CC BY-NC-ND
111
О.К. Антропов
ИДЕОЛОГИЯ РОССИЙСКОГО «НАЦИОНАЛ-МАКСИМАЛИЗМА» В ЭМИГРАЦИИ
В статье рассматривается деятельность «Союза Российских национал-максималистов», его идеология, политические взгляды его руководителя Ю.А. Ширинского-Шихматова. Особое внимание уделяется оценкам Октябрьского переворота и большевистской власти, взглядам на пути избавления России от большевистского режима, на государственное и социально-экономическое устройство постбольшевистской России.
Ключевые слова: антибольшевистская эмиграция, «национал-большевизм», «Союз Российских национал-максималистов», Ю.А. Ширинский-Шихматов, большевизм.
К числу наиболее ярких политических групп Русского зарубежья 1920-1930-х годов принадлежали «национал-максималисты». После Гражданской войны они сменили название «Союз российских национал-большевиков» на «Союз российских национал-максималистов». Такое переименование, считали они, создавало им более привлекательный образ1. В начале 1930-х годов в политических кругах русской эмиграции в Европе бывших «национал-большевиков» стали называть «утвержденцами» по названию их главного печатного органа - журнала «Утверждение»2.
В середине 1930-х годов на базе группы «утвержденцев» был создан «Союз российских пореволюционных солидаристов». Об очередной смене вывески «национал-максималисты» заявили в своей излюбленной пафосной манере: «На смену духу насилия, эксплуатации, ненависти и борьбы должен прийти и придет дух свободы, вселенского братства, любви и человеческой солидарности. Вот почему мы назвали свою идеологию - идеологией пореволюционного со-
© Антропов О.К., 2012
лидаризма»3. Однако в эмигрантской печати, в среде политической эмиграции их по-прежнему называли «национал-максималистами» или «утвержденцами».
Вождем «национал-максималистов» был князь Юрий Алексеевич Ширинский-Шихматов (1890-1942). После окончания Училища правоведения в С.-Петербурге он поступил на военную службу, в 1911 г. стал офицером-кавалергардом, в годы Первой мировой войны был военным летчиком. В годы Гражданской войны он служил в штабе Северо-Западной армии, затем - в частях ВСЮР и Русской армии генерала Врангеля. В 1919 г. был военным агентом в Варшаве, а в эмиграции жил в Париже, работал шофером такси. Создав «Союз Российских национал-максималистов», Ширинский-Шихматов стал издателем и редактором его журнала «Утверждение», в 1932-1933 гг. он был избран председателем Объединения пореволюционных течений и председателем исполкома Пореволюционного клуба. В годы Второй мировой войны выступал в поддержку СССР, был арестован гестапо и заключен в концлагерь Аушвиц (Германия), где погиб 17 августа 1942 г.4
С 1923 г. «национал-максималисты» начали длительную работу по объединению сил «национал-большевистской» направленности. Они вели переговоры с неонародниками, устряловцами, младороссами и другими. В 1926 г. им удалось наладить сотрудничество с евразийцами, но в 1929 г. в связи с кризисом евразийства их контакты были прерваны. Когда евразийство распалось, и группа левых евразийцев сблизилась со сменовеховцами, «национал-максималисты» поддержали группу правых евразийцев. Они оказывали правым евразийцам не только моральную помощь, но и предоставляли им свои типографии, печатали их статьи в своих журналах5.
В 1929 г. «национал-максималисты» выдвинули конкретный проект объединения всех пореволюционных сил в единый фронт. По их замыслу это должен быть блок «национал-большевистских» организаций и групп. Они разработали проект Устава «Объединения пореволюционных течений» (ОПТ), который был принят на его первом съезде в 1933 г.
К 1931 г. «национал-максималисты» сформулировали основные положения своей политической программы: «1) свобода религий; 2) конфедеративное государство с сильной центральной властью, опирающейся на систему свободно-избранных советов (Союз народов Государства Российского); 3) элементарные гражданские свободы, независимый суд, равенство всех перед законом; 4) укрепление экономического самодовления, диктуемого как международной обстановкой, так и географическими особеннос-
тями страны; 5) сосуществование государственной и частной промышленности под общим контролем государства (планирование); 6) признание частно-хозяйственного начала в области трудовой земельной собственности (функциональной), поощрение коллективизации, как формы добровольной кооперации, развитие сети крупных госхозяйств для нужд экспорта и регулировки внутреннего хлебного рынка; 7) дальнейшее осуществление индустриализации, координированной с общей экономической конъюнктурой; 8) действительное проведение в жизнь обещанного, но фактически не данного коммунистами социального и рабочего законодательства; 9) усиление обороноспособности страны; 10) в области внешней политики: всемерное стремление к мирной ликвидации конфликтов, доброжелательное отношение к освобождающимся колониальным народам и эксплуатируемым слоям населения капиталистических стран»6.
