CC BY
225
Идеи и смыслы
Юрий ВАСИЛЬЕВ
ИДЕНТИЧНОСТЬ РУССКОГО НАРОДА В ИСТОРИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ В.О. КЛЮЧЕВСКОГО
В статье представлена характеристика основных положений теории исторического процесса В.О. Ключевского, раскрывающих понимание русским мыслителем проблемы идентичности русского народа.
The article presents characteristics of the main tenets of the theory of historical process of V. Kliuchevskiy revealing Russian thinker’s understanding of the Russian people identity problems.
Ключевые слова:
русский народ, русское общество, идентичность, характер, общественная психология, подвижник, социальная память; Russian people, Russian society, identity, character, social psychology, ascetic, social memory.
Выдающийся представитель русской исторической школы В.О. Ключевский, продолжив размышления о «природе племени» С.М. Соловьева, в своей теории исторического процесса представил историческую репрезентацию проблемы идентичности в русле концептов исторических сил, исторических элементов, исторического движения, исторической передачи, народнопсихологического (по его терминологии) обоснования крупных исторических явлений (таких, как церковный раскол).
По мнению Ключевского, историю не следует рассматривать только как процесс логический: важен процесс народнопсихологический, в котором основной предмет научного изучения — проявление сил и свойств человеческого духа, развиваемых общежитием. Изучение исторических явлений представляет интерес в парадигме двух взаимосвязанных состояний — настроения и движения, из которых одно постоянно вызывается другим или переходит в другое. В результате, по мнению Ключевского, можно приблизиться к пониманию существа предмета1.
Житейские впечатления охватываются не только разумом, но также воображением или чувством, складываясь в стройную систему образов или в цельное жизненное настроение. Важной задачей историка Ключевский считал изучение настроения общества для объяснения изменений в общественном развитии. Температура общественного настроения, по выражению русского ученого, определяла его характер.
Ключевский отмечал неоднократные и глубокие перемены в настроении русского общества: исчезали старые понятия, появлялись новые. Однако одно возвышенное духовное явление оставалось неизменным — чувства и верования народа2. Современным языком, по оценке Ключевского, засохшим в абстракциях и схемах, трудно изобразить живые, глубоко сокрытые движения верующей народной души в контексте исторического процесса. В эту душу глубоко запали сильные и светлые впечатления, произведенные когда-то неуловимыми, бесшумными нравственными средствами, для описания которых просто не найти подходящих слов, как невозможно при помощи языка передать, например, силу светлого
1 Ключевский В.О. Дневники и дневниковые записи // Сочинения в 9 т. — М., 1989, т. IX, с. 325-326.
2 Ключевский В.О. Значение преподобного Сергия для русского народа и государства // Исторические портреты. Деятели исторической мысли. — М., 1991, с. 63—64.
ВАСИЛЬЕВ
Юрий
Альбертович —
д.и.н., профессор;
профессор
Московского
гуманитарного
университета
и ободряющего молчаливого подвижнического взгляда. Источника впечатлений давно нет, исчезла обстановка, в которой они появились (например, монастырская ризница, молитва подвижника). Однако впечатление, произведенное когда-то на общественное сознание, сохранилось на века, переливаясь свежей струей из поколения в поколение: ни народные бедствия, ни нравственные переломы в обществе не могли сгладить его. Первое смутное ощущение нравственного мужества, первый проблеск духовного пробуждения — вот в чем состояло это впечатление1.
В данной интерпретации настроения русского общества, по сути, выражен возвышенный исторический опыт, неподвластный зачастую рационалистическому пониманию и толкованию как со стороны исследователя, так и со стороны читателя Ключевского. Внимательный и вдумчивый читатель, получая, используя выражение русского ученого, «критическое наслаждение от передачи» авторских идей и суждений, тем не менее определит разницу между исторической возвышенной реальностью и ее репрезентацией. Даже художественно воспроизведенный образ трогает воображение, но не сердце, не чувство. Художественно выраженная мысль возбуждает лишь ум, но не сердца2.
