CC BY
66
Вестник ПСТГУ I: Богословие. Философия
2013. Вып. 3(47). С. 77-86
И. А. Ильин О ЛЮБЕЗНОСТИ.
К ИССЛЕДОВАНИЮ МОСКОВСКОГО ПЕРИОДА ТВОРЧЕСТВА ФИЛОСОФА
В. С. Рожнов
Статья посвящена исследованию московского периода творчества И. А. Ильина, прежде всего его работе «О любезности». Отличительной особенностью этой работы является использование философом методов описательной психологии В. Дильтея и социологии Г. Зиммеля. В данной статье исследуется характер и степень влияния Дильтея и Зиммеля на метод Ильина; показывается, как Ильин, следуя методам описательной психологии и социологии Зиммеля, выполняет блестящий анализ явления «любезности». Кроме этого, рассматриваются возможные личные мотивы создания этого «психологическо-социального опыта». Делается вывод, что выбор Ильиным в качестве предмета исследования такого социально-психологического явления, как любезность, был продиктован потребностью философа в рефлексии над собственным характером. Ведь, как известно, мыслитель отличался бескомпромиссностью и горячностью, которые проявились в его философских убеждениях и личном отношении ко многим коллегам по цеху и другим деятелям культуры того времени.
Таким образом, в данной статье реконструируется теоретический и личный контексты создания Ильиным одной из значимых работ московского периода его творчества; выявляется и анализируется характерный для философа метод научного исследования.
В 1910—1914 гг. Ильин публикует ряд научных статей («Понятие права и силы. Опыт методологического анализа», «Идея личности в учении Штирнера (опыт по истории индивидуализма)», «О любезности», «Кризис идеи субъекта в науко-учении Фихте Старшего. Опыт систематического анализа», «Философия Фихте как религия совести», «Шлейермахер и его “Речи о религии”»). Большинство из них посвящены историко-философской проблематике, почти все созданы на материале из немецкой философии. Они объединены одним сквозным мотивом, одной теоретической интенцией — разрешить противоречие между индивидуумом и обществом, согласовать личную свободу и всеобщность общественного объединения.
Однако вышеуказанный ряд статей неоднороден по решению выдвигаемых проблем. Напротив, мы замечаем изменения в теоретической позиции Ильина от статьи к статье. Похоже, что неудовлетворенность метафизическими теориями общества и индивидуальности подвигла Ильина к исследованию эмпирических общественных отношений. Его итогом стала работа «О любезности». Таким
образом, она стоит особняком от остальных работ этого периода, отличаясь своей социально-психологической направленностью. В ней Ильин ставит целью не анализ и критику того или иного мыслителя, но исследование определенного социального явления (любезности). В силу этого работа «О любезности» представляет особый интерес для историков философии. Перейдем к ее исследованию.
Прежде всего мы видим, как, формулируя теоретические основы своей работы, Ильин предлагает расширить обычное понимание общения, ограничивающееся теми «яркими моментами ощущения чужой души или чужих душ, которые состоялись в том или ином смысле с нашего согласия»1. Он включает в понятие общения независимые от сознания людей контакты между ними, «весь тот слой переживаний, который протекает в нас полусознательно и с виду, может быть, даже лишен определенного или устойчивого содержания». При такой точке зрения в «общение» попадает даже такое взаимодействие людей, которое состоит «просто в переживании взаимного присутствия»2.
В результате новое, расширенное понятие общения определяется так: «...внутренняя реакция одного существа, обладающего психикой, на представление о другом (здесь и далее курсив И. Ильина. — В. Р.) одаренном психикой существе»3.
Заметим, что на подобное понимание общения, с включением в него полусознательных элементов, не могли не повлиять идеи 3. Фрейда, с которым Ильин был лично знаком. К 1910-м гг. идеи Фрейда получили широкую известность, а Ильин внимательно следил за интеллектуальными новинками.
Этот подход к общению открывает для Ильина возможность исследования любезности как психологического феномена. Для Ильина «важны именно проявляемые <...> внутренние душевные переживания и стремления...»4. Он специально отмечает, что отвлекается от любезности как совокупности норм, для того чтобы сосредоточиться на «пласте полуосознанных приятных-неприятных ощущений», в которых мы не отдаем себе отчета, но которые играют «решающую роль в нашей повседневной жизни». Таким образом, подход Ильина соединяет в себе методы и задачи психологии (определеннее говоря, описательной психологии) и социологии.
