CC BY
191
Зарубежные литературы Foreign Literatures
К.С. Шаров (Москва)
ХРИСТИАНСКАЯ ПРОПОВЕДЬ КАК СЮЖЕТООБРАЗУЮЩИЙ МОТИВ СРЕДНЕВЕКОВОЙ РЫЦАРСКОЙ ПОЭМЫ «СЭР ГАВЕЙН И ЗЕЛЕНЫЙ РЫЦАРЬ»
Аннотация. В статье изучается рыцарская поэма неизвестного автора «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», написанная на северо-западном диалекте среднеанглийского языка приблизительно в 1330-1400 гг. как образец светской католической средневековой гомилетики. Цель работы - проанализировать христианские гомилетические особенности поэмы. На основе анализа «Сэра Гавейна» в рамках озвученной гипотезы показано, что поэма может быть представлена как пространство противостояния христианских (король Артур, сэр Гавейн, рыцари Круглого Стола) и языческих (Зеленый Рыцарь, Фея Моргана, леди Бертилак) сил. Показано, что религиозные смыслы поэмы тесно связаны с тендерными смыслами. Христианские смыслы «Сэра Гавейна» не лежат на поверхности, не прочитываются в тексте сразу же, а являются некоторым образом замаскированными, скрытыми в глубине текста в виде символов, загадок, коннотативных семиотических построений, связанных с темой гендерного конфликта. В рамках предложенной концепции центральным семантическим местом поэмы становится психологическая дуэль сэра Гавейна и леди Бертилак, которую можно трактовать как материализацию восстания мира темных оккультных сил на мир христианский, поскольку, по мнению самого сэра Гавейна, он поверил в магию, язычество и в то, что именно колдовство, а не Бог спасет его от неминуемой, как он считал, смерти. В статье с точки зрения христианской психологии проводится сопоставление внутреннего и внешнего понимания греха сэра Гавейна, при этом субъективное восприятие своего поступка героя намного серьезнее, чем трактовка с точки зрения общего католического подхода «сделанный грех - принесенное покаяние». Делается вывод, что исследование католической гомилетики как сюжетообразующего принципа «Сэра Гавейна» ценно эвристически и может служить средством открытия христианских смыслов и в других произведениях куртуазной средневековой литературы. Как показательный образец куртуазного рыцарского романа поэма «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» может являться поучительным примером светской католической гомилетики позднего средневековья.
Ключевые слова: сэр Гавейн; Зеленый Рыцарь; артуровский цикл; средневековая литература; рыцарский роман; католическая гомилетика; литературная христианская проповедь.
K.S. Sharov (Moscow)
Christian Sermon as a Plot-forming Motif of Medieval Chivalric Poem "Sir Gawain and the Green Knight"
Abstract. The article studies chivalric poem "Sir Gawain and the Green Knight" written by an unknown author in the Northwest dialect of middle English around 1330— 1400 as an example of secular Roman Catholic medieval homiletics. The aim of the paper is to analyse Christian homiletic features of the poem. Based on the analysis of "Sir Gawain" within the author's hypothesis, it is shewn that the poem can be presented as a space of confrontation between Christian (King Arthur, Sir Gawain, the knights of the Round Table) and pagan (the Green Knight, Morgan le Fay, Lady Bertilak) forces. It is demonstrated that the religious meanings of the poem are closely related to gender meanings: men are considered Christians while female power is attributed the pagan colour. The Christian meanings of "Sir Gawain" are not overt, they cannot be read in the text at once, but they are in some way disguised, hidden in the depth of the text in the form of symbols, riddles, connotative semiotic constructions related to the theme of gender conflict. Within the concept proposed, the main semantic space of the poem is represented by the psychological duel between Sir Gawain and Lady Bertilak. It can be interpreted as the materialisation of the dark occult forces uprising for a battle with the Christian world. The paper compares the internal and external understanding of Sir Ga-wain's sin from the point of view of Christian psychology. It is shewn that the subjective perception of Sir Gawain's infamous deed is much more serious than the interpretation from the point of view of the general Roman Catholic approach "the sin made - the penitence brought". In Gawain's own opinion, he learned to believe in magic, paganism and witchcraft precisely starting with his committed sin. It is concluded that the study of the Roman Catholic homiletics as a plot-forming principle of "Sir Gawain" may possess an heuristic value and can serve as a means of discovering Christian meanings in other samples of courtly medieval literature.
Key words: sir Gawain; the Green Knight; Arthurian cycle; medieval literature; chivalric novel; Roman Catholic homiletics; literary Christian sermon.
Введение
Средневековая европейская литература являет нам множество светских произведений, написанных преимущественно с христианскими гомилетическими целями. Здесь - и христианские элегии (например, «Видение Креста», «Феникс», «Исход», «Странник», «Моряк»), и произведения героического эпоса (например, «Беовульф», «Песнь о Роланде»), и куртуазные поэмы («Кентерберийские рассказы» Джеффри Чосера, «Признания влюбленных» Джона Гауэра), и аллегорические поэмы («Видение о Петре Пахаре» Уильяма Ленгланда - авторство предположительно). Несмотря на то, что жанр этих произведений весьма отличаются друг от друга, а время написания может разниться на шесть-семь веков, их все объединяет разработка тем христианского морализаторства и светской христианской
проповеди. Более того, в приведенных поэмах христианская проповедь является центральной, сюжетформирующей темой.
