известия вгпу. филологические науки
«Secrets» of mastery: the sound semantics of the poetic images of Varlam Shalamov
The article presents the analysis of the poem «Crystal» as the final and the most significant one in the works of V.T. Shalamov. The author explores the sound and semantic nature of poetic imagery. The proposed analysis is based on the author's theoretical reflections on the role of sound repetitions, is supported by biographical, ideological, philosophical and religious factors, and is correlated with the semiotic concepts, the modernist grammatology (in the aspect of a virtual debate), as well as with the theory of«probabilistic» language. As an experiment, one of the poems by B.L. Pasternak is analyzed as well.
Key words: probabilistic logic, sound, poetic image, phonosemantics, artistic meaning.
(Статья поступила в редакцию 22.02.2019)
Н.Е. ряБЦЕвА (волгоград)
художественное своеобразие орнитологической символики в поэзии Инны ЛИСнянСКОй и Светланы кековой
Исследуется художественная семантика образа птицы в творчестве двух знаковых фигур современной русской поэзии - Инны Лис-нянской и Светланы Кековой. Особое внимание уделяется художественной рецепции образов соловья, ласточки и стрижа в контексте литературно-мифологической традиции.
Ключевые слова: орнитологический код, авторский миф, топос, мифопоэтика, литературная традиция.
Орнитологическая символика занимает особое место в системе устойчивых образов и мотивов, характеризующих эстетическое своеобразие русской литературы. «Символический образ птицы, воплотивший в себе устойчивый архетип, объясняющий реальность, открывает нам наиболее древнюю форму восприятия че-
ловеком действительности. В формате современной науки понятие "орнитоморфный архетип" выступает как инструмент исследования закономерностей исторического развития, приобретая статус метатеоретической категории, которая служит источником новых знаний о культуре» [1, с. 13]. Расшифровка орнитологического кода в современной русской поэзии становится ключом к постижению значимых закономерностей порождения и трансформации художественной семантики образов птиц в едином интертекстуальном пространстве культуры, объединяющем в себе претек-сты различной природы. Кроме того, исследование особенностей художественной семантики орнитологических образов в современной русской поэзии дает возможность осмыслить «многие спорные моменты в формировании этических и эстетических критериев, свойственных этническому сознанию» [6, с. 3].
Анализ орнитологической символики в поэзии последних десятилетий свидетельствует о том, что художественная семантика, связанная с образами птиц, актуализируется в творчестве современных поэтов сквозь призму широкого спектра традиций (религиозных, философских, культурологических, мифологических, литературных и т. д.), которые пересекаются и взаимодействуют в рамках авторского биографического мифа, становясь его органичной частью. восходящее к архаичным мифологическим представлениям и модифицированное в литературной традиции символическое значение конкретных видов птиц становится своего рода семантическим ядром образа, его смысловым инвариантом. Однако нередко это универсальное значение в современном поэтическом тексте оказывается редуцированным за счет актуализированного интертекста. Особую роль в современной поэзии обретает полифоническая семантика орнитологического кода, причем значимыми оказываются те грани художественного смысла, которые продуцируют индивидуальное мифотворчество автора.
Яркий пример смысловой модификации орнитологической символики в рамках авторского биографического мифа обнаруживаем в зрелом творчестве Инны Лиснянской. Начиная с 1990-х гг. в стихах поэта отчетливо прослеживается тенденция к мифологизации поэтической образности. Художественное пространство наделяется заметными мифопоэти-ческими признаками и обретает четкую струк-
О Рябцева Н.Е., 2019
литературоведение
туру. Сакральным центром этого мифопро-странства становится топос Сада. Пространство сада реализует в стихах поэта богатый комплекс художественной семантики, однако основные значения образа связаны с библейской и античной символикой. Примечательно, что библейские и античные мифологемы являются ключом к пониманию биографического мифа поэта.
