CC BY
24
Heit A. Versöhnte Vernunft. Eine Studie zur systematischen Bedeutung des Rechtfertigungsgedankens für Kants Religionsphilosophie. Göttingen: Vandenhoek und Ruprecht, 2006 (Forschungen zur systematischen und ökumenischen Theologie; 115). 288 S.
Не вызывает сомнений значительное воздействие мысли Канта не только на развитие западной философии, но и на пути западного богословия в Новое время. При этом оценка воздействия идей Канта на богословие предполагает — и такова исходная посылка рассматриваемой книги — анализ богословских аспектов, которые, в свою очередь, повлияли на мысль самого Канта, и которые в преобразованном виде в ней присутствуют. Именно этому посвящена работа Александра Хайта «Примиренный разум. Исследование систематической значимости учения об оправдании для философии религии Канта». Книга представляет собой диссертацию, защищенную в сентябре 2006 г. на Богословском факультете Гёттингенского университета.
Христианское богословие в своих классических формах всегда является ме-тафизикой1, и потому прежде, чем начать разговор о богословском измерении кантовской философии, необходимо прояснить общее отношение Канта к метафизике, которое, вопреки тому, что часто утверждается, вовсе не сводится к ее отрицанию. Напротив, критическая установка Канта своей целью имеет поиск прочных оснований для построения метафизики. Уже в предисловии к «Критике чистого разума» Кант заявляет о своем намерении «освободить место для веры», а несколько позже говорит о том, что конечной целью применения человеческого разума являются три предмета: «свобода воли, бессмертие души и бытие Божие».
Интерес Канта к проблемам метафизики проявляется, с одной стороны, в «диалектике» его «Критики чистого разума», а с другой — в философии религии, развернутой в «Критике практического разума», работах по философии морали и трактате «Религия в пределах только разума». В соответствии с этим и работы, посвященные исследованию значения кантовской критики для метафизики, распадаются, как правило, на две группы. Работы первой группы, — в качестве наиболее яркого примера такого рода исследований можно указать на книгу М. Хайдеггера «Кант и проблема метафизики», — ориентируются преимущественно на критику Кантом способности познания, а работы второй группы — на его т. н. этикотеологию, представленную в трактатах по философии морали. Рассматриваемая диссертация примыкает к работам второй группы и посвящена исследованию философии религии Канта на предмет присутствия в ней положений христианского вероучения (на материале его работ по философии морали). Автор диссертации исходит из воззрения, что «внутренним движущим мотивом мысли Канта являлась задача построения антропологии на основе практической метафизики» (с. 14). С этим связано и следующее утверждение автора книги, что
1 В данном контексте принято говорить об общей и специальной метафизике. Специальная метафизика имеет дело с такими реалиями, как Бог, мир, душа и т. п., а общая задается вопросами о бытии, действительности и прочем.
«важнейшей целью кантовской мысли было критическое обоснование и разработка metaphysica specialis» (с. 14), то есть собственно богословской метафизики.
Одним из основных в работе является представление о человеческом дейс-твовании, поскольку в философии Канта, утверждает автор, религия находится в условной соотнесенности с действованием и не может быть от него отделена. При этом под действованием человека здесь разумеется не только его эмпирическое поведение, но всякая волевая активность, включающая в себя также акты мышления и суждения. Религия же понимается как отношение действующего субъекта к некой метафизической инстанции, которая обладает волей и может быть названа Богом.
Автор выявляет два аспекта, свойственные кантовскому представлению о религии в ее соотнесенности с человеческим действованием. Во-первых, действие обретает религиозный характер благодаря тому объекту, к которому оно устремлено. Только предположение всемогущего морального существа позволяет говорить о высшем благе как неявной цели всякого разумного действия. Кант размышляет об этом в «диалектике» «Критики практического разума»: бытие Божие есть необходимый постулат практического разума, поскольку только Бог может гарантировать осуществление того совершенного высшего блага, к которому стремится действующий субъект. С понятием высшего блага у Канта соотносится также представление о Царстве Божием: теория действия Канта всегда предполагает объект, к которому устремлено действие, а все эти объекты рассматриваются как этапы на пути к последней цели — Царству Божию на земле. Таким образом, понятия высшего блага и Царства Божия, органически свойственные философии Канта, дают основание для систематического анализа богословской составляющей философии религии Канта, для реконструкции его metaphysica specialis1.