Что я имею в виду под «светской христианской проповедью»? Говоря о средневековой гомилетике, я предлагаю разделять ее на церковную и светскую гомилетику. Если в первой представители церкви обсуждали по большей части теологические, этические и натурфилософские проблемы для распространения и комментирования слова Божьего (например, схоластическая традиция предоставляет нам достаточно примеров подобной гомилетики), то во второй миряне - или реже клирики - разрабатывали гораздо более широкий круг вопросов, связанных с проповедью христианства, куда могли попасть интерпретации языческой мифологии, народного эпоса, достаточно вольные пересказы и переосмысления Священного Писания, изложения древних легенд и преданий на околохристианские темы. При этом жанровый состав светской гомилетики был гораздо шире, чем церковной. Светскую средневековую литературную гомилетику можно считать неканонической, поскольку в ней редко встречаются развернутые логические рассуждения или отсылки к творениям отцов церкви, нет точного цитирования священных текстов.
Не являясь теологическими сочинениями клириков католической церкви, обсуждаемые средневековые поэмы и романы, тем не менее, в значительной степени способствовали распространению христианства в образованной среде. Наиболее популярным жанром западноевропейской литературы светская литературная гомилетика стала в эпоху позднего средневековья. Известно, что даже ряд европейских монархов и католических иерархов в этот период заказывали известным поэтам написание подобных произведений с целью максимально широкой проповеди христианства. Так произошло, к примеру, когда Джоанна Кентская заказала Джеффри Чосеру написание поэм, прославляющих Христа - и на свет появились его «Дом славы» и «Легенда о хороших женщинах» [см.: Allen 1987, 422; Hoffmann 1966, 117].
В данной статье я постараюсь доказать, что куртуазная поэма (роман) «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», написанная неизвестным поэтом примерно в 1330-1400 гг. на северо-западном диалекте среднеанглийского языка, также является христианским гомилетическим произведением. Целью статьи будет анализ филологических особенностей такой гомилетики.
Автор «Сэра Гавейна» - как считается, тот же самый человек, который написал христианские элегические поэмы «Жемчужина», «Терпение» и «Чистота»; он часто именуется «Жемчужным поэтом» (Pearl Poet). Эти христианские поэмы вместе с куртуазным романом содержатся в одном и том же манускрипте Cotton Nero A.x из коллекции сэра Роберта Брюса Коттона (1571-1631) и схожи стилистически [Blanch 2000, 208]. Однако, в отличие от данных трех сопутствующих роману христианских поэм, «Сэр Гавейн» - произведение более сложное и многоплановое. Католическая гомилетика в «Жемчужине», «Терпении» и «Чистоте» - явная, очевидная, находящаяся на поверхности, но в «Сэре Гавейне» она скрыта, замаски-
рована автором, образует слой неявных смыслов. В данной статье мы попытаемся выявить и описать эти смыслы.
Христианство и гендерная тема в «Сэре Гавейне»
Представляет интерес то, что христианская проповедь в романе тесно связана с гендерной тематикой. С первого взгляда, это звучит достаточно странно, если не сказать - парадоксально. Однако при более детальном исследовании оказывается, что христианский мир романа в основном представлен мужчинами, а тема женщин и женской власти, наоборот, тесно связана с оккультизмом и язычеством. Возможно, в этом сказалось личностное предвзятое отношение Жемчужного поэта к женщинам [Rowley 2003, 160]. С другой стороны, эта особенность может являться проявлением более широкой средневековой католической традиции отождествлять женское начало со стихийными силами природы, с оккультизмом, магией и колдовством [Shoaf 1984, 19]. Например, во многих эпических произведениях женские образы либо вовсе отсутствуют, либо их крайне мало. Существует точка зрения, что авторы опасались в средние века вводить большое количество женских персонажей в свои произведения, дабы не вызвать культурного диссонанса [Kitteredge 1916, 14; Taylor 1974, 10] и даже гнева католической церкви [Brewer 1976, 575].
Христианские смыслы «Сэра Гавейна» не лежат на поверхности, не прочитываются в тексте сразу же, а являются некоторым образом замаскированными, скрытыми в глубине текста в виде символов, загадок, кон-нотативных семиотических построений, связанных с темой гендерного конфликта.
Методологически наше исследование будет базироваться на концепциях Эдит Уильямс [Williams 1985] и Джеральдины Хен [Heng 1991], которые выявили и описали гендерную составляющую поэмы. Мы свяжем гендерную составляющую и христианство и постараемся разобраться в особенностях такой связи.
Женские образы «Сэра Гавейна»
«Сэр Гавейн» - произведение артуровского цикла; в поэме мы можем найти как некоторые привычные женские образы корпуса, посвященного двору короля Артура, так и некоторые новые [Isaacs 2009, 150-151]. Королева Гвиневера и Игрейна, герцогиня Корнуольская - жена и мать Артура - находятся на периферии сюжета; многочисленные леди и фрейлины в Камелоте и замке де Одезера оттеняют сюжет; в центре же его - Фея Моргана и леди Бертилак.
Фея Моргана
Фея Моргана - персонаж, традиционно понимаемый антагонистически по отношению к королю Артуру; это его сестра, но и один из самых
опасных и коварных его врагов. Артуровские легенды, в целом, сходно описывают степень родства Морганы и Артура: Моргана - дочь Игрейны от первого брака с Горлойсом, Артур - сын Игрейны от брака с Утером Пендрагоном [Baughan 1950, 242].
Думаю, считать Моргану обычным противником Артура, как это делает Дж. Киттредж [Kitteredge 1916, 42], не совсем верно. Моргана - это, по сути, alter ego Артура; везде, где действует Артур, появляется и его женское отображение - отображение в темном мире. Король и фея - некое литературное символическое единство, что доказывает Джон Берроу [Burrow 1965, 31].
