CC BY
88
И. В. Чуркина (Москва)
И. И Срезневский о словенцах и словаках
В 1839-1842 гг. И. И. Срезневский путешествовал по славянским землям Австрии для подготовки к профессорскому званию, чтобы возглавить вновь образованную кафедру истории и литературы славянских наречий в Харьковском университете. Он уделил особое внимание изучению словенского и словацкого языков как наименее изученных. В результате появилась новая классификация славянских языков, дошедшая до настоящего времени.
Ключевые слова: И. И. Срезневский, словенцы, словаки, литературный язык, П. Й. Шафарик, Л. Штур, С. Враз, У. Ярник, классификация славянских наречий.
Измаил Иванович Срезневский (1812-1880), по признанию многих ученых, являлся славистом широкого профиля - филологом, этнографом, палеографом. Он внес огромный вклад в развитие не только мирового славяноведения, но и русистики. Академик А. А. Шахматов в своей речи на торжественном собрании Отделения русского языка и словесности императорской Академии наук, посвященном памяти Срезневского, отмечал широкий диапазон его научных интересов - язык, археология, археография, палеография, литература. Это, по мнению Шахматова, свидетельствовало «о соединении в лице Срезневского из ряду вон выдающегося научного дарования с глубоким филологическим дарованием»1.
Измаил Иванович Срезневский родился 1 (13) июня 1812 г. в Ярославле. Отец его, Иван Евсеевич, происходил из семьи священника. Род Срезневских в течение многих десятилетий вел пастырскую деятельность в селе Срезнево Рязанской губернии. Должность настоятеля местной церкви переходила по наследству членам этой семьи. Отец И. И. Срезневского и его брат Иосиф Евсеевич были первыми из рода Срезневских, кто выбрал путь светского педагога. Иван Евсеевич в течение ряда лет преподавал в Демидовском училище Ярославля в качестве профессора русской словесности. Вскоре после рождения Измаила Иван Евсеевич вместе с семьей переехал в Харьков, где стал профессором красноречия, поэзии и славянского
языка. Иван Евсеевич умер, когда его старшему сыну Измаилу исполнилось 7 лет.
В 14 лет Измаил Иванович поступил в Харьковский университет, где стал активным участником украинского национального движения (его либерально-культурного крыла). Он учился на юридическом факультете, но наряду с этим увлекался сбором украинской старины и фольклора. Результатом его деятельности в этом направлении стало издание в 1833-1838 гг. четырех томов «Запорожской старины», которые одобрили Т. Г. Шевченко и Н. В. Гоголь. Одновременно Срезневский интересовался польской поэзией, собирал словацкие народные песни, записывая их от словацких мелких торговцев, приходивших в Украину на заработки. В 1832 г. в Харькове выходит в свет его сборник «Словацкие народные песни». Кроме того, Срезневский публикует заметки о Зеленогорской и Краледворской рукописях, знаменитых фальсификатах чешского просветителя Вацлава Ганки, о далматинско-сербском предании о короле Радославе, о чешском словаре Й. Юнгмана. Таким образом, уже в 30-е гг. XIX в. Измаил Иванович активно интересовался славистикой.
В 1835 г. в России был принят новый университетский устав, согласно которому предусматривалось основание кафедр истории и литературы славянских наречий в четырех российских университетах: Санкт-Петербургском, Московском, Казанском и Харьковском. Для замещения профессорской должности в этих университетах были избраны четверо молодых ученых, которых отправили за границу на казенный счет для совершенствования их знаний по данному предмету. От С.-Петербургского университета был отправлен П. И. Прейс, от Московского - О. М. Бодянский, от Казанского - В. И. Григорович, от Харьковского - И. И. Срезневский.
И. И. Срезневский не сразу согласился на эту поездку. В 1837 г. после окончания университетского курса он занимал должность адъюнкт-профессора на кафедре политической экономии и статистики в Харьковском университете. Однако неудача, постигшая его при защите докторской диссертации по этому предмету, заставила И. И. Срезневского сделать окончательный выбор в пользу славистики.
