CC BY
64
УДК 821.161.1
ХУДОЖНИК И ВРЕМЯ: ПОСЛЕРЕВОЛЮЦИОННАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
В ВОСПРИЯТИИ Б. ЗАЙЦЕВА
© 2016
Полтавская Елена Андреевна, соискатель кафедры новейшей русской литературы Литературный институт имени А.М. Горького, Москва (Россия)
Аннотация. В статье проводится исследование прозаических произведений видного российского писателя начала ХХ века, будущего эмигранта Бориса Зайцева, написанных в 1917-1921 гг. Предметом исследования является проблема эволюции творчества Б. Зайцева. Речь идет о наиболее сложном периоде творчества писателя, когда происходит перелом в его мировоззрении: первая мировая война и революция 1917 года способствовали тому, что основу гармонического отношения человека и мира Б. Зайцев находит в православном христианстве. Если в раннем творчестве Б. Зайцева лирический герой изображался вне исторического времени, - внимание писателя было сосредоточено на духовной жизни человека, то герои произведений 1917-1921 гг. живут в историческом времени, - оказываются в ситуации самоопределения, выбора жизненной позиции. Произведения Б. Зайцева периода 1917-1921 гг. годов делятся на две группы по выражаемой в них тематике: рассказы о реальной московской действительности, окружающей писателя, и новеллы, повествующие о зарубежных исторических персонажах XVI века (Рафаэле, Карле V). Однако, какую бы тему ни поднимал автор, основным для него в этот период становится осмысление происходящих в России событий и желание найти основу для примирения с ними. Такой основой становится христианская вера, а связующим звеном между произведениями Б. Зайцева 1917-1921 гг. - мотив покаяния.
Ключевые слова: Борис Зайцев, литература эмиграции, послереволюционная действительность, отзыв на современность, отход от современности, мотив христианства, мотив покаяния.
THE PAINTER AND TIME: POST-REVOLUTIONARY REALITY IN THE PERCEPTION B. ZAITSEV
© 2016
Poltavskaya Elena Andreevna, applicant of the Department of modern Russian literature Literature Institute named after A. M. Gorky, Moscow (Russia)
Abstract. The article presents a study of prose works of a prominent Russian writer beginning of the twentieth century, the future emigrant Boris Zaitsev, written in the years 1917-1921. The subject of research is the problem of evolution in B. Zaitsev's creative activity. The article deals with the most difficult period of his creative activity, when the author experiences the turning point in his outlook: the First World War and the revolution of 1917 promoted the fact that the basis of harmonic relation between a person and the world B. Zaitsev finds in the Orthodox Christianity. If in the early B. Zaitsev's activity the lyric character was represented out of the historic time, - the writer's attention was concentrated on the spiritual life of a person, the characters of his works of 1917-1921 life in the historic time, - they turn out to be in the situation of self-determination, the choice of the life position. B. Zaitsev's works of the period of 1917-1921 years divided into two groups according to their themes: stories about the Moscow actual reality, which surrounds writer, and short stories telling about foreign historical characters of the XVI century (Raphael, Charles V). However, in the works on any topic central to B. Zaitsev in this period it becomes a reflection of events taking place in Russia, and the desire to find a basis for reconciliation with them. The Christian faith becomes such basis; and the motive of confession is the interlink between B. Zaitsev's works of 1917-1921.
Keywords: Boris Zaitsev, emigration literature, post-revolutionary reality, response to modernity, deviation from modernity, Christianity motive, motive of confession.
