CC BY
46
УДК 14 ББК 87.21
М.Р. Шагиахметов
ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ОГРАНИЧЕННОСТЬ В ФИЛОСОФИИ
В нашем сознании понятие идеологической ограниченности прочно связано с догматизмом марксизма — ленинизма советской эпохи. Альтернативой ему представляется плюрализм западного общества, которое для многих политиков и философов является образцом. В этом проявляется некоторая незрелость мышления, которая свойственна и части философии, — это дуализм, как способность видеть только в черно — белом изображении. Такое мышление характерно непримиримыми оценками: либо добро, либо зло, установлением резких границ: «кто не с нами — тот против нас», такое мышление, определив, что в нашей стране не было свободы, делает вывод, что страны Запада — это «царство свободы». Такое мышление демонстрировал президент США Р. Рейган, который называл Советский Союз «империей зла». Такая дуалистическая однозначность оценок часто звучит в средствах массовой информации стран Запада: для них коммунизм — это однозначное зло, которому противостоит воплощение добра — западная демократия. В этом и проявляется разница в системе представлений. Весь мир западное общество судит с точки зрения соответствия собственной модели демократии. Такой снобизм, сам по себе, — признак ограниченности мышления. Нас и сейчас коробит такая однозначность оценок нашего советского прошлого, при всех наших разногласиях мы едины во мнении, что было и хорошее и плохое, и в нашей стране, и в странах Запада.
В предшествующий период истории наше мышление также было дуалистическим, мы находились во власти противоречий и делили всех на «красных» и «белых», на буржуев и пролетариев, на социализм и капитализм. Оглядываясь в прошлое, мы можем лучше понять происшедшее изменение в массовом сознании нашего общества. Мы освободились от власти дуалистического мышления, для нас и «белые», и «красные», и царская Россия и сталинский режим—это единое целое, это наше прошлое, наша история, наши ступени развития. Мы научились видеть противоречия в единстве, и ушли от дуалистической однозначности оценок.
Мы уже перешагнули это противопоставление: социализм и западная демократия, мы пытаемся строить наше общество, взяв все лучшее, а западное общество по-прежнему смотрит на нас подозрительно, как на скрытых коммунистов, оставаясь во власти тех же противоречий. Дуализм мышления проявляется как абсолютизация одной стороны системы противоречий. Западное общество абсолютизирует собственную модель демократии, как мы в эпоху социализма абсолютизировали собственный
строй, как самый передовой. Западное общество осталось во власти тех же противоречий, а мы преодолели их и пытаемся синтезировать все лучшее.
Но это уже проявление системного, диалектического мышления, в соответствии с которым противоположности существуют в единстве, их взаимодействие — условие развития.
По результатам опроса, проведенного Фондом «Российское общественное мнение и исследование рынка» (РОМИР) в ноябре 2001 года большинство россиян высказались за укрепление взаимовыгодных связей с Западом — 74 %, против — 14 %. Несмотря на это, отвечая на вопрос: по какому историческому пути должна идти Россия, лишь 15 % высказались за «общий для современного мира путь европейской цивилизации». 18 % высказались за возврат к советской модели и 60 % высказались за то, что Россия должна идти «по собственному, особому пути» [1].
Как видно из этих цифр, нежелание подавляющего большинства россиян копировать общество стран Запада не связано с изоляционистскими настроениями, мы согласны и хотим сотрудничать и общаться, но брать общество Запада за образец мы не хотим. Для нас общество стран Запада — часть той системы противостояния социализма и капитализма, которую мы переросли, взяв рыночный механизм у капитализма и социальную направленность у социализма. Опираясь на Гегеля, на его логическое обоснование развития: «тезис» — «антитезис» — «синтез», можно сказать, что современное наше общество — это попытка синтеза противоречий капитализма и социализма. Этот процесс осознается нами лишь частично, но явно проявляется в том, что мы видим хорошее и положительное и в социализме и в капитализме и видим недостатки и идеологическую ограниченность в обеих идеологических системах. Это и есть проявления процесса синтеза, достижение уровня мышления, которое преодолевает идеологическую ограниченность, основанную на дуализме.
Но процесс этот идет достаточно трудно, нам мешает сложившийся и еще не преодоленный стереотип мышления, в сущности, материалистический, который богатство отождествляет с высоким уровнем развития. Страны Запада богаче нас, но с точки зрения развития культуры, мышления, системы представлений, западное общество отстает от нас. Они остаются в той же системе противоречий, мы уже не считаем их врагами, а они все еще смотрят на нас с подозрением, наращивая военную мощь.