Сквозная тема стихотворений Лиснянской 1990-х - 2000-х гг. - тема поздней любви, навеянная атмосферой переделкинской «тихой глуши», благодати творческого уединения и покоя, в которой прошли последние счастливые годы супругов - Инны Лиснянской и поэта, переводчика Семена липкина. любовь двух немолодых героев опоэтизирована в стихах автора обращением к высокой стилистике Ветхого Завета и к античной символике, переосмысленной сквозь литературную традицию. Героиня Лиснянской зеркально преломляется в образах Евы, трепетно оберегающей своего Адама от болезни и старческой немощи, верной и всепрощающей вирсавии, беззаветно любящей царя Давида, постаревшей Су-ламифи, ожидающей Соломона у Яффских ворот, терпеливой и мудрой Пенелопы.
Любовь, побеждающая время и смерть, мыслится поэтом как онтологическая категория, основа всего сущего: «Много тысячелетий прошло с тех эдемских пор, / Лишь любовь не прошла, потому что одна она / Суть пространства и времени. А троянский раздор. / И война, как и ныне, - из-за золотого руна» [5, с. 488]. Вневременная сущность любви подчеркивается автором в том числе и обращением к весеннему лирическому пейзажу, который - в соотнесении с топосом сада - реализует семантику вечного обновления жизни, воскрешения природы, круговорота бытия.
Неотъемлемым атрибутом топоса весеннего сада является у Лиснянской образ птицы, причем наиболее часто автор обращается к образу ласточки, который актуализирует в ее поэзии обширный комплекс художественной семантики, имеющей глубокую ми-фопоэтическую и литературную природу. Однако в едином контексте биографического мифа о поздней любви поэта доминирующим становится значение орнитонима, связанное с брачно-любовной символикой, которое, в свою очередь, рифмуется с темой творчества. В стихотворении «Первая ласточка в вербном окне...» (1990) образ ласточки включен в сложную систему мифологических и литературных контекстов, раскрывающих мета-
физическую сущность любви и творчества как начал бытия, противостоящих хаосу, времени, смерти. Солярная символика и образ золотого руна как символы вечного круговорота жизни соотносятся со сквозным мотивом шитья / ткачества, воплощающим идею творчества, созидания, восстановления целостности разрушенного космоса. Лирическая героиня стихотворения предстает в единстве трех образов: ласточки, «сшивающей с воздухом воздух» [5, с. 265], Пенелопы, ткущей полотно, «парус провидя во мраке» [Там же], и поэта, золотой ниткой поэтического слова сшивающего разрозненные части пространства и времени. В основе структуры художественного пространства стихотворения лежит мотив границы -рубежа: лирическая героиня в единстве трех ипостасей образа (Пенелопа, ласточка, поэт) пребывает между жизнью и смертью, светом и мраком, бытием и забвением. В этом ключе выразительно раскрывается смысловая наполненность орнитологического символа. В славянской традиции ласточка - «чистая, святая птица, наделенная женской символикой и сочетающая в себе небесное и хтоническое начала» [2, с. 85]. Любовно-брачная символика ласточки актуализируется в едином контексте сюжета о Пенелопе и одиссее. В этой смысловой парадигме раскрывается темы семьи, любви, верности и дома. И.З. Сурат пишет: «Ласточка - близкая к человеку птица. Она "домовитая", потому что вьет гнезда под крышей человеческого жилья, она живет с людьми, но принадлежит небесам, потому что, в отличие от голубя или воробья, не умеет передвигаться по земле. Она посредница между землей и небом, она вестница и гостья - все эти ее черты и свойства закрепились в восприятии поэтов и повлияли на поэтическую символику образа» [7, с. 175]. С двуединой природой символа ласточки связана тема творчества, а также образ поэта как посредника между двумя мирами -«горним» и «дольним». Ласточка символизирует творческий полет и вдохновение, само поэтическое слово, свободное от мрака земной юдоли. Примечательно, что в христианстве ласточка - «символ воскрешения, так как, возвращаясь с приходом весны, она приносит новую жизнь» [4, с. 174]. Душа поэта, отождествляемая с ласточкой, так же проходит путь умирания - воскрешения: «Мне ли талдычить о черной дыре? / Ласточка все залатает. / Словно по крови, по алой заре / нитка бежит золотая» [5, с. 266]. Причастность поэта Слову, Речи, Языку мыслится лирической героиней Лиснянской как высший дар, оплаченный собственной кровью и трагической судьбой.