«Национал-максималисты», как и другие пореволюционные движения, никогда не были массовыми организациями. Это были малочисленные группы интеллектуалов, которые разрабатывали теорию «национал-большевизма» и пытались пропагандировать ее через печать. Лидеры «национал-большевиков» понимали, что стать политической силой они смогут только в России, когда осуществится соединение их небольшой организации «профессиональных пореволюционеров» со «стихийным национал-большевистским движением народных масс». Их «Союз российских национал-максималистов» представляется им «авангардом национал-большевистской революции» в СССР, которая сбросит коммунистический режим. Но революция, считали они, должна осуществиться по возможности мирным путем: они были против вооруженной борьбы с Советской властью.
Поэтому крайне важным для них был вопрос: как проникнуть в СССР? Поскольку они были оборонцами и отвергали иностранную военную интервенцию как способ свержения Советской власти, то оставалось только два пути.
Первый предложили сменовеховцы и устряловцы: примирение с Советской властью, сотрудничество с ней, включение в социалистическое строительство через государственную службу или в качестве специалистов в народном хозяйстве, и постепенное распространение «национал-большевистской» идеологии, которая в итоге заменит коммунистическую. Сторонники этого пути считали, что «наименьшее зло по сравнению со злом капитализма - зло коммунистической власти», и пытались, «лояльно сотрудничая с властью в деле строительства социализма, толкать процесс национализации революции в нужную сторону "ускорения" этого процесса»7.
Второй путь - нелегальное проникновение в страну, создание антикоммунистического подполья и подготовка антисоветской революции в период внутриполитического кризиса. Однако эффективная работа ОГПУ-ГУГБ НКВД не давала ни малейшего шанса на успех подобных действий.
Был, однако, и третий путь, о котором в эмигрантской среде много не говорили. Это - «масонский» путь проникновение во власть путем вербовки своих сторонников из числа неустойчивых элементов внутри советской бюрократии и партократии с последующим разложением режима изнутри.
«Национал-максималисты» были против вооруженной борьбы с СССР, ибо считали террор и диверсии тупиковым вариантом политической борьбы. «Активизм», по их убеждению, приводит к противоборству с советскими спецслужбами, которое эмигранты в любом случае проиграют. «Всякий активизм извне сможет лишь задержать процесс национализации. Наша цель - создать идеологию, которая стала бы знаменем эпохи, а остальное при-ложится»8. «Национал-максималисты» понимали, что террор не подорвет основы коммунистического режима, а только сыграет на руку коммунистам, так как станет одним из оправданий политических репрессий внутри страны. Сила коммунистов, считали они, в их идейности, «пусть ложной, но вдохновляющей на борьбу и преодоление трудностей». «Революция была бы очень скоро задушена, не имея идеи, за которую стоило бы умирать и бороться»9. Главный тезис «национал-максималистов» - «история работает на нас» - означал: процесс «национализации» российской революции объективен, его надо только идеологически направлять, стимулировать. Решением этой задачи и должны заниматься они, «национал-максималисты».
Именно поэтому тактика «национал-максималистов» исключала: 1) призывы к иностранной военной интервенции против СССР; 2) вооруженную борьбу с Советской властью и призывы к саботажу и вредительству; 3) отрицание итогов революции и постановку «знака равенства между Россией и коммунистической властью, между коммунизмом и революцией»; 4) агитацию за легальное возвращение на Родину, «ибо там придется или отказаться от себя, от всего самого ценного и заветного - или молчать, ибо слово наше еще не выковано»10.
«Национал-максималисты» призывали к философскому осмыслению Октябрьской революции и ее итогов, к признанию ее «исторической предначертанности». Они предложили «программу реальных действий», состоящую из пяти пунктов: а) повышение собственной квалификации, культурного уровня и политической
грамотности; б) изучение современной России, чтение советских газет, журналов, литературы; в) стремление распространять в России и эмиграции по-новому осознанную «Вечную Русскую Историческую Идею»; г) проведение пропагандистской работы «концентрически и планово»; д) перенос деятельности на территорию России только тогда, когда окончательно оформится пореволюционная идеология и в стране созреют условия для ее восприятия большинством населения, только после этого «наши молодые кадры смогут тронуться в последний и великий путь за душу России»11. Программу эту нельзя не признать наивной.