По Ильину, сфера общения распространяется и на сознание, и на подсознание. Оказывается, что личность на уровне бессознательного вступает в общение независимо от своей воли. Общение через бессознательное накладывает на личность неконтролируемый отпечаток. Понимание этого факта является существенным для представлений об индивидуальности, о статусе ее границ и степени автономности.
В связи с этим любопытно сравнить возникшее в статье «О любезности» понятие общения с более ранней работой Ильина о философии Штирнера. В ней он на путях солидаризации с образом индивидуума, созданным Штирнером,
1 Ильин И. А. О любезности // Он же. Собрание сочинений: В 10 т. / Ю. Т. Лисица, сост., коммент. М., 1996. Т. 6. Кн. 1. С. 7.
2 Там же. С. В.
приходит к выводам, несовместимым с выдвигаемым в «О любезности» пониманием общения.
Итак, незадолго до написания статьи «О любезности» в статье о философии Штирнера, а также в двух рецензиях на российские переводы книги философа «Единственный и его собственность» Ильин пытался «реабилитировать» его учение. Напомним, что пафос Штирнера состоял в утверждении неповторяемой бесконечности каждой человеческой личности, в восторженной оценке, как писал Ильин, «иррациональной глубины и сложности конкретной, эмпирически реальной личности»5. Ему было близко такое понимание личности. Он находил новизну и продуктивность штирнеровского подхода в его убеждении, что «сущность личности нельзя найти через ее разложение... здесь необходим путь непосредственного синтеза, путь целостного, неразлагающего восприятия личности во всей ее единственности и неповторяемости»6. Вообще говоря, идея конкретности и иррациональности человека проходит, что называется, «красной нитью» через творчество Ильина. Здесь налицо близость между взглядами Штирнера и Ильина.
От идеи неповторяемой бесконечности личности Штирнер пришел (говоря словами Ильина) к «признанию того, что всякий сам по себе оторван, одинок и отрешен»7. Бесконечно-сложная, динамически изменчивая личность, в которой «нет ничего прочного, застывшего, коснеющего, связывающего»8, вместе с тем у немецкого мыслителя отделена от другой личности как бы непроходимой пропастью. В своей работе о Штирнере Ильин, как кажется, вполне согласен с его взглядами. Но позднее размышление над идеей иррациональной полноты личности привело Ильина к выводам, далеким от взглядов Штирнера и даже противоречащим им.
Мы видим, что в статье «О любезности» иррациональность личности, по-луосознанность общения служат причиной непрерывного, не поддающегося до конца разумному контролю взаимовлияния людей друг на друга. Таким образом, по Ильину, иррациональная глубина человека не разделяет, но скорее объединяет людей: они оказываются включенными в единую «ткань общения». В отличие от Ильина, акцентируя внимание на самостоятельности и обособленности индивидуальности, Штирнер упустил момент изначальной, до-рациональной общности людей. По справедливой оценке И. Евлампиева, в статье «О любезности» «фактически... Ильин признает, что представление о «самозаконной» индивидуальности, возникшее в статье о Штирнере, совершенно не соответствует реальному состоянию человека»9.
Решив задачу по формулированию родового понятия общения, Ильин приступает к его видовой классификации. В ее основе лежит принцип увеличения степени индивидуализации общения. Росту индивидуализации общения соот-
5Ильин И А. Идея личности в учении Штирнера: опыт по истории индивидуализма / Ев-лампиев И. И. Божественное и человеческое в философии Ивана Ильина. СПб., 1998. С. 322.
6Там же. С. 318.
7Там же. С. 324.
8Там же. С. 322.
9Евлампиев. Цит. соч. С. 43.
ветствует ряд его устойчивых форм. На нем последовательно — согласно увеличивающейся индивидуализации — располагаются вежливость, любезность и деликатность. Ильин пишет: «В проявлениях вежливости преобладает известное нивелирование, что-то обезличивающее, ориентирующееся по внешним, общим признакам. Тогда как любезность предполагает уже известную внутреннюю индивидуализацию... любезность, а тем более деликатность ориентируются уже не на «внешнем», а на «внутреннем»»®. Характеризуя любезность, Ильин также говорит: «Для того чтобы любезность состоялась как целесообразный момент общения, должен быть непременно процесс, учитывающий душевную индивидуальность (здесь и далее разрядка Ильина. — В. Р.) ближнего»11. Срединное положение любезности между вежливостью и деликатностью характеризуется «сравнительным возрастанием индивидуализирующего учета и некоторой возможностью типичных обобщений; недостаточностью машинального элемента и некоторой допустимостью его, возможностью установления некоторых общих правил и затруднительностью их формулировки»12.