Второй аспект представления Канта о соотнесенности религии с человеческим действованием, — на который далее обращает внимание автор рассматриваемой книги, — связан с его учением о радикальном зле и одновременной трактовкой действующего в человеке нравственного закона как божественной запо-
2 Из наиболее значимых исследований на эту тему можно отметить следующие монографии: Langthaler R. Kants Ethik als «System der Zwecke». Perspektiven einer modifizierten Idee der «moralischen Teleologie» und Ethikotheologie. B.; N. Y.: de Gruyter, 1991 (Kantstudien: Ergänzungshefte; 125). Автор исследует этическую концепцию Канта на предмет тех целей, которые в ней с необходимостью предполагаются. А уже в свете этих целей анализируются богословские аспекты философии Канта. То есть философия религии выводится здесь из идеи цели практического разума. Другая работа: Wimmer R. Kants kritische Religionsphilosophie. B.; N. Y.: de Gruyter, 1990. Автор данной монографии понятие высшего блага человека считает тем центром, который дает возможность систематически воспринять всю критическую философию религии Канта как единое целое. Виммер утверждает, что кантовская этика по причине необходимо свойственного ей понятия высшего блага не может быть сведена к теории действия в узком смысле этого слова. Напротив, этика является именно той сферой рефлексии, в которой ставится вопрос о возможности осмысленной жизни. Философия религии Канта, указывает также автор этой работы, связана с практическим действием человека по той причине, что только благодаря этому действию становится возможной осмысленная жизнь и ее цель — высшее благо.
веди3. Зло, по мысли Канта, есть извращенный образ человеческого действия, в котором главенствует принцип эгоизма, а нравственный закон пренебрегается. Зло коренится в любом действии, его невозможно избежать. Понимание этого зла как греха в богословском смысле этого слова становится возможным только в свете учения Канта о том, что нарушение нравственной заповеди есть противление божественной воле, то есть в перспективе его представления о «познании всех наших обязанностей как божественных заповедей»4. Далее в своем исследовании автор монографии покажет, что подобного рода религиозное понимание нравственного закона необязательно присутствует в сознании человека в явном виде. Однако имплицитно оно всегда подразумевается, ибо субъект не в состоянии сам из себя вывести свою способность к свободе5 и потому воспринимает свободу как данную ему Богом. Хотя явное понимание нравственного закона как божественной заповеди предполагает сознательную рефлексию об основании морали, религиозное измерение императива нравственности, утверждает исследователь, может возникать в сознании человека и до подобного рода рефлексии.
Чтобы заранее предвосхитить возможность неверного понимания замысла своей работы, автор диссертации подчеркивает, что он вовсе не задается целью объяснить возникновение и значимость безусловного нравственного предписания на основании некоего предшествующего ему знания о Боге. Как раз наоборот, представление о императиве нравственности у Канта логически всегда предшествует представлению о Боге: само же познание категорического императива и его значимости есть независящая ни от чего данность. Все же подобная схема не исключает возможности мыслить возникновение нравственного закона одновременно с сознанием зависимости этого закона от Бога, поскольку в вопросе о природе автономного сознания невозможно избежать религиозного измерения. Это религиозное понимание общезначимого нравственного предписания может быть выражено в явной форме — в тех или иных богословских положениях, — а может присутствовать и скрыто, на дорефлексивном уровне.