Ряд исследователей останавливается на психологическом аспекте взаимосвязи Артура и Морганы.
Эти авторы отмечают, что во всей обширной антологии артуровских легенд король, когда бы ему ни представлялась такая возможность, никогда не убивал Моргану, а всегда либо сам отпускал ее, либо подстраивал события определенным образом, и его сестра неким удивительным образом могла избежать наказания, заключения под стражу и вероятной казни. Характерно, что не чары выручали фею в прямом столкновении с Артуром, но он сам словно не желал над ней окончательной победы. Сходным образом и Моргана, хотя и боролась все время с рыцарями Круглого Стола и всячески расшатывала власть Артура, тем не менее, никогда не стремилась к его смерти [Benson 1965, 8, 84]. Как полагает Джеральдина Хен, она ревновала его к его рыцарям, Гвиневере, даже их общей матери, у кого она всегда была нелюбимой [Heng 1991, 501]. Моргана со смертельной решимостью пыталась разрушить все, чем обладал Артур, оставив для него лишь себя саму; боролась с ним до смерти, но всегда удерживалась на гране жизни. Словенский психоаналитик Младен Долар полагает, что архети-пическое повествование о взаимоотношениях короля Артура и Морганы -это свидетельство наличия Другого, психологического двойника, вытесненного в сферу бессознательного [Dolar 1996, 21]. Артур и Фея Моргана в артуровском средневековом эпосе являют собой неразрывное единство; если погибнет один, то и второму грозит неминуемая смерть. Вспомним, что у Томаса Мэлори в «Смерти Артура», когда король погибает, старшая сестра, оплакивая его, садится с его телом на корабль и, навсегда покидая Британию, отплывает в Авалон - страну вечно цветущих яблонь. Любовь-в-ненависти - вот краткая формула взаимоотношений Артура и Морганы.
Не споря с психологическим толкованием отношений Артура и его сестры Феи Морганы, я сосредоточусь, тем не менее, на религиозном аспекте. В религиозной трактовке неразрывной связи Артура и Морганы в «Сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре» есть свои особенности, на которых мы сейчас остановимся.
Как считает Роберт Бланч, Моргана в большинстве произведений ар-туровского эпоса - олицетворение колдовства и древнего кельтского язычества; Артур - христианства [Blanch 1966, 27]. Примечательно, что у повелителя Британии - славного и доблестного короля Артура, воплощения
чести, мужества и всевозможных рыцарских достоинств, - в качестве религиозного противника в «Сэре Гавейне» выступает расчетливая и коварная женщина. У христианского короля, праведника, почти святого главный враг - это ведьма. Сэр Гавейн в рассматриваемом нами романе - христианский чемпион короля Артура, в то время как леди Бертилак и Зеленый Рыцарь - языческие воители Морганы.
При внимательном прочтении «Сэра Гавейна» оказывается, что Фея Моргана обладает могуществом, либо сопоставимым с властью своего брата, либо даже большим, хотя он был королем, а она была в социальной иерархии Камелота никем, изгоем из государства. Джон Берроу полагает, что в такой форме Жемчужный поэт мог отображать повсеместно бытующие в Британии в XIV в. языческие простонародные суеверия [Burrow 1965, 73]. Как указывает Уильямс, несмотря на охватывающую все Британские острова проповедническую пастырскую деятельность, языческие и полуязыческие верования, а также обращение к колдовству были не такими редкими явлениями во времена Столетней войны [Williams 1985, 50].
Сам центральный сюжет «Сэра Гавейна», по сути, обусловлен и продиктован языческой властью Морганы - колдуньи, которая была настолько сильна, что могла открыто бросить вызов всему славному христианскому Камелоту и обществу рыцарей Круглого Стола. Сестра Артура не собирает полки, не нанимает головорезов; ее власть - это не только власть демонов. Это еще и гендерная власть, реализуемая в ситуации, когда мужчина-христианин может оказаться обманутым женщиной-колдуньей, пойманным в капкан, расставленный ей. Атака ведьмы Морганы направлена не только на Артура и его рыцарей (Гавейн в этом смысле - лицо случайное), но и, в конечном итоге, на все христианство в целом.
Моргановская гендерная власть - это власть психологическая, предписывающая мужчине психологические комплексы, запреты и императивы, стереотипы поведения и желания. Когда сэр Гавейн - мужчина-лидер, лучший рыцарь короля Артура, квинтэссенция мужественности и добродетели, доблестный носитель христианских ценностей Круглого Стола, -оказывается в конце поэмы если не побежденным леди Бертилак, ставленницей Морганы, открыто, то побежденным ею психологически, тогда мы понимаем всю силу средневекового язычества в Британии.
Гавейн, проигрывая в своем сознании предательский поступок леди Бертилак и свою минутную слабость, в конце поэмы вновь и вновь раскаивается в собственной греховной сущности, в предательстве христианских добродетелей и, по сути, предательстве христианства как такового. Женская языческая власть леди Бертилак сформировала у него комплекс вины. Зеленый пояс и отметина на шее от топора - два финальных кодифицирующих символа языческой женской власти, которую рыцарь сам невольно закрепил над собой, но которые приводят его в итоге к сугубому христианскому покаянию. Гавейн как убежденный христианин налагает на себя такие епитимии, которые, быть может, не стоило бы и налагать. Ведь, в сущности, его грех был не так и страшен, что в конце романа ему
пытается доказать король Артур. Сэр Гавейн устоял перед женским обольщением леди Бертилак, и единственный грех, который он совершил, - это то, что он изменил из страха смерти своему рыцарскому кодексу, нарушил слово, данное Бертилаку де Одезеру, объявлять о всех подарках, полученных за день.
