CC BY
37
Филология
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОБРАЗЫ МОРДОВСКОЙ НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ: ОРНИТОНИМЫ
А. П. ФЕОКТИСТОВ, профессор
Орнитопимы (от греч. omis (ornithos) — птица) в мордовских языках составляют относительно небольшую, но, как и в других финно-угорских языках, достаточно замкнутую лексико-семантическую группу имен. В мордовском фольклоре эта тематическая группа служит весьма эффективным языковым средством отражения картины действительности и выведения художественного мира из рамок обыденной достоверности. Этим объясняется полисемия названий птиц, которые в контекстах необыденного содержания создают «контраст имени и денотата», превращаясь из обычных имен нарицательных в слова-символы и поэтические метафоры. Образное содержание символической и метафорической лексики в произведениях устно-поэтического творчества имеет преимущественно иносказательный смысл.
В семантике орнитонимов-метафор, по-видимому, еще в глубокой древности установилась невидимая связь между номинацией птиц и первобытными представлениями и языческими поверьями носителей прамордовской речи. Как и у многих народов мира, в мифологии мордвы особенно значительная идейно-функциональная нагрузка падает на символические числа 3, 7 и др. Древние взгляды на возникновение мироздания, связанные с числом 3, нашли отражение в известной эрзянской народной песне «Мастор чачсь»:
Мастор чачсь, койне чачсь...
Мезе светсэ васенцекс чачсь?
Иневедне, сон покш ведне.
Инсведьсэнть колмо калнэть...
Ней покш калось, сон покш патясь,
Корты лил сон калтнэнень:
Секс появинек светэнтень, Секс, роднойнеть, светс лисинек — Колмо стакань ней кирдеме, Колмо стакань ней снартомо. Масторонть колмо пирянзо, Масторонть колмо прорванзо. Колма уголга миненек арамс, Прорватненень миненек молемс... Минь рунгонок ладясынек.
Секс появинек светэнтень... Мон, роднойть, туян чи лисемав, Омбоцесь туи обед ёнов, Вишкинесь туи чи мадемав... Кода мон туян чи лисемав, Ведь пешкеди берёкто берёкс. Омбоцесь туи обед ёнов Иневедень сон потмакска — Иневеденть сон чачк явсы. Лиси чизэ — сон и нейсы: Иневедь туи лугава. Кода юва/н/ди колмоце калось, Потоп туи мастор ланга, Лейть-латкт пешкедить веднеде...
Земля появилась, обычаи зародились... Что на свете явилось вначале? Большая вода, великая вода (океан). В той великой воде три рыбы... Старшая-то рыба, старшая сестра, Говорит остальным рыбам: Для того мы на свет явились, Потому мы, родные, ожили — Нам держать на себе три тяжести, Нам нести на себе три тяжести. У земли (нашей) три начала, У земли (нашей) три пропасти. По краям мы, сестры, станем, К тем пропастям нам плыть... (Под землю) спины подставим.
Для того мы на свет явились...
Я отправлюсь, родные, на восход,
Наша средняя (сестрица) — на полдень,
А младшая наша — к закату...
Как отправлюсь я на восход,
Вода берега затопит.
Как на полдень отправится средняя
По дну великой воды —
© А. П. Феоктистов, 2003
Океан рассечет пополам. Взойдет солнце — она увидит: По лугам океан разольется. Как отправится младшая рыба, Тут всю землю вода затопит, Русла, овраги водою заполнит...
(УПТМН I, с. 25 - 27)
Как видно, в суевериях древней мордвы когда-то возникли свои представления о необыкновенных фактах и явлениях действительности. Вот и земля, погруженная в воду, якобы держится на трех рыбах, и у мироздания всего-навсего три вершины (пиря «начало, верх», букв, «голова»), три пропасти (прорва < русск.), три стороны света (восток — чи лисема «восход солнца», запад — чи мадема «заход солнца» и юг — обед ён «полуденная сторона, полдень») и пр. А где север? Его просто нет. Север — это ночь, а ночью нет солнца.