Итак, если нравственный закон возводится к идее Бога, то неизбежно возникает представление о соотнесенности с Богом, то есть о религии. Кроме того, сознание радикального зла также рефлексивным путем ведет к религии. И на этом этапе различие между бытием и долженствованием порождает вопроша-ние о возможности избавления от зла. Причем это вопрошание об избавлении обладает характером необходимости. Действительно, то благо, которого требует нравственный закон, возникает не по желанию действующего субъекта, и реализация требования категорического императива не предоставляется на произвольное усмотрение этого субъекта: императив нравственности требует своей реализации с необходимостью. Касательно требования нравственного закона не
3 Эти учения излагаются Кантом прежде всего в трактате «Религия в пределах только разума».
4 Кант И. Критика практического разума // И. Кант. Сочинения: В 6 т. М., 1965. Т. 4 (1). С. 463.
5 Вопрос согласования учения о радикальном зле и учения о свободе представляет собой отдельную проблему, которой автор специально посвящает один из разделов своей книги (см. с. 43-102).
может быть никакого выбора. И потому, если человек ощущает себя, с одной стороны, грешником и подверженным радикальному злу, а с другой — осознает безусловное требование нравственного предписания, то в нем с необходимостью возникает надежда на избавление — избавление силой какого-либо внешнего источника, на спасение ab extra, ибо сомоизбавление в условиях радикального зла невозможно. Кант называет такое спасение избавлением через «сверхъестественное содействие».
Теперь проясняется систематическая значимость в философии религии Канта отмеченного выше второго аспекта кантовского понятия религии. Этот аспект касается не объекта человеческого действия, но раскрывает характер отношения субъекта к Богу, а именно — источник его способности к действию и качество его образа действия. В условиях радикального зла субъект не в состоянии реализовать свое предназначение ко благу иначе, как только через спасение ab extra.
Оба аспекта кантовского понятия религии объединяются в сфере человеческой способности к действию. В соответствии с этими двумя аспектами открываются два пути для систематического раскрытия философии религии Канта. Первый путь своим истоком имеет представление Канта о Царстве Божием как последней цели человеческого действия. Этим путем следуют авторы упомянутых выше исследований (см. прим. 2). Автор же рассматриваемой здесь диссертации избирает второй из возможных путей. Он полагает, что «объяснение религии следует осуществлять с позиций религиозного понимания нравственного закона, осознания радикального характера зла и, как следствие, постулата спасения ab extra, поскольку только на этом пути систематически раскрывается целостность критической metaphysica specialis Канта» (с. 19). Два намеченных здесь пути не противоречат друг другу, но каждый из них содержит в себе исходный пункт другого пути. Поэтому в рассматриваемой книге подробно анализируется также и понятие высшего блага, равно как и автор упомянутой выше монографии «Критическая философия религии Канта» Виммер посвящает одну из глав своей работы вопросу о спасении6.
Александр Хайт следующим образом обосновывает преимущество своего подхода к раскрытию философии религии Канта: «Здесь в центре рассмотрения оказывается учение Канта о радикальном зле, а тем самым и проясняется причина, почему на земле не наступает Царство Божие. В своей философии религии Кант указал не только конечную цель мира, но, прежде всего, попытался осмыслить те препятствия, которые следует преодолеть на пути к конечной цели. Не в последнюю очередь таким препятствием является радикальная греховность человека. Следует задуматься, не построил ли Кант последовательную теорию спасения, основой своей имеющую учение об оправдании. ...В таком случае учение о спасении и оправдании следовало бы рассматривать как центр кантовской философии религии» (с. 20).
6 Правда, Р. Виммер приходит к заключению, что в вопросе о спасении теория религии Канта не является последовательной, поскольку Канту не удалось разрешить противоречие между требованием самоспасения (которое свойственно нравственному закону) и представлением о содействии Бога (с. 105—161).
В исследованиях, которые предшествовали работе Хайта, неоднократно указывались те сложности, с которыми связано понимание учения Канта о первородном грехе и спасении, однако не предлагалось пути их преодоления7. И потому новизна рассматриваемой диссертации обусловлена тем, что ее автор предпринял попытку прояснить именно эти аспекты философии религии Канта. Только в свете этих учений, — утверждает Хайт, — можно понять философию религии Канта как систематическое целое, в котором отдельные элементы его философии религии пребывают в сущностной взаимосвязи. Только через объяснение того, каким образом состояние греха преодолевается в событии оправдания, становится возможным указать путь реализации цели практического разума.