При посылке за границу Срезневский получил от министерства народного просвещения инструкцию, которая предписывала ему зимой изучать славянские рукописи и книги в архивах и библиотеках городов, а летом совершать пешеходные путешествия по селам. Срезневскому удалось выполнить эти сложные требования «благо-
даря природным дарованиям, опытности, приобретенной в работах по украинской этнографии, и сохранившемуся до последних лет его жизни умению легко и попросту сходиться со всяким без различия его общественного положения»2. Сын Срезневского Всеволод Измайлович в своих воспоминаниях отмечал: «Наряду с серьезной научной работой над языком, древностями, литературой, народной словесностью и этнографией в нем горел живой интерес к современной текущей жизни славян; этот интерес, это сочувствие к славянам, открытость души его к ним, все привлекало их к нему и сближало его со всеми»3.
Прежде чем отправиться в славянские земли, И. И. Срезневский два месяца пробыл в Москве и Петербурге, затем два с половиной месяца - в германских землях, где слушал лекции немецких филологов Ф. Боппа и А. Ф. Потта. Затем, в феврале 1839 г., он отправился в Прагу, где пробыл до середины июня. Во второй половине июня Срезневский исследовал южную Чехию, в июле - Моравию и Силезию, с конца августа до начала ноября обошел села Верхней и Нижней Лужицы, с начала ноября до середины января 1841 г. он снова жил в Праге, затем до конца февраля путешествовал по Моравии и Чехии до Вены, а весну, лето и осень 1841 г. провел в южнославянских землях. Срезневскому не удалось только попасть в области, находившиеся под властью Османской империи, а именно в Боснию, Герцеговину, Болгарию. После посещения южнославянских земель Срезневский вернулся в Вену, которую покинул только 19 марта 1842 г. После Вены до середины июля он путешествовал по словацким землям, задержавшись на полтора месяца в Братиславе, вторую половину июля и начало августа ученый пробыл в Галиции. Посетив после этого Познань и Варшаву, Срезневский 20 сентября 1842 г. прибыл в Минск, а уже 23 сентября вернулся через Киев в Харьков4.
Таким образом, пребывание Срезневского в славянских землях было очень насыщенным. Им был собран огромный материал благодаря его работе в библиотеках и архивах, его пешеходным экскурсиям по сельской местности славянских земель, но также и благодаря его активному общению со славянскими учеными и любителями старины. Он завязал дружеские отношения с чехами В. Ганкой и Й. Юнгманом, словаками П. Й. Шафариком, Я. Колларом, Ф. Чела-ковским, Л. Штуром, словенцами Е. Копитаром, Ф. Метелко, С. Вра-зом, М. Маяром, с сербом В. Караджичем, с лужицкими сербами Я. Смолером и Я. Йорданом, русином Я. Головацким и многими дру-
гими. Все они помогали русскому ученому ознакомиться со своими родными языками и обычаями.
Срезневский не остался в долгу перед своими новыми друзьями. Он ознакомил Челаковского с украинским фольклором, посылал ему хорватские и сербские пословицы; Штура обучал русскому языку; Караджичу и Шафарику рассказывал о городищах в Лужице и Украине и т. д. Тех многочисленных скромных славянских культурных деятелей, а именно священников, гимназистов и учителей, которые помогали ему в определении особенностей местных диалектов, Срезневский обучал новейшим приемам сбора фольклора и записи слов. Его ученик В. А. Францев справедливо отметил его деятельность: «Его (Срезневского. - И. Ч) обширные и разнообразные изучения, особенно собирательная деятельность, любовь к простому народу и постоянное общение с ним, пробуждали ревность славянских ученых и вызывали на это благодатное поле свежие славянские местные силы. Чужой человек, хотя и брат из далекой Русской земли, с невиданным усердием и любовью занялся вдруг чехами, лужицкими сербами, словенцами, хорватами, тогда как они сами как-то мало интересовались и собою, и своими соседями-братьями. У Срезневского кое-где они учатся приемам собирания песенного богатства, изучению народа, его творчества и быта»5.
Внимание Срезневского привлекли диалекты лужицких сербов, словаков и словенцев, а также диалекты сербохорватского, русинского и чешского языков. То, что словацкие и словенские диалекты вызвали особое внимание Срезневского, объясняется, во-первых, тем, что именно в это время словаки и словенцы находились в стадии формирования своих литературных языков, а во-вторых, диалекты словенского и словацкого языка были менее всего изучены лингвистами.
