CC BY
53
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (109) 2012
УДК 9 (47) 17 + 9 (57)
В. Н. ГИЛЬДЕНБЕРГ
Омский государственный педагогический университет
ХОЗЯЙСТВЕННО-ФИНАНСОВАЯ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
КРЕСТЬЯНСКИХ НАЧАЛЬНИКОВ ПО МАТЕРИАЛАМ ГУБЕРНСКИХ РЕВИЗИЙ В ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ В КОНЦЕ Х1Х—НАЧАЛЕ XX вв.______________________
В данной статье дается отражение полномочий крестьянских начальников в хозяйственно-финансовой сфере на рубеже веков, закрепленных в законодательстве. А также реализация этих законоположений на практике по материалам губернских ревизий в Тобольской губернии в конце Х1Х—начале XX веков. Выявляются основные проблемы хозяйственно-финансовой деятельности крестьянских начальников и влияние их на сельское общество.
Ключевые слова: крестьянские начальники, хозяйственно-финансовая деятельность, губернские ревизии, сельские обыватели.
Институт крестьянских начальников был введен в Сибири временным положением 2 июня 1898 г., для заведывания общественным управлением сельских обывателей, а также для устройства быта этих обывателей и переселенцев и для управления инородцами. Уже первый опыт функционирования нового института убедительно доказал, что в лице крестьянских начальников власти обрели надежную административную опору в сибирской деревне. Однако повседневная практика реализации властных полномочий была далека от идеала.
Полномочия крестьянских начальников были закреплены во Временном положении от 2 июня 1898 г. Что касается полномочий в хозяйственнофинансовой сфере, то они были отражены в третьем разделе временного положения «Предметы ведомства, пределы власти и порядок действий крестьянских начальников» [1, с. 407], на него возлагались определенные полномочия в хозяйственно-финансовой сфере. К их числу законодательно были отнесены: надзор за составлением мирских капиталов, утверждение приговоров сельских сходов о производстве из этих капиталов расходов на потребности крестьянских обществ [1, с. 408].
Также в круг полномочий крестьянского начальника входил надзор за сельскими кредитными установлениями, состоящими в пределах его участка, а также «попечение о хозяйственном благоустройстве и нравственном преуспеянии крестьян вверенного ему участка по предметам ведомства сельских и волостных сходов» [1, с. 409].
Практика взаимодействия крестьянских начальников и представителей переселенческого сообщества регулировалась в порядке и на основании изданных по этому предмету «узаконений» [1, с. 409].
Правила, определявшие порядок приёма, хранения и расходования денежных сумм, поступавших к крестьянским начальникам и в их уездные съезды, то есть счетоводства и отчетности по этим суммам, определялись министром внутренних дел, по согла-
шению с министром финансов и государственным контролером [1, с. 411].
Помимо вышеуказанного, уездный съезд крестьянских начальников мог обязать крестьянского начальника проверять сообщения исправника о продаже движимого имущества крестьян, для пополнения причитающихся с них платежей и взысканий и производить проверку описей этого имущества. На крестьянских начальников также возлагался разбор споров, превышавших подсудность волостных судов, на сумму не свыше двух тысяч рублей по найму на сельскохозяйственные работы и должности; по отдаче в наем земель или оброчных при них статей, когда на таковую отдачу не было совершено крепостного, нотариального или засвидетельствованного у нотариуса договора; по пользованию земельными или иными угодьями, отведенных в надел сельским обывателям и по потравам полей, лугов и других угодий [1, с. 409].
Вышеперечисленные полномочия крестьянских начальников, касающиеся хозяйственно-финансовой сферы, как уже было сказано, были закреплены в нормативно-правовых актах того времени. Но на практике они не всегда выполнялись должным образом. Факты, подтверждающие данное обстоятельство, можно обнаружить в материалах губернских ревизий.
Так, при производстве ревизии делопроизводства и денежной отчётности, как волостных, так и канцелярии крестьянского начальника 2-го участка Курганского уезда Карновича непременным членом Рождественским 28 — 31 июня 1899 года, было выявлено, что значительное время не велись денежные книги и отсутствовали оправдательные приходные документы, имели место неправильно произведённые «позаимствования». Вся сумма растраты Кар-новичем общественных сумм составила 9303 рубля [2, л. 6]. Это были «позаимствования на личные надобности». Данное явление было весьма распространенным. Так, по Башкирской волости таких по-
заимствованных было на сумму 500 руб., по Нижней Алабернской волости — 1500 руб., по Глядянской волости — 400 руб. и т. д. [2, л. 6].
