CC BY
58
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Литературоведение
удк 809+75 М.С. БАЙЦАК
Омский государственный педагогический университет
И.Л.БУНИН И ТОВАРИЩЕСТВО ЮЖНОРУССКИХ ХУДОЖНИКОВ
(К ВОПРОСУ О ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ЛИТЕРАТУРЫ И ЖИВОПИСИ В КУЛЬТУРЕ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА)
Статья посвящена проблемам взаимодействия литературы и живописи в культуре серебряного века. Впервые публикуются фрагменты переписки членов Товарищества Южнорусских художников П. Нилуса и В. Куровского с И.А. Буниным (1900-1905 гг.). Автор находит в письмах художников мотивы, близкие бунинской прозе. Статья представляет интерес для филологов, искусствоведов и всех, кто интересуется искусством Серебряного века.
История искусства многочисленными примерами жизни молодыми людьми» (1). Бунин легко усваива-
доказывает плодотворность взаимообмена идеями и ет их профессиональное восприятие видимого мира:
темами писателей и художников, поэтому изучение вырабатывает в себе привычку всматриваться, подоб-
областей соприкосновения и активного взаимодей- но им, в изменчивые явления окружающей среды,
ствия различных видов эстетической деятельности искать, отбирать и запоминать их. «Я привык смот-
приобретает особую важность и актуальность. Яр- реть: художники научили меня этому искусству», -
ким примером этому может служить творческая био- говорил он об этом (2). Дружба с одесскими худож-
графия И.А.Бунина, огромную роль в судьбе кото- никами подарила ему опыт различения неисчисли-
рого сыграла встреча с молодыми живописцами, мых живописных эффектов окружающего мира, а
членами Товарищества Южнорусских художников. это, при природной наблюдательности и артистичес-
В 1898 году в Одессе на квартире Е.И.Буковецкого, кой одаренности, позволило воплотить собственное
молодого художника, было организовано Товарище- индивидуальное восприятие и переживание бытия, ство Южнорусских художников, членом которого Переписка, которую вели между собой Бунин и
стали Бунин. В.Н.Муромцева-Бунина в своихвоспо- члены товарищества, свидетельствует о том, что идея
минаниях писала о том, как близко он подружился с синтеза и взаимовлияния искусств, постоянно привле-
В.П.Куровским, П.А.Нилусом, Е.И.Буковецким и дру- кала их внимание. Это была «идея века», и поэтому
гими, «очень сплоченными, талантливыми, полными художники говорят о своем стремлении «учиться у
литературы» и с радостью находят в творчестве своего друга-писателя использование приемов живописи. В статье, написанной к 25-летию литературной деятельности Бунина, художник П.А.Нилус, чей жизненный путь тесно соприкасался с бунинским в течение четырех с половиной десятилетий, отмечает характерные особенности творческой манеры своего друга: «...деликатность изображения, редкий вкус и особенно чувство вещи и верность глаза» (3). Самого Нилуса можно назвать художником-беллетристом, склонным к сюжетности, «повествовательности», стремившимся сблизить принципы живописи и искусства слова. Не удивительно, что ему была близка устремленность Бунина к передаче «роскоши живописных подробностей», Так, в одном из писем Бунину Нилус признается: «... Когда-нибудь на моих шедеврах ты увидишь лебедей, тихие пруды, грустные парки, церемонных красавиц в кринолинах... Вообще вместе с литературой у моей живописи раздвинулись рамки. У меня явилась идея связать литературу с живописью. Я это сделаю так, напишу серию картин. Например, под названием: «У моря», устрою выставку, а вместо каталога пущу рассказ «У моря». Картины не иллюстрируют рассказ, а являются промежуточными эпизодами, на которых могут быть только намек в самом рассказе...» (4). Из данного письма мы видим, как у Нилуса проявляется желание дополнить живопись словесной ассоциацией, которое заставляет художника попробовать свои силы в литературе, как, в свою очередь, Бунина — в живописи.
Своеобразные миниатюры в прозе с их богатейшим лирическим подтекстом не пересказывают изображенное, а подсказывают, дают толчок к его пониманию, к его прочувствованному осознанию. Синтез живописи и художественного слова, совершаемый в зрительском восприятии, создает обогащенный трепетный образ-чувство, образ-сюжет. В живописи и лирической прозе для художника, как и для писателя в равной мере выражены особое состояние души, поэтизированное восприятие мира.
Внимательно наблюдая за творческими успехами И.А.Бунина, П.А.Нилус отмечал «превращение' писателя в «замечательного колориста», употреблявшего не две - три краски, как это было в 90-е годы, а целую палитру их со множеством оттенков. Богат^ ство колористического видения не только черта стиля Бунина - прозаика и поэта. Это органическое свойство его мировидения, которое нашло отражение в дневниках писателя. Так, например, 11 июня 1909 года, возвратясь из Скородного, Бунин записал в своем дневнике: «Утро, тишина, мокрая трава, тень, блеск, птицы и цветы. Преобладающий тон белый. Среди него лиловое (медвежьи ушки), красное (кашка, гвоздика, иначе Богородицинатрава), желтое (нечто вроде желтых маргариток), мышиный розовый горошек.... А в поле, на косогоре, рожь ходит зыбью, как какой-то великолепный сизый мех, и дымится, дымится цветом» (5). Это лишь один из ярких примеров. И дневники, и художественная проза И.А.Бунина содержат порой впечатления, и по содержанию, и по форме составляющие прямые параллели с дневниками и письмами профессиональных художников, доказывающие сродство их мировидения.