Путешествие по словенским землям Срезневский предпринял весной 1841 г. Перед этим он довольно долго жил в Вене, где общался с двумя видными учеными - сербом Вуком Караджичем и словенцем Ернеем Копитаром. К тому времени, когда Копитар встретился со Срезневским, он уже был признанным ученым и имел большой научный авторитет, помимо этого он занимал довольно значительные государственные должности, являясь скриптором придворной библиотеки и цензором славянских, румынских и греческих книг. Отношения Срезневского с Копитаром сразу не сложились. Это было связано как с недоброжелательством Копитара по отношению к русским ученым, так и с настроением самого Срезневского, который
подружился в Праге с чешскими учеными, плохо относившимися к словенскому ученому. Причиной этого был тот факт, что Копитар уже в то время выражал сомнение в подлинности Краледворской и Зеленогорской рукописей. В январе 1841 г. Срезневский так писал своей матери Елене Ивановне Срезневской (урожденной Кусковой) о встречах с Копитаром: «Был два раза у Копитара. С ним едва ли буду иметь дело... Лучше не подходить, а то смотри и укусит»6. В том же духе отзывался Срезневский о Копитаре и в письме к Ганке: «С Копитаром виделся два раза; более нет охоты. У него хоть и есть душа, но не по мне»7. Однако, несмотря на неприязненное отношение к Копитару, Срезневский старался исполнять его просьбы. На это указывает, например, письмо Копитара А. Х. Востокову от 29 апреля 1841 г., в котором он просил Востокова поблагодарить Срезневского за присылку ему каталога славяно-русских рукописей Захарова8.
Весной 1841 г. Срезневский обошел почти все словенские земли. По подсчетам Н. И. Толстого, он посетил Градец Штирийский (нем. -Грац), Марибор, Лимбуш, Птуй, Великую Неделю, Ормож, Метлику, Ново Место, Любляну, Крань, Накло, Целовец (нем. - Клагенфурт), Зильскую долину, Резьянскую долину, Горицу, Триест9.
Все эти места Срезневский обследовал пешком, собирая народные песни и записывая обычаи и различные словенские говоры. Его спутниками и руководителями в этом путешествии были известные словенские литераторы и просветители: П. Дайнко, С. Враз, Ф. Ме-телко, У. Ярник, А. Зупан, М. Маяр и др. Они не только давали ему советы, но и знакомили с результатами своих лингвистических и этнографических изысканий. Среди тех, кто оказал Срезневскому наибольшую помощь в Штирии, особо следует отметить Антона Мурко, издавшего словенскую грамматику, словенско-немецкий и немецко-словенский словари; Петра Дайнко, автора словенской грамматики с придуманным им новым алфавитом, где латинские буквы перемежались с кирилловскими. Азбука и грамматика Дайнко были запрещены властями (не без содействия Копитара). Встреча с Дайнко запомнилась Срезневскому. По его словам, Дайнко мечтал посвятить себя словенской литературе, но запрещение его грамматики охладило его. «А от Дайнко можно было ожидать многое, - отмечал Срезневский, - он любит народ, изучает его, знает и все еще продолжает изучать... Грамматика его известна. Издание народных песен тоже стоит внимания»10.
Крайну и Горицу, почти полностью словенские провинции, Срезневский обошел пешком вместе с поэтом Станко Вразом, горя-
чим приверженцем иллирского движения. Они вместе слушали словенские песни в кофейне городка Метлика, бродили по люблянскому базару, угощали в небольшом кабачке возле Краня крестьян вином и слушали их песни. В письме к своей матери от 2 апреля 1841 г. Срезневский описывал, как он собирал образцы народного творчества в Метлике: «Пошли в кофейню и тут набрали всего с три короба. Ко-феджия сам любитель песен, сам краинец, имеет 70-летнюю мать, простую, предобрую старушку, да назвал одетых по-праздничному девушек и женщин, стариков, знающих предания: от 4 до 9 (часов. -И. Ч) то и дела было, что записывать и рисовать»11.