Так и птицы в нижеследующем фрагменте мордовской народной песни неразрывно связаны с числом колмо «три»:
Колмо алнэть нармунь алыясь, Неть алтнэнь нармунь нарвинзе. Васень левкскенть ливтизе — Сень лемезэ — куковне; Омбоце левкскенть ливтизе — Сень лемезэ — цёковне; Колмоце левкскенть ливтизе — Сень лемезэ — норовжорч. Цёков ливтясь урямов, покш калев, Куков ливтясь вирев, покш чувтов, Норовжорч ливтясь покш паксяв,
норовов.
Три яйца птица снесла, Яйца птица высидела. Первого птенца вывела — Его имя — кукушечка; Второго птенца высидела — Его имя — соловушка; Третьего птенца вывела — Его имя — жавороночек. Соловей полетел в кусты,
в большой ивняк, Кукушечка полетела в лес,
на большое дерево, Жаворонок полетел в большое
поле, в хлеба.
небом и землей», чтобы воспеть нелегкий, но благородный труд человека на земле;
о
(УПТМН IX, с. 21
22)
В этой песне, как и в других произведениях лироэпического жанра, наблюдается мотивация связи орнитонима с референтом, иначе говоря, происходит художественная символизация: кукушка — это лес, в лесу она предсказывает человеку долгую жизнь; жаворонок парит «между
ну а соловей
Цёков тусь вирь лангов. Чокшне позда цёкурды, Валске рана цёкурды: Вирень керить пувтли. Нузякскезэ велявты, Дошушкезэ кирнавты.
Соловей пошел (полетел) на леса. Поздно вечером щелкает, Рано поутру щелкает: Он рубящих лес будит. Ленивый-то повернется, Досужий-то вскочит.
(ОМНС I, с. 208
209)
В
мордовском устно-поэтическом творчестве особенно возвеличиваются и воспеваются образы Лебедя, Ласточки, Соловья, Жаворонка, Кукушки и некоторых других представителей орнитофауны. Вот перед нами сам лебедь (ине нармунь — величавая птица), а с ним рядом неразлучная «тройка» — кукушка (куко), соловей {цёков) и жаворонок (норовжорч):
Нармунь лангсо ки покшось?
Ине нармунь, покш нармунь:
Цецят-цецят пильгензэ, цильдердыця лангозо,
Лов порошань пеке алксозо,
Ярмак сёрма лангинезэ,
Мазы пижень труба кирьгинезэ,
Пшти сырнень уро нернезэ,
Васоньбеельть сонзэ пулозо.
Нармунесь либор молькшнесь — туекшнесь,
Ливтнесь Равонтень, Сура леентень...
Килей чувтонть пряс нармунь озакшнось,
Пизэ теекшнесь, алнэть кантнекшнесь.
Колмо алнэть сон алыясь-кандсь,
Колмо левкскеть сон ливтекшнесь,
Колмо нармунь левкст сон нарвакшнесь.
Ве левкскезэ куко левкс,
Омбоцесь — норовжорч,
Колмоцесь — ине нармунь левкс, цёковне,
Ине нармунь левкс — моры цёковне.
Кто над птицами хозяин? Большая птица, великая птица: Красивы ее ноги, светится ее оперенье,
грудка ее, — спинка ее, шейка ее, Острое золотое шило — клювик ее, Ножницы — хвост ее. Птица крыльями махнула — улетела, Полетела над водами Рава и Суры... На ту березку птица села, Гнездо свила, яйца снесла. Три яичка она снесла-принесла, Трех птенчиков она вывела, Трех птенчиков она высидела. Первый птенчик — кукушонок,
Белая пороша Денежные знаки Медная труба -
Второй Третий
Птенчик
- жаворонок,
- птенчик знаменитой птицы —
соловушка, великой птицы — поющий
соловей.