Для преодоления этого стереотипа мышления необходимо более четкое понимание сходства и раз-
линия нашего общества и западного. Идеологическое противостояние периода «холодной войны» было проявлением дуализма мышления, для которого противоречия материи и сознания, материализма и идеализма несовместимы. В этой системе про- • тиворечий ограниченность была неизбежным следствием для обеих сторон. Отличие только в том, что мы освободились от идеологической власти догматизма, преодолеваем дуализм представлений, а западное общество самодовольно считает собственную ограниченность высшим достижением.
Мы не осознаем образ западного общества, как дуалистический, но если обобщить то, что наших людей отталкивает, то, как не парадоксально, это присущий ему материализм и утилитаризм, при которых главная мотивация деятельности — это деньги, материальная выгода. Но самое отталкивающее в том, что эта вульгарно материалистическая мотивация прикрывается разговорами о правах и свободах личности, о вечных «христианских ценностях». Как парадокс это подмечал Э. Фромм, который, описывая отношение западного общества к марксизму, заметил, что ругают марксизм всюду и постоянно, не зная его, приписывая Марксу бездушный материализм, стремление подчинить человека материальным факторам. При этом «ирония истории» состоит в том, что «обычно описание Марксовых целей и его идей социализма, как две капли воды совпадает с современным западным капиталистическим обществом: поведение большинства людей мотивировано материальной выгодой, комфортом и растущим потреблением» [2]. То, что Э. Фромм воспринимал как парадокс, является закономерностью дуалистической системы представлений: идеализм, вырванный из диалектической взаимосвязи с материализмом, возрождает его в практической деятельности. Этот материализм пронизывает всю западную массовую культуру, как ориентация на внешний успех, на материальную выгоду, на богатство, как воплощение американской мечты, на духовную недоразвитость. И чем выше оторванные от реальности моральные ценности, тем вульгарнее утилитаризм и материализм практической деятельности.
Эта закономерность полностью проявила себя и в нашем обществе периода социализма. Материалистическая идеология обернулась идеалистической практикой: стремление к наживе, частнособственнические устремления подавлялись, добродетелью считалось бескорыстное служение народу, стране, идее построения коммунизма. Мы, в сущности, были идеалистами. Благодаря этой системе представлений 70 лет периода социализма мы развивали сознание и быстро умнели, а западное общество развивало материальную сферу и богатело.
Этот краткий и схематичный анализ систем представлений — иллюстрация диалектического единства идеализма и материализма, которые не существуют друг без друга. Без философских обобще-
ний, в реальной практике развития нашего общества, используя достижения и капитализма и социализма, мы фактически опираемся на единство этих противоположностей.
Идеологическая ограниченность идеализма и материализма взаимообусловлена противопоставлением Сознания и материи, которые составляют диалектическую систему взаимодействия. Материя не определяет сознание, и сознание не определяет материю, а их взаимодействие определяет процесс развития жизни, при этом сознание — это наиболее активный изменчивый элемент системы, а материя — более консервативный, обеспечивающий наследственность и преемственность. Единство жизни, единство в многообразии, и сам реальный человек в единстве его души и тела — обоснование диалектического единства сознания и материи.
Противопоставление материи и сознания, как следствие дуалистического мышления, приводит к ограниченности, которая свойственна обеим сторонам идеологического противостояния.
Идеологизированность западной философии проявляется в том, что в настоящее время в философии господствуют взгляды, которые определяются не достижениями мышления, а идеологическими установками западного общества. Собственные достижения — материализм, диалектику Гегеля, марксизм, западная философия отвергает без изучения, без анализа, как идеологически неприемлемые, как обоснование тоталитаризма и большевизма. Игнорирование достижений мышления обрекает на отставание, на застой в развитии. Очевидно, что такое идеологизирование философии не совместимо с научным подходом, который закономерно и отвергается западной философией.
