email protected], Russia, Tula, Tula Branch of Plekhanov Russian University of Economics,
Mishchuk Oksana Nikolaevna, candidate of philology, assistant professor, [email protected], Russia, Tula, Tula Branch of Plekhanov Russian University of Economics
УДК 17.01
САМОДОСТАТОЧНОСТЬ И РИСК В МОРАЛИ (О НЕКОТОРЫХ ИСТОКАХ НРАВСТВЕННОГО УЧЕНИЯ
Л.Н. ТОЛСТОГО)
А.В. Прокофьев
Продемонстрирована связь между нормативным содержанием нравственного учения Л.Н. Толстого и стремлением к достижению нравственной самодостаточности. Выдвигается гипотеза о том, что формирование нормативных программ на основе этого стремления включает следующие шаги: отделение морального качества поступков от их последствий, отождествление нормативного ядра морали с запретами, выдвижение принципов, запрещающих конкретные легко идентифицируемые действия, выделение ограниченного и подчиненного места для императивов помощи и заботы. В философских произведениях Толстого можно зафиксировать все эти шаги, формирующие этику ненасилия и христианский анархизм мыслителя.
Ключевые слова: история философии, этика, нравственная самодостаточность, нравственный риск, моральные запреты, ненасилие, Л.Н. Толстой.
Стремление к нравственной самодостаточности. Нравственное учение Л.Н. Толстого представляет собой чрезвычайно интересный и во многих отношениях образцовый пример этической системы, построенной на основе стремления к нравственной самодостаточности. Под последним понятием можно понимать стремление сохранить гарантированную нравственную чистоту, застраховаться от любых случайностей в сфере нравственной самооценки. У такого стремления есть глубокие основания в самой логике морали, демонстрация которых требует обращения к такой характеристике моральных требований,как «приоритетность». Она означает, что при столкновении с другими требованиями - эстетическими, познавательными, религиозными - моральные требования берут верх. Ни научное познание, ни художественное творчество, ни религиозное подвижничество не могут осуществляться за счет тех действий, которые с точки зрения морали, оказываются злодеяниями [11, с. 55-57]. Поэтому испол-