Художественные произведения Бориса Константиновича Зайцева относятся к литературе русского зарубежья, относящейся до сих пор к сегменту русской литературы, изученному в наименьшей степени. Борис Зайцев (1881-1972) был «открыт» российскими литературоведами с возвращением в круг русской литературы представителей её эмигрантской составляющей в 9б-х гг. прошлого века. Сегодня творчеству Б. Зайцева посвящены статьи: А.М. Любомудров [1], Ю.Н. Мажарина [2]; монографии: С.В. Сомова [3], Т.М. Степанова [4], А.В. Яркова [5] и диссертации: А.В. Курочкина (2бб3) [6], И.А. Минаева (2бб5) [7], И.И. Лукьянцева (2бб6) [8], Е.Ф. Дудина (2бб7) [9], О.Г. Князева (2бб7) [1б], О.С. Мерцалова (2бб7) [11], Н.П. Бабенко (2б1б) [12], И.Ю. Калганникова (2б11) [13] и др., в том числе докторские диссертации: Н.И. Пак (2бб4) [14], Т.М. Степанова (2бб5) [15], А.В. Громова (2бб9) [16]. Есть и исследования, в которых обращается внимание на эволюцию, динамику художественного метода писателя. В частности, А. Красовски пытается проследить путь Б. Зайцева от модернистской мистики к духовному реализму [17], Г.В. Воробьёва в кандидатской диссертации анализирует эволюцию системы мотивов малой прозы Б.К. Зайцева 19б1-1921 гг. [18]. Однако исследований, в которых затрагивалась бы проблема отражения в произведениях Б. Зайцева 1917-2б гг. послереволюционной действительности и воздействия этой действительности на динамику художественного творчества писателя, пока нет.
Цель статьи - показать, как в произведениях Б. Зайцева, созданных в 1917-1921 гг., проявились из-
менения в его мировоззрении. Материалом для анализа стали произведения Б. Зайцева, созданные в годы революции и Гражданской войны. В качестве методов исследования использовались принципы целостного анализа художественного произведения в тесном взаимодействии с историко-литературным, сравнительно-типологическим и системно-структурным методами исследования.
Все свои произведения, созданные в годы революции и Гражданской войны, Б. Зайцев объединил в один сборник, который выходил под разными названиями: в России - «Белый свет» (1922), на Западе - «Улица святого Николая» (1923). Несмотря на то, что входящие в этот сборник произведения отличаются по материалу изображения - в одних отражена реальность «страшных лет» России ХХ века, а в других - духовная реальность Европы XVI столетия, связующим началом для всех произведений сборника является авторская позиция. Анализируя тематическое своеобразие этих произведений этого периода, Б. Зайцев писал: «Годы трагедий все перевернули... Писание (в ближайшем времени) направилось по двум линиям, довольно разным: лирический отзыв на современность, проникнутый мистицизмом и острой напряженностью ("Улица святого Николая"), -и полный отход от современности: новеллы "Рафаэль", "Карл V', "Дон Жуан"». Может показаться, что, создавая произведения второго типа, автор в самый разгар террора уходит, сознательно или бессознательно, от окружающего, однако суть исторических произведений Б. Зайцева не подтверждает данного факта.
В рассказах «Белый свет», «Улица Святого Николая», «Уединение» и др. перед читателем предстают картины жизни людей периода кардинальных изменений в обществе. В рассказе «Белый свет» (1921) описываются страшные последствия событий Первой мировой войны и революции, отразившиеся на жизни москвичей. Используя объективно-изобразительную манеру (нанизывание фактов без их комментария) автор разворачивает перед читателем страшную картину разорения Москвы, и - шире России: «И кассирши в гастрономи-ях, и девочка, сбирающая корки за зеркальной дверью булочной. Мизерабли, дрогнущие в очереди к хлебу, и убогие старухи, руки тянущие, и приказчики, и буржуа в своих лавчонках». Повествование строится как монолог лирического героя - alter ego автора, - который позиционирует себя как п у т н и к а: «Но тогда не упускай минуты, путник...». Мотив движения у лирического героя Б. Зайцева ассоциируется с жизнью.
Монолог героя (лейтмотив которого: несмотря ни на что, жизнь продолжается!) неоднороден, - он включает в себя риторические вопросы и обращения к персонифицированной «малой жизни»: «Бедная жизнь, малая жизнь, что о тебе сказать, чем порадовать? Не сердись и не обижайся. Будем скромней...»; страшной правдой звучащие инструкции по выживанию москвича в новых для него условиях («Заповеди счастья», «Малые основы жизни»); краткие, фрагментарные, но очень точные, наполненные правдой жизни зарисовки уличных сценок; разговор с самим собой и одновременно с невидимым собеседником - московским интеллигентом, попавшим в новые условия жизни и желающим просто выжить в них: «Ты идешь. Страдал ли ты, был счастлив, строил планы? Надеялся, мечтал?.. Дни твои восстают, умирают, виденьями скромными, между хозяйством и литературой, Арбатом, лавкою книжною, книгами и газетами, в вихре политики, рушащегося и строящегося...».