В основу идеологической системы «национал-максимализма», как в целом и всего пореволюционного мировоззрения, была положена «Русская Идея», которая трактовалась ими как «мессианская идея», идущая в русле отечественной духовно-культурной традиции. По мнению Ширинского-Шихматова, «Русская история рисуется как арена борьбы "трех Римов", трех средоточений духовного водительства миром. За последние триста лет Первый и Второй Рим внешне победили Третий. В борьбе Первого и Второго Рима с Третьим, во временном успехе первых двух, завязался тот сложный узел, который разрывается теперь на наших глазах»12. Конфликт окончательно оформился к 1840-м годам. Вождь российского национал-максимализма утверждал, что «Русская мессианская идея», в ее «религиозном облике» ушла в раскольничьи скиты, в ее историософском виде стала оппозицией царской власти в лице славянофилов, а в лице революционеров-народников - вступила с ней в политическую борьбу. Ширинский-Шихматов считал, что большевики «бессознательно выполнили некоторую часть высшего задания, они уничтожили наследие Петра Первого, но это только первая часть этого высшего задания. Исторической судьбой на Третий Рим лишь временно надета безобразная маска Третьего Интернационала. Пореволюционное движение должно сделать вторую часть задания: нынешняя революция имеет величайшие национальные задачи -соединить воедино все, прежде разрозненное»13.
«Национал-максималисты» считали, что, в отличие от марксизма («интернационал-коммунизма»), большевизм - явление типично русское, в нем есть «душа России, русская стихия». «Большевизм - извечное российское бунтарское начало. Большевизм Ильи Муромца, большевизм Степана Разина, большевизм Петра Первого. Неужели это не национальная стихия? Неужели - от Тараса Бульбы до Первой Конной армии - не веют в ней ветры буйных российских степей»14. Вероятно, для «национал-максималистов» большевизм стал синонимом радикализма как черты русского национального характера.
«Национал-максималисты» были уверены, что «большевик» и «коммунист» - разные понятия. Действительно, ставили они вопрос, что общего между «Капиталом» Маркса с его диалектикой и «сложной схоластикой коммунистических начетчиков»? Только марксистская фразеология, которой большевики прикрывали свою доктрину. «Пусть не говорят нам, что "коммунизм" и "большевизм" суть обозначения идентичные, пусть не копошатся в постановлениях и расколах предреволюционных съездов»15. Большевизм противостоит коммунизму - в этом они были совершенно уверены. «Большевизм стал условной формой обозначения строительного, организационного, творческого начала в стихии российской жизни, этот термин уже противостоит, противопоставляется - коммунизму - началу мертвящему, догматическому, инопринесенному, чуж-дому»16.
«Национал-большевизм», в их понимании, стремился переключить революционную энергию с разрушения на созидание. «Большевизм - глубоко русская национальная сила - неминуемо должен будет со временем осознать свою "национальность". Нынешний, еще примитивный советский патриотизм - преддверие действительной национальной революции. Формулой, знамением окончательной национализации как раз и будет российский нацио-нал-большевизм»17.
«Русская мессианская идея» легла в основу историософской концепции «национал-максималистов». Для них была вполне очевидна неизбежная трансформация советского «коммунистического мессианства» в традиционное православное мессианство в духе «Русской Идеи». Ширинский-Шихматов утверждал: «На смену мессианству коммунистическому идет мессианство сверхнациональное. Если процесс пойдет правильно, то в истории он весь в совокупности получит название "великой русской национальной революции"»18.
«Национал-большевики» считали, что СССР - это не Совдепия, а «Новая Российская держава», осуществляющая свою миссию в мире. Россия всегда жила во имя всего человечества и мыслила категориями вселенскими, общечеловеческими, а не жила индивидуалистическими мещанско-буржуазными интересами. Они считали, что исторической миссией России является защита угнетенных и эксплуатируемых: «История выдвинула Россию на первый план мировой истории, открыв через нее перед человечеством ослепительные возможности (сейчас еще затянутые кровавой пеленой коммунизма) реализации социальной правды, духовной свободы и экономического благо-получия»19.