Для определения формы общения требуется учитывать мотивацию поступка, проникать в чужую душевную жизнь, что не всегда представляется возможным. В качестве примера Ильин приводит такое элементарное явление, как уступка места. Поступок молодого мужчины по отношению к пожилой даме «может быть простой вежливостью, если... совершен с обычной механистичностью... но... может быть и любезностью, если уступивший заметил на ее лице следы усталости...»13.
Получается, что как любезность или деликатность требуют «ориентации» на «внутреннем», таки метод исследования, избранный Ильиным, требует учи-тывания чужой душевной индивидуальности. Внешние формы общения (например, жесты, мимика и т. д.) при таком подходе рассматриваются как знаки душевного состояния, которое должен понять исследователь. В центре его внимания оказывается переживание, душевная жизнь. В этом смысле, поскольку от исследователя требуется понимание мотивации чужого поведения, он оказывается до известной степени включенным в ту или иную форму общения.
Очевидно, что перед нами подход описательной психологии, развиваемый Вильгельмом Дильтеем. Согласно Дильтею, для гуманитарных наук первичным является данный во внутреннем опыте «переживаемый комплекс», «связный комплекс», который затем подвергается анализу. В «переживаемом комплексе» ученому даны «процессы воздействия, связи в одно целое функций как отдельных членов душевной жизни»14. В то время как естественные науки объясняют душевную жизнь, гуманитарные ее постигают. Смысл понимания как методологии «наук о духе» раскрывается в таких познавательных категориях, как значение, ценность, цель, развитие и идеал. Сущностная особенность метода описательной психологии состоит в отказе от попыток свести душевную жизнь к ком-
10Ильин. О любезности... С. 16.
“Там же. С. 18.
бинации конечного количества абстрактных элементов, не данных во внутреннем опыте, но гипотетически вводимых исследователем. Задачей описательной психологии является ясное сознание изначально данных во внутреннем опыте составных частей и связей душевной жизни, но данных смутно или отрывочно.
Ильин действует вполне в русле описательной психологии, исследуя, по собственному замечанию, «связь душевной жизни, как первоначально данное»15. Внутренний мир человека уподобляется им метели, он обладает бесконечной сложностью, неповторяемостью, постигнуть которую дано лишь художественному созерцанию. Сплошное сцепление, влияние и взаимодействие элементов души не позволяет «провести прочную линию или устойчивую грань между верхами и низами души»16. В частности, «трудно провести сколько-нибудь отчетливо разграничивающие линии»17 между вежливостью, любезностью и деликатностью. Но если сила «полусознательных уколов общения» лежит в их непрестанности и недостаточной осознанности, то «тем важнее и интереснее оказывается для социолога привлечь их к сознательному анализу»18. В общем, Ильин предстает последовательным сторонником и проводником описательной психологии Дильтея.
Любезность, как мы уже выяснили, занимает срединное положение между вежливостью и деликатностью. Сама по себе она предстает «в трех различных видах: она есть sui generis стремление, умение и творчество19. Ильин исследует малейшие нюансы бытования каждого из видов, иллюстрируя их большим количеством более или менее типичных социальных ситуаций. Скажем, к особенностям бытования любезности как стремления относится то, что «трудно быть любезным во время сильного утомления <...> или когда душа занята какой-нибудь приковывающей мыслью или находится во власти какого-нибудь настроения»20. Это наблюдение иллюстрируется примером влюбленных, которые «совершенно не считаются с настроениями окружающих». Или Ильин замечает, что «”не делать” чего-нибудь иногда бывает гораздо труднее, чем сделать»21, подкрепляя свой вывод примером болтуна, старающегося не рассказать собеседнику пущенную про него сплетню, и не упускает даже правила о том, что «в доме повешенного не говорят о веревке».
Не менее подробен анализ любезности как умения и творчества. В своем полном значении любезность оказывается «творчеством, направленным на форму общения»22, включающим в себя этический, эстетический и интеллектуальный моменты. Трехчастное деление любезности, также как и другие принципы подхода Ильина, находится под прямым влиянием Дильтея и служит лишним доказательством внимательного знакомства Ильина с идеями философа. По Диль-тею, в рамках задачи «выделения структурной связи в развитой душевной жиз-
15Ильин. О любезности... С. 15.
