Характеристика умысла в составе преступления в виде криминального банкротства Наливайченко А. В.
Наливайченко Анатолий Викторович / Nalyvaychenko Anatoliy Viktorovich - аспирант, кафедра общеправовых дисциплин,
Саратовский социально-гуманитарный институт, г. Саратов
Аннотация: в статье анализируются особенности законодательного закрепления в уголовном законе умысла как составной части состава криминального банкротства (ст. 195, 196 УК РФ - неправомерные действия при банкротстве). Автор выявляет неоднозначность позиции законодателя по этому поводу, приводит соответствующие примеры из правоприменительной практики.
Ключевые слова: умысел, криминальное банкротство, субъективная сторона, ущерб, состав преступления.
Анализ конструкции состава криминального банкротства, предусмотренного ст. 195 УК РФ, показывает, что здесь имеется неоднозначность определения субъективной стороны этого деяния, и прежде всего это касается умысла - в отличие об объекта преступления, где ситуация достаточно ясная [1, с. 32]. Дело в том, что форма вины может определяться как относительно преступления в целом, так и отдельно по отношению к деянию и отдельно по отношению к последствиям. В этом контексте следует согласиться с тем, что умысел не может определяться отдельно по действиям преступника и по последствиям [2, с. 66]. Эти составляющие преступлений связаны единым умыслом, и их формальное разделение при определении умысла является некорректным. Лицо, совершающее криминальное банкротство, предпринимает для этого ряд мер: свои денежные обязательства увеличивает, а свое имущество уменьшает. Эта разность активов и пассивов имеет денежное выражение, и банкрот желает наступления таких последствий. Он может не знать, что такое «крупный ущерб» с позиции юриспруденции, тем более что законодатель это понятие не определил по отношению к криминальному банкротству. Оценка размера ущерба и характеристика последствий является прерогативой органов предварительного следствия, и в итоге суд определяет меру наказания [3, с. 37], а также условия сокращения срока его отбывания [4, с. 112].
Но указанные обстоятельства не меняют того факта, что банкрот желает наступления именно конкретных последствий, т. е. действует с прямым умыслом [5, с. 21]. В этом смысле ситуация близка с составом преступления в виде мошенничества, где предусмотрен также значительный ущерб (ч. 2 ст. 195 УК РФ) - здесь аналогично виновный желает наступления именно значительного ущерба [6, с. 83].
Сопоставление наших рассуждений со ст. 25 УК РФ показывает, что если причинение ущерба вследствие действий лица неизбежно, то причинитель ущерба его, безусловно, желает, а не допускает, и статистика преступления об этом свидетельствует [7, с. 41]. Оценивая такую ситуацию, в литературе отмечается, что следователь и прокурор оценивают объективные обстоятельства, и если на основании такого анализа они делают вывод о том, что какие бы версии обвиняемый ни выдвигал, он просто не мог не понимать очевидного следствия своих действий - причинения ущерба, и, соответственно, лицу предъявляется обвинение в совершении преступления с прямым умыслом [8, с. 16].
В этом отношении характерен следующий пример. Руководитель ООО «Нить» К., зная, что арбитражным судом принято заявление о банкротстве его организации, вернул долг одному из кредиторов третьей очереди. Как затем он заявил следователю, к неизбежно причиняемому тем самым другим кредиторам ущербу глава фирмы отнесся безразлично. На основании этого защитник гражданина К. потребовал дело прекратить, поскольку, как он указал в ходатайстве, данное преступление может быть совершено только с прямым умыслом, которого у его подопечного, обвиняемого по ч. 2 ст. 195 УК РФ, не было. Тем не менее следователь в удовлетворении ходатайства отказал. Постановление следователя об отказе в удовлетворении ходатайства в данном случае следует признать обоснованным. В статье 195 УК РФ подчеркивается, что отдающий предпочтение одним кредиторам должен делать это заведомо в ущерб другим. Это дает основание утверждать, что обсуждаемое преступление может совершаться только с прямым умыслом. Никакие ссылки руководителя на безразличное отношение к причинению ущерба кредиторам и, следовательно, непреступность содеянного, совершенно правильно следствием во внимание приняты не были, поскольку К. понимал, что ущерб наступит обязательно, а значит, действовал с прямым умыслом.
Учитывая, что деяния, перечисленные в ст. 195 УК РФ, зачастую могут ничем не отличаться от обычных действий субъекта в процессе его нормальной хозяйственной деятельности, следует признать, что в рассматриваемых действиях «форма вины является объективной границей, отделяющей преступное поведение от непреступного» [9, с. 60]. И, несмотря на отсутствие единого мнения среди юристов по вопросу конкретизации вида умысла при совершении преступных действий, связанных с банкротством, следственная практика в ряде случаев все же идет по пути признания возможности наличия косвенного умысла [10, с. 45].