Рассказ «Белый свет», как и ранние произведения Б. Зайцева, основан на принципе контраста. Рядом и даже одновременно автор изображает горький быт обездоленной Москвы - умирающие от голода дети, бездомные нищие, спекулянты - и фантазии лирического героя о каком-то далёком и иллюзорном, словно мираж в пустыне, мире. Писатель намеренно сталкивает не просто не похожие друг на друга, а противоположные реальности, каждая из которых символизирует свой, особый мир: прежний мир, полный радости, довольства, и настоящий - средоточие ужаса. Миры перемешиваются, и это соединение показывает хаос («и ты уже жив - житель беспечный на волнах хаоса»), помогает автору подчеркнуть античеловечность происходящего. Введение религиозных мотивов (постоянное упоминание Христа, молитва, описание Храма и т. п.), в свою очередь, свидетельствует о принятии писателем христианских морально-нравственных ценностей. Соединение православного мироощущения и исторических фактов воспринимается как скрытое проявление авторского отношения к происходящему.
Авторская позиция отражается и в кольцевой композиции рассказа «Белый свет»: начало и конец повествования связаны образами Малой жизни («Печаль, веселье и трагедия, цена на молоко, очередь в булочной, новый декрет, смех, смерть, пирожные и муки голода...») и Судьбы («Хочешь не хочешь, ее примешь. Я - уже принял. Я живу в ней, в ней иду.»). В финале рассказа суетность «малой жизни» людей противопоставляется спокойной умиротворённости мира Природы: «Белый же свет смутно, бережно нас осыпает крылом хладным...». Контрастно изобразив страшную реальность жизни в Москве начала 20-х годов ХХ века, поразив читателя натуралистическими подробностями смерти и жизни, подобной смерти, Б. Зайцев неожиданно призывает к смирению, следованию Божьей воле, а стало быть, к согласию - с самим собой.
Рассказ «Улица святого Николая» (1921) также по-
строен как лирический монолог повествователя, являющегося alter ego автора. Содержание рассказа складывается из зарисовок московского Арбата, представляющих собой авторский взгляд на историю и современность. Каждая из пяти частей (глав) рассказа изображает один из исторических этапов в жизни автора, Арбата, Москвы и - шире! - России: «золотой век» - мирное время рубежа XIX-XX вв. («... все как будто чинно, все так крепко, и серьезно, и зажиточно, благонамеренно»); период революции 1905 г. и послереволюционные события («Первые грозы, полумладенческие бури!..»); война 1914 г. и революция 1917 г. («Страшный час, час грозный. Смертный час...»); период после революции, наблюдаемые автором в реальности разруха и голод («Туго старой жизни...»); обращение к «гражданину Арбата» («Ты и шумел и веселился, богател и беззаботничал - ты поплатился.»).
Эмоциональное наполнение повествования отражает отношение писателя к описываемым им явлениям окружающего мира, внутреннее восприятие им происходящих событий. Сквозь все повествование проходят образы, которые можно назвать сквозными, лейтмотив-ными: седенький извозчик, обликом похожий на святого Николая; поэт златовласый; поэт бирюзоглазый; задумчивый рыцарь с высот дома в Калошином; церкви Арбата - Никола Плотник, Никола на Песках и Николай Явленный - участники и безмолвные свидетели происходящих в Москве перемен. В повествование вводится целый ряд колоритных образов, которые можно назвать символами эпохи: «серый герой» (по цвету солдатских шинелей); «знак кровавого креста» над лазаретами; гражданин Арбата; «люди новой жизни» и др. Важным элементом повествования являются периодические обращения повествователя (автора) к различным респондентам (гражданину Арбата, русской интеллигенции, обывателям и т. п.), что придаёт художественному тексту определённую публицистичность. Некоторые высказывания звучат как прямое обвинение в адрес тех, кто допустил (своим действием или бездействием) произошедшие в стране изменения, и призыв к покаянию: «О русские интеллигенты, о слова, слова, прекраснодушие, приятность, барственность, народолюбие! Сурова жизнь, и не приятна, и не прекраснодушна...» [гл. 3]; другие - как пророческое предупреждение и напутствие: «А ты живешь, в жизни новейшей, вновь беспощадной, среди богатых и бедных, даровитых и бездарных, неудачников, счастливцев. Не позабывай уроков <... > не гаси себя, и не сдавайся плену мелкой жизни, мелкого стяжательства ты, русский, гражданин Арбата» [гл. 5].