Таким образом, можно говорить о том, что крестьянские начальники далеко не всегда отчетливо осознавали различие между личным и казенным имуществом, вверенным им для решения конкретных задач.
Ещё одно обстоятельство, негативно характеризующее деятельность института крестьянских начальников в Сибири, связано с соблюдением правил, определявших порядок приёма, хранения и расходования денежных сумм, поступавших к крестьянским начальникам и в их уездные съезды [1, с. 411]. Материалы губернских ревизий свидетельствуют о том, что денежные книги часто велись небрежно, грязно, тогда как должны были вестись аккуратно, крайне опрятно; отсутствовали подведенные постраничные итоги и транспорты; ежемесячных сверок с числами волостного правления сельскими старостами не было, отсутствовали их подписи; то же самое можно сказать и про паспортные книги, отсутствовал приход и расход [2, л. 35]. По денежным книгам деньги не записывались и не велись уведомления за номерами, например, крестьянский начальник Карнович ограничивался расписками в разносных книгах или на самих рапортах, при которых представлялись деньги, так что в канцелярии его не велось никакого учета получения денег [2, л. 30].
Книги имущества велись в большинстве случаев неправильно и крайне небрежно; имущество не проверялось по нескольку лет; не делалось отметок в случаях разрешения передачи имущества Тобольским губернским управлениям, а между тем всё это должно было непременно делаться [2, л. 36].
Такое положение вещей сохранялось десятилетиями. Так губернская ревизия, проведенная 25 июня 1909 года по предложению губернатора, выявила полную неподготовленность исполняющего обязанности крестьянского начальника 2-го участка Тарского уезда Фон-Штадена не только к несению служебных обязанностей по должности крестьянского начальника, но и к продолжению службы по крестьянским учреждениям [3, л. 8].
Канцелярия исполняющего обязанности крестьянского начальника 2-го участка Тарского уезда фон Штадена находилась в полном беспорядке. Все делопроизводство лежало исключительно на письмоводителях, которых у крестьянского начальника трое, но и это число он находил недостаточным и заявлял, что выписал четвертого. Постановлений, состоявшихся по жалобам и прошениям, в канцелярии крестьянского начальника не было.
Не имея возможности проверить правильность разрешения крестьянским начальником дел, ревизовавший непременный член губернского управления коллежский советник Нарышкин обратился к входящему и исходящему журналу, но никаких разъяснений о направлении решений, записанных во входящий журнал жалоб, исполняющий обязанности крестьянского начальника дать не мог, и все объяснения давали письмоводители [3, л. 15. Об. 1].
Входящий и исходящий журналы велись неправильно. При рассмотрении журнала обращало на себя внимание огромное число переселенцев о судах. Складывалось впечатление, что переселенцы не имели доступа к исполняющему обязанности крестьянского начальника фон Штадену, а сносились с ним только письменно. Какое направление давалось прошениям — неизвестно, так как во входящем
журнале против прошений о ссудах ничего не указано. По объяснению письмоводителя, не указано на том основании, что прошения о ссудах, поступивших с начала года, были сложены в кучу и не приведены в порядок. Однако фон Штаден заявил, что все просители, имеющие право на ссуду, удовлетворены [3, л. 15. Об. 1].
Денежная книга исполняющего обязанности крестьянского начальника 2-го участка Тарского уезда фон Штадена, как и крестьянского начальника 2-го участка Курганского уезда Карновича, велась крайне небрежно; статьи прихода и расхода не были поделены; итоги и «транспорт» велись несколько месяцев; некоторые статьи прихода содержали только указания, откуда поступили деньги или куда израсходованы, но суммы прихода и расхода не были обозначены [3, л. 16. Об. 1].