известия вгпу. филологические науки
Связь орнитологической символики с темой творчества ярко прослеживается и в стихах другого современного поэта - Светланы Кековой. В ее поэтическом мире символическим воплощением души поэта становится образ соловья. В стихотворении «на усталой коже оставив метку.» образ соловья эксплицирует множество мифологических и литературных ассоциаций, формируя единое поле межтекстового диалога. Анализ литературно-мифологических источников образной системы стихотворения позволяет постичь глубинную суть поэтической метафизики автора, которая концептуально соотнесена с христианской моделью мира. Устойчивый образно-мо-тивный комплекс поэзии Кековой имеет религиозно-философскую природу, пронизан библейско-христианской символикой с характерными образными антитезами: Творец -тварь, душа - плоть, жизнь - смерть (сон), свет - тьма, пространство - время (вечность), слово - молчание и т. д. Основу композиции указанного выше стихотворения составляют философско-образные параллели и антитезы: Поэт / соловей / царь Давид - «заблудший» /«безымянный» /немой. Антитетичность композиции и контрастность образной системы усиливается пространственной оппозицией: топос творчества - топос «своего отечества». Лирическая героиня пребывает в экзистенциальном пограничье, будучи причастной одновременно земному и небесному мирам: «А в своем отечестве, на границе / безымянной правды и старой лжи, / как слова на белой пустой странице, / в равнодушном небе снуют стрижи» [3, с. 23].
Топос отечества - это физический мир человека, данный ему по природе, телесная оболочка человеческого «я», замыкающего его в тесных границах земной реальности. Мир видимый равнодушен к творческому парению поэтического «я». В традициях высокого романтизма лирическая героиня отвергает серую реальность обывателей, враждебную свободной крылатой душе поэта. Примечателен метафорический образ поэтических слов - стрижей, «снуюших» в «равнодушном небе». Слова-стрижи, чья природа трансцендентна, чужды земному бытию. Само творчество в границах объективной действительности оказывается невозможным: слова, замкнутые в клетке тела / мира, не преображаются в творческую синергию («безымянная правда»). Символический смысл орнитонима в данном контексте порожден биологическими характеристиками птицы: известно, что стрижи - это те редкие
птицы, которые не умеют ни плавать, ни ходить по земле, но лишь летать. Почти все свое время стрижи проводят в полете. Двуединая природа поэта рождает чувство трагического разобщения - отчуждения крылатой души поэта от «здешнего» мира. Символическим воплощением этого отчуждения в стихотворении становится комплекс ойнерических мотивов, который, в свою очередь, соотносится с темой творчества и танатологической символикой: «на усталой коже оставив метку, / что во сне похожа на букву йот, / покидает птица грудную клетку / и всю ночь в прозрачной листве поет. Я забыла все, что со мною было, / и в листве поет, точно царь Давид, / соловей, возносящий молитвы Богу, - / то забытую он пропоет эклогу, / то в беспамятстве свищет свои псламы» [3, с. 22-23]. Образ соловья реализует в данном случае семантику, эксплицированную двумя смежными мотивами - мор-тальным и ойнейрическим. Сам процесс творчества мыслится лирической героиней Кеко-вой как сон-забвение, погружающий поэта в состояние умирания - пробуждения - воскрешения. Сложный мотивный комплекс «сон -смерть - забвение - творчество» актуализирует множество литературно-мифологических ассоциаций, однако наиболее очевидно в тексте автора реализуется пушкинский код, отсылающий читателя к образу пророка из одноименного стихотворения. С образной системой пушкинского «Пророка» в ряду других перекличек стихотворение Кековой сближает широко варьируемый мотив жара / огня / горения. Лирическая ситуация физического и духовного преображения человека в пророка, призванного исполнить волю Всевышнего, в тексте Кековой трансформируется в сюжет о преображении бренного тела («грудная клетка», «усталая кожа») в духовную субстанцию Языка, Слова, речи, олицетворенную в образе поющего соловья. Причастный высшей тайне, соловей постигает инобытие, недоступное для рационального логического осмысления, созерцает и ощущает то, что доступно лишь творческому воображению. Мир, в который погружается лирическая героиня, полон тайн и волшебства, красоты и гармонии: «Воздух тонок ночью, как шелк японский»; «Рыб горбаты спины. земли холмы / расцветают ночью травой узорной» [3, с. 22-23]. Примечательно, что, освободившись от телесных оков, героиня Кековой наделяется высшим даром - быть приобщенной к Слову-Логосу. Образ «узкого горла», в котором «от огня и жара» «плавится алфавит», метафорически воплощает про-
цесс преображения обычной речи, «грешного», «лукавого» человеческого языка в божественный глагол.