Важным элементом повествования является мотив Церкви, объединяющей в годы испытаний людей разных социальных групп в едином порыве к покаянию, к Богу: «Средь горечи, стонов отчаяния, средь крови, крика, низости... Все сюда собрались, все равны здесь, равенством страдания, задумчивости, равенством любви к великому и запредельному, общего стояния пред Богом...» [гл. 4]. Обращение к христианским ценностям, по мнению писателя, благотворно для каждого, потому что даёт людям возможность остаться человеком в мире, где активно утверждается зло, выстоять как личность, сохранить свои внутренние принципы. Именно в начале 20-х гг. ХХ века и затем, в эмигрантский период творчества, в прозе Б. Зайцева можно отметить это «тяготение к христианству, которое берёт верх в основном в эмигрантский период, оправдывается тяжелыми годами исторического катаклизма и горьким опытом на чужбине» [17, с. 165]. Удивительно то, как органично в рассказах писателя сочетается восприятие происходящего сквозь призму христианства с реализмом и даже натурализмом описаний.
Найденная писателем в рассказах «Белый свет» и «Улица святого Николая» форма (импрессионистическая фрагментарность, лапидарность стиля, метафори-
ческая образность) успешно реализуется и в рассказе «Уединение» (1921). Заглавный образ отражает попытку лирического героя (читай: автора) хотя бы на время «уйти» из реального, внешнего мира, - абстрагироваться от окружающей действительности, укрыться в мире своего "я": «Это уединение. Час стояния тихого - и ответа. Как живешь, человек?... вспоминаешь что-то о себе и своей жизни, и не знаешь, вспомнишь ли, да нужно ли и вспоминать?» [1-й фрагмент]. Но реальность не отпускает... В сознании рассказчика как вспышки памяти возникают воспоминания о поездке в деревню
- в Притыкино: вокзал провинциального городка (2-й фрагмент), мещанский дом в этом же городке (3-й фрагмент), проселочная дорога (4-й фрагмент). Обрамление центральной части повествования - одинокий вечер в московской квартире (1-й фрагмент) и прогулка по ночному Арбату (5-й фрагмент) - создает ощущение замкнутости человеческого сознания. Вместе с тем кольцевая композиция отражает идею вечного повторения, которая - в данном контексте - воспринимается как выражение оптимистического начала: «В печали, небрежении лежишь, мой город. Но из пепла возродишься...» [5-й фрагмент].
В целом рассказ отражает послереволюционную действительность в восприятии Б. Зайцева: «Грохот и ветер, пыль рушащегося. Кровь, голод и сытый жир. Речи, собрания. Шум разговоров...» [1-й фрагмент]. Художник несколькими обобщенными мазками рисует картины из жизни москвичей в первые послереволюционные годы. Эти, в сущности, бытовые зарисовки производят тем более гнетущее впечатление на современного читателя, чем естественнее звучит голос рассказчика, для которого все вокруг - и смерть, и хаос, и нищета, и злоба - давно уже стало привычно-обыденным и воспринимается как несуществующее в реальности, эфемерное,
- как «выдумка ночи». В пунктуационно-графическом оформлении текста произведений этого периода большое значение имеют такие знаки препинания, как тире, многоточия, вопросительные и восклицательные знаки, основная цель которых - передача стихии внутренней речи, внутреннего монолога автора, а также «выделение неожиданного для героя повествования поворота событий» [19] и др.