Однако в сознании самого Гавейна его грех был намного страшнее: рыцарь трактует свое поведение как неверие в Искупителя. Леди Бертилак и Моргане удалось заманить Гавейна в ловушку: зеленый пояс, который рыцарь принял из рук леди Бертилак, был обыкновенной деталью женской одежды, но в момент, когда Гавейн его принимал, он верил, что этот предмет магический. Изменив вере в Христа, Гавейн поверил в магию, язычество и в то, что именно колдовство, а не Бог спасет его от неминуемой, как он считал, смерти. Именно в такой измене Иисусу рыцарь сам видит свое грехопадение и, следовательно, нужду в особом искуплении этого смертного греха.
Финал поэмы интересен тем, что автор в нем не рисует победного христианского шествия под звук фанфар и разгрома языческого начала (язычество остается вообще нетронутым), а приводит картину христианского покаяния - покаяния сэра Гавейна. Это можно понимать так, что не костры инквизиции, не меч и не война должны побеждать в людях языческие суеверия, но настоящее христианское покаяние, которое может переродить человека, обновить его, возвысить над самим собой и тем самым привести ко Христу. Не вражда против внешней языческой угрозы, а борьба с собственным суеверием, с собственным проявлением язычества в человеке -таким предстает императив поэмы, понятой как гомилетическое произведение. В этом контексте уже не будет вызывать удивления неразрывная пара Артур - Моргана: это не просто борьба христианства с миром темных сил, это также битва света с тьмою внутри каждого человека.
Полагаю, психологическая борьба сэра Гавейна и леди Бертилак становится в конце поэмы материализацией восстания мира темных оккультных сил на мир христианский - восстания, понятого в большей степени как внутренняя угроза человеку, а не внешняя. Зеленые пояса, дубликаты того самого символического маркера - пояса леди Бертилак, - это одновременно и своего рода свидетельства мультиплицирования нереализованной власти колдуньи Морганы над христианским сообществом Камелота, и символы попытки языческого, демонического восстания против христианского разумного начала в человеке.
Леди Бертилак
Леди Бертилак - в романе «Сэр Гавейн» фигура поэтически яркая, но знаково тусклая, тонущая в сиянии символов Феи Морганы, тогда как сама фея странным образом тонет в ослепительном блеске внешних проявлений женской красоты жены Зеленого Рыцаря. Странным, поскольку в ар-туровском эпосе обычно Моргана всегда затмевает большинство женщин и стремится к этому.
Обратимся к любопытному сравнению леди Бертилак и Морганы из второй части поэмы.
Символика движения: "Ho ches bur3 be chaunsel to cheryche bat hende" («Она [леди Бертилак] обошла алтарь, чтобы его поприветствовать») // "An ober lady hir lad bi be lyft honde" («Она [леди Бертилак] вела ее [Моргану] под левую руку»).
Возраст: "&at watz alder ben ho, an auncian hit semed" («Она [Моргана] была старше ее [леди Бертилак], смотрелась древней»).
Внешность: "Ho watz be fayrest in felle, of flesche and of lyre, And of compas and colour and costes, of alle ober" («Она [леди Бертилак] была самой прекрасной изо всех, самой лучшей на земле лицом, статью и походкой») // "&at no3t watz bare of bat burde bot be blake bro3es, be tweyne y3en and be nase, be naked lyppez, and bose were soure to se and sellyly blered" («Вся она [Моргана] была закрыта, за исключением черных бровей; глаза, нос и губы были увядшими и нечеткими»).
Восприятие Гавейном: "And wener ben Wenore, as be wy3e bo3t" («В его глазах она [леди Бертилак] была прекраснее Гвиневеры») // "Hir body watz schort and bik, hir buttokez bal3 and brode, more lykkerwys on to lyk watz bat scho hade on lode" («Она [Моргана] была низкой и толстой, ее зад - объемистым и широким, смотреть было приятнее на ту, кто с ней шел рядом»).
Цвет кожи: "For if be 3onge watz 3ep..." («Молодая [леди Бертилак] была румяная, свежая.») // ".. .3ol3e watz bat ober" («.та, другая [Моргана], была желтой»).
Открытость для соблазнения: "Hir brest and hir bry3t brote bare displayed, schon schyrer ben snawe bat schedez on hillez" («Ее [леди Бертилак] грудь и шея были открыты и были белее, чем снег на холмах») // "&at ober wyth a gorger watz gered ouer be swyre, chymbled ouer hir blake chyn with chalkquyte vayles, hir frount folden in sylk, enfoubled ayquere, toreted and treleted with tryflez aboute" («Другая [Моргана] в горжетке была вся закрыта, кутала свой черный подбородок в белую вуаль, закрывала лоб шелковым кружевом, украшенным везде безделушками»).
Выказываемое женщине почтение: "&enne com ho of hir closet with mony cler burdez" («Потом она [леди Бертилак] подошла вместе со своей свитой ясных птичек») // "And he3ly honowred with habelez aboute" («Ее [Моргану] высоко чтили все в собрании»); "A mensk lady on molde mon may hir calle" («Достойной леди на земле мы ее [Моргану] можем назвать»).
Примечательно, что леди Бертилак вела Моргану под левую руку, а в иконографической традиции левая (шуя) сторона часто ассоциировалась со стороной темных сил [Burrow 1965, 83]. К тому же, леди Бертилак обходит алтарь, что должно намекать на ее колдовскую сущность - это своего рода магическая пародия на католическую мессу.