По приказанию губернатора непременным членом губернского управления коллежским советником Нарышкиным были взяты для проверки представления исполняющего обязанности крестьянского начальника фон Штадена о выдаче ссуд на озимые посевы и продовольствие как из «общественных магазинов», так и из губернского продовольственного капитала, причём на покупку зерна использовалось 1 рубль 15 копеек для семян и по 1 рублю 12 копеек за пуд для продовольственной ржи, хотя, согласно закупочным ценам, рожь в Таре в это время стоила 50 копеек за пуд.
Крестьянский начальник фон Штаден, как и многие другие крестьянские начальники при выдаче продовольственной ссуды нуждавшимся крестьянам, сами лично не занимались вопросами определения имущественного и семейного положении последних, а предпочитали перекладывать их на плечи волостных старшин. А они, как правило, не ответственно подходили к делу и сведения об имущественном положении крестьян составляли со слов самих крестьян и без проверки их правильности, иногда даже из случайно услышанных разговоров между крестьянами, так как «не сидеть же по три дня в каждой деревне». В результате чего продовольственные ссуды выдавались совсем не тем, кто действительно в них нуждался, что вызывало только удивление и недовольство среди сельских обывателей [3, л. 17].
Однако такое положение дел было не у всех крестьянских начальников. Из доклада непременного челна губернского управления по крестьянским делам Кломинского в 1904 году видно, что у крестьянских начальников 2, 3 и 5 участков Каинского уезда Томской губернии: Абакумова [4, л. 2], Егорова [4, л. 5] и Востокова [4, Л. 7. Об. 1] денежные книги находилось в полном порядке.
Ревизией деятельности временно исполняющего обязанности крестьянского начальника 5 участка Тюкалинского уезда Яковлева, произведённой непременным членом Ольшевским, был установлен целый ряд злоупотреблений в сфере хозяйственного и общественного устройства губернского секретаря Яковлева, выразившихся в растрате денежных сумм, превышении власти, лихоимств и прочем [5, л. 89].
При ревизии советником томского губернского управления в мае 1911 года уездного комитета по оказанию помощи лицам, погибшим в войне с Японией, у крестьянского начальника 1 участка Бийско-го уезда Томской губернии Хабарова обнаружена недостача в размере 12783 рублей 52 копеек, которую сам крестьянский начальник признал за собой и обязался отдать за счет своих «состоятельных
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (109) 2012 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (109) 2012
родственников». Он также просил дать ему возможность «без предания суду уйти в отставку или быть уволенным от службы» [6, л. 89].
Другим примером может служить ревизионная записка Рождественского, представленная господину губернатору после ревизии делопроизводства крестьянского начальника 3 участка Тюменского уезда Коростовцева, из которой усматривалось, что в подведомственной ему Андроповской волости не было записано в приход 101 рубль 85 копеек и выписано в расход 400 рублей, не хватает в кассе 33 рублей 42 копеек деньгами, а по документам показано на 28 копеек больше. Крестьянским начальником 3 участка Тюменского уезда Коростовцевым книги подохранного и материального имущества, пригульного скота и хлебозапасных магазинов не велись, подохранное имущество содержалось настолько небрежно и в такой пыли и грязи, никогда не проветривалось, что все мягкие вещи были поедены молью и погнили. По сверке же его с книгою, оказалось, что не была записана 31 группа вещей, неизвестно, к каким делам относящихся. А из материального имущества волостного правления оказались незаписанными 17 предметов [7, л. 108].
Писарь Антропов, служивший у него, получил жалованье в июне вперед за июль, согласно разрешению Коростовцева, несмотря на то, что он небрежно вел делопроизводство и счетоводство. Да и везде, где ни служил Андропов, все делопроизводство было в полном беспорядке (в Нердинской, Колымской) [7, л. 108].
Пренебрежительное отношение к «канцелярскому вопросу» со стороны крестьянских начальников формировалось отчасти на основании элементарной неграмотности последних. Так, например, крестьянский начальник фон Штаден окончил курс Рижского реального училища, с 28 ноября 1906 г. состоял кандидатом на должность земского начальника при Ошемянском уездном съезде, занимался в канцелярии Виленского губернатора. С 1 января 1908 года до перевода на службу в Тобольскую губернию состоял кандидатом на должность земского начальника при Виленском губернском присутствии [3, л. 15]. Приказом Тобольского губернатора, основанном на ревизии Министерства внутренних дел, был допущен к временному исполнению обязанностей крестьянского начальника 2 участка Тарского уезда. Не имеющего чина фон Штадена признали не подготовленным не только к исполнению им должности крестьянского начальника, но и вообще к продолжению службы по крестьянским учреждениям [3, л. 8].