В повествование органично вплетаются - на уровне диссонанса - «итальянские» реминисценции, - бледно-серебряный стих Петрарки, образ Лауры, родник Ютурны в Риме, форум Траяна, холмы Прованса и т. п. Итальянские мотивы звучат диссонансом российской действительности и передают авторское ощущение «утраченного рая». Созвучна им и тема вечности, как всегда у Б. Зайцева, связанная с образом звездного неба, которое в сознании автора и лирического героя нивелирует противостоящий ему образ «черного корабля», -символа революции («Дикарь бунтует...»): «Ну, несись, черный корабль ночей ноябрьских, лети вперед, морем вскипающим, корабль страданий, бед, к берегам новым, кровавя след за собой...» [2-й фрагмент].
Эта мысль многократно усиливается в концовке рассказа, где лирический герой, обращаясь к Всевышнему («Дай любви - вынести. Дай веры - ждать»), с христианским смирением принимает судьбу страны («Рука судеб. Воля Божеств») и выражает надежду на то, что сокращенный разрушением путь сквозь «руины бурно-пламенной эпохи» в конце концов выведет его из «мира уединения», где раздается лишь утешительный звон светло-серебряного стиха Петрарки, и приведет в «мир воскрешения», где его родной город - Москва (читай -Россия) возродится из пепла подобно мифической пти-це-Феникс.
В повестях Б. Зайцева (или лучше сказать - новеллах!) второй тематической группы, написанных с целью «бегства» из реального мира в мир иллюзорный, полный романтических аллюзий («Рафаэль», «Карл V», «Дон Жуан» и др.), писатель делает попытку переосмысления
личной трагедии известных исторических личностей и литературных персонажей. Необходимость отраженного, а не прямого воссоздания современности, связанного в то же время с вечным, вневременным, впервые в творчестве Б. Зайцева проявилась в новелле «Рафаэль» (1919). Здесь писатель передает светлый, гармоничный дух творчества художников эпохи Возрождения. Действие новеллы относится к последнему году жизни Рафаэля (1520).
В центре повествования ряд событий двух-трех дней из жизни Мастера накануне его болезни и смерти: в очередной раз возвращаясь с раскопок в окрестностях Рима, он обнаруживает в стене Аврелиана замурованный антик - «мраморное тело ребенка, охваченное каменным объятьем»; ночью посещает одну из своих любовниц - простую цветочницу - при этом обещает написать ее портрет в облике Мадонны, как в свое время в капелле Киджи в облике Фригийской Сивиллы изобразил другую свою возлюбленную красавицу куртизанку Империю; утро следующего дня начинается с обязательного (!) визита Рафаэля в Ватикан к Папе Римскому; рассматривая свои работы в Ватикане и капелле Киджи, художник предается воспоминаниям, а затем - на берегу Тибра - мечтаниям; следующий день Мастер проводит в мастерской и на раскопках в Кампо-Ваччино, - ведет «тот беспрерывный, рабоче-творческий день, что и была жизнь его». Центральный эпизод новеллы - описание пиршества на притибрской вилле друга художника Агостино Киджи: Рафаэль веселится наряду с другими гостями, обильно пьет вино, ухаживает за женщинами, наслаждается танцами. Финал новеллы - скоротечная болезнь и смерть Рафаэля. В авторское повествование органично включаются дневниковые записи ученика Мастера - Дезидерио, в которых Рафаэль предстает в идеализированном виде.
Основной конфликт произведения определяют два противоположных - но, как это ни парадоксально, органичных для духовного мира Рафаэля - начала: языческое и христианское. Рафаэля одинаково привлекают образы и античной, и христианской мифологии. Мастер смущает набожного ученика Дезидерио, который замечает: «...Я не могу с уверенностью сказать, истинный он христианин или нет?.. Для христианина он слишком язычник, для язычника же - слишком полон того света, какой дается христианину».