Фея Моргана для встречи сэра Гавейна под пером Жемчужного поэта ярко контрастирует с леди Бертилак, которая должна стать «наживкой», любовной приманкой: Гавейн должен влюбиться в жену хозяина замка, куда прибыл, чтобы впоследствии согрешить, и не обратить ни малейшего
внимания на ее компаньонку: "Bot vnlyke on to loke ^o ladyes were" («Но непохожими друг на друга эти дамы были»).
Будучи чародейкой, Моргана в артуровском цикле всегда омолаживалась за счет оккультных средств; практически во всех произведениях цикла мы встречаем сестру короля в виде женщины тридцати - тридцати пяти лет, не старше, потрясающей красоты и утонченного вкуса в одежде, манерах, поведении [Olsicad 1967, 133]. Даже когда Артур умирает, она оплакивает его и забирает на Авалон для погребения, представая перед всеми в виде моложавой красавицы. Из всего артуровского эпоса лишь в «Сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре», равно как и поэме «Зеленый рыцарь», написанной примерно на ту же тему около ста пятидесяти лет спустя, фея сознательно появляется перед публикой в виде какой-то чудовищной пародии на женщину. Здесь она - классическая crone; это среднеанглийское понятие трудно переводимо на русский, лучшим эквивалентом будет «старуха, карга, традиционная спутница главной героини рыцарского романа». В «Зеленом Рыцаре» Моргана названа матерью леди Бертилак, что частично снимает вопрос, почему Моргана использовала для своих колдовских целей именно Бертилака и его семью.
Влюблять в себя племянника (а сэр Гавейн, как мы помним, был племянником короля) для Морганы было не нужно, это, наоборот, сорвало бы весь ее план - план опозорить христианское общество Камелота и братство рыцарей Артура, совратив одного из самых славных его представителей, принудив к блуду и отречению от Христа. Фея-колдунья является перед Гавейном инкогнито в виде эдакой карикатурной ведьмы, уродины, гоблинши, омерзительного существа женского пола, чтобы оттенить все прелести женщины-приманки, коей в поэме предстает леди Бертилак -приманки, на которую предстояло поймать Гавейна, чтобы он согрешил против Артура и Иисуса Христа. Отсюда игра религиозных символов: открытость для соблазна жены Зеленого Рыцаря и полная закрытость, заку-танность в вуали и горжетки Морганы.
Последний поэтический знак из таблицы также интересен. Если бы сэр Гавейн был понаблюдательнее, то несомненно заметил бы странную вещь: почему блистающей хозяйке оказывают почтение лишь несерьезные молодые девицы («ясные птички», как их называет Жемчужный поэт), а странной и чудной старушенции - весь замок, включая самого хозяина и его достойнейших и знатнейших рыцарей? Но Гавейн проходит мимо этой бросающейся в глаза детали и попадает прямо в оккультную ловушку.
Образ Зеленого Рыцаря
Об истинной сущности Зеленого Рыцаря, Бертилака де Одезера, не прекращаются споры до сих пор [Hanning 1982, 14]. Кто-то называет его олицетворением святого Патрика [Loomis 1959, 531], кто-то дьяволом [Arthur 1987, 23], другие полагают, что он - это реальный рыцарь, заколдованный Морганой [Howard, Zacher 1968, 72]. Кто-то усматривает в нем
видимое воплощение сил зла [Kitteredge 1916, 47], кто-то - добра [Isaacs 2009, 71]; ряд исследователей даже проводит параллели между ним и Духом нынешнего Рождества из «Рождественской песни» Диккенса [Malar-key, Toelken 1964, 18]. Совсем радикальная трактовка - это то, что Зеленый Рыцарь может быть образом Христа - об этой трактовке упоминает Дж.Р.Р. Толкиен [Tolkien et al 1976, 5]. Зеленый Рыцарь весьма редко появляется в артуровском эпосе, но всегда является носителем сверхчеловеческих способностей и качеств. Когда он предстает перед нами в виде боевого чемпиона, он обладает сверхъестественной силой и ловкостью; однако в «Сэре Гавейне» он наиболее загадочен. В рассматриваемой нами поэме он своего рода запредельный миру персонаж, который подвергает лучшего рыцаря Круглого Стола проверке, суровому испытанию. Толкиен подчеркнул, что Зеленый Рыцарь является наиболее сложным характером для интерпретации в поэме [Tolkien et al 1976, 21].
В контексте гипотезы гендерной власти как сюжетообразующего фактора «Сэра Гавейна» я предполагаю, что Зеленый Рыцарь - это олицетворение стихийной силы природы, т. е. силы биологического, физического воплощения «стихий мира». Он инструмент в руках колдуньи Морганы, который, по-видимому, не имеет собственного волевого начала, понимаемого как индивидуальная человеческая воля. Он дитя природы, сила стихии, потому-то можно легко понять его зеленый цвет; профессор Толкиен обратил внимание, что Зеленый Рыцарь может быть отчасти схож с образом живущего в лесу нечеловеческого существа Тома Бомбадила, который был создан Толкиеном во «Властелине колец» на основе синтеза многих кельтских мифов [Tolkien et al 1976, 18]. Уместным также будет провести параллели образа Зеленого Рыцаря и Зеленого Человека из кельтской мифологии. Этот Зеленый Человек, чье лицо иногда, по поверьям, можно было разглядеть на закате в кронах деревьев, был неким безличным существом, жившим в лесах и приходившим на колдовской призыв друидов, начиная выполнять волю ворожея или ворожеи, вызвавших его из чащи [Burrow 1965, 133]. Есть некие параллели фигуры Зеленого Рыцаря и с образом Erlkönig (Короля Ольх) из немецкого фольклора.