(УПТМН IX, с. 10 -
- 12)
Глубоким смыслом пронизаны поэтические строки безымянных авторов многих произведений мордовского устно-поэтического творчества, посвященных защите природы и, как сказал бы наш современник, экологии. Это также находит лироэпиче-ское воплощение прежде всего в ярких художественных образах птиц. Так, Пазонь вечкема лебедесъ, / Пазонь кель-гема нармунесь — Богом любимый лебедь, / Богом хранимая птица (УПТМН I, с. 39) бьет тревогу о приближении скорой опасности, обращаясь к высшему покровителю за защитой и советом, где и каким образом можно спастись от губителей природы и среды обитания:
Лебедя паро тицынесь, Пазонь вечкима нармуннесь! Пизэ тяи — калавцызь, Алт алый — тапасызь, Лявкскеть ливти — чавнисызь. Лебедя ливтясь пазонтень, Озась пазонть орта пряс: «Ух, Вере-паз кормилець! Мякс а кирьцак масторот, А кардасак народот? А кода монянь эрямс. А кода монянь аштомс: Пизэ тяян — калавцызь, Алт алыян — тапсисызь, Лявкскеть ливтян — чавнысызь». «Лебедя паро тицынесь, Монь вечкима нармунне!.. Сесэ, сесэ болота, Болотанть кунчкасо сильдейне, Сильдейненть ланксо пенькине,-Сезый тяик пизынет, Сезый алыить тон алнэт, Сезый лифтить тон лявкскеть»...
Птица хорошая — лебедь, Богом любимый лебедь! Сделает гнездо — разрушат, Яйца снесет — разобьют, Птенцов выведет — убивают. Полетел лебедь к Богу, Сел на крышу его ворот: «Ох, Вышний кормилец! Почему не держишь свою землю, Почему не укротишь свой народ? Невозможно мне жить. Невозможно мне существовать: Построю я гнездо — разрушат, Снесу яйца — разобьют, Выведу птенцов — убивают». «Лебедь — хорошая птица,
Моя любимая птица!.. Вон там болото, Посреди болота кочка, На кочке пенечек, Сделай там себе гнездо, Снеси туда свои яйца, Там выведи своих птенцов»
• •
(MV VII, с. 260
Еще больше забот и тревоги по тому же поводу у мирной и беззащитной ласточки, которая находит выход из смертельной опасности благодаря своей при-
XJ
смекалке
Вай, нармунь цянавне безарди, Эстензэ таркине сон а мукшны. «Теевлинь пизэ сюпавонь кардазс, Сюпавонь кардазс — лато алов, — Ох, пелян пулты пожардо, Кардазось палы — монь ием ёми. Теевлинь пизэ покш вирнес, Вирь куншкас, покш чувтонь пряс, Покш чувтонь пряс, чинь каршо, Токи чинь каршо, крайсэ моргонтень, Ох, пелян виев вармадо, Пелян цярахмандо, виев пиземеде, Калавтсызь пизэм, тапасызь ал он, А норвавить левкскень, ием монь ёми. Теевлинь пизэ покш паксинес, Покш паксинес, умань межинес, Умань межинес, межань куншкинес, Ох, пелян, пелян вишка эйкакшто, Вишка эйкакшто, сынст пшти сельмеде, Сынь пизэм мусызь, сонзэ калавтсызь, Алнэм тапасызь, левкскень чавсызь, Вием стяко ёми, ием монь ёми. Теевлинь пизэ покш луга лангс, Луга полянанть куншкинес-луштинес, Пиже тикшень сильдей кочкань пряс, Ох, пелян тикшень леди цёрадо, Тикшень ледемстэ пизэм калавтсызь, Нармунь левкскень пелюмасост керясызь. Пизэм мусызь сынь, сонзэ калавтсызь, Нарвамонь шкам ютавтса, ием ёмавтса. Ней козонь, козонь пизэ тень теемс, Козонь алнэть алыямс, левкскеть
нарвамс? Туян-ливтян леев, покш урямов, Тозонь пизыне теян, алнэть алыян, Нармунь левкскеть нарван, кастан».
Ой, ласточка мечется,
Себе места не находит.
«Свила бы гнездо во дворе богатого,
Во дворе богатого, под навесом,
Но боюсь пожаров,
Двор сгорит — мой год пропадет.