Но авторская позиция четко прослеживается в композиции произведения. Если в первых частях повествования Рафаэль предстает более язычником, чем христианином (он ведет раскопки в окрестностях Рима в поисках остатков памятников античной культуры; развлекается в обществе женщин; не выказывает никакого почтения не только кардиналу Джулио Медичи, но и Папе Римскому; любуется своими работами, на которых изображены персонажи античной мифологии; ухаживая за монной Бианкой на вилле Агостино, рассказывает ей миф о любви Афродиты и Адониса и т.п.), то в финале новеллы Мастер делает выбор в пользу христианства, -об этом говорит прежде всего свидетельство его ученика Дезидерио: «Я видел, как он причащался. Я был с ним до самой его кончины. И я счастлив, что умер он христианином; теперь нет для меня сомнения, что его светлая душа будет принята в сонм бессмертных. Он искренно раскаялся в своих грехах, но и грехи его - не из числа страшных, смертных». Такой финал новеллы всецело соответствует мироощущению Б. Зайцева рубежа 19101920-х годов, когда он окончательно делает свой выбор между языческим, пантеистическим мировоззрением и православным христианством в пользу последнего.
Новелла «Карл V» (1921) об одном из представителей династии Габсбургов, крупнейшем государственном деятеле эпохи Возрождения, несомненно, имеет общую философскую основу с новеллой о Рафаэле. В новом художественном опыте обращения Б. Зайцева к событиям XVI века - как и в новелле «Рафаэль» - реализуется его
духовное тяготение к Италии (хотя исторические события произведения определяются испанскими реалиями), которое не отпускало, более того - поддерживало писателя, потрясенного современностью. События новеллы разворачиваются в монастыре св. Юста в последние месяцы жизни (1558 г.) бывшего императора Священной римской империи. На протяжении многих лет Карл V фанатично боролся с ересью, защищал католическую веру, но после заключения Аугсбургского религиозного мира (1555 г.), который признал лютеранство официальной религией, разочаровался в идее строительства всеевропейской империи и отрекся от престола (о полноте власти, которую утратил Карл V, можно судить по знаменитому высказыванию императора: «В моем государстве никогда не заходит солнце»).
Действие разворачивается в течение двух дней. Повествование содержит два плана: напряженная внутренняя жизнь героя («эксмонарха» - «полумонаха и полуцаря») контрастирует с событиями, которые происходят «вокруг» Карла. «Медленные» будни замкнутого и одинокого Карла, то погруженного в молитвы, то возбуждаемого известиями о «гнусных еретиках в Толедо» и торопливо берущего перо, чтобы отправить послание Иоанне: «Въ огонь, въ огонь, для очищетя святой нашей земли», вызывают неоднозначное отношение у его приближенных: молодой лекарь Матис «за глаза» упрекает Карла в лицемерии и ханжестве; секретарь Карла, «библиофил и книгоед» Фан Мале также не доволен жизнью в монастыре: «Жизнь не веселая. Если бы не Боэций и не Цицеронъ, то, впрно, я совстмъ увялъ бы...»; преданный Карлу мажордом Кихада постоянно ставит лекаря и секретаря на место: «Не говорите такъ объ Императора. Не вамъ судить о немъ, его душп»; духовник Карла де Регла выполняет роль его надзирателя.
Меркантильности, мелочности, приземленности чувств и желаний второстепенных персонажей новеллы противопоставляется драматизм религиозных переживаний главного героя произведения: «Тебт, Господи, исповедую скверны мои, Твоей благости предаю сер-це...». Постепенно в тех фрагментах повествования, которые посвящены раскрытию внутреннего мира героя, его духовного тяготения к «святому католичеству» начинает доминировать мотив покаяния, - основной в художественной структуре произведения. Сцена молитвы-покаяния Карла после кошмарного сна (3-я глава) -одна из ключевых в этом ряду: «Да, я грпшникь. Это я давилъ, ломилъ, хитрилъ и блудодпйствовалъ; я пре-давалъ любовь; стремился къ одному, творилъ другое; малаго достигъ въ ничтожной жизни. Правды не воз-становилъ. Христовой церкви не прославилъ. Это я. Иду къ Престолу. Тамъ склонюсь, какъ на картинп Тиц1ана я склоняюсь передъ Троицей и Голубемъ, таинственно летящимъ...».