Так, по одному из уголовных дел директору коммерческой организации - гражданину К. в вину были вменены затраты, осуществленные в связи с преддоговорными переговорами с зарубежным партнером. Договор заключен не был, и издержки, связанные с преддоговорным процессом, составили убытки
коммерческой организации. На наш взгляд, в данном случае вообще нет состава преступления, поскольку предвидеть возможность недостижения соглашения по всем условиям еще не заключенного договора проблематично, и здесь имеет место финансовая ответственность [11, с. 69].
Как видно, умысел по ч. 1 ст. 195 УК РФ может быть только прямой. Действительно, трудно представить себе ситуацию, когда преступник, осознавая состояние банкротства, только лишь сознательно допускает наступление общественно-опасных последствий в виде имущественного ущерба иным лицам от таких деяний, как сокрытие имущества, имущественных прав или имущественных обязанностей, сведений об имуществе, о его размере, местонахождении либо иной информации об имуществе, имущественных правах или имущественных обязанностях, передача имущества во владение иным лицам, отчуждение или уничтожение имущества [12, с. 48]. Он делает это, безусловно, только с прямым умыслом. Что касается действий по ч. 2 и 3 ст. 195 УК РФ, то их характер предусматривает очевидный прямой умысел. В частности, лицо осознает, что неправомерно удовлетворяет имущественные требования отдельных кредиторов, либо принимает такое удовлетворение и желает этого.
А применительно к ст. 196 УК РФ об умышленном совершении преступления свидетельствует название статьи - «Преднамеренное банкротство». Но и здесь есть свои нюансы. Так, некоторые следователи ошибочно считают, что использование в тексте ст. 196 УК РФ слова «преднамеренное» требует для привлечения к ответственности доказывания только прямого умысла, т. е. именно желания, скажем, руководителя сделать невозможным для своей организации расчета по денежным обязательствам. При подобной трактовке версия нарушителя о том, что причинение в результате банкротства его организации ущерба кредиторам и лишение сотрудников работы было лишь допускаемым (косвенный умысел), а не желаемым следствием его действий, приводит к необоснованному отказу от уголовного преследования.
Таким образом, законодатель сформулировал составы криминальных банкротств таким образом, что все они предполагают умышленную форму вины - данное обстоятельство является общей уголовно-правовой характеристикой данной группы преступлений, дающей основания для выработки стратегии по противодействию данной группы преступлений [13, с. 115]. Собственно, сам характер данных общественноопасных деяний таков, что они не могут совершиться по неосторожности. Более того, Б. Колб справедливо подчеркивает, что все преступления, связанные с банкротством, совершаются не просто умышленно, а, точнее, предумышленно или преднамеренно, поскольку намерение совершить преступление формируется задолго до его начала. И хотя данная терминология не используется законодателем, она, на наш взгляд, отражает особенность субъективной стороны преступлений, связанных с банкротством.
Литература
1. Упоров И., Хун А. Объект уголовно-правовых отношений: содержание и различие со сходными // Уголовное право. 2003. № 4.
2. Упоров И. От понятия «мздоимство» к понятию «взятка». // Российская юстиция. 2001. № 2. С. 65.
3. Медведева Н. Т., Упоров И. В. Истоки и развитие уголовного наказания. Рязань, 1997.
4. Упоров И. В. Исторический опыт формирования и реализации пенитенциарной политики России в XVIII-ХХ вв. Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. Краснодар, 2001.
5. Пустяков А. В. Уголовное банкротство: некоторые аспекты субъективной стороны и субъекта в преступлениях, предусмотренных статьями 195, 196, 197 УК РФ. // Закон. 2006. № 9. С. 21-25.
6. Бондарь А. В., Старков О. В., Упоров И. В. Мошенничество как вид преступного посягательства против собственности и особенности его проявления в сфере банковской деятельности. Сыктывкар, 2003.
7. Упоров И. В. Мировой экономический кризис и статистика преступности в России // Общество и право. 2009. № 5. С. 41-44.
8. Яни П. Криминальное банкротство. Статья вторая. Банкротство преднамеренное и фиктивное. // Законодательство. 2000. № 3. С. 15-18.
9. Уголовное право России. Особенная часть / Отв. ред. Б. В. Здравомыслов. М., 1999.
10. Упоров И. Целеполагание отдельных видов наказания в российском уголовном праве // Уголовное право. 2001. № 3. С. 45.
11. Упоров И. В., Старков О. В. Финансовое право. Москва, 2013.
12. Упоров И. В. Преступное имущественное насилие: понятие, уголовно-правовое регулирование и предупреждение. Москва, 2015.
13. Курдюк П. М., Упоров И. В., Акопян А. В. Преступность как социально-опасное явление и государственное принуждение как метод его нейтрализации. Краснодар, 2007.
14. Колб Б. Злоупотребления при банкротстве // Законность. 2002. № 5. С. 19.