Вспомним знаменитое стихотворение Гете Erlkönig и романс Ф. Шуберта на него. Следующий отрывок из этого стихотворения и перевод В.А. Жуковского показывают семантическую близость образов Короля Ольх, Зеленого Человека и Зеленого Рыцаря (образ Зеленого Человека виден в листве и в колышущихся на ветру ивах):
"Mein Vater, mein Vater, und hörest du nicht,
Was Erlenkönig mir leise verspricht?"
"Sei ruhig, bleibe ruhig, mein Kind!
In dürren Blättern säuselt der Wind". -
"Willst, feiner Knabe, du mit mir gehn?
Meine Töchter sollen dich warten schön;
Meine Töchter führen den nächtlichen Reihn, Und wiegen und tanzen und singen dich ein". -
"Mein Vater, mein Vater, und siehst du nicht dort Erlkönigs Töchter am düstern Ort?" "Mein Sohn, mein Sohn, ich seh es genau, Es scheinen die alten Weiden so grau".
<...>
«Родимый, лесной царь со мной говорит: Он золото, перлы и радость сулит». -«О нет, мой младенец, ослышался ты: То ветер, проснувшись, колыхнул листы».
«Ко мне, мой младенец; в дуброве моей Узнаешь прекрасных моих дочерей: При месяце будут играть и летать, Играя, летая, тебя усыплять».
«Родимый, лесной царь созвал дочерей: Мне, вижу, кивают из темных ветвей». -«О нет, все спокойно в ночной глубине: То ветлы седые стоят в стороне».
<...>
Действительно, недостаток, точнее, отсутствие личностной воли Зеленого Рыцаря бросается в глаза: если признать, что он обычный человек, непонятно, какова его мотивация подчиняться оккультистке Моргане. Она появляется в его замке и избирает его своим оружием против Артура и его рыцарей. Что он может приобрести у феи, чего бы уже не имел? Далее, характерно, что в «Сэре Гавейне» ясно подчеркивается, что Моргана напрямую не давала никаких указаний, ни даже намеков леди Бертилак -она управляла самим Зеленым Рыцарем, а тот уже договаривался со своей женой, но уже за пределами текста поэмы. Скорее можно предположить, что образ Зеленого Рыцаря - это метафора природных беспредельных сил, восходящая к кельтскому фольклору; возможно, Жемчужный поэт хотел подчеркнуть, что в конечном итоге все язычество сводится к биологическому, стихийному, бессознательному, инстинктивному проявлению искаженного религиозного желания, явно или неявно контролируемому силой женщин-колдуний [Freud 1963, 215]. О.А. Донских называет этот психологический комплекс «страхом вытеснения» [Donskikh 2018, 2]. Почему же только женщины могли контролировать этот психологический комплекс у мужчин?
Не будем забывать, что в Англии XIV в. в силу сложившегося гендер-ного культурного стереотипа колдовство прочно ассоциировалось имен-
но с женщинами: ведьмами, ворожеями, знахарками, травницами, чародейками [Howard, Zacher 1968, 102]. Считалось, что мужчина неспособен сам пасть и обратиться к силам тьмы - он может стать колдуном только под действием заговоров, накладываемых женщинами - так же, как Адам согрешил не самостоятельно, а после призыва, предложения Евы [Heng 1991, 510]. В католической гомилетике позднего средневековья именно женщина в первую очередь ассоциировалась с духовной слабостью, понималась как наиболее легкая мишень для демонических сил [Malarkey, Toelken 1964, 15].
В рамках нашей гипотезы прямой связи образов Зеленого Рыцаря и Зеленого Человека из древней кельтской мифологии нелогичное с первого взгляда подчинение Зеленого Рыцаря Фее Моргане становится вполне логичным: в виде Зеленого Рыцаря чародейка-язычница использует природную силу стихий, поскольку Зеленый Рыцарь - это вовсе не мужчина-рыцарь, а своего рода элементаль, голем, магическое создание стихий леса и земли, оживленное колдовскими чарами для выполнения воли женщины-ведьмы.
Описание Зеленой часовни в дикой теснине в четвертой части поэмы также намекает на языческие мотивы кельтских жертвоприношений. Зеленый Рыцарь в четвертой части предстает языческим жрецом, хозяином Зеленой часовни, однако лишенным своей воли. Он становится явно одной силы и одной воли с язычницей-колдуньей Морганой, и их магическое ремесло противопоставляется христианской силе артуровского Камелота и Круглого Стола. Сэр Гавейн в таком контексте - не просто рыцарь, но и носитель-проповедник христианской идеи, противопоставленной стихийному, языческо-друидскому, анимистическому началу Морганы и ее главного орудия в пространстве поэмы - Зеленого Рыцаря.
Заключение
Знакомая нам история сэра Гавейна и Зеленого Рыцаря предстает с довольно неожиданной стороны, если допустить, что не Зеленый Рыцарь -центральный персонаж поэмы, и в каком-то смысле - даже не Гавейн.
Допущение, что, возможно, слой религиозных смыслов этого рыцарского романа не столь вторичен, как это обычно принято считать в литературоведческом дискурсе, а сам роман был написан именно с гомилетическими целями, позволяет по-новому взглянуть на текст и увидеть, как те же строфы начинают приобретать совершенно иной подтекст и иные коннотации. При такой исходной посылке «Сэр Гавейн» оказывается гомилетической христианской драмой, ареной религиозного противостояния и психологической борьбы, пространством сопротивления, побед и поражений искушаемого злыми силами обычного грешного человека, а вовсе не наделенного сверхчеловеческой мощью рыцаря в сверкающих доспехах.