Характерно, что в покаянных обращениях Карла к Богу возникают образы «Торжества св. Троицы» Тициана. Художник был близок ко двору Карла, неоднократно писал его, причём, по мнению И. Ревякина, «тициановские портреты возвеличивали Карла-полководца, его личностную значительность, его духовный авторитет. То, что Карл дорожил ими - несомненная, весомая историческая реалия, об этом писали биографы Тициана. И внешний, и внутренний облик Карла в новелле Б. Зайцева согласован с его постижением и воссозданием на полотнах Тициана» [20, с. 66]. Исходя из этого нетрудно предположить, что «определенным - в том числе историческим - источником замысла новеллы Б. Зайцева являлись полотна Тициана, посвященные Карлу V. Так писатель продолжал и развивал свои внутренние связи с Италией, ее возрожденческими традициями. Через Тициана, восхищаясь богатством и мощью его творческих свершений, он воспринимал и образ мыслей, и средства изображения далекой эпохи» [20, с. 65].
Тициановские реминисценции в новелле Б. Зайцева играют не только сюжетоопределяющую роль, - они 36
обостряют духовные искания писателя, подчеркивают его внимание к духовно-нравственным вопросам человеческого существования. Не случайно первое упоминание в тексте новеллы полотен Тициана предваряет вечернюю молитву императора, когда в повествование вводится мотив покаяния - связующее звено «далекого от современности» произведения Б. Зайцева с современностью, - а последнее их упоминание («Лишь Тициановы полотна блтдно-золотисто изструялись. И на «Троицп» таинственно излеталъ Духъ святой въ видп Голубя, изъ нечеловпческихъ тумановъ; безпре-дельно восспдали Богъ Отецъ, Богъ Сынъ, а сбоку на колпняхъ преклонялись Карлъ и Изабелла, среди сонма праведниковъ») предваряет финальный отрывок повествования - исповедь Карла, - который завершает общехристианскую тему религиозного покаяния и ответственности личности за свои деяния: «Я остался. Снова здтсь. Несу лавину дней. Дни - какъ тяжелый путь, въ порфирп, облачетяхъ, гртхт, ненужности. Но такова Воля. Таковъ путь. Господи, освободи меня. Боже милостивый, пр1ими».
Итак, в годы революции и гражданской войны творчество Б. Зайцева развивается в двух разных тематических и сюжетных направлениях. Лирический отзыв писателя на современность, детальное описание ужасающей его послереволюционной действительности представлены в рассказах «Белый свет», «Улица святого Николая», «Уединение» и др., а попытка полного отхода от современности - в «итальянских» новеллах «Рафаэль», «Карл V» и др., причём Италия для писателя становится своеобразной альтернативой окружающей его действительности - символом «утраченного рая». Однако произведения различных тематических планов связаны идейно и посредством поднимаемых в них автором проблем. Контрастно изображая утраченный мир -прежнюю Россию - и новые страшные реалии, Б. Зайцев пытается найти основу для дальнейшего существования, силу, которая поможет возродиться и его душе, и России. И такой основой, такой силой становится для него христианство. Мотив христианской веры, необходимости покаяния, глубокого приятия духовных истин характерен для произведений Б. Зайцева и современного, и исторического плана. Связующим звеном между различными тематически произведениями Б. Зайцева 1917-1921 гг. является мотив покаяния.
Исследование динамики творчества Б. Зайцева очень перспективно и должно быть продолжено. Необходимо сопоставление рассмотренных нами произведений 19171920 гг. с прозой более раннего (дореволюционного) и более позднего, уже эмигрантского, периода творчества писателя с целью выявления изменений, происходящих в мировоззрении творческой личности, живущей в эпоху кардинальных перемен в политической, экономической, духовной жизни родины.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Любомудров А.М. Духовные координаты в романе Б. Зайцева «Дом в Пасси» // Традиции в русской литературе: Междунар. сб. научн. тр. Нижний Новгород: Нижегородский гос. пед. ун-т им. Козьмы Минина, 2014. С. 160-169.
2. Мажарина Ю.Н. Образ родины в публицистике и мемуаристике Б. Зайцева // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2013. № 1. С. 154-157.