Подводя некоторые итоги, можно отметить, что орнитологическая символика в современной русской поэзии реализует полифо-ничную семантику, рождающую широкий диапазон литературно-мифологических ассоциаций. Актуализируя богатый ассоциативный фон значений в динамичном интертекстуальном пространстве, орнитологический код становится ценным ключом к постижению глубинных философско-эстетических основ художественного мира поэта. Перспективы дальнейшего исследования данной проблемы мы видим в изучении орнитологической символики в соотношении с различными типами и моделями художественного пространства в современной русской поэзии.
* * *
1. Avdeeva T.V. Rajskaya ptica v tradicionnoj kul'ture vostochnyh slavyan // Istoricheskie, filosof-skie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turolo-giya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. Gra-mota. 2013. № 7 (33): v 2 ch. CH. I. C. 13-15.
2. Gura A.V. Lastochka //Slavyanskie drevnosti: etnolingvisticheskij slovar': v 5 t. M.: Izd-vo: Institut slavyanovedeniya RAN, 1995. T. 3. S. 85-88.
3. Kekova S.V. Plach o dreve zhizni: Stihi raznyh let. Saratov: Sarat. gos. soc.-ekon. un-t, 2006.
4. Kuper Dzh. Enciklopediya simvolov. M.: As-sociaciya Duhovnogo Edineniya «Zolotoj vek», 1995.
5. Lisnyanskaya I. Odinokij dar: stihi; poemy. M.: OGI, 2003.
6. Nikitina A.V. Kukushka v slavyanskom fol'k-lore. SPb.: Filol. fakul'tet SPbGU, 2002.
7. Surat I.Z. Tri veka russkoj poezii // Nov. mir. 2007. № 4. S. 153-156.
Список литературы
1. Авдеева T.B. Райская птица в традиционной культуре восточных славян // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Грамота. 2013. № 7 (33): в 2 ч. Ч. I. C. 13-15.
2. Гура А.В. Ласточка //Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. М.: Изд-во: Институт славяноведения РАН, 1995. T. 3. С. 85-88.
3. Кекова С.В. Плач о древе жизни: Стихи разных лет. Саратов: Сарат. гос. соц.-экон. ун-т, 2006.
4. Купер Дж. Энциклопедия символов. М.: Ассоциация Духовного Единения «Золотой век», 1995.
5. Лиснянская И. Одинокий дар: стихи; поэмы. М.: ОГИ, 2003.
6. Никитина А.В. Кукушка в славянском фольклоре. СПб.: Филол. факультет СПбГУ, 2002.
7. Сурат И.З. Три века русской поэзии // Нов. мир. 2007. № 4. С. 153-156.
Artistic originality of ornithological symbolism in the poems by Inna Lisnyanskaya and Svetlana Kekova
The article studies the artistic semantics of the bird image in the works of two iconic figures of modern Russian poetry, Inna Lisnyanskaya and Svetlana Kekova. Special attention is paid to the artistic reception of the images of the nightingale, the swallow and the swift in the context of the literary and mythological tradition.
Key words: ornithological code, author's myth, topos, mythopoetics, literary tradition.
(Статья поступила в редакцию 11.02.2019)