Обосновывая научную актуальность своего исследования, Хайт также обращает внимание на тот примечательный факт, что в работах, посвященных анализу соотнесенности философии Канта и протестантского богословия8, до сих пор почти не затрагивалась тематика учения об оправдании и спасении9. Авторы упомянутых работ отмечали, как правило, только два момента, позво-
7 Здесь можно указать на уже упомянутую выше работу Р. Виммера (см. прим. 1). Кроме того, например, К. Дирксмайер (Dierksmeier C. Das Noumenon Religion. Eine Untersuchung zur Stellung der Religion im System der praktischen Philosophie Kants. B.; N. Y.: de Gruyter, 1998) стремится исключить из трансцендентальной философии Канта любую форму учения о спасении (с. 45), а А. Хабихлер (HabichlerA. Reich Gottes als Thema des Denkens bei Kant. Mainz: MatthiasGrünewald, 1991 (Tübinger Studien zur Theologie und Philosophie; 1)) относительно учения Канта о спасении и оправдании утверждает, что «кантовское решение не отвечает на все вопросы. Предоставленный им в наше распоряжение инструментарий обнаруживает свою ограниченность в разрешении этой проблемы» (с. 111).
8 Одной из первых в серии такого рода работ является статья Фридриха Паульсена: Paulsen F. Kant der Philosoph des Protestantismus // Kantstudien. 1900. Bd. 4. S. 1—31. К ней примыкают следующие публикации: Kaftan J. Kant, der Philosoph des Protestantismus. B.: Reuther & Reichard, 1904; Bauch B. Luther und Kant. B.: Reuther & Reichard, 1904; Siegfried T. Luther und Kant. Ein geistesgeschichtlicher Vergleich im Anschluss an den Gewissenbegriff. Giessen: Töpelmann, 1930; Schülke H. Kants und Luthers Ethik. Ein Vergleich unter besonderer Berücksichtigung der Lehre vom Bösen. Greifswald: Adler, 1937; Lötzsch F. Vernunft und Religion im Denken Kants. Lutherisches Erbe bei Immanuel Kant. Köln: Böhlau, 1976.
9 В качестве исключения можно указать лишь две старые работы: Hirsch E. Luthers Rechtfertigungslehre bei Kant // Idem. Lutherstudien. Gütersloh, 1954. Bd. 1. S. 104—111; Blumenberg H. Kant und die Frage nach dem gnädigen Gott // Studium Generale: Zeitschrift für interdisziplinäre Studien. B.; Göttingen; Heidelberg: Springer, 1954. Bd. 7. S. 554-570. Из новейших исследований можно отметить: Hoping H. Freiheit im Widerspruch. Eine Untersuchung zur Erbsündenlehre im Ausgang von Immanuel Kant. Innsbruck: Tyrolia, 1990. Первые два из названных здесь авторов обнаруживают противоречие мысли Канта в том, что, с одной стороны, кантианская этика допускает только представление о строго праведном и законодательствующем Боге, в то время как, с другой стороны, учение об оправдании предполагает идею милосердного Бога. Хайт в своей диссертации доказывает, что отмеченное противоречие может быть разрешено при более глубоком рассмотрении концепции Канта. Католический богослов Гельмут Хопинг в указанной книге признает, что учение Канта об оправдании было разработано им не только в перспективе идеи законодательства практического разума, но допускает возможность оправдания и спасения ab extra. Субъект сам, — по причине своей порабощенности злу, — неспособен к спасению. Однако Хопинг говорит об этом лишь мимоходом и не занимается подробным анализом учения об оправдании. Кроме того, он не проводит параллелей с учением Лютера и протестантизмом.