3. Сомова С.В. Поэтика Бориса Зайцева: монография. Самара: Самарская гуманитарная акад., 2008. 135 с.
4. Степанова Т.М. Художественный мир публицистики русского зарубежья. Борис Зайцев: монография. М: Изд-во МГОУ, 2004. 327 с.
5. Яркова А.В. Борис Константинович Зайцев: Семинарий: монография. М.: РГБ, 2003. 134 с.
6. Курочкина А.В. Поэтика лирической прозы Б. Зайцева: Автореферат дис. . канд. филол. наук:
10.01.01. Уфа, 2003. 23 с.
7. Минаева И.А. Автор и герой в художественных биографиях Б.К. Зайцева: «Жизнь Тургенева», «Жуковский», «Чехов»: Автореферат дис. ... канд. фи-лол. наук: 10.01.01. Ростов-на-Дону, 2005. 22 с.
8. Лукьянцева И.И. Идея святости в творчестве Б.К. Зайцева периода эмиграции: Автореферат дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Ставрополь, 2006. 21 с.
9. Дудина Е.Ф. Творчество Б.К. Зайцева 19011921 годов: своеобразие художественного метода: Автореферат дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Орел, 2007. 21 с.
10. Князева О.Г. Религиозно-философские основы художественного творчества Б.К. Зайцева 1900-1920-х гг.: Автореферат дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Курск, 2007. 23 с.
11. Мерцалова О.С. Художественная объективация цветового восприятия в произведениях И.С. Шмелева и Б.К. Зайцева 1920-30-х гг.: Автореферат дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Орел, 2007. 21 с.
12. Бабенко Н.П. Духовно-нравственные проблемы творчества Б.К. Зайцева 1900-1920-х годов: Автореферат дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Чебоксары, 2010. 23 с.
13. Калганникова И.Ю. Жанровый синтез в биографической и автобиографической прозе Б.К. Зайцева: Автореферат дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. М., 2011. 18 с.
14. Пак Н.И. Традиции древнерусской литературы в творчестве Б.К. Зайцева и И.С. Шмелева: Автореферат дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. М., 2004. 46 с.
15. Степанова Т.М. Художественные искания в мире публицистики Б.К. Зайцева: Автореферат дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. Краснодар, 2005. 51 с.
16. Громова А.В. Жанровая система творчества Б.К. Зайцева: литературно-критические и художественно-документальные произведения: Автореферат дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. Орел, 2009. 46 с.
17. Красовски А. Борис Зайцев: путь от модернистской мистики к духовному реализму // Динамика языковых и культурных процессов в современной России: Мат. IV Конгресса «РОПРЯЛ», проходящего в рамках I Педагогического форума «Русский язык в современной школе». СПб.: Общество преподавателей русского языка и литературы, 2014. С. 165-170.
18. Воробьёва Г.В. Система мотивов малой прозы Б.К. Зайцева 1901-1921 годов и ее эволюция: Автореферат дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Волгоград, 2004. 21 с.
19. Крылова М.Н. Пунктуационно-графическое оформление предложения как стилистический приём (на материале детективных романов о Пелагии Бориса Акунина) // Филология и литературоведение. 2014. № 6 [Электронный ресурс]. URL: http://philology.snauka. ru/2014/06/817. 28.01.2016.
20. Ревякина И. Над рукописями рассказа «Карл V»: об историко-культурном контексте замысла // Калужские писатели на рубеже Золотого и Серебряного веков. Сб. ст.: Пятые Международные юбилейные научные чтения. Вып. 5. Калуга, 2005. С. 60-71.
Литературные тексты:
Зайцев Б. Карл V // Окно: трехмесячник литературы. Paris: Я. Поволоцкий и Ко, [cop.1923]. Кн. 1. С. 53-77.
Зайцев Б. Рафаэль // Литературная мысль: альманах. Пг.: Мысль, 1922. Кн. 1. С. 19-36.
Зайцев Б.К. Собр. соч.: В 5 т. М.: Русская книга, 1999. Т. 5: Жизнь Тургенева: Романы-биографии. Литературные очерки. 544 с.