Проявлением демократии и свободы слова для нас стал плюрализм мнений и точек зрения. Но плюрализм западного общества также связан с собственной противоположностью — догматизмом, и этим определяется его ограниченность. Идеологизированность плюрализма выражается в его абсолютизации, как следствия противопоставления догматизму. Это плюрализм ради плюрализма, множественность точек зрения при этом становится не средством поиска и развития, а демонстрацией множественности. Это плюрализм научной безграмотности и бессистемности, который противопоставляется абсолютизации единичного — догматизму марк-сизма-ленинизма советской эпохи. Это дуализм мышления, который отвергает диалектику единичного и множественного, который считает их несовместимыми, непримиримыми противоречиями. Но эти противоположности имеют характер антагонистических только для дуалистического мышления, именно вследствие их разграничения и противопоставления. Единичное, вырванное из диалектической связи с множественным, оборачивается догматизмом, а множественное, вырванное из диалекти-
ческой связи с единичным, оборачивается плюрализмом безграмотности. Абсолютизация как единичного, так и множественного — проявления идеологизированного дуалистического мышления. Плюрализм, как свободный обмен мнениями и соревнование идей, необходим как средство познания единой жизни, единой в многообразии, как способ постоянного развития единой научной картины мира.
Отвергнув идеологизированность догматизма, многие наши философы, с готовностью усваивая «достижения» западной философии, остаются в рамках той же идеологической ограниченности дуализма мышления.
Абсолютизированный плюрализм для западной философии — форма самозащиты от реальной жизни, идеология научной безграмотности и бессистемности.
Идеологическая ограниченность, как догматизма, так и абсолютизированного плюрализма проявляется в отрыве от реальной жизни, от практического процесса познания, который уже давно идет независимо от достижений философии и даже вопреки ее архаичному состоянию. Практический процесс познания опирается на реальную жизнь, использует методы, которые проявляют себя как наиболее эффективные. Главная причина отставания философии в том, что она пытается в процессе осмысления сохранить устаревшие исходные посылки, не осмеливаясь сделать давно назревший вывод о необходимости их пересмотра.
Причины такого положения в дуализме мышления, который поддерживается идеологической установкой западной философии. Эта идеологическая установка западного общества, которая закрепила как нечто незыблемое представление о кантовском дуализме сферы «чистого разума» и опытного знания, «умопостигаемого мира» и «чувственно воспринимаемого», существующих раздельно и независимо, опирается на противопоставление сознания и материи, субъекта и объекта, разума и действительности. На этом дуализме строится противопоставление идеализма и материализма, субъективности и объективности, рационализма и иррационализма, науки и культуры, философии науки и философии жизни, нравственности и практической деятельности и т. д. Этот застарелый дуализм мышления — причина того, что западная философия второе столетие топчется на месте, распространяя как новое хорошо забытое старое с приставками «нео» или «пост».
Самое большое противоречие между практическим познанием и философским, на мой взгляд, в том, что практическая наука исходит из единства мышления и действительности, которое является основополагающим принципом процесса познания. Философия же до настоящего времени остается на дуалистических позициях противопоставления созна-
ния и материи, субъекта и объекта, разума и действительности.
На этом дуализме основана почти вся современная проблематика философии науки. Само существование философии науки основано на кантовском дуализме «умопостигаемого мира» и «чувственно воспринимаемого». Опираясь на этот дуализм, сам Кант и сделал вывод о необходимости разделения философии: «Всякую философию, поскольку она опирается на основания опыта, можно назвать эмпирической, а ту, которая излагает свое учение исключительно из априорных принципов,— чистой философией» [3], Но, разграничив сферу «чистого разума» и опытного знания Кант разрушил онтологическое обоснование процесса познания — единство мышления и действительности.
В соответствии с кантовской традицией чувственное познание, которое опирается на опыт, критерием которого является соответствие объекту, как объективное научное знание, существует раздельно от сферы априорного «чистого разума». На этой традиции дуалистического мышления основано разделение сферы науки и сферы культуры, объективности знания и субъективности ценностей, плюрализм западной философии в целом.
Продолжая кантовскую традицию деления разума и чувственного опыта, априорного и опытного знания, А. Вебер в истории развития общества выделяет стоящий над миром «интеллектуально сформированный космос общезначимых и необходимых вещей» с присущим ему постоянным процессом рационализации, и противопоставляет ему мир культуры, движение которой имеет противоположный характер [4].
В. Виндельбанд, считающийся одним из крупнейших историков философии, опираясь на Канта, пишет: «Наше нравственное самопознание показывает нам, что мы — двойственные существа и что наша жизнь протекает на границе чувственного и сверхчувственного. В качестве чувственных существ мы подчинены законам пространства, времени и категорий, как существа умопостигаемые мы свободны и сами предписываем себе мировой закон долженствования» [5].