ляющие считать Канта философом протестантизма по преимуществу. Первый момент связан с «антирассудочным» характером кантовского понятия религии. Действительно, философия Канта исключает спекулятивный путь догматического рационализма, свойственный католическому богословию. Один из исследователей — Фридрих Паульсен — в учении Канта о практической вере разума распознает представление Лютера о религии сердца. Второй момент обусловлен моральным характером кантовской религиозности. Так, Юлиус Кафтан указывает, что в нравственном представлении Канта о религии дает себя знать своеобразная черта протестантизма, отличающая его от католицизма и православия.
Развивая тематику данных исследований, автор рассматриваемой книги обращается к анализу места протестантского учения об оправдании в философии религии Канта. Он пытается доказать, что именно это учение обладает наибольшей значимостью в концепции Канта, поскольку только оно и дает возможность воспринять кантовскую философию религии в ее систематической целостности. Результатом своей работы он считает утверждение, что преодоление греха, — в том виде, как его понимает Кант, — невозможно осуществить без христианской веры в оправдание ab extra. Особое внимание в ходе своего исследования он уделяет выявлению параллелей между философией религии Канта и богословием Лютера.
После описания проблематики рассматриваемой работы и указания ее места в контексте предшествующих исследований коснемся кратко ее содержания и структуры. Общей задачей исследования является выявление лютеранского учения о спасении и оправдании в философии Канта как посредствующего элемента между кантовским представлением о радикальности греха, с одной стороны, и учением о предназначении человека, с другой.
В первой главе «Свобода и зло» (с. 43—102) излагается учение Канта о грехе, которое затем соотносится с кантовским представлением о свободе. Автор задается целью прояснить связь концепций свободы и радикального зла в практической философии Канта и приходит к выводу, что человек видится здесь находящимся в ситуации антиномической напряженности, из которой он не в состоянии освободиться своими собственными силами. Парадоксальная ситуация практического разума своим следствием имеет постулирование бытия Бога, который делает возможным реализацию предназначения практического разума. Постулат божественного действия является связующим элементом всего рассматриваемого исследования. Только при допущении данного постулата становится возможным преодоление греха и открывается возможность реализации высшего блага.
Вторая глава «Спасение» (с. 103—136) посвящена рассмотрению события спасения как необходимого акта для обращения субъекта от зла к добру. Несмотря на то, что некоторые тексты Канта дают повод признать за субъектом способность к самообращению, все же обстоятельный анализ концепции радикальности греха своим следствием имеет утверждение о невозможности самоспасения. Автор приходит к выводу, что в подобных условиях спасение субъекта может быть осуществлено только актом внешней ему инстанции. Этот акт осуществляется в ноуменальном мире, поскольку свободная воля принадлежит именно это-
му миру. Познание событий ноуменального мира принципиально недоступно для теоретического разума, и это означает, что событие спасения воспринимается не на пути теоретического разума, а особым образом, который Кант называет верой. Лютер в подобной ситуации говорит о вере как акте сердца. Далее автор обращается к объяснению тезиса Канта о том, что человек должен сделать себя способным к спасению, прежде чем оно будет ему сообщено. Он отвергает способность человека к исправлению себя своими собственными силами. В условиях первородного греха усилие естественного человека может заключаться не более чем в осознании потребности в спасении. Стать достойным спасения означает осознать высоту своего предназначения.
Третья глава «Оправдание» (с. 137-195) посвящена раскрытию кантовской теории оправдания. Спасение и оправдание есть не одно и то же. Если под спасением понимается качественное обращение от зла к добру, то учение об оправдании имеет дело с понятием вины за грех. Тема вины заслуживает отдельного рассмотрения, поскольку совершенство человека предполагает не только реализацию его нравственного предназначения, но также и достижение состояния блаженства. А блаженство субъекта возможно только при условии прощения его вины Богом. Теперь встает вопрос, как оправдание или примирение с Богом, происходящее благодаря прощению вины, соотносится с ожидаемым от Бога спасением? Здесь возможны два варианта: или примирение с Богом является следствием спасения от зла, или же наоборот. Один из этих вариантов отражает лютеранское учение об оправдании, а другой — католическое (в том виде, как оно было сформулировано на Тридентском Соборе). Автор настоящего исследования показывает, — таков один из выводов настоящей главы, — что кантовская концепция оправдания и спасения представляет собой философскую переформулировку лютеранского учения об оправдании. Оправдание грешника является в богословии Лютера условием возможности его спасения, а в философии Канта — условием избавления от греха. Смысл оправдания состоит в том, что человек благодаря ему обретает новый принцип своего действования и так оказывается способен обратиться от зла к добру.