«Национал-максималисты» были уверены, что сущность российской революции еще не проявилась, она проявится позднее и реализуется окончательно, когда они, «национал-большевики», придут к власти. «Российская революция в известном смысле только начинается. Она далеко еще не осознала свою идею. Но она ищет ее, чувствуя, что нельзя завершить революцию с теми самими доктринами, во имя которых ее начали. То, что служило для разрушения, не может служить для созидания»20.
По мнению «национал-макксималистов», российская революция имела три фазы, или три этапа: «демократический, коммунистическо-материалистический и, наконец, назревающий, неминуемый - третий, национально-максималистский»21. Они были уверены, что в СССР наступает третья, «национальная», фаза революции. «Переворот этот будет не только переворот "против", это будет, главным образом, переворотом "за": 1) за выполнение исторической миссии России; 2) за устроение справедливого социального уклада; 3) за союз народов Государства Российского; 4) за раскрепощение страждущих и угнетенных; 5) за вольный, творческий труд; 6) за истинную свободу духа»22.
«Национал-максималисты» хотели построить будущее российское государство не на основе принципов «языческо-римской морали» («человек человеку - волк»), а на основе православной этики соборности, сотрудничества, «общего дела». «Утверждение основ нового законодательства пореволюционной России на евангельских этических представлениях - и есть, по нашему убеждению, первый шаг на пути к тому новому социальному укладу, к которому зовет утвержденчество»23.
Отправной точкой идеологии «национал-максимализма» стало отношение к Октябрьской революции. «Утвержденцы» были уверены, что она произошла не случайно: «Революция подготовлялась в течение долгих лет, она явилась исторической неизбежностью. Отвергать ее, не отвергая русского народа, его путей и его предназначения - мы не можем. Приветствовать такое явление, не имеющее себе примеров в мировой истории по своим зверствам и ужасам, мы, конечно, также не можем. Мы должны просто признать, что свершившиеся свершилось»24. Они заявляли, что не стремятся к новой революции, а хотят «национализации» нынешней революции. Эта революция, по их мнению, «вопреки воли ее вождей и несмотря на их интернационалистические заклинания», прочно встала на защиту национальных интересов своей страны. «Задача наша сейчас - не пытаться раздавить революцию, но использовать ее размах и динамику для национальных достижений. Иначе говоря - национализировать революцию»25.
«Национал-максималисты» предложили свою трактовку понятия «национализация революции»: в национальной революции происходит соединение национализма и социализма, без этой спайки революция трансформируется в реакцию, в контрреволюцию. «Разрешать социальные вопросы без национальных нельзя, русский национализм носит иррациональное начало, т. е. это вторая религия. Социальный пафос тогда только возвышен и действенен, когда он опирается на пафос национальный, переплетение того и другого и создает то явление, которое называется национальная революция»26.
Русская революция, считали они, имеет не локальное, но всемирное значение, проблематика ее «вселенская». «Характерна ее всеземная устремленность - "мировой пожар раздуем" - это не только кризис русского сознания, но и кризис сознания мирового. Европа давно уже забрела в тупик материализма и бездуховности, и под ее влиянием и другие народы попадут в тот же тупик. Именно русский народ, по своей молодости и порывистости, первый произвел попытку пробить вставшую перед ним стену и вырваться на свежий воздух»27.
По мнению «национал-мксималистов», русская революция 1917 г. была направлена на уничтожение имперско-западничес-кой традиции Петра Великого. «Западная цивилизация, введенная им в качестве "прививки" к русской культуре, была получена из Европы в уже больном, уже дегенерировавшем виде, а его наследниками она воспринималась как единственно-истинная, как культура "с большой буквы"»28. Западная культура искусственно насаждалась правящей элитой в течение 200 лет. Это сказалось не только на менталитете дворянства, но и на российской интеллигенции, которая решительно встала на защиту прав народа. Интеллигенция тоже была воспитана на этой «выродившейся западной культуре» и была ее результатом. В этом отношении интеллигенция была так же чужда народу, как и дворянство. «История подготовки революционного взрыва есть не столько история нарастания народного сознания, сколько история разложения правящего слоя, в котором постепенно слабели и распадались социальные связи»29.