Эта опора на кантовский дуализм не имеет разумного объяснения, потому что последующим развитием мышления он был преодолен и стал пройденной ступенью в развитии философии. Кант обосновал необходимость разделения «чистого разума» и опытного знания существованием неразрешимых противоречий — антиномий, в соответствии с которыми мир одновременно и ограничен и неограничен, конечен и бесконечен, подчинен необходимости и свободен, имеет причину и не имеет ее. Неспособность преодолеть эти противоречия привели его к выводу о том, что «систематическое единство природы согласно спекулятивным принципам разума не могло быть доказано» [6].
Кант был выдающимся философом, но необходимость преодоления его дуализма и создания единой системы представлений определяется единством жизни, частью которой мы являемся. Если мы не можем осмыслить этого единства в единой картине мира, то это только свидетельство слабости нашего мышления. Поэтому преодоление его дуализма в процессе последующего развития мышления является вполне закономерным.
Гегель, опираясь на внутреннюю диалектику определений, как единство тождества и отрицания, убедительно и логически безупречно показал, что каждое из определений в кантовских антиномиях содержит в себе собственное отрицание, что сами антиномии — результат рассмотрения этих определений в «изолированной значимости», что неразрешимость противоречия существует не как свойство явлений природы, (у Гегеля — вещи в себе) а лишь как противоречия наших определений рассудка, которые диалектически связаны и не существуют друг без друга.
Никто за всю последующую историю развития философии не опроверг Гегеля, после которого кантовский дуализм стал устаревшим и причины, по которым западная философия предпочитает Гегеля не замечать, находятся только в сфере идеологии. Кант оказался более удобен. Но этот выбор того, что удобно, означал отказ от философии как науки и уход от реальности.
Антинаучность этого дуализма отмечают и некоторые западные философы. К примеру, Р. Рорти пишет: «Попытки Рассела и Гуссерля осуществить дифференциацию культуры, разделив априорные философские и апостериорные эмпирические вопросы, были того же рода: они стремились сделать демократическую культуру безопасной для трансцендентальной философии через разделение, при котором Дарвин оказывался неприменимым к Канту». К этому следовало бы добавить, что именно у Канта разделение априорного и апостериорного знания приобрело законченное выражение, а Рассел и Гуссерль лишь продолжали кантовскую традицию. Тот же Р. Рорти отмечает связанную с таким разделением тенденцию к автономии философии, к уходу от реальной жизни путем сужения ее объема: «Эта попытка отстраниться от времени и изменения, забыть Гегеля и присоединиться к Канту, в настоящее время широко распространена в англоязычном философском сообществе, которое характеризует себя в качестве сообщества, практикующего «аналитическую» философию» [7].
Этот антинаучный, идеологический выбор закономерно привел западную философию к ее нынешнему, плачевному состоянию.
Одно из достижений Гегеля в преодолении противоположности объективного и субъективного, которое он считал главной задачей философии. Эта противоположность преодолевалась им в понятии.
Гегель писал: «В познании речь вообще идет о том, чтобы лишить противостоящий нам объективный мир его чуждости (Fremdheit), ориентироваться, как обыкновенно выражаются, в нем, а это означает свести объективное к понятию, которое есть наша глубочайшая самость. Из данного здесь разъяснения видно, как превратно рассматривать субъективность и объективность как некую прочную и абстрактную противоположность. Оба определения целиком диалектичны» [8].
А западная философия, опираясь на кантовский дуализм, в течение всего XX века пыталась доказать обратное: что есть чисто объективное, рациональное, и чисто субъективное, иррациональное, и до настоящего времени противопоставляет эти понятия, как несовместимые. Это выразилось в том, что философия науки занималась «демаркациониз-мом», попытками определения различных моделей научной рациональности, выработки критериев объективного научного знания. Тому, кто знаком с диалектикой Гегеля, еще в XIX веке нетрудно было догадаться, чем закончатся эти труды И. Лакатоса, Т. Куна, К. Поппера.
В.И. Моисеев после обзора развития философии науки пишет: «Основной проблемой современной философии науки, как это можно было видеть из предшествующего изложения, является постепенный кризис идеи демаркации и практически полная потеря понимания специфичности научного познания» [9]. Проблема не в «кризисе идеи демаркации», этот кризис вполне закономерен, проблема в нена-учности самой философии, которая основана на устаревшем дуализме, которая позволяет себе игнорировать достижения мышления по идеологическим причинам.