В четвертой главе «Эсхатология» (с. 196-275) в систематическом виде раскрывается эсхатологическое учение Канта. В результате предшествующего исследования было установлено, что эсхатологическое совершенство человека в перспективе кантовского учения о грехе становится возможным только посредством оправдания и избавления. Данная глава подразделяется на две большие части, в первой из которых речь идет об эсхатологическом совершенстве индивидуума, а во второй — об эсхатологическом совершенстве рода. Автор прежде всего показывает, что концепция Канта допускает как представление о совершенстве индивидуума в потустороннем, ноуменальном мире, так и представление о совершенстве человечества как рода в виде установления Царства Божия на земле. Это становится возможным благодаря дуалистической структуре философии Канта: конечный мир даже в состоянии своего совершенства есть нечто иное по отношению к интеллигибельному миру вещей в себе. Что касается высшего эсхатологического блага человека, то оно складывается из совокупности морального блага и совершенного блаженства и осуществляется в
потустороннем интеллигибельном мире. При этом нравственное совершенство с ценностной точки зрения обладает преимуществом перед блаженством. Кроме того, концепция Канта допускает также представление об эсхатологическом совершенствовании ко злу. Эта двойственная возможность философии Канта отвечает богословскому учению об эсхатологическом спасении одних и осуждении других людей.
Вторая часть эсхатологии, — учение о совершенстве рода, — может быть построена только в контексте философии истории. Здесь обретает свое систематическое место экклезиология Канта, поскольку он определяет Церковь как общество, целью которого является понуждение к нравственности. Царство Божие на земле есть, в понимании Канта, всемирная общность всех людей, каждый из которых поступает нравственно. В религиозно-философской концепции Канта условием для возможности осуществления Царства Божия на земле является реализация веры в оправдание и, как следствие, преодоление обществом греха.
К. И. Уколов (ПСТГУ)
Keller D. Der Begriff des höchsten Guts bei Immanuel Kant: theologische Deutungen. Paderborn: Mentis, 2008. 400 S.
Книга «Понятие высшего блага у Иммануила Канта: богословские аспекты» представляет собой диссертацию, которую Даниэль Келлер защитил летом 2007 г. на католическом Богословском факультете Боннского университета. Работа посвящена анализу этики и философии религии Канта в перспективе проблем основного богословия.
Интерес католического богослова к философии Канта основывается на убеждении, что основное богословие в эпоху «после Канта» не может игнорировать теоретические построения кёнигсбергского философа и призвано к серьезному критическому изучению этих построений и поиску путей дальнейшего осмысления поставленных в них проблем. Одной из таких проблем является центральное для философии религии Канта представление о высшем благе и связанные с ним категории.
Учение о высшем благе имеет особую значимость для основного богословия, поскольку на это учение опираются рассуждения Канта о надежде, о нравственном понятии Бога и о вере чистого разума. С понятием высшего блага связаны размышления Канта о соотнесенности добродетели и блаженства, о возможности совместной жизни в этическом обществе; вопрос о смысле и цели морального поведения в условиях падшего мира, с одной стороны, и естественного стремления человека к блаженству, с другой; проблематика ограниченности человеческих возможностей и потребности в допущении бытия Божия.
Целесообразность обращения к анализу учения Канта о высшем благе, — указывает автор в качестве обоснования научной новизны и актуальности своей