В главном городе Крайны Любляне Срезневский серьезно занимался словенским языком под руководством автора еще одной словенской грамматики Франца Метелко, встречался там с рядом словенских национальных деятелей. «Время провожу тут вот каким порядком, - сообщал Срезневский матери, - одевшись, отправляемся пить кофе в кофейню к императору Австрийскому (речь идет о названии кофейни. - И. Ч.); оттуда в библиотеку, потом домой обедать, после обеда я иду к профессору Метелко и занимаюсь с ним краинским наречием, потом опять в библиотеку, а... каждый вечер проходит в том или другом кабаке, здесь собираются наши знакомые пить вино. Знакомые наши д-р Прешерн (он лучший из живых поэтов краинских), д-р Хорват, адвокат, библиотекарь, несколько профессо-ров»12.
В Каринтии, которую Срезневский посетил после Крайны, он встретился со словенским поэтом и лингвистом Урбаном Ярником. «Очень ученый и очень милый старик», - отзывался о нем Срезневский13. Ярник работал над сравнительной грамматикой славянских наречий. Знакомясь с материалами к этому труду, Срезневский пробыл у него три дня. Впоследствии он высоко оценил работу словенского ученого. «Ознакомясь лично с некоторыми частями этого труда, - писал Срезневский, - я могу свидетельствовать, что труд Ярника был очень замечательным явлением в области славянской филологии. В нем не было забыто ни одно из славянских наречий, сделавшихся достоянием литературы, не были забыты даже некоторые из наречий народных. Так, между прочим, занимаясь им как хорутанин, Ярник обращал особое внимание на свое родное наречие, на его каринтийский оттенок, еще почти совсем не исследованный и очень замечательный, и с помощью его думал объяснить некоторые любопытные свойства славянской фонетики, этимологии и синтаксиса, в той мысли, что в этом наречии долин, отделенных от тре-
волнений света грядами гор, сохранилось много остатков древнего языка. Кроме того, имея случай пользоваться некоторыми редкими рукописями глаголическими, он надеялся с пользою для сравнительного изучения славянских наречий представить в своем труде грамматические извлечения из них, еще более любопытные для изучающего древности языка»14.
Кроме Ярника, Срезневский встречался в Каринтии с Матией Маяром, настоятелем прихода св. Михаила в Рожеке (Зильская долина). Этот уголок словенской Каринтии интересовал Срезневского, во-первых, потому, что «жители сохранили там более народности, нежели в других местах Хорутании», а во-вторых, потому, что там жил выдающийся словенский просветитель и собиратель фольклора М. Маяр, ученик и друг У. Ярника. В письме к матери Срезневский характеризовал Маяра как любителя и знатока народности хорутан-ской, с которым он провел целый день 23 апреля 1841 г. «в разговорах и прогулках по очаровательному Рожню (так в тексте. - И. Ч)»15. Маяр отдал Срезневскому несколько песен, записанных им. В бумагах И. И. Срезневского сохранилась записная книжка «Песни, пословицы и сказки хорутанских словенцев, собранные во время путеше-ствия»16. Большинство материала для нее предоставил, скорее всего, Маяр. Спустя десять лет Срезневский на основе заметок, сделанных им в Зильской долине, и песен, отданных ему Маяром, опубликовал статью «Хорутанские песни из Зильской долины»17.
После Зильской долины Срезневский отправился в Венецианскую Словению, в долину Резии и земли словинов. Туда ему рекомендовал поехать С. Враз. Срезневский обошел территорию венецианских словенцев, записывая их говор, предания, песни. Ганка, получив письмо Срезневского из Випавы с рассказом о его путешествии по тем краям, писал ему: «Вы верно для того и созданы, чтобы обшарить все славянские углы и возбудить в них новую жизнь»18. Свои заметки Срезневский в 1842 г. опубликовал сначала в «Журнале министерства народного просвещения», а затем в 1875 г. издал отдельную книгу «Фриульские славяне».