Свила бы гнездо в большом лесу,
В чаще, на вершине большого дерева,
На вершине большого дерева —
на солнышке, На солнышке, на крайнем сучке, Но боюсь я ветра сильного, Боюсь я града, сильного дождя — Разрушат (они) гнездо, разобьют яички,
Не вывести птенцов — мой год пропадет. Свила бы гнездо в большом поле, В большом поле, на меже, На меже, посреди межи, Но боюсь, я боюсь маленьких детей, Маленьких детей, их острых глаз, Они найдут мое гнездо, разрушат, Яички разобьют, птенчиков убьют, Силы зря пропадут, мой год пропадет. Свила бы гнездо на большом лугу, Посреди луговой поляны, в лощинке, В зеленой траве, на болотной кочке, Но боюсь я парней-косарей, Будут косить — гнездо разорят, Моих птенчиков косами порежут. Мое гнездо найдут, разрушат, Время упущу, мой год пропадет. Где теперь, где мне гнездо устроить, Где яички снести, где птенцов вывести? Пойду-полечу к реке, на большое болото, Там гнездо сделаю, яички снесу, Птенчиков выведу, выращу».
(УПТМН IX, с. 16 - 17)
И соловьи боятся за судьбу своего потомства. Почти дословно повторяет птица горькие размышления ласточки:
Теевлинь пизэ лугинес, кочкинес, Теевлинь пизэ кавел кореннэс, Кавел кореннэс, нартемкс пулынес, Мон пелян, пелян леди алядо, Лугань леди алядо, ашо палядо, Ещё мон пелян пшти пелюмадо, Седеяк пелян лугава яки скотинадо, Пизэм коласызь, левкскень маштсызь... Теевлинь пизэ покш паксяс, ума межас, Покш ума межас, нартемкс пулынес, Мон пелян, пелян соки-изы алядо, Соки-изы алядо, раужо палядо, Ещё мон пелян пшти сошникадо, Пшти сошникадо, карей ракшадо, Пизэм коласызь, алнэнь чулксесызь,
тапасызь.
Свила бы гнездо на лугу, на кочке, Свила бы гнездо среди ковыля, Среди ковыля, в зарослях полыни, Но я боюсь, боюсь косарей, Косарей-мужчин, (их) белых рубах, Еще я боюсь (их) острых кос, Еще пуще боюсь пасущейся скотины, Гнездо растопчут птенчиков убьют... Свила бы гнездо на большом поле,
на меже надела, На меже надела, в зарослях полыни, Но я боюсь, боюсь пашущих-боронующих, Пашущих-боронующих, (их) черных
рубах,
Еще я боюсь острых сошников, Острых сошников, карих лошадей, Гнездо разорят, яйца перемнут.
(УПТМН IX, с. 18 - 20)
Песня-баллада «Яксярга» («Утка») с трагическим эпилогом предостерегает человека от бездушного и хищнического
отношения к бесценным дарам и красотам природы:
Вай, луга, луга, пяк пиже луга, Вай, луга, луга, пяк мазы луга... Мезямонь пяльде лугась пяк пиже? Мезямонь пяльде лугась пяк мазы? Каркс-эзем серня карёлга тишец, Плманжань серня пурей тишеняц, Пильге лангань серь варсиень пря тишец. Лугать кучкаса цильди дёбаня, Дёбанять лангса мазы каль пакшкя, Каль пакшкять эса яксяргонь пиза, Пизонять эса яксяргть алнянза. Пизонять ваксса мазы яксярга. Пильгонза навсефт сере ведняняс, Од ярмак сёрма яксяргть эсонза, Сере ведьс навафт паця пенянза, Золотас золотаф яксяргть пиреняц. Лангозонза угадявсь ружейник аля, Охотник аля.
— Ляцте, яксярга, ляцте, сюдофкя!
— Тямак шав, аля, Тямак ляць, цёра!
Мон аф яксярган, аф вирь нармонян. Азондсайне мон тейть нужанянень: Мон оцязоронь васень идецан, Монь аванязе, вай, цёра, кулось, Монь од авазе да монь сюдомань, Вярьге лиема, ведьге уема. Тямак ляць, аля, тямак шав, цёра! Кодак шавсамак — аваце кулы, Тон куду молят — рьвяце кулы, Кенкшка сувамста иднятне кулыхть. Исце кулхцонда — яксяргть шавозе. Ортава сувамста иднянза кулость. Вай, вачкодсь цёра кафта кяднянзон, Пувордась цёра кемонь суронзон.