По свидетельству М.М. Богословского, Ключевский «вживался в ту эпоху, которую исследовал, он проникал в миросозерцание, в чувства и настроения людей того времени, постигая их внутренним художественным чутьем. Он на эти минуты как бы жил с людьми прошлого, мыслил и чувствовал вместе с ними». Историческая репрезентация прошлого, созданная художественным восприятием Ключевского, вытекала «из минувшей жизни, во всей своей жизненной яркости, проходившей перед его художественными очами, которую глубоко понял и которую воспроизвел, воскресив ее волшебной силой своего творчества». Исследовательский метод «непосредственного художественного проникновения в былое, и в его внешнюю обстановку, и в психологию давно сошедших с исторической сцены людей, и отдельных личностей, и народных масс, этой способности постигать, усваивать и
1 Там же, с. 74.
2 Ключевский В.О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. — М., 1993, с. 415.
воскрешать отдуманные думы, угасшие чувства и отзвучавшие речи»3 созвучен гораздо более позднему подходу, разработанному в ХХ в. представителями французской школы «Анналов» (воплощенному, например, в изучении Ле Руа Ладюри средневековой деревни Монтайю в XIII в.: «как жил» или «как чувствовал» житель средневековой деревни). Данный метод исследования прошлого особенно актуален сегодня4.
В духовном потенциале, которым располагала Древняя Русь, как считал Ключевский, не было достаточно средств, чтобы развить наклонность к рациональному мышлению. Но у нее нашлось достаточно материала, над которым могли поработать чувство и воображение. Тогда мыслили не идеями, а образами, символами, обрядами, легендами, т.е. идеи развивались не в логические сочетания, а в символические действия, которым искали оправдания в истории. Древнерусская мысль усиленно работала над вопросами нравственно-религиозного порядка, над дисциплиной совести и воли, над покорением ума в послушании вере, над тем, что считалось спасением души. Но она пренебрегала условиями земного существования, видя в нем законное царство судьбы и греха, и потому с бессильною покорностью отдавала его на произвол грубого инстинкта. Она сомневалась, как это можно внести и стоит ли вносить добро в земной мир, который, по писанию, во зле лежит, и была убеждена, что наличный житейский порядок так же мало зависит от человеческих усилий, так же неизменен, как и порядок мировой.
Древнерусское общество отличалось однородностью, цельностью своего нравственно-религиозного состава. При всем различии общественных положений древнерусские люди, будь то боярин или холоп, по своему духовному облику были похожи друг на друга, удовлетворяли свои духовные потребности из одних и тех же источников. Однообразные изгибы совести помогали древнерусским людям хорошо понимать друг друга, составлять однородную нравственную массу, устанавливали между ними некоторое духов-
3 Богословский М.М. В.О. Ключевский как ученый // Историография, мемуаристика, эпистоля-рия (Научное наследие). — М., 1987, с. 34—35.
4 См.: Анкерсмит Ф.Р. Возвышенный исторический опыт. — М. : Европа, 2007, с. 112.
ное согласие вопреки социальной розни и делали сменяющиеся поколения периодическим повторением раз установившегося типа.
В духовной жизни Древней Руси строить душу означало обеспечить человеку молитву церкви о его грехах, о спасении его души. Это — степень понимания христианства человеком. Такова была жизнь русских людей, которые по примеру восточных христианских подвижников посвящали себя борьбе с соблазнами мира. Древнерусское общество очень чутко и сочувственно отнеслось к таким подвижникам, как и сами подвижники очень восприимчиво усвоили восточные образцы. Жития как жизнеописания подвижников стали любимым чтением древнерусского грамотного человека. Люди, о которых повествовали жития, были историческими лицами. В народной памяти они создали образы новых сильных людей, заслонившие собой прежних богатырей, в которых языческая Русь воплотила свое представление о сильном человеке. Житие как художественное произведение по своей форме являлось назиданием в живых лицах, поэтому живые лица выступали в нем поучительными персонажами1.
Обращая внимание на травматический опыт в истории всенародной политической и нравственной жизни (по терминологии Ключевского), русский исследователь обосновал тезис: одним из отличительных признаков великого народа является его способность подниматься на ноги после падения2. Одной из подобных страниц являлся период монголо-татарского ига на Руси. В возвышенном историческом опыте, связанном с данной эпохой, чрезвычайно значима, по Ключевскому, роль подвижников: есть имена, которые носили исторические люди, жившие в определенное время, но имена вышли за пределы конкретного времени жизнедеятельности их носителей. Это происходило потому, что дело, сделанное таким человеком, по своему общественному значению далеко выходило за пределы своего века, своим позитивным воздействием глубоко
1 См.: Ключевский В.О. Курс русской истории // Сочинения в 9т. - М., 1988, т. II, с. 116, 238-240, 251; т. III, с. 337, 339-340; т. V, 1989, с. 224.