«Национал-большевистские» теоретики дали определение «новой пореволюционной эпохе». Ее содержание они определили как смену капитализма, с его либерально-конституционной политической системой, и коммунизма, с его диктатурой пролетариата, «эпохой национал-максималистского синтеза». В этой эпохе осуществляется «синтез между капиталистическим "тезисом" и коммунистическим "антитезисом", синтез духовно-насыщенный,
преодолевавший материализм и тезиса и антитезиса»30. Концепция «синтеза» определяла и пореволюционное сознание. По мнению Ширинского-Шихматова, «пореволюционному сознанию свойственно восприятие капитализма как некоего исторического тезиса, коммунизма, как антитезиса и чаемого синтеза, как творческого сопряжения в течение пореволюционного периода всего того положительного и жизненного, что было в тезисе и антитезисе. Объективным критерием для определения тех ценностей, которые должны будут войти в синтез, явится их соответствие духовному облику и историческому пути нашего народа»31.
Основанная на этой концепции государственная доктрина «национал-максимализма» исходила из положения о том, что «революционная, коренная ломка социально-политической системы в СССР будет для страны убийственным ударом. В будущем при восстановлении национальной России придется исходить из нынешнего советского государственного устройства, постепенно и последовательно внося в него поправки и коррективы, соответствующие нашим основным миросозерцательным установкам»32. «Национал-максималисты» выступали против идеологии коммунизма, но не против советской государственной системы: Советы как форма организации государственной власти вполне их устраивали.
Концепция власти «национал-максималистов» предполагала установление «диктатуры народа», которая находит свое выражение в личной диктатуре «народного вождя». Этот вождь должен быть генералом Красной армии, проникшимся идеями «национал-большевизма» и перешедший на сторону «национальной революции». Впрочем, сам термин «бонапартизм» использовался в лексиконе «национал-максималистов» нечасто, речь шла именно о «национал-большевистском Бонапарте». «На смену диктатуре компартии идет диктатура трудового народа российского, которая в раскатах военной грозы неизбежно обратится диктатурой народного вождя - вождя Красной Армии, вставшей на защиту родных рубежей, на защиту нашей матери - России. Мы понимаем диктатуру этого военного национального вождя Великой русской социальной (от истоков своих глубоко национальной) революции. Ибо он - этот неизбежно грядущий Цезарь Октября должен быть Брутом мировой буржуазии, должен опираться на широкие круги трудовой демократии (трудократии), должен явиться символом величия, единства и великодержавности нашей могучей Родины, сбросившей с себя опостылевший пошлый псевдоним СССР и провозгласившей на весь мир страшное для врагов свое подлинное имя - России»33.
Таким образом, «национал-максималисты» вели с коммунистическим режимом в России не столько политическую борьбу, сколько идеологическую, направленную на формирование нового сознания, которое бы вытеснило коммунистическое мировоззрение. Для них главным было победить коммунизм идеологически. Они считали, что падению коммунистической диктатуры должно предшествовать идеологическое поражение социализма. Главное, чтобы старая советская государственно-национальная форма не наполнилась «гнилым буржуазно-либеральным содержанием».
Примечания
10
Завтра (Париж). 1933. № 2. С. 29. Утверждение (Париж). 1932. № 3. С. 167. От редакции // Завтра. 1935. № 7. С. 2.
Политическая история русской эмиграции 1920-1940 гг.: Документы и материалы. М., 1999. С. 769.
5 Завтра. 1933. № 4. С. 12.
6 Утверждение. 1931. № 1. С.38-39.
7 Волин Г. Только в борьбе обретешь свое право // Завтра. 1935. № 6. С. 4.
8 Там же.
9 Савинков Л. О борьбе и «борьбизме» // Завтра. 1935. № 6. С. 9. Савинков Л. О революции // Завтра. 1933. № 1. С. 8.
11 Там же. С. 9.
12 Завтра. 1933. № 1. С. 28.
13 Там же.
14 Алексеев Г. Еще несколько пояснений // Завтра. 1935. № 7. С. 11.
15 Там же.
16 Там же. С. 12.
17 Там же.
18 ГА РФ. Ф. 5878. Оп. 1. Д. 357. Л. 2.
19 Жуков В. На тему о национальном перевороте // Утверждение. 1931. № 1. С. 68.
20 Там же. С. 68-69.
21 Там же. С. 67.
22 Там же. С. 70.
23 Ярмидзе А. От права к правде // Завтра. 1933. № 3. С. 5.
24 Савинков Л. О революции. С. 7.
25 Там же.
26 Завтра. 1933. № 4. С. 28.
27 Савинков Л. О революции. С. 6.
28 Там же. С. 7.
29 Там же.
30 Былов Н. Гражданские свободы // Завтра. 1933. № 3. С. 16.
31 Завтра. 1933. № 1. С. 28.
32 Там же. С. 4.
33 Пореволюционная Россия (Марсель). 1935. № 3. С. 3-4.