Гендерный конфликт, имеющий своей кульминацией психологическую дуэль леди Бертилак и сэра Гавейна, при взгляде с такого ракурса оказы-
вается религиозным сюжетообразующим мотивом всей поэмы, тесно связанным с пластом религиозных смыслов. Действительно, «Сэр Гавейн» становится театром, в котором разворачивается перформанс внутренней психологической борьбы божеского светлого начала в человеке (христианские мотивы) и собственной человеческой грешной природы, склонности к отречению от Бога, суевериям, маловерию и безверию (языческие мотивы). В нашем анализе мы нашли подтверждения нашей исходной точке зрения. Весь сюжет инициируется и запускается женщиной-ведьмой (Морганой), а триггером, запускающим главную интригу, становится вторая женщина-ведьма (леди Бертилак). Зеленый Рыцарь - просто инструмент, стихийное орудие женской власти, а мужчина-христианин сэр Гавейн подчас предстает колеблющимся человеком не без склонности ко греху: "<...> he hit quyk askez / To be her seruaunt sothly, if hemself lyked. / &ay tan hym bytwene hem, wyth talkyng hym leden" («<...> он быстро просит разрешения стать / Их [Морганы и леди Бертилак] слугой, если они так захотят. / Они взяли его за руки, каждая со своей стороны, и, разговаривая с ним, повели его»).
Добилась ли язычница Моргана победы над христианским миром Камелота в лице одного из самых доблестных и праведных рыцарей? С одной стороны, да - поскольку ее задачей было привести Гавейна к отречению от Христа, и он, впав в неверие, от Бога временно отрекся. Но с другой стороны, нет. Ведь Гавейн был просто обманут леди Бертилак, одурачен, обведен вокруг пальца. Его отречение от Иисуса было неосознанным и временным, а его покаяние - сугубым и искренним.
Несмотря на отсутствие религиозного падения в прямом смысле, Га-вейн в конце концов приходит к покаянию как единственному пути спасения. Хотя в зеленом поясе, навязанном ему леди Бертилак, по сути, нет ничего магического, оккультного, Гавейн рассматривает его именно в таком ключе как знак своего сомнения в Христе, знак своего малодушия и вкравшегося через него в душу маловерия. Для этого рыцаря-христианина зеленый пояс, подарок леди Бертилак - аналог плода с древа познания добра и зла, поднесенный Адаму Евой.
Таким образом, как показательный образец куртуазного рыцарского романа поэма «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» может являться поучительным примером светской католической гомилетики позднего средневековья.
ЛИТЕРАТУРА
1. Allen P. Reading Chaucer's "Good Women" // The Chaucer Review. 1987. Vol. 21. № 4. P. 419-434.
2. Arthur R.G. Medieval Sign Theory and "Sir Gawain and the Green Knight". Toronto, 1987.
3. Baughan D.E. The Role of Morgan le Fay in "Sir Gawain and the Green Knight" // English Literary History. 1950. Vol. 17. № 4. P. 241-251.
4. Benson L.D. Art and Tradition in "Sir Gawain and the Green Knight". New Brunswick, 1965.
5. Blanch R.J. Sir Gawain and Pearl: Critical Essays. Bloomington, 1966.
6. Blanch R.J. The Gawain Poems: a Reference Guide 1978-1993. Albany, 2000.
7. Brewer D. The Interpretation of Dream, Folktale and Romance with Special Reference to "Sir Gawain and the Green Knight" // Neuphilologische Mitteilungen. 1976. Vol. 77. № 4. P. 569-581.
8. Burrow J.A. A Reading of "Sir Gawain and the Green Knight". London, 1965.
9. Dolar M. The Object Voice // Gaze and Voice as Love Objects (Series: SIC 1). Durham, 1996. P. 7-31.
10. Donskikh O.A. Horror zivilizationis, oder Horror der Subjektivität // Homilet-ics: Ideology and Society. 2018. Vol. 1. P. 1-9.
11. Freud S. Fetishism // Sexuality and the Psychology of Love. New York, 1963. P. 214-219.
12. Hanning R.W. Sir Gawain and the Red Herring: The Perils of Interpretation // Acts of Interpretation: The Text in Its Contexts, 700-1600. Essays on Medieval and Renaissance Literature in Honor of E. Talbot Donaldson. Norman, 1982. P. 5-23.
13. Heng G. Feminine Knots and the Other "Sir Gawain and the Green Knight" // Publications of the Modern Language Association. 1991. Vol. 106. № 3. P. 500-514.
14. Hoffmann R.L. Ovid and the Canterbury Tales. Philadelphia, 1966.
15. Howard D.R., Zacher C. Critical Studies of "Sir Gawain and the Green Knight". Notre Dame, 1968.
16. Isaacs N.D. Afterword // "Sir Gawain and the Green Knight". The Classic Translation by Burton Raffel, with a New Introduction by B. Webster. New York, 2009. P. 135-153.
17. Kittredge G.L. A Study of "Gawain and the Green Knight". Cambridge, 1916.
18. Loomis L.H. Gawain and the Green Knight // Arthurian Literature in the Middle Ages: A Collaborative History. Oxford, 1959. P. 528-540.
19. Malarkey S., Toelken J.B. Gawain and the Green Girdle // Journal of English and Germanic Philology. 1964. Vol. 63. № 1. P. 14-20.
20. Olsicad M. Morgan le Fay in Malory's "Morte d'Arthur" // Bibliographical Bulletin of the International Arthurian Society. 1967. Vol. 19. P. 128-138.
21. Rowley S.R. Textual Studies, Feminism, and Performance in "Sir Gawain and the Green Knight" // The Chaucer Review. 2003. Vol. 38. № 2. P. 158-177.