2 Ключевский В.О. Значение преподобного Сергия для русского народа и государства // Исторические портреты. Деятели исторической мысли. - М., 1991, с. 64-65.
захватило жизнь дальнейших поколений. В результате в сознании этих поколений в отношении определенной исторической личности постепенно исчезало все временное и местное: историческая личность воплощалась в народную идею, а дело ее жизни из исторического факта становилось практической заповедью, заветом — тем, что называется идеалом. Таково имя и дело преподобного Сергия Радонежского. По оценке Ключевского, это — светлая черта нравственного народного содержания3.
Нравственное влияние действует не механически, а органически. Проникая в массы, это влияние вызывало брожение и незаметно изменяло направление умонастроений, перестраивало весь нравственный строй души русского человека XIV в. От вековых бедствий этот человек так оскудел нравственно, что не мог не замечать в своей жизни недостатка первых основ христианского общежития, но еще не настолько очерствел от этой скудости, чтобы не чувствовать потребности в них. Пробуждение этой потребности стало началом нравственного, а потом и политического возрождения русского народа4.
Именно преподобный Сергий вдохнул в русское общество чувство нравственной бодрости, духовной крепости. Примером своей жизни, высотой своего духа преподобный Сергий поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в будущее. В общественном сознании народа сформировалось своеобразное возвышенное чувство: Сергий вышел из народа, был плоть от плоти и кость от кости народа, а поднялся на такую высоту, о которой никто в народе и не думал, что она кому-нибудь из ее представителей была бы доступна. Так думали тогда все на Руси5.
Преподобный Сергий своей жизнью, самой возможностью такой жизни дал почувствовать народу, что в народной массе еще не все доброе погасло. Своим появлением среди отчаявшихся соотечественников он открыл им глаза на самих себя, помог им заглянуть в свой собственный внутренний мрак и разглядеть там еще тлевшие искры того же огня, которым горел озаривший их светоч. Русские люди XIV в.
3 Там же.
4 Там же, с. 71.
5 Там же, с. 72, 74.
признали это действие чудом, потому что оживить и привести в движение нравственное чувство народа, поднять его дух выше его привычного уровня — такое проявление духовного влияния всегда признавалось чудесным, творческим актом. Таково оно и есть по своему существу и происхождению, потому что его источник — вера. Человек, вдохнувший в общество такую веру, давший ему живо ощутить в себе присутствие нравственных сил, которых оно в себе не видело, становится для него носителем чудодейственной искры, способной зажечь и вызвать к действию эти силы всегда, когда они понадобятся, когда окажутся недостаточными имеющиеся в наличии средства народной жизни. Впечатление людей XIV в. становилось верованием поколений, за ними следовавших. Отцы передавали воспринятое ими одушевление детям, из поколения в поколение оно возводилось к тому же источнику, из которого впервые почерпнули его современники. Таким образом духовное влияние преподобного Сергия пережило его земное бытие и трансформировалось в его имя, которое из исторического воспоминания сделалось вечно деятельным нравственным двигателем и вошло в состав духовного богатства народа. Это имя сохраняло силу непосредственного личного впечатления, которое производил преподобный на современников. Эта сила продолжала действовать и позднее, когда стало тускнеть историческое воспоминание, заменяясь церковной памятью, которая превращала впечатление в привычное, поднимающее дух настроение. Этим настроением народ жил целые века: оно помогало ему обустроить свою внутреннюю жизнь, упрочить государственный порядок1.
Социальная память о святом подвижнике, по выражению Ключевского, «парит в народном сознании»: при имени преподобного Сергия народ вспоминает свое нравственное возрождение, сделавшее возможным возрождение политическое, поскольку политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной2. Это возрождение — самый драгоценный вклад преподобного Сергия. Значимость указанного вклада оценивается Ключевским в критериях
1 Там же, с. 74-75.
2 Там же.
возвышенного исторического опыта. Для него в данном случае важна не теоретическая сторона, а нравственное содержание дела преподобного Сергия, положенное в живую душу народа. Нравственное богатство народа наглядно исчисляется исторической памятью о деяниях на общее благо, о деятелях, внесших наибольший вклад в свое общество. С исторической памятью соединяется нравственное чувство народа. В социальной памяти народа — его питательная почва и его корни. Она питает не народное самомнение, а мысль об ответственности потомков перед великими предками, поскольку нравственное чувство есть чувство долга. Социальная память о преподобном Сергии побуждает современников проверить себя, оценить свой нравственный запас, завещанный великим строителем нравственного порядка, обновить его и пополнить3.