16 Там же. С. 13.
ни» «анализу надлежит найти структурный закон, согласно которому интеллект, жизнь побуждений и чувств и волевые действия связываются в расчлененные целые душевной жизни»23. Очевидно, что, анализируя любезность, Ильин руководствуется установкой Дильтея.
Мы видим у Ильина весьма скрупулезный анализ. Недаром эпиграфом к статье служат такие строки из «Социальной дифференциации» Зиммеля: «...особенно следовало бы, чтобы в такой едва нарождающейся науке, как социология, все силы отдавались отдельным исследованиям...». Для такого блестящего стилиста и знатока русского языка, как Ильин, этот социально-психологический опыт (так определена работа в подзаголовке) был подходящей возможностью отточить остроту мышления и пера.
Примечательно, что при всей научной педантичности статьи она была опубликована в «Русской мысли» — крупнейшем общественно-публицистическом журнале России того времени. Публикация этой объемной и отвлеченной статьи произошла благодаря высокой философской планке, которую держал журнал: в нем публиковались С. Булгаков, Н. Бердяев, Л. Шестов, Д. Мережковский и др. Другая причина публикации состояла в том, что педантичность стиля Ильина означала, прежде всего, ясность формулировок, точность примеров и последовательность изложения. Тем не менее по просьбе редактора П. Струве Ильин несколько раз сокращал статью из-за длиннот, чем был недоволен, но и после всех сокращений в ней оставалось два листа, т. е. 31—32 страницы «Русской мысли» (см.: Письмо к Л. Я. Гуревич24).
Если отвлечься от элементов метода описательной психологии, то мы увидим, что анализ любезности и других форм социального взаимодействия представляет собой анализ значений соответствующих понятий. По существу, Ильин пользуется традиционным академическим методом определения понятий, который можно назвать семантическим анализом. С разной степенью детализации он фиксирует смысл понятий «вежливость», «любезность», «деликатность» и выстраивает их в единый смысловой ряд (по степени индивидуализации). Формулировка определений дополняется примерами типичных социальнопсихологических отношений, подпадающих под проявление «вежливости», «любезности», «лицемерия», «деликатности» или, наоборот, «нелюбезности» и т. д. В результате создается понятийный язык, подходящий для проблематизации и выявления смысла тех или иных социальных явлений.
Кроме психологического аспекта любезности, Ильин исследует ее социальное значение. В этой части исследования его мысль сконцентрирована вокруг формального характера любезности. Для него принципиально важно, что любезность (как и нелюбезность) независима от содержания общения, что она влияет именно на форму общения. К примеру, «самодовольный поток речи, насмешливое или высокомерное выражение лица» неприятны сами по себе, независимо от того, что говорится. Любезность регулирует «формальный вопрос» о допустимости и необходимости совершающихся проявлений и саму форму проявлений. Из этого следует, что она «сама по себе не может создавать с од е р -
21 Дилътей В. Описательная психология. СПб., 1996. С. 64.
24Ильин. Собрание сочинений... С. 543.
жания, т. е. того, что проявляется или соответственно не проявляется в общении, — душевных настроений, переживаний и т. д. (курсив и разрядка Ильина. — В. Р.)»25. Сущность проявляемых переживаний зависит от деликатности, любовности или противоположных по смыслу мотивов. Любезность, вторгаясь в область содержания общения, превращается либо в вышеуказанные мотивы, либо в «симуляцию душевных переживаний в их содержании»26.
По Ильину, любезность нуждается в некой основе, которую она находит либо в морали, либо в «антиморальных движениях души». Причем формальный характер любезности делает ее «как бы безразличной к тому мотиву, который вызывает ее к жизни». В конце концов, Ильин приходит к тому, что любезность «не имеет высшей самостоятельной ценности»27, что она есть только средство.
Целесообразность любезности как средства Ильин выявляет с точки зрения экономии сил. Любезность содействует осуществлению известной цели, требуя «для своего осуществления затраты сил и энергии; причем затрата этой энергии хотя и не ведет еще непосредственно к главной цели, но дает в общем счете значительную экономию сил, устраняя возможность других, нецелесообразно вторгающихся в жизнь явлений и процессов»28. По своему смыслу, не будучи «главным» в общении, любезность призвана минимизировать трения, неизбежно возникающие при нем.