Переписка Бунина с художниками, членами Южнорусского товарищества, - яркое свидетельство синэстетических исканий молодых живописцев, творческий интересы которых постоянно устремлялись в область литературы. Отсюда и возможность для Бунина контактов, обмена идеями, образами, замыслами. Так, в письме П.А.Нилуса
к Бунину от 14 декабря 1915 года находим сообщение о литературном замысле нового» романа (Нилус был способным беллетристом, произведения которого публиковались в журналах, сборниках «Знания»), Вместе с письмом отправлена машинописная рукопись произведения. Имя героини романа - Лика. «Странное дело, я хочу выдумать положительный лик Лики. В первой части о ней пока нет речи - я знаю, как это трудно, и не боюсь. Тот живой материал, который у меня под рукой, говорит как нельзя больше за то, что это явление уже возможно. Очень много есть хороших образцов женщин, настоящих людей, не нуждающихся в опоре. Пока это малораспространенное явление. Но все же приходилось наблюдать факты самые убедительные» (6). Таким образом, переписка И.А.Бунина с П.А.Нилусом и В.П.Куровским позволяет нам выявить глубокие духовные связи между ними, круг общих настроений, тем для раздумий, воплощенных в творчестве. Главное же, что проделанные наблюдения позволяют понять истоки творческой манеры Бунина, присущего ему тяготения к синэстетичес-кой поэтике, Замысел так и не был воплощен, Очевидно, что героини Нилуса достаточно далеки от .женских персонажей бунинской прозы, но обращает на себя внимание имя героини: возможно, спустя много лет, работая на книгой «Жизнь Арсенье-ва», Бунин не случайно дает своей героине имя Лика. Возникающая при чтении письма Нилуса ассоциация настолько настойчива, что хранители бунинс-кого фонда Орловского музей И.С.Тургенева автоматически сделали пометку: в письме упоминается героиня Лика из романа Бунина «Жизнь Арсенье-ва», не обратив внимание на расхождения в хронологии. Характерный курьез!
Подтверждением плодотворности творческих контактов литераторов и художников может служить переписка Бунина с В.П.Куровским. Письма Бунина к Куровскому, к сожалению, не были обнаружены нами ни одном из бунинских фондов, находящихся в. России. Среди эпистолярного наследия, составляющего значительную часть бунинского фонда ОГЛМТ, хранятся лишь письма Куровского к писателю.
Эти письма написаны в разное время, но все они в той или иной степени подтверждают, что творческие судьбы этих замечательных людей переплелись однажды, выявив глубинную общность в эмоциональном постижении мира природы, в пристрастии к красоте и гармонии, в утверждении эстетической ценности каждого мгновения.
Куровский ценил самобытный талант Бунина, отмечал его удивительное художническое чутье: «,,.Прочел «Сосны», мы с тобой читали их и, читая, я все помнил - признак того, что вещь, правдивая, и выражена сильно...» (7). Куровский был для Бунина и строгим критиком, чье мнение, безусловно, учитывалось писателем: «...Спасиботебе за книжку. Как она меня обрадовала! Это было на второй день Пасхи, меня разбудили -расписаться в книжке почтальона, и я заспанными глазами вдруг увидел заманчиво интересную обертку, штемпеля на марках.,, почувствовал давно неиспытанное детское чувство любопытства и радости. Читал все. Много хорошего. Очень понравилось «В крымских горах», «Тень от дерева на балкон прохладою полна» и «Ненастный день» тоже.
А в прозе у тебя все стихи. Прости же, голубчик, за, может быть, невежественное жесткое «дать совет», но у меня сложилось такое впечатление, что у
тебя в прозе нет центрального главного удара, а ряд построений одинаковой силы, которые съедаются одно другим.
Это жемчужины, а нужен еще бриллиант к ним» (8).
Последнее любопытное замечание лишь на первый взгляд может показаться критикой чрезмерного лиризма бунинской прозы («в прозе все стихи»). Если вчитаемся внимательнее, увидим, что Куровский отнюдь не предлагает Бунину «вернуться», обратиться к эпосу. Он лишь считает, что у стихов и прозы должна быть разная лирическая композиция: лирика -«ряд построений одинаковой силы», а в прозе должен быть «центральный главный удар». Не отсюда ли появление в бунинских лирических миниатюрах, особенно в 30-е - 40-е годы, особого лирического рисунка, новеллистической композиции, набирающей силу к кульминационной концовке.