С помощью словенских друзей Срезневский сумел классифицировать словенские наречия и уже в 1841 г. опубликовал статью о них. Отмечая большую раздробленность словенского языка на диалекты, он указывал, что причиной этого является недостаток населения и промышленности в словенских землях. Показав разрозненность различных частей словенского народа, Срезневский констатировал: «Общего литературного словенского языка нет и не было. Каждый
писатель писал и пишет своим местным наречием. Так действовали не только писатели, но и самые лексикографы и грамматики: Гутсман и Ярник - корушцы, Копитар и Метелко - краинцы, Мурко и Дайнко - штирийцы; это заметно, сколько ни желали они стереть со своего языка, со своих понятий о языке словенском местный колорит»19. В этой статье Срезневский разделял словенский язык на 18 наречий. В 1845 г. он предложил новое разделение словенского языка на диалектные группы, сузив их число до 8: 1) верхнекраинская; 2) нижнекраинская; 3) среднекраинская; 4) хорутанская (каринтий-ская); 5) штирийская; 6) венгерская; 7) резьянская; 8) белокраинская.
Словенские лингвисты приняли классификацию словенских диалектов, предложенную Срезневским. Крупнейший словенский диалектолог Фран Рамовш, создавший карту распространения словенских наречий, высоко оценивал его заслуги в этом отношении. «Лучше всех понимал расчленение словенского языка Измаил Срезневский», - писал он20. В другом месте Рамовш прямо указывал, что для словенской диалектологии Срезневский «сделал столько, сколько никто до него и после него»21.
Скорее всего, Срезневский полагал сделать классификацию и наречий словацкого языка, с которым познакомился еще в начале 30-х гг. XIX в. в Харькове. До отъезда в славянские земли он изучил труды словака П. Й. Шафарика, в частности «Славянские древности», о которых был высокого мнения. Большое влияние Шафарика на становление Срезневского как слависта отмечает и один из крупнейших российских филологов начала XX в. А. И. Соболевский. «Первые шаги Измаила Ивановича на поприще славяноведения, - пишет он, - связаны с знаменитыми "Славянскими древностями" Шафарика. Я имею в виду, главным образом, диссертацию Измаила Ивановича "Святилища и обряды языческого богослужения древних славян" 1846 г., доставившую ему, первому в России, ученую степень доктора славянской филологии»22.
Первым крупным славянским центром, который посетил Срезневский, где он лично познакомился со многими чешскими и словацкими просветителями, в том числе с Шафариком, была Прага. Здесь он впервые ощутил на себе, что значит славянская взаимность. «Литературное братство славян - могущественное братство, - делился он своими впечатлениями о Праге с матерью. - Я это испытываю на себе и душевно благодарю за приязнь. В политическом отношении мы все европейцы, в народном - славяне»23. Дружеское отношение со стороны славян Срезневский ощущал на протяжении всего своего путешествия.
В словацкие земли Срезневский прибыл в конце своей командировки. Он уже до этого познакомился с виднейшими деятелями че-хославянского национального движения: с Я. Колларом, П. Й. Шафа-риком, Л. Штуром и др. В Братиславу Срезневский прибыл 19 марта 1842 г., а оставил словацкие земли 15 июля 1842 г. В самой Братиславе он пробыл более месяца, где серьезно занимался словацким языком, слушал лекции Штура, который как раз в это время готовился к кодификации словацкого языка. Еще до этого Срезневский слушал лекции Шафарика и Коллара. Таким образом, Срезневский из первых рук познакомился с двумя концепциями развития словацкого литературного языка. Коллар и Шафарик считали, что он должен формироваться в русле чешского литературного языка. Они понимали, что архаический «библейский» чешский язык не может служить эффективным средством развития словацкой национальной культуры. Поэтому они полагали необходимым несколько модернизировать его в плане приближения к разговорному словацкому языку. Практически ученые выступали за общий чешскославянский литературный язык (в духе разделения славянского языка на четыре наречия, предложенного Колларом)24. Штур же стоял за самостоятельное развитие словацкого литературного языка. И этой же точки зрения придерживался и Срезневский во время своего путешествия по славянским землям. Чешский политик К. Гавличек-Боровский был убежден, что именно русские профессора Бодянский и Срезневский во время своего путешествия по Словакии якобы склонили словаков к литературному сепаратизму в отношении чехов, руководствуясь девизом «разделяй и властвуй»25. Конечно же, это утверждение безосновательно. Вопрос о создании самостоятельного литературного языка решался самими словацкими просветителями, сначала в 20-е гг. XIX в. А. Бернолаком и его сторонниками, а в 40-х гг. Штуром и его сторонниками. Столь резкое суждение Гавличека о русских ученых можно объяснить только его решительным русофобством, которое, кстати, отмечал и такой знаток славянских деятелей, каким являлся протоиерей русской православной церкви в Вене М. Ф. Раевский. В записке от 21 июля 1859 г. он отмечал, что Гавличек «отъявленный антирус» и хорошо пишет о России только тогда, когда желает подразнить немцев26.