Такая точка зрения напрямую отсылает нас к формальной социологии Зим-меля. Подход Ильина к социологии любезности так же очевидно находится под влиянием Зиммеля, как подход к ее психологии под влиянием Дильтея. Здесь необходимо упомянуть, что незадолго до публикации статьи «О любезности» Ильин перевел на русский труд Зиммеля «Социальная дифференциация»29, а находясь в научной командировке в Германии, посещал его семинары. Можно предположить, что работа по исследованию любезности была для Ильина возможностью применить полученные в командировке знания (возможно, и научной формой отчетности). В смысле прямой зависимости от научных школ Дильтея и Зиммеля статья «О любезности» носит ученический характер. Но благодаря тонкости и точности сделанной Ильиным философской работы ее вторичность отступает на задний план.
Формальная социология рассматривает общество как результат взаимодействия между людьми. Ее задачей является описание форм этих взаимодействий. В роли таких форм у Ильина выступают любезность, деликатность и пр. Их возникновение зависит от степени дифференциации группы. Именно с ней Ильин связывает возможность появления любезности, когда пишет: «Для того чтобы любезность могла существовать, не вырождаясь в пустую форму и не перерождаясь во что-то более глубокое, необходимо, чтобы общественная группа была связана общим уровнем интересов, уже достаточно зрелых и сильных, но все же
25Ильин. О любезности... С. 34.
26Тамже. С. 35.
27 Там же. С. 40.
28Тамже. С. 41.
293иммель Г. Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования. М., 1909.
не способных поглотить индивидуальные стремления в единстве общей цели»30. При недостаточной сплоченности группы любезность не возникает, при тесной скрепленности (как, например, в семье) становится ненужной, перерождаясь в деликатность и любовность.
Таким образом, любезность предполагает в обществе «известное среднее состояние между сильным расчленением и сплоченным единством»31. Отсюда Ильин делает вывод о компромиссном характере любезности, и это заключение подводит итог его исследования: «Любезность есть компромисс, с одной стороны, между абсолютным альтруизмом и абсолютным эгоизмом <...>; с другой — между категорическим долженствованием и психической невозможностью; с третьей — между служением ценностям общения и служением ценностям объективного ряда (научное, художественное творчество)»32. Итак, Ильин приходит к тому, что, во-первых, взаимодействие между людьми в большинстве случаев оказывается компромиссным и, во-вторых, что общественный компромисс служит экономии сил и, следовательно, является политически желательным. Эта идея отвечала умеренно-либеральной политике «Русской мысли» и согласовывалась с политическими взглядами Е. Трубецкого и П. Новгородцева — учителей Ильина по Московскому университету.
К истории теоретического влияния на Ильина добавим несколько слов о личном контексте написания «О любезности». Интересно было бы узнать о том, какое место в так скажем жизненном мире философа занимали его теоретические разработки, какими нетеоретическими мотивами он руководствовался при выборе темы для исследования. Возможно, что нетеоретический контекст исследования Ильина прольет дополнительный свет и на его идеи о любезности.
Читая различные воспоминания об Ильине, мы сталкиваемся с почти единогласным мнением о чрезвычайной горячности его характера, о его резкости по отношению к философским и политическим противникам. Резкость, бескомпромиссность видна в статьях Ильина, особенно публицистических. Вспомним, что в эмиграции Ильин был одним из идеологов непримиримого антибольшевистского движения. Политическая и философская борьба развила в Ильине качества, далекие от умения вырабатывать компромиссные формы социального взаимодействия. Прямо скажем, Ильин далеко не всегда был любезным человеком. Близкая знакомая Ильина Е. Герцык вспоминала: «Когда же наши пристрастия из книжных превратились в живых людей и Ильины стали встречать у нас Волошина, Бердяева, Вяч. Иванова, стало площе: с неутомимым сыском Ильин ловил все слабости их, за всеми с торжеством вскрывал «сексуальные извращения» <...> Способность ненавидеть, презирать, оскорблять идейных противников была у Ильина исключительна <...> Ненависть, граничащая с психозом»33. Можно усомниться в беспристрастности и точности оценок Е. Герцык (они могут показаться слишком сильными), если бы в целом ее впечатления не разделя-
,0Ильин. О любезности... С. 42.
31 Там же. С. 46.
32 Там же. С. 48.
33Герцык Е. К. Воспоминания <фрагмент> // И. А. Ильин: pro et contra / И. И. Евлампиев, сост., вступ. ст., примеч. СПб., 2004. С. 68.