Бунина и Куровского отличает, как подлинных художников, «невероятная художническая жадность зрительных впечатлений, острое упоение зримой материей, страстное стремление вобрать все видимое в себя» (9). Отсюда это рефреном проходящее через их творчество «художническое возбуждение при виде живой неисчерпаемости и мощи зримого мира» (10). Именно сила воссоздающего воображения является для них источником сюжетов, настроений, художественных картин. Своеобразным подтверждением этих слов служит цитата из письма Куровского от 14ноября 1901 года: «...Промелькнул уж год как мы взбирались с тобой по горным тропинкам Мичепп. Сейчас открыл свою красную книжечку и читаю 14/2 ноября: «выехали в 10 ч. 18 мин. Из Лозанны. Серый день, проблески вершин и падающие склоны... Мрачные горы и синеющие воды...» Хорошо вспомнить, что где-то в душе образовался уголок, в котором микроскопическими фотографиями запечатлены эти картины. Откроешь его и оттуда, как прозрачные видения во сне, подымутся одна за другой в натуральную величину грандиозные впечатления...» (11).
Воспоминания о посещении Женевского озера вместе Куровским легли в основу рассказа Бунина «Тишина»: «...Мы долго глядели на горы и на чистое нежное небо над ними, в котором была безнадежная грусть осени. Мы представляли самих себя далеко в сердцевине гор, где не бывала еще нога человека... Солнце стоит над глубоким и со всех сторон замкнутым долинами, орел парит в огромном пространстве между ними и небом... И только нас двое, и мы идем все дальше в глубину гор, как те, что гибнут в поисках эдельвейса...» (...). С этими строкам перекликается письмо Бунина к брату Юлию от 18 ноября 1900 года, в котором содержатся воспомина-
ния о совместном путешествии, Письмо интересно как образец стиля поэтической прозы Бунина, стилевой строй которой чрезвычайно близок эпистолярной манере Куровского, хотя бунинское письмо отличается своеобразной резкостью, яркостью изобразительных деталей: «Из нежных туманов, скрывавших все впереди, проступали вдали горы и озеро, нежное, лазурно - зеленого цвета. Нежный туман был полон солнца, и когда туман растаял, чистый, веселый, заграничный город был очень весел и изящен. Взяли лодку, купили сыру и вина и вдвоем, без лодочника» уехали по озеру. ...Тишина, солнце, лазурное, заштилевшее озеро, горы и дачи. В тишине - звонкие и чистые колокола, издалека — и тишина, вечная тишина озера и гор» (13).
Таким образом, переписка И.А.Бунина с Нилу-сом и Куровским позволяет нам выявить глубокие духовные связи между ними, круг общих настроений, тем для раздумий, воплощенных в творчестве. Главное же, что проделанные наблюдения позволяют понять истоки творческой манеры Бунина, присущего ему тяготения к синэстетической поэтике.
Библиографический список
1. Муромцев-Бунина В.Н. Жизнь Бунина. Беседы с памятью. - М.: 1989.С.479.
2. Нефедов В В. Чудесный призрак. Бунин — художник — Минск: 1990. С.217.
3. Бунин И. Лит. наследство, кн. 2. - М.: 1973, С.432.
4. ОГЛМТ, фонд 17 № 3095/17 (Материалы рукописного отдела Орловского государственного литературного музея публикуются впервые).
5. Грин М. Устами Буниных, Дневники. - Посев: 1989. Т. 1 С.84.
6. ОГЛМТ, фонд 17 №3095/15.
7. ОГЛМТ, фонд 17 №3046/15.
8. ОГЛМТ, фонд 17 № 3046/16.
9. Карпенко Г.Ю. Творчество И.А.Бунина в контексте религиозно-философских идей конца 19-начала 20 в. Автореф.-дис. - СПб.: 1992. С.4.
10. Там же, С.6.
11. ОГЛМТ, фонд 17 № 3046/16.
12. Бунин И,А. Избранное. - М.: 1987. С.72.
Бунин И.А. Письма 1890-1900-х годов. - М.: 2003. С.154.
БАЙЦАК Марина Сергеевна, аспирант филологического факультета, кафедра новейшей отечественной литературы.
Дата поступления статьи в редакцию: 30.06.2006 г. © Байцак М.С.
Книжная полка
Буренкова C.B. Немецкие жизненные нормы и их языковое выражение: учебное пособие.- Омск: Изд-во Ом ГПУ, 2006.- 11бс. Рус.-нем.
Культурологический аспект лексики языка является сегодня одной из актуальных проблем лингвистики. В связи с этим осуществляемое в учебном пособии сопоставительное исследование житейских проблем в Германии и России представляется очень важным с точки зрения развития языковой, коммуникативной и межкультурной компетенции изучающих немецкий язык в качестве иностранного.
Данное пособие может активно использоваться на занятиях со студентами факультетов и институтов иностранных языков в рамках дисциплин «Лингвострановедение и страноведение», «Теория и практика перевода», а также спецкурсов лингвокультурологической направленности.