В.О. Ключевский сформулировал социально-психологическую характеристику «племенного характера великоросса». В характеристике великоросса в советское время Ключевского упрекали в приниженности образа, написанного кистью скептика, в игнорировании героических черт характера великоросса, проявившихся в борьбе с иноземными врагами и феодальным гнетом. Его психологическая характеристика великоросса оценивалась как «примитивные психологические этюды». Однако в характеристике великоросса содержалась важная мысль Ключевского о влиянии природы на человека, о его взаимоотношении с природой. Своеобразие развития Ключевским тезиса о влиянии природы на историю заключалось в следующем: если С. М. Соловьев рассматривал значение природы как фактор, неизменно влиявший на «ход событий», то Ключевский эту взаимосвязь рассматривал в ракурсе борьбы трудовой деятельности человека с природой. Не случайно замечательный русский мыслитель Г.П. Федотов утверждал, что характеристика великоросса, написанная Ключевским, навсегда останется классической4. «Дивная характеристика» великорусского племени, по оценке М.М. Богословского, вызывает эстетиче-
3 Там же, с. 75.
4 Федотов Г.П. Россия Ключевского // Судьба и грехи России (избранные статьи по философии русской истории и культуры). — СПб., 1991, т. 1, с. 332.
ское волнение, сопоставимое с лучшими поэтическими произведениями1.
Выделим основные черты в указанной характеристике: привычка к терпеливой борьбе с невзгодами и лишениями, непритязательность, выносливость, незначительность ожиданий от природы и судьбы. Проявление собственной отваги как наклонность дразнить счастье, играть в удачу — великорусский «авось». Природноклиматические и хозяйственные факторы заставляли великорусского крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы сделать максимум в короткое время (вырастить и убрать урожай), а затем оставаться без дела осень и зиму. Так великоросс приучился к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать быстро, а потом отдыхать в течение вынужденного осеннего и зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс. Но нигде в Европе нет такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному постоянному труду, как в России.
По Ключевскому, великоросс боролся с природой в одиночку, в глуши леса, с топором в руке. Это была молчаливая черная работа над внешней природой, над лесом или диким полем, а не над собой и обществом, не над своими чувствами и отношением к людям. Потому великоросс лучше работал один, когда на него никто не смотрит, и с трудом привыкал к дружному действию общими силами. Он вообще замкнут и осторожен, даже робок, вечно себе на уме, необщителен, лучше сам с собой, чем на людях, лучше в начале дела, когда еще не уверен в себе и в успехе, и хуже в конце, когда уже добьется некоторого успеха и привлечет внимание: неуверенность в себе возбуждала его
силы, а успех ослаблял их. Ему легче было одолеть препятствие, опасность, неудачу, чем с тактом и достоинством выдержать успех; легче сделать великое, чем освоиться с мыслью о своем величии. Он принадлежит к тому типу умных людей, которые глупеют от признания своего ума. Невозможность рассчитать будущее, заранее составить план действий и прямо идти к намеченной цели заметно отразилась на складе ума великоросса, на манере его мышления. Житейские невзгоды и случайности приучили его больше обсуждать пройденный путь, чем осмысливать дальнейший, больше оглядываться назад, чем заглядывать вперед. Великоросс научился больше замечать следствия, чем ставить цели, воспитал в себе умение подводить итоги. Это умение называлось «задним умом». Поговорка «русский человек задним умом крепок» вполне принадлежит великороссу. Но «задний ум» — не то же, что «задняя мысль». Своей привычкой колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями жизни великоросс часто производил впечатление непрямоты, неискренности. Великоросс часто думал надвое, и это казалось двоедушием. Он всегда шел к прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но продвигался, оглядываясь по сторонам, и потому походка его казалась уклончивой и колеблющейся, он привык выходить на прямую дорогу окольными путями2.
Концептуальные положения В.О. Ключевского, раскрывающие идентичность русского народа и исторической личности, созвучны современным подходам, несомненна их востребованность в обновлении исторической науки в России.
1 Богословский М.М. Указ. соч., с. 34.
2 См.: Ключевский В.О. Курс русской истории // Сочинения в 9 т. — М., 1987, т. I, с. 312—317.