ли другие люди, оставившие мемуары об Ильине. Например, коллега Ильина по университету, правовед Н. Алексеев отзывался о нем так: «К людям он относился плохо, любил их обличать»34. И оценку Алексеева можно посчитать преувеличенной, сделав скидку на идейные разногласия. Напомним, что Алексеев был одним из основателей евразийства, а Ильин — убежденным «белым». Но схожие мнения остались и от тех, кого трудно заподозрить в пристрастности.
Для Ильина, по-видимому, была характерна высокая конфликтность. Предположим, что, рефлексируя над своим характером, он решил выяснить, в чем состоит смысл различных форм общения. И любезность, а точнее, то, что он понимал под любезностью, не вызвало в нем воодушевления. Она, как мы уже говорили, оказалась лишь средством, не имеющим «высшей, самостоятельной ценности». «Путь к истинной социальной гармонии... ведет... через диалектику глубоких временных разрывов и распадений»35, — утверждал философ. Он также подметил, что «преувеличение значения любезности, усвоение несвойственной ее функции приводит к тому, что она становится «орудием для незаметного подчинения среде»36. Со всем этим трудно спорить, но нельзя не видеть и того, что взаимодействие со «средой» подчас давалось Ильину с трудом. Например, А. Белый вспоминал: «Ильина при виде меня передергивало; сардоническая улыбка змеилась на тонких и мертвых устах его; с нарочитою, исступленною сухостью, бегая глазками мимо меня, он мне кланялся»37. При утонченном описании любезности в теории, попытка быть любезным на практике привела к почти комическому результату. Это различие между теорией и жизнью, вместе с другими сведениями о характере Ильина, наталкивает на мысль, что при внешнем блеске выполненного им анализа наличных форм общения, исследование не привело его к удовлетворительному пониманию основ любезности и вообще общения. Вероятно, здесь сказался аналитический уклон мышления Ильина, слишком далеко уведший его по пути отрыва любезности от других форм общения. Ученический характер статьи «О любезности» свидетельствует о том, что в 1910-х гг. Ильин только начинал свой путь как самостоятельный мыслитель (что, оговоримся, не умаляет ценности работы).
Ключевые слова: И. Ильин, В. Дильтей, Г. Зиммель, 3. Фрейд, московский период творчества И. Ильина, любезность, описательная психология, социальная дифференциация.
34Алексеев Н. Н. В бурные годы <фрагмент> // И. А. Ильин: pro et contra... С. 75.
35Ильин. О любезности... С. 40—41.
“Там же. С. 39.
37Белый А. Между двух революций <фрагмент> // И. А. Ильин: pro et contra... С. 70—71.
I. A. Ilyin on Kindness:
Towards a Study of the Moscow Period of the Activity of the Philosopher
V. S. Rozhnov
(Moscow State University)
This article examines the Moscow period of the activity of I. A. Il’in and especially his philosophical study entitled On Kindness. The distinguishing particularity of this study is the fact that Il’in used the methods of the descriptive psychology of Wilhelm Dilthey and of the sociology of Georg Simmel. The author investigates the type of influence and to what degree the works of Dilthey and Simmel influenced the method of Il’in. He concludes that Il’in, following the methods proposed by these two thinkers, was able to compose a brilliant analysis of the phenomenon of kindness. The author also examines the personal reasons why Il’in might have chosen to try this psychological-sociological experiment. He concludes that Il’in was motivated to attempt this study after reflecting on his own personality and character. It is known that Il’in himself was known for his self-assuredness and his hot temper, both of which influenced the way he interacted with colleagues and the cultural elite of his own time.
This article reconstructs the activity of Il’in in both its theoretical and personal aspects through one of the main works of his Moscow period. It also examines Il’in’s own method of scientific research.
Keywords'. I. Ilyin, W. Diltey, G. Simmel, S. Freud, the Moscow’s period of creativity of I. Ilyin, courtesy, descriptive psychology, social differentiation.
Список литературы
1. Dil’tej V. Opisatel’najapsihologija (Descriptive psychology). Saint-Petersburg, 1996.
2. Evlampiev I. I. Bozhestvennoe i chelovecheskoe vjilosojii Ivana U’ina (Divine and human in I. Ilyin’s philosophy). Saint-Petersburg, 1998.
3. ZimmeP G. Social’naja differenciacija: Sociologicheskie ipsihologicheskie issledovanija (Social differentiation: sociological and psychological studies). Moscow, 1909.
4. Evlampiev 1.1, (ed.). I A. Il’in:pro et contra (I. Ilyin: pro et contra). Saint-Petersburg, 2004.