На этом же кантовском дуализме основаны попытки противоположного плана. На другом полюсе направление, которое, опираясь на «философию жизни», на Шопенгауэра, Ницше, Кьеркегора, пыталось максимально абстрагироваться от реальности, от объективной материальности в поисках чистой субъективности сознания или «чистого разума» Это достигается путем ухода в трансцендентальное, которое в принципе непознаваемо, либо в субъективизме с его релятивизмом и иррационализмом. Уход от реальности закономерно дискредитировал разум и снял вопрос о познании действительности вообще, привел к жизнеотрицанию.
Исходные посылки познания в виде , кантовского дуализма, которые уже преодолены развитием мышления, закономерно привели к последствиям, которые только подтвердили их негодность в современных условиях.
Гегель не смог до конца преодолеть дуализм мышления, оставаясь на идеалистических позициях, а значит внутри дуалистического противопоставления идеализма и материализма, сознания и материи; единство мира он вынес за пределы мира
природы, как единство духа с самим собой. Идеалистическая направленность познания, обращенного на постижение «сущности», идеи путем абстрагирования от внешнего, от «природности», создавала пропасть между его философией и практическим познанием действительности. Этим обусловлена и ограниченность его диалектики: это внутренняя диалектика определений рассудка и единство ступеней восхождения духа от природы к абсолютному.
Следующий шаг в преодолении дуализма разума и действительности сделал марксизм, создав единую картину мира на основе его материальности. Развитие стало свойством реальной жизни, а не духа, а сознание — результатом развития природы. Используя достижения рационального мышления, диалектику Гегеля, марксизм обосновал единство разума и действительности, теоретического и эмпирического методов, системный подход к рассмотрению явлений материального мира в их взаимосвязи и развитии. Диалектический материализм до настоящего времени является наиболее передовым научным методом познания, онтологическим обоснованием практической научной деятельности.
Игнорирование по идеологическим причинам марксизма западной философией приводит к тому, что в философии науки множатся различные методы и принципы: метод последовательных приближений (Карнап), принцип симметрии, принцип дополнительности, антропный принцип, синергетика, которые, в сущности, являются фрагментами диалектики. Игнорирование идеологически неприемлемого диалектического материализма приводит к тому, что эти методы и принципы существуют в философии науки разрозненно, не становясь единой методологией.
Значительная часть российской философии, идя вслед за западной, просто игнорирует марксизм, часто недобросовестно ставя знак равенства между марксизмом и советской идеологией. Но следование в хвосте западной философии не избавляет от идеологической ограниченности. Отказ от идеологизированное™ философии должен состоять в отказе от любых других критериев, кроме научности. Как догматизм советского периода, характерный признанием марксизма абсолютной истиной, так и полный отказ от марксизма западной философией — проявления ограниченного, идеологизированного подхода, а также дуализма мышления, для которого идеализм и материализм, сознание и материя — антагонистические, непримиримые и несовместимые противоречия.
Марксизм не смог преодолеть дуализма мышления, оставаясь в рамках противопоставления идеализма и материализма, и этим определяется ограниченность его диалектики, Материалистическая направленность познания на внешнюю, объективную сторону материального мира определяет и характер диалектики, — это внешняя диалектика ма-
териальных факторов. Материалистическая ограниченность проявляется во фрагментарном понимании жизни — вне сознания, которое для марксизма — лишь отражение объективного материального мира.
Идеализм и материализм взаимодействие сознания и материи определили отнюдь не диалектически, а как иерархию. В идеализме Гегеля диалектика определений рассудка при определении взаимодействия духа и природы становится иерархией, в которой дух первичен, является «истиной» природы. Аналогичным образом в марксизме диалектика материальных факторов при определении взаимодействия с сознанием становится обратной иерархией: материи над сознанием. В этом ограниченность диалектики Гегеля и марксизма, которую необходимо преодолеть, чтобы наши представления соответствовали единству жизни, единству внутреннего и внешнего. Опираясь на единство жизни, на понимание сознания, как неотъемлемой ее части, как реальной, активной созидающей силы, давно пора сделать вывод: сознание и материя — диалектические противоположности, не существующие в чистом виде, друг без друга, их диалектическое взаимодействие определяет развитие жизни. При этом сознание выступает как активный элемент, носитель изменчивости, а материя — консервативный, обеспечивающий наследственность и преемственность.
Осознание диалектической связи идеализма и материализма ставит задачу синтеза их достижений, объединения внутренней диалектики Гегеля и внешней диалектики марксизма. Полноту и адекватность знания об объекте дает не только познание его «сущности» или идеи, и не только познание его внешних, материальных признаков, а совокупность внутреннего и внешнего.