Крестьянский начальник Яковлев окончил полный курс учения в Арзамасском городском четырехклассном училище и начал свой послужной список с канцелярского служителя 2-го разряда в октябре 1906 года. С 3 февраля 1907 года стал заведовать 3 делопроизводством канцелярии генерал-губернатора. 8 июня 1909 года был назначен кандидатом к крестьянским начальникам при Тобольском губернском управлении и вступил в исполнение своих новых обязанностей. 21 июля 1909 года командирован для заведывания 5 крестьянским участком Тюкалинско-го уезда. «Конечно же, не удивительно, что человек, не имеющий ни среднего, ни высшего образования, на основании ст. 412 Пол Уст Крест изд. 1902 года не мог быть вовсе назначен». [5, л. 114. Об. 1].
Подводя итог, можно сказать, что на полномочия крестьянских начальников, касающихся хозяйственно-финансовой сферы, хоть и были закреплены в законодательстве того времени, но на
практике они не всегда выполнялись должным образом. Зачастую крестьянские начальники по своему усмотрению пользовались денежными средствами, сосредоточенными в их руках по долгу службы и предназначенных, например, на выдачу ссуд нуждающимся в этом крестьянам. Это так называемое использование на «личные надобности». Крестьянские начальники недобросовестно использовали денежные средства, они, соответственно, переставали вести денежные книги и вовремя записывать в них приход и расход, а иногда и вовсе переставали их вести. А те крестьянские начальники, которые все-таки вели денежные книги, делали это крайне небрежно. В денежных книгах писали так неразборчиво, что иногда сами не могли ничего разобрать. Возможно, это делалось умышленно, чтобы скрыть недостающие суммы денег.
Причина подобных явлений в деятельности крестьянских начальников может быть различной. Это, в первую очередь, недостаточно жесткая регламентация хозяйственно-финансовых полномочий в законодательстве того времени, что порождало широкий спектр полномочий крестьянских начальников. Во-вторых, естественно-географическая отдаленность от административных центров порождала безнаказанность и произвол со стороны крестьянских начальников. Как правильно подметила редакция газеты «Речь» в своей статье 20 июля 1910 года, что крестьянский начальник 7 участка Барнаульского уезда Томской губернии Пудовиков заведовал там, «куда три года скачи, не доскачешь» [8, л. 81]. И, наконец, уровень грамотности и профессиональной подготовленности также оставлял желать лучшего.
Все эти причины становились залогом формалистского отношения со стороны крестьянских начальников к исполнению своих должностных обязанностей и отсутствия доверия со стороны крестьянского сообщества к их деятельности.
Новизна исследования и практическая значимость статьи заключается в том, что в ней были использованы архивные материалы, до этого не вводившиеся в научный оборот. Что касается изучения хозяйственно-финансовой деятельности института крестьянских начальников, то это, безусловно, оказывает огромное значение для изучения истории Западной Сибири в конце Х1Х — начале XX веков, и для Омского региона в частности. Чтобы выявить насущные проблемы настоящего в Омском регионе и попытаться их искоренить, необходимо изучить истоки их формирования.
Библиографический список
1. Полное собрание законов Российской империи. Собрание (1881-1913). - Т. 18 (1898). Ч. 1. Законы (14861- 16309) [Электронный ресурс]. — URL: http://www.nlr.ru/e-res/law_r/ search.php (дата обращения: 13.09.2011).
2. Главное управление Тюменской области «Государственный архив в г. Тобольске» (ГУТО ГА в г. Тобольске). Ф. 479. Оп. 2. Д. 66.
3. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 335. Оп. 1. Д. 828.
4. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф.1291. Оп. 30. Д. 163.
5. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 36. Д. 237.
6. РГИА. Ф.1291. Оп. 30. Д. 43.
7. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 335. Оп. 1. Д. 216.
8. РГИА. Ф.1291. Оп. 30. Д. 16.
