CC BY
60
ГРУЗИЯ: ПРОБЛЕМЫ РЕГИОНАЛЬНОЙ СТАБИЛЬНОСТИ В ТРАНСФОРМИРОВАННОЙ МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМЕ
Пикриа АСАНИШВИЛИ
кандидат политических наук, старший научный сотрудник Института политологии Академии наук Грузии (Тбилиси, Грузия)
Автандил ТУКВАДЗЕ
доктор политических наук, профессор кафедры политологии Тбилисского государственного университета им. Ив. Джавахишвили
(Тбилиси, Грузия)
Конец биполярного мира поставил вопрос о функционировании международной системы: станет ли она многополярной или однополярной? В связи с этим многие аналитики полагают, что геополитическая конкуренция в современной многополярности останется единственной формой выяснения отношений между субъектами геополитики. Борьба за сферы влияния обостряется. Некоторые факторы международной системы становятся еще мощнее, другие, наоборот, — слабеют. Наверно, поэтому Г. Эрлер, депутат бундестага Германии, высказал весьма интересное мнение о том, что в начале XXI века вновь наступает регрессия политичес-
кой культуры. Среди политических элит все большую популярность приобретают образы мышления политиков XX века, причем этот процесс становится необратимым. Как на Западе, так и на Востоке геополитические и геостратегические проекты постоянно манипулируют политикой для принятия решений, что чревато повышением напряженности1.
Безусловно, многие политические решения на международной арене принимаются (как и прежде) на основе реализма,
1 См.: Геостратегическая трансформация по-
стбиполярного периода // Политика, 2002, № 11 (на груз. яз.).
когда интересы государства ставятся выше других интересов, но, по нашему мнению, значительная часть концепций и подходов в мировой системе изменилась. Возможно, в XX веке примат государственного интереса был единственным способом выживания, так как отношения между странами носили ограниченный характер. Коэффициент их взаимозависимости не был высоким. Однако ныне процесс глобализации в определенной степени оттесняет главенство национальной идеологии. На фоне эволюции международной системы, при усилении международного сообщества (и его институтов), взаимозависимости государств, у них появилась возможность для реализации общих интересов, сближение которых, в свою очередь, выдвинуло на первый план проблемы поиска региональной безопасности, а старые модели, существовавшие в годы «холодной войны», уже нуждаются в пересмотре.
Безопасность как социальная категория давно стала постулатом либеральной идеологии, как и демократия, и права человека, хотя английский исследователь Эмма Ротшильд отмечает, что к безопасности очень внимательно относятся все политики, несмотря на их разные политические ориентации, независимо от того, принимают они или не принимают либеральные ценности. Категория «безопасность» для всех одинаково проблематична и актуальна, трудность в том, что многие не могут определить, какого типа безопасность нужна странам или социальным группам и какие действия необходимо предпринять для достижения желаемого результата2.
Постбиполярную международную систему более характеризует тяга к формированию региональных комплексов безопасности, что вполне естественно, так как идеологическая конфронтация между капитализмом и социализмом, мешавшая функционированию региональных подсистем, ныне отсутствует. В настоящее время отмечается порой протекающий весьма остро
2 См.: Rothschild E. What is Security? // GSC Quarterly, Winter 2002, No. 3. P. 21—22.
поэтапный процесс актуализации региональных и субрегиональных систем. Вся международная система пытается найти пути решения безопасной политической и социальной среды и комплексов обеспечения этой безопасности. Главной ареной международных отношений стала евразийская зона, где, по словам Бжезинского, должна была функционировать «Трансъевразийская система безопасности»3.
Политическая наука предлагает несколько моделей региональной стабильности и безопасности. Одна из них — концепция «Священный союз», возникшая в 1815 году. Она основана на примате супер-региональной державы, которая должна консолидировать остальные, более слабые страны. Другая модель — коллективная оборона — основана после Второй мировой войны, когда страны Запада и Советский Союз оказались во враждебных лагерях, в результате чего возникли НАТО и Варшавский договор, то есть модели коллективной обороны. Здесь реальный или ассоциированный враг четко определен государствами, и они пытаются остановить его общими военными усилиями. Главная схема системы — общий враг, поэтому она предпочтительна в основном для борьбы с ним и для решения международных проблем, но не предусматривает решения внутренних межрегиональных социальноэкономических вопросов. Следующая модель — система коллективной безопасности, которая пытается решить внутрирегиональные проблемы. Ее основной принцип — отказ от применения силы, а при возникновении угрозы агрессии спор должен решаться в рамках международных правовых принципов. К тому же она предусматривает коллективную реакцию на случай агрессии одного из участников против другого. По мнению А. Мальгина, эта система, на глобальном уровне достаточно «рыхлая», может функционировать на уровне региональном. Автор статьи «Сре-
3 См.: Бжезинский 3. Великая шахматная доска. Господство Америки и его стратегические императивы. М.: Международные отношения, 1999.
диземноморское измерение европейской безопасности» отмечает на примере ОБСЕ, что эта организация успешно функционирует и решает задачи, поставленные перед ней государствами-учредителями. Ее деятельность не ограничена сугубо военной сферой, а включает в себя гуманитарную, экономическую, политическую «корзины».
На фоне современной трансформации международной системы вновь приобрели актуальность проблемы выбора модели региональной безопасности, какое место в ней займет Грузия и весь Южный Кавказ. Это имеет огромное значение для народов и стран региона, тем более что он попадает в зону конкурентной борьбы между супердержавами. Поэтому важно, чтобы южно-
кавказские республики, в том числе Грузия, четко определили свою позицию на евразийском пространстве с учетом текущих и грядущих процессов, в которых сильные государства играют роль «первой скрипки». Конечно, позиция Грузии очень важна, принимая во внимание то, какую систему региональной безопасности она выберет. Однако, к сожалению, политический и экономический потенциал этой страны настолько скромен, что «делать погоду» в международной системе она не сможет. Гораздо актуальнее вопрос о том, какие позиции займут сильные государства и каковы будут их интересы относительно Грузии и Южного Кавказа (в геостратегическом и геополитическом плане).
Роль и стратегия России
После завершения «холодной войны» и начавшегося быстрого расширения НАТО на восток Россия как бы официально встала на путь демократизации. В связи с этими процессами конфронтация в Центральной и Восточной Европе (ЦВЕ) ослабла. Однако РФ негативно отнеслась к формированию региональной системы обороны на этой части континента. По мнению российских политиков, расширение НАТО за счет стран ЦВЕ, в том числе и бывших советских республик, приведет к возникновению новых разделительных линий в Европе, что нанесет ущерб безопасности. Появится опасность перехода отношений с Западом с принципов кооперации на принципы конфронтации. По мнению Москвы, альтернатива расширения НАТО — создание в Европе системы коллективной безопасности (при ведущей роли ОБСЕ). Кроме того, РФ готова рассмотреть вариант предоставления государствам ЦВЕ совместных гарантий безопасности со стороны НАТО