Критерий научного знания не в чистой объективности, научные представления никогда полностью не сливаются с объектом, но объективность — его необходимое условие, как соответствие знания реальной жизни. Эта сторона научного знания общепризнанна. Необходимо осознать другое — как всякое представление, научное знание — это единство объективного и субъективного, материи и сознания. Помимо критерия соответствия объекту в представлениях людей, в том числе, научных, всегда присутствует субъективность сознания. Представления — продукт работы сознания, эмпирического и теоретического методов, соответствие объекту определяется также сознанием, сам объект раскрывается нам в зависимости от наших представлений о нем, накопленных знаний. Соотнося вырабатываемые представления с объектом, мы фактически соотносим их с нашими представлениями об этом объекте. Вырабатываемые представления нас удовлетворяют как соответствующие объекту познания в зависимости от уровня наших знаний о нем.
Система представлений об окружающем мире — это постоянно развивающееся единство объектив-
ности знания, накапливаемого и углубляемого в постоянном соотнесении с объектом, и субъективности сознания с постоянным творческим поиском и осмыслением полученных знаний. Исходя из этого, критерию научности отвечают представления, выработанные сознанием, которые на данном уровне развития мышления позволяют сделать вывод о соответствии объекту познания.
Представления о реальной жизни, как единство объективного и субъективного, «снимают» (по выражению Гегеля) противоречия между субъектом и объектом, сознанием и материей,
Дуализм мышления — закономерное отражение противоречивости природы и диалектика не устраняет его полностью, она преодолевает его, «снимая» антагонизм и противопоставление противоположностей как несовместимых. Диалектика рассматривает противоположности как единую систему взаимодействия. Диалектика—онтологическое обоснование необходимости системного подхода к познанию явлений реальной жизни, в том числе, сознания человека.
Человеком руководят не «чистый разум» и не чисто физические, материальные потребности, в чистом виде таковых и не существует, человек руководствуется выработанными представлениями о себе и реальной действительности. Эти представления — результат постоянного взаимодействия активного, изменчивого сознания и более консервативных материальных факторов. Эти представления опираются и на объективное научное знание и на субъективный опыт.
Развитие системы представлений о человеке и окружающей действительности — задача философии, которая требует преодоления идеологической ограниченности дуалистического мышления и перехода к идеологии научности.
Ограниченность идеалистической идеологии западной демократии и материалистической идеологии социализма проявилась в том, что взаимодействие противоположностей, составляющих единую систему, они определяли как иерархию. Идеализм, определяя «сущность» человека через сознание или дух, выстраивает иерархию индивидуальности над коллективом, частного интереса над общим, прав и свобод личности над общественными интересами. Материализм, определяя сущность человека через его потребности, а сознание, как социально обусловленное, выстраивает обратную иерархию: коллектива над индивидуальностью, общественных интересов над личными. Индивидуализм западной и коллективизм советской идеологии — проявления идеологизированности дуалистического мышления.
Эта абсолютизация прав и свобод личности, которую нам навязывают западные страны, — проявление той же идеологической ограниченности дуалистического мышления, от которой мы стремились избавиться в ходе перестройки.
Преодоление идеологической ограниченности состоит не в том, чтобы, отказавшись от идеи коллективизма, принять идею индивидуализма, а в отказе от противопоставления индивидуальности и коллектива. Индивидуальность — такое же природное свойство человека, как и его общественная природа. Изменчивость, активность индивидуальности и консервативность коллектива, обеспечивающего преемственность, следует рассматривать как систему взаимодействия — условие развития общества. Системный подход, соответствующий реальной жизни каждого человека в обществе, является обоснованием единства прав и обязанностей. Неспособность и нежелание западной философии видеть человека в системе взаимодействия с другими людьми, с обществом приводит к фрагментарности отражения реальности, к абсолютизации отдельных элементов единой системы.
Господство индивидуализма закономерно приводит к преобладанию частных, эгоистических, материалистических интересов в обществе, к его разобщению, к росту преступности. Все эти явления мы наблюдали в 90-е годы в нашем обществе, когда мы, освободившись от советской идеологии, бросились осваивать «ценности» западного общества. И теперь, как реакция на эти годы индивидуализации, в нашем обществе нарастает идея единства. Эта идея единства проявляется в отторжении западных «ценностей», в том, что исповедующие их либеральные партии отодвинуты на обочину политической жизни, а по стране триумфально шествует «Единая Россия», несмотря на всю нашу нелюбовь к чиновничеству. Разделившиеся в период «парада суверенитетов» регионы объединяются один за другим.