Срезневский приехал в словацкие земли, чтобы ознакомиться со словацкими наречиями, преданиями, этнографическими особенностями. Из Братиславы он совершал походы по словацким землям. По мнению отечественного историка М. Ю. Досталь, многие годы
исследовавшей деятельность И. И. Срезневского и его научные связи со словаками, «он, как ни один из других русских славистов, наиболее основательно объехал Словакию, посетив практически все ее
27
уголки»2'.
В своем отчете Срезневский четко указывал на цели своего путешествия по словацким землям. «Кроме наблюдений над нравами и обычаями народа, - писал он, - собирал материалы для словаря и характеристики местных наречий, которые очень разнообразны и очень любопытны для филолога и историка»28. Как и в словенских землях, выполнить его задачу ему помогали многочисленные словацкие патриоты из числа сельских священников и учителей. Среди тех, кто предоставил Срезневскому свои материалы, Досталь упоминает Я. Халупека, А. Г. Шкультеты, П. С. Ямришека, Г. Салая, Я. Гловика, Л. Рейса, Ш. Дакснера. Словацкий филолог Ц. Зох, также помогавший Срезневскому в сборе материалов, отмечал в 1846 г.: «Срезневский не мог нахвалиться богатством и благозвучием словацкого языка, особенно он подчеркивал ту особенность последнего, что в нем содержатся элементы, свойственные каждому из славян-
29
ских языков»29.
Сам Срезневский, по-видимому, предполагал обобщить свои материалы по словацким наречиям. В его рукописном наследии находится около 7000 словацких слов и более 700 выражений. На это надеялись и словацкие культурные деятели. Так, Штур писал Срезневскому: «Ты хорошо сделаешь, если напишешь трактат об особенностях словацких говоров, так как ни у кого другого нет столь бога-
30
того опыта и такого количества материалов»30.
Встает вопрос, почему Срезневский, сделав классификацию словенских наречий, не взялся за обработку словацких диалектов, которые он изучил не менее серьезно? На мой взгляд, причиной этого являлся тот факт, что именно в это время в словацком национальном движении началась борьба двух течений, стремившихся по-разному направить развитие словацкого литературного языка. Срезневский не одобрял это размежевание, считая, что оно еще более ослабит и без того слабую словацкую интеллигенцию, что скажется на формировании словацкой национальной культуры. В этом споре он старался занимать нейтральную позицию. Опубликованные Досталь заметки Срезневского, которые она назвала «Прощальное письмо Срезневского при отъезде из Словацкой земли», показывают, что в то время русскому ученому была ближе позиция Штура. Так, горячо благодаря своих словацких друзей «за братский прием, которым
вы почтили меня, и помощь, которую мне вы оказывали в изучении вашего языка и ваших народностей», Срезневский подчеркивал: «Ваши понятия о народности должны будут в свое время сделаться
31
господствующими и в вашем кругу принесут драгоценные плоды»31. Но это письмо так и не было отправлено и не было опубликовано при жизни Срезневского.
Срезневский очень высоко ценил труды Я. Коллара и П. Й. Ша-фарика. Так, во вступительной лекции, которую он прочел в Харьковском университете в 1842 г., он сказал: «Коллар - истинный поэт, начитанный, ученый. сильно действовал на других сочинением и живым словом и перепиской, не молчал ни перед кем, будучи уверен, что молчанием нарушал бы святой закон жизни». Срезневский высоко оценивал сборники народных словацких песен, изданных Колларом в середине 30-х годов. «Собрание огромное, ученое в двух больших томах. Это лучшее из собраний народных славянских песен»32.
Еще более высоко оценивал Срезневский творчество П. Й. Ша-фарика. Об этом свидетельствуют отзывы русского ученого на его книги. Так, Срезневский писал о «Славянской этнографии» Шафари-ка: «Что это за книга, поймет каждый, кто с ней познакомится хоть сколько-нибудь. Ее можно перевести, сократить, переделать, но не заменить. Каждый факт проверен в ней по несколько раз. Как легко
33
трудиться, имея ее под рукой»33.