Адрес для переписки: e-mail: Gildenvit@yandex.ru
ГИЛЬДЕНБЕРГ Виталий Николаевич, аспирант кафедры отечественной истории, администратор Статья поступила в редакцию 06.03.2012 г. исторического факультета. © В. Н. Гильденберг
УДК 336.747 : 625.1/.5(571.1/.5)"1919" Д. И. ПЕТИН
Омский государственный технический университет
К ВОПРОСУ О ПРОЕКТЕ ЭМИССИИ СПЕЦИАЛЬНЫХ ДЕНЕЖНЫХ ЗНАКОВ ДЛЯ НУЖД ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГ СИБИРИ В 1919 г.
В статье на основе ранее не известных документов, выявленных автором в фондах Исторического архива Омской области, рассказывается о нереализованном проекте эмиссии специальных денежных знаков, предназначенных для расчётов на железных дорогах Сибири в период власти правительства А. В. Колчака осенью 1919 г. Ключевые слова: денежное обращение, Сибирь, бонистика, бумажные денежные знаки, железные дороги.
Денежное обращение на востоке России в годы революции и Гражданской войны отличалось значительным разнообразием платёжных средств, имевших хождение и использовавшихся при расчётах учреждениями, организациями и населением. Повсеместное массовое появление местных денежных знаков в данном регионе произошло во второй половине 1918 г. вследствие резкой дестабилизации политического и финансового положения. Денежным кризисом активно стимулировался естественный механизм регуляции денежного рынка путём новых локальных эмиссий. Везде, где на востоке России распространялась антибольшевистская власть, денежный рынок уже осенью 1918 г. «отреагировал» на дефицит наличных денег эмиссиями всевозможных их заменителей, относящимися к категории бон необязательного обращения. В этот период полноту политической власти на востоке России вобрал в себя «омский» центр.
Для «омской» власти эти многообразные и разнородные платёжные средства явились одним из проблемных вопросов финансовой сферы. Как отмечает В. М. Рынков, «функция большинства местных выпусков сводилась к восполнению недостатка мелкой разменной монеты. Обычно выпускавшее их учреждение имело в своей кассе или на банковском счету соответствовавшую выпуску сумму в крупных купюрах, которые являлись обеспечением. Но негативная реакция центральных органов тоже была закономерна: выпуски подрывали единое денежное пространство» [1, с. 177— 178].
Министерство финансов белого Омска (далее — Минфин) категорично высказывалось по поводу подобных эмиссий: «Выпуски частными учреждениями в обращение знаков, заменяющих денежные, признаются недопустимыми» [2]. Но на практике местные условия предоставляли этим денежным знакам право фактического хождения [3]. Руковод-
ство Госбанка при этом уверяло «омский» Минфин, что «для потребности населения в мелких денежных знаках Госбанком принимаются все зависящие от него меры и в ближайшее время эта потребность будет удовлетворена в полной мере» [4]. Но продолжавшийся на практике рост эмиссий денежных знаков необязательного обращения показывал явную недостаточность данных действий.
Минфин правительства Колчака в 1918—1919 гг. проводил также и активные мероприятия по унификации денежного рынка подконтрольных территорий, пытаясь вывести из обращения наиболее значимые местные денежные знаки и суррогаты. Но, несмотря на стремление омской власти насытить рынок своими деньгами — «сибирскими» казначейскими знаками и краткосрочными обязательствами Государственного казначейства, — в денежном обращении продолжал отмечаться дефицит разменных денежных знаков и в 1919 г. Это стало причиной дальнейшего развития эмиссий частных бон. Даже в Омске, являвшемся административным и эмиссионным центром белой Сибири, в 1919 г. отмечался недостаток мелких денег в обращении, в связи с чем здесь были отмечены выпуски разменных бон необязательного обращения [5, с. 506]. Как пишет Л. Н. Юровский, «слабость омского эмиссионного аппарата вынуждала к отступлениям от общей уни-фикационной тенденции, поэтому снова появлялись местные денежные знаки разменного типа» [6].
Особая ситуация при ведении денежных расчётов наблюдалась в транспортной сфере белого востока России: кризисные явления, имевшие место в денежном обращении в 1918—1919 гг., как нигде, негативно сказывались на функционировании основного вида транспорта — железных дорог. Имея значительную протяжённость, железные дороги на востоке России проходили через ряд территорий, на которых обращалось большое разнообразие мест-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (109) 2012 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