Это единство, при всех издержках сталинской модели социализма, позволило нам одержать победу в Великой Отечественной войне, построить мощную индустриальную державу с развитой культурой. Складывающееся в нашей стране политическое единство в странах Запада единодушно воспринимается как возврат к тоталитаризму. Но это единство не навязано нашему народу сверху, оно проявляется в условиях демократического выбора. Только складывающееся, нарождающееся единство нашего народа — это качественно более высокий уровень развития общества по сравнению с западным. Его основа — более высокий уровень развития сознания, проявляющийся в системе представлений, в которой нет места противопоставлению сознания и материи, личности и общества, прав и обязанностей.
Навязываемая нам странами Запада иерархия абсолютизированных прав и свобод личности является основой господства частных, эгоистических интересов, которые размывают единство народа. Примем ли мы иерархию частного над общим или вернемся к иерархии общего над частным, либо научимся диалектическому их сочетанию и взаимодействию — вопрос настоящего этапа развития.
Иерархия материалистической идеологии — общества над личностью, идеи «интересов народа», коммунизма над конкретными людьми, существовала благодаря неразвитости индивидуального сознания. Его развитие естественным образом привело к преодолению разрыва между обществом и личностью, между «интересами народа» и конкретными людьми, между представлениями о долге, нравственности и реальной жизнью. А иерархия западного общества существует благодаря отсутствию этого единства, благодаря дуализму оторванной от реальности сферы нравственности и религии и сферы практической деятельности. И чем выше исповедуемые «христианские ценности» западного общества, тем низменнее материализм практики. Нами это воспринимается как двойные стандарты, как лицемерие, но это закономерное проявление системы представлений западного общества. Но эта система представлений отвечает эгоизму индивидуализма с его вульгарным материализмом и утилитаризмом. Этим и объясняется ее живучесть.
Западная философия, отказавшись от диалектики, как идеологически неприемлемой, проявляет неспособность к системному рассмотрению явлений реальной жизни и представлений о ней. Это проявляется в отрыве ценностей от знания, прав от обязанностей, в одностороннем понимании гуманизма. Также как права человека обеспечиваются соблюдением людьми обязанностей по уважению этих прав, борьбой с практикой их нарушения, так и гуманизм обеспечивается путем борьбы с антигуманизмом, с насилием и посягательством на жизнь человека. Это единство тождества и отрицания, обоснованное Гегелем двести лет назад, которое до настоящего времени не под силу западной философии.
Дуализм системы представлений западного общества, в которой сфера нравственности оторвана от сферы практической деятельности, позволяет декларировать одно, а делать — прямо противоположное. А протесты разного рода правозащитников воспринимаются как один из элементов демократии. К примеру, Соединенные Штаты, в сущности, являются полицейским государством, в котором самая эффективная правоохранительная система и всесилие спецслужб диалектически связаны с господством индивидуализма в системе представлений.
Наше общество, в котором система представлений основана на большем единстве слова и дела, нравственности и практической деятельности, пытаясь применить на практике западные ценности, создает условия для собственного разрушения. Внедряя индивидуалистический гуманизм, права и свободы, мы получили 20 лет непрерывного роста преступности, которая является проявлением крайнего индивидуализма. Необходимость решения реальных проблем общества, защиты прав граждан упирается в индивидуалистический стереотип понимания гуманизма, прав и свобод. На самом деле этой ди-
леммы не существует. Гуманизм, права и свободы требуют эффективной защиты, повышение в сознании их ценности требует ужесточения наказания за посягательство на них.
Субъективному осознанию ценности соответствует проявляемое внешне, объективно бережное отношение к ней, защита этой ценности. Уровень защиты объекта свидетельствует о степени ценности его для членов общества, формирует у незрелого сознания представления о ценности объекта защиты. Это единство субъективного и объективного. В реальной жизни всегда так и было. Признание ценностью собственности, жилища, здоровья, неприкосновенности личности и т. д. всегда влекло за собой соответствующую защиту, и чем выше признавалась ценность, тем строже устанавливалось наказание за' посягательство на нее. То, что нам дорого, мы должны защищать и всегда защищали.