Добрые отношения у Срезневского сложились и с Л. Штуром. Он, по-видимому, знал о языковой реформе, которую Штур собирался проводить, и сочувствовал ей. В 60-е гг. в своих лекциях по словацкому языку Срезневский указывал: «Самая лучшая доселе грамматика Штура». Но к научным успехам Штура Срезневский относился более критично, чем к трудам Коллара и Шафарика. Так, в рецензии на книгу Штура «О народных песнях и сказаниях славянских племен» (Прага, 1853) он отзывался достаточно строго: «Ни на одном вопросе автор не остановился с должною подробностью»34.
Следует отметить, что в 50-е гг. Срезневский стал отходить от своих прежних взглядов на самостоятельность словацкого языка. Об этом свидетельствуют лекции, прочитанные им в Петербурге в это время. В них он утверждал, что в словацком языке такие же грамматические формы, как и в чешском, и разница между ними только «провинциальная и в том, что словак крепче придерживается стари-
35
ны, чем чех»35.
Кроме того и в политическом отношении взгляды Коллара и Шафарика были Срезневскому ближе, чем взгляды Штура. Коллар и
Шафарик считали, что чехославянская (по классификации Коллара) культура должна развиваться в рамках существующей политической системы, они были вполне лояльны австрийскому императору и австрийскому государству. Все улучшения этой системы они ожидали получить от законных властей, законным путем.
Позиция Штура по отношению к австрийским властям была более радикальной, борьбу с мадьяризацией, угрожавшей словакам, он считал возможным вести и насильственным образом. Это Штур продемонстрировал во время революции 1848 г., когда собрал отряд словацких патриотов для противодействия венграм в словацких землях.
Все это, очевидно, и помешало Срезневскому занять решительную позицию в споре между Колларом и Шафариком, с одной стороны, и Штуром и его сторонниками, с другой. А это он вынужден был бы сделать, занявшись серьезно классификацией словацких диалектов.
Помимо словенских и словацких наречий, Срезневский изучал серболужицкие, чешские, моравские и сербохорватские наречия. И если он им не уделил такого пристального внимания, как словенским, то ознакомление с ними дало ему возможность создать новую классификацию славянских языков. В 1845 г. в «Журнале министерства народного просвещения» была опубликована статья Срезневского «Обозрение главных черт сродства звуков в наречиях славянских», в которой он дал первые наметки новой классификации славянских языков. Он указал, что существуют 3 главных ветви славянских наречий:
1) восточная, которую составляют русский и малорусский языки;
2) юго-западная, включающая болгарский, сербский, хорватский (кайкавское и чакавское наречия), хорутанский (верхнекраин-ское, нижнекраинское, словинское, резьянское, зильское, забельское штирийское, угро-словинское наречия) языки;
3) северо-западная, в которую входят полабский, польский, лужицкий, чешский, словацкий языки36.
Окончательное определение различных групп славянских языков Срезневский дал в рецензии на книгу П. Й. Шафарика «Славянская этнография». Вслед за известным русским этнографом М. А. Максимовым он предложил разделить славянские языки по историко-географическому принципу, а не только по характеру наречий, как это делал Шафарик. Срезневский различал три группы славянских языков: восточные, юго-западные и юго-восточные. Первая
и третья группы остались без изменения по сравнению со статьей «Обозрение черт сродства звуков в наречиях славянских», во вторую группу он поместил дополнительно церковнославянский язык37.
Классификация славянских языков, сделанная Срезневским с некоторыми изменениями принята современными славистами.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Шахматов А. А. Вступительное слово на торжественном собрании Отделения русского языка и словесности (далее ОРЯС) императорской Академии наук, посвященном памяти И. И. Срезневского // Памяти Измаила Ивановича Срезневского. Петроград, 1916. Кн. 1. С. VI.
2 Срезневский В. И. Краткий очерк жизни и деятельности И. И. Срезневского // Памяти Измаила Ивановича Срезневского. С. 16.
3 Маршрут путешествия Срезневского по славянским землям дан по кн.: Досталь М. Ю. И. И. Срезневский и его связи с чехами и словаками. М., 2003. С. 78, 79.