22. Shoaf R.A. The Poem as Green Girdle: "Commercium" in "Sir Gawain and the Green Knight". Gainesville, 1984.
23. Taylor P.B. Gawain's Garland of Girdle and Name // English Studies. 1974. Vol. 55. № 1. P. 6-14.
24. Tolkien J.R.R., Gordon E.V., Davis N. Sir Gawain and the Green Knight. Oxford, 1967.
25. Williams E.W. Morgan le Fay as Trickster in "Sir Gawain and the Green Knight" // Folklore. 1985. Vol. 96. № 1. P. 38-56.
REFERENCES (Articles in Scientific Journals)
1. Allen P. Reading Chaucer's "Good Women". The Chaucer Review, 1987, vol. 21, no. 4, pp. 419-434. (In English).
2. Baughan D.E. The Role of Morgan le Fay in "Sir Gawain and the Green Knight". English Literary History, 1950, vol. 17, no. 4, pp. 241-251. (In English).
3. Brewer D. The Interpretation of Dream, Folktale and Romance with Special Reference to "Sir Gawain and the Green Knight". Neuphilologische Mitteilungen, 1976, vol. 77, no. 4, pp. 569-581. (In English).
4. Donskikh O.A. Horror zivilizationis, oder Horror der Subjektivität. Homiletics: Ideology and Society, 2018, vol. 1, pp. 1-9. (In German).
5. Heng G. Feminine Knots and the Other "Sir Gawain and the Green Knight". Publications of the Modern Language Association, 1991, vol. 106, no. 3, pp. 500-514. (In English).
6. Malarkey S., Toelken J.B. Gawain and the Green Girdle. Journal of English and Germanic Philology, 1964, vol. 63, no. 1, pp. 14-20. (In English).
7. Olsicad M. Morgan le Fay in Malory's "Morte d'Arthur". Bibliographical Bulletin of the International Arthurian Society, 1967, vol. 19, pp. 128-138. (In English).
8. Rowley S.R. Textual Studies, Feminism, and Performance in "Sir Gawain and the Green Knight". The Chaucer Review, 2003, vol. 38, no. 2, pp. 158-177. (In English).
9. Taylor P.B. Gawain's Garland of Girdle and Name. English Studies, 1974, vol. 55, no. 1, pp. 6-14. (In English).
10. Williams E.W. Morgan le Fay as Trickster in "Sir Gawain and the Green Knight". Folklore, 1985, vol. 1, no. 1, pp. 38-56. (In English).
(Articles in Proceedings and Collections of Research Papers)
11. Dolar M. The Object Voice. Saleci R., Zizek S. (eds.). Gaze and Voice as Love Objects. (Series: SIC 1). Durham, 1996, pp. 7-31. (In English).
12. Freud S. Fetishism. Rieff P. (ed.). Sexuality and the Psychology of Love. New York, 1963, pp. 214-219. (In English).
13. Hanning R.W. Sir Gawain and the Red Herring: The Perils of Interpretation. Carruthersand M.J., Kirk E.D. (eds.). Acts of Interpretation: The Text in Its Contexts, 700-1600. Essays on Medieval and Renaissance Literature in Honor of E. Talbot Donaldson. Norman, 1982, pp. 5-23. (In English).
14. Isaacs N.D. Afterword. "Sir Gawain and the Green Knight". The Classic Translation by Burton Raffel, with a New Introduction by B. Webster. New York, 2009, pp. 135-153. (In English).
15. Loomis L.H. Gawain and the Green Knight. Loomis R.Sh. (ed.). Arthurian Literature in the Middle Ages: A Collaborative History. Oxford, 1959, pp. 528-540. (In English).
(Monographs)
16. Arthur R.G. Medieval Sign Theory and "Sir Gawain and the Green Knight". Toronto, 1987. (In English).
17. Benson L.D. Art and Tradition in "Sir Gawain and the Green Knight". New Brunswick, 1965. (In English).
18. Blanch R.J. (ed.). Sir Gawain and Pearl: Critical Essays. Bloomington, 1966. (In English).
19. Blanch R.J. The Gawain poems: a Reference Guide 1978-1993. Albany, 2000. (In English).
20. Burrow J.A. A Reading of "Sir Gawain and the Green Knight". London, 1965. (In English).
21. Hoffmann, R.L. Ovid and the Canterbury Tales. Philadelphia, 1966. (In English).
22. Howard D.R., Zacher Ch. Critical Studies of "Sir Gawain and the Green Knight". Notre Dame, 1968. (In English).
23. Kittredge G.L. A Study of "Gawain and the Green Knight". Cambridge, 1916. (In English).
24. Shoaf R.A. The Poem as Green Girdle: "Commercium" in "Sir Gawain and the Green Knight". Gainesville, 1984. (In English).
25. Tolkien J.R.R., Gordon E.V., Davis N. Sir Gawain and the Green Knight. Oxford, 1967. (In English).
Шаров Константин Сергеевич, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова.
Кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры философии естественных факультетов философского факультета. Научные интересы: старо-и среднеанглийская литература, английский романтизм, скандинавская эпическая литература.
E-mail: [email protected] ORCID ID: 0000-0003-4784-0333
Konstantin S. Sharov, Lomonosov Moscow State University. Candidate of Philosophy, Senior Lecturer at the Department of Philosophy for MSU Natural Science Faculties, Faculty of Philosophy. Research interests: Old and Middle English literature, English romanticism, Scandinavian epic literature. E-mail: [email protected] ORCID ID: 0000-0003-4784-0333