Гуманизм, как признание высшей ценности человеческой жизни, неразрывно связан с высшей мерой наказания за посягательство на нее — смертной казнью. И требование подавляющего большинства населения нашего общества сохранить смертную казнь в качестве меры наказания свидетельствует как раз о торжестве принципа гуманизма в сознании людей, признающих жизнь человека в качестве высшей ценности.
В идеалистической иерархии представлений, где индивидуальность ставится над коллективом, гуманизм понимается как высшая ценность индивидуальной жизни, этим обосновывается идея ненасилия, пацифизма, отказа от смертной казни. Понятие гуманизм рассматривается как субъективный выбор каждого человека в отрыве от внешнего его проявления, от объективных материальных факторов, которые влияют на формирование его сознания и на этот выбор в том числе.
Оторванность от реальной жизни закономерно приводит к противоречию с ней, с необходимостью борьбы с агрессором, с преступностью, с тем же насилием и произволом. При разрыве субъективности и объективности субъективный гуманизм в представлениях порождает объективный антигуманизм в общественной практике. Иллюстрацией этого диалектического процесса является непрерывный рост преступности в нашей стране, проходящий под знаменем утверждения гуманизма, прав и свобод личности.
Материалистическая иерархия представлений, ставящая коллектив над индивидуальностью, исходит из приоритета объективного хода истории, перед которым индивидуальная жизнь — лишь средство, эта иерархия стала основанием идеологии подавления личности. Сталинские репрессии — лучшая иллюстрация такого объективированного гуманизма. При дуалистическом разрыве субъективности и объективности такой объективированный гуманизм также порождает антигуманизм.
Диалектическое единство индивидуальности и коллектива, как единая система активной индивидуальности и консервативного коллектива отвергает какую-либо иерархию и требует системного подхода к понятию гуманизма, который не противопоставляет индивидуальную жизнь общественной, а видит их в единстве, как единую жизнь, которая не имеет другой формы существования кроме как индивидуальность. С точки зрения такого гуманизма высшей ценностью является эта единая жизнь, переданная нам предыдущими поколениями, и которую мы должны передать нашим детям.
С точки зрения этой ценности каждая индивидуальная жизнь является звеном, ее продолжающим и этим определяется ее ценность и необходимость бережного к ней отношения. Но эта же ценность определяет и долг, и обязанность каждой индивидуальности по сохранению и развитию единой жизни. Эта единая жизнь и вне нас и в каждом из нас, это единство внутреннего и внешнего. Поэтому познание жизни — это и самопознание, долг перед жизнью — это и долг перед самим собой, преступление против жизни — это преступление и против самого себя, развитие собственной индивидуальности — это развитие жизни. Исходя из такого понимания гуманизма, в единой системе находятся и бережное отношение к каждой человеческой жизни, и самое строгое наказание за посягательство на нее. Такому пониманию гуманизма защита своей страны на поле боя, борьба с преступностью и даже смертная казнь, совершаемые ради сохранения и
развития жизни, не противоречат, напротив — отвечают ему.
Литература
1. Никонов* В. Российское и советское в массовом сознании / В. Никонов // Современная российская политика. — М. : ОЛМА-ПРЕСС, 2003. —
С. 160—162.
2. Фромм, Э. Марксова концепция человека. // Душа человека / Э. Фромм. — М. : Республика, 1992, —С. 376.
3. Кант, И. Основы метафизики нравственности / И. Кант // Сочинения в шести томах. (Философ, наследие).— М.: Мысль, 1965.—Т. 4. — Ч. I. — С. 221.
4. Вебер, А. Избранное: Кризис европейской культуры / А. Вебер. — СПб.: Университетская книга, 1999.
5. Виндельбанд В. История новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками. В 2 т. Том 2. От Канта до Ницше / В. Виндельбанд. — М.: Терра-Канон-Пресс-Ц, 2000. — 512 с.
6. Кант, И. Критика чистого разума // Сочинения в шести томах. (Философ, наследие) / И. Кант — М. : Мысль, 1964. — Т. 3. — С. 662.
7. Рорти, Р. Философия и будущее. 1976. / Р Рор-ти // Вопросы философии. — 1994. — № 6.
8. Гегель, Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики / Г.В.Ф. Гегель. — М. : Мысль, 1974.— С. 383.
9. Моисеев В.И. Философия и методология науки: учебное пособие / В.И. Моисеев. — Воронеж Центр.-Черн. кн. изд-во, 2003. — С. 214.