4 Срезневский В. И. Краткий очерк жизни и деятельности И. И. Срезневского. С. 16, 19.
5 Францев В. А. И. И. Срезневский и славянство // Памяти Измаила Ивановича Срезневского. С. 165, 166.
6 Путевые письма Измаила Ивановича Срезневского из славянских земель (1839-1842). СПб., 1895. С. 187.
7 Ягич И. В. История славянской филологии. СПб., 1910. С. 322.
8 Срезневский И. И. Переписка А. Х. Востокова в повременном порядке // Сборник ОРЯС. СПб., 1873. С. 349.
9 Толстой Н. И. О работах И. А. Бодуэна де Куртенэ по словенскому языку // И. А. Бодуэн де Куртенэ (к 30-летию со дня смерти). М., 1960. С. 73.
10 Российский государственный архив литературы и искусств. Ф. 436. Оп. 1. Д. 19. Л. 14 с об.
11 Путевые письма Измаила Ивановича Срезневского... С. 38.
12 Там же. С. 203, 204.
13 Там же. С. 207.
14 Срезневский И. И. Библиографические записки // Известия АН ОРЯС. СПб., 1852. Т. 1. Л. 3-5, с. 58, 50.
15 Путевые письма Измаила Ивановича Срезневского. С. 207.
16 Описание выставки на память со дня рождения И. И. Срезневского // Памяти Измаила Ивановича Срезневского. С. 319.
17 Памятники и образцы народного языка и словесности русских и западных славян. СПб., 1852-1856. Тетр. 1-4. С. 125-128.
18 Францев В. А. И. И. Срезневский и славянство. С. 166.
19 Срезневский И. И. О наречиях славянских // Журнал министерства народного просвещения (далее - ЖМНП). СПб., 1841. № 9. С. 1-29.
20 Ramovs F. Karta slovenskih narecij v prirocni izdaji. Ljubljana, 1957. S. 11.
21 NahtigalR. Uvod v slovansko filologijo. Ljubljana, 1949. S. 23.
22 Соболевский А. И. Заслуги И. И. Срезневского // Памяти Измаила Ивановича Срезневского. С. 170.
23 Путевые письма Измаила Ивановича Срезневского. С. 67.
24 Смирнов Л. Н. Формирование словацкого литературного языка в эпоху национального возрождения (1789-1848) // Национальное возрождение и формирование славянских литературных языков. М., 1978. С. 119-120.
25 Рокина Г. В. Ян Коллар и Россия. История идей славянской взаимности в российском обществе. Йошкар-Ола, 1998. С. 154.
26 Российский государственный архив древних актов. Ф. 1274. Д. 2423а. Л. 29.
27 Досталь М. Ю. И. И. Срезневский. С. 447.
28 Отчет о состоянии и деятельности имп. Харьковского университета за 1842/1843. Харьков, 1843. С. 54.
29 Досталь М. Ю. И. И. Срезневский. С. 95.
30 Там же. С. 452, 453.
31 Там же. С. 520.
32 Рокина Г. В. Ян Коллар и Россия. С. 136, 179.
33 Голикова Л. П. И. И. Срезневский в Словакии: из истории русско-словацких контактов // И. И. Срезневский и современная славистика: наука и образование. Рязань, 2002. С. 72.
34 Досталь М. Ю. И. И. Срезневский. С. 479, 485, 486.
35 Там же. С. 480.
36 Срезневский И. И. Обозрение черт сродства звуков в наречиях славянских // ЖМНП. 1845. Декабрь. С. 149, 150.
37 Досталь М. Ю. Как феникс из пепла. Отечественное славяноведение в период Второй мировой войны и первые послевоенные годы. М., 2009. С. 110, 111.
Curkina I. V. I. I. Sreznevskij about Slovenes and Slovaks
In 1839-1842 I. I. Sreznevskij was travelling in the Slavic lands of Austria to get prepared for his professorship to head the newly created chair of history and literature of Slavic dialects in Kharkov University. He gave special attention to the study of Slovene and Slovak as less described languages. As a result he created a new classification of Slavic languages that survived until today. Keywords: I. I. Sreznevskij, Slovenes, Slovaks, literary language, P. J. Safarik, L. Stur, S. Vraz, U. Jarnik, classification of Slavic languages.