Ой, луг, луг, до чего он зелен, Ой, луг, луг, до чего красив он... Отчего же лужок так зелен? Отчего же лужок так красив? Там до пояса трава-папоротник, До колен там пырей-трава, Ой, до щиколоток клевер дикий. Посреди того луга — кочка, На той кочке — ивовый кустик, Под кусточком — утиное гнездышко. А в том гнездышке — яйца утиные. Там сидит красивая утка. У ней ноженьки позолочены, Как монетки, узоры на крылышках, Крыльев кончики в чистом золоте, А головушка точно серебряная. Набрел на нее паренек с ружьем, (Набрел на нее) охотник.
— Застрелю тебя, утка, убью тебя!
— Ой, не стреляй меня, парень, Не убивай меня, молодец!
Я не утка, не птица лесная. Свое горе тебе поведаю: Я — старшая дочка царя, Мать моя, молодец, умерла, Меня мачеха, ой да прокляла, Век летать мне теперь да плавать. Не стреляй, не губи меня, парень!
Как убьешь меня — твоя мать умрет, Ты домой придешь — жена скончается, В избу станешь входить — дети помрут. Не послушался — убил уточку. Он в ворота входил — дети померли. Ой, всплеснул тут парень руками, Заломил свои десять пальчиков.
(УПТМН I, с. 158 - 159)
В подтексте этого произведения крик живой души сопровождается призывом-предостережением: «Человек, не губи природу, береги ее, иначе — все погибнет!»
Итак, внутренняя связь и органическое единство человека и природы — микрофауны и флоры — составляют в конечном счете главные отличительные особенности употребления орнитонимов в песенном репертуаре мордовского фольклора. Экспрессивно-оценочные свойства орнитологической терминологии таятся в под-
тексте произведений устно-поэтического творчества и проявляются в художественных образах, как правило, в виде слов-символов (метафорических номинаций), аллегорий и других троп.
Для лироэпического жанра характерно отрывистое повествование-монолог в сочетании с драматическим диалогом, нередко в вопросительно-ответной форме. В языке и стиле мордовских лироэпических песен и баллад, посвященных художественному изображению орнитофауны, наблюдается чередование высокого стиля с разговорным (народной речью). Экспрессивно-эстетическая функция лексических единиц, образующих рассматриваемую тематическую группу слов, в текстах мордовской народной поэзии обычно доминирует над информативной (номинативной) функцией.
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ
ОМНС I — Образцы мордовской народной словесности. Вып. 1. Песни на эрзянском и некоторые на мокшанском наречии. Казань, 1882.
УПТМН I — Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Т. 1. Эпические и лироэпиче-ские песни. Саранск, 1963.
УПТМН IX — Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Т. 9. Мордовские народные песни Заволжья и Сибири. Саранск, 1982.
MV VII — Mordwinische Volksdichtung. VII. Band: Im Auftrag der Finnisch-Ugrischen Gesellschaft gesammelt von Makar'ij Evsev'ev, Ivan Schkol'nikov, Andrej Schuvalov und Mihail Tarajkin. Durchgesehen und transkribiert von Heikki Paasonen. Herausgegeben von Martti Kahla. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Seura, 1980.(Mémoires de la Société Finno-Ougrienne; 176).
Поступила 16.05.03.
ОСОБЕННОСТИ ВОКАЛИЗМА ДРАКИНСКОГО ГОВОРА МОКШАНСКОГО ЯЗЫКА
Г. С. ИВАНОВА, кандидат филологических наук
В дракинском кусте говоров мокшанского языка насчитывается шесть гласных фонем: пять гласных полного образования — и (ы), е, у, о, а и одна редуцированная — ь. Как известно, в литературном языке семь гласных: кроме названных шести имеется а переднего ряда.
Гласные полного образования исторически восходят к таким же гласным праязыка. Это подтверждается тем, что: 1) они встречаются во всех мокшанских диалектах; 2) есть соответствия в эрзянском языке, например: м. мин\ э. мин' «мы, наш»; м. кизъ, э. кизэ «лето»; м. л'емъц,
© Г. С. Иванова, 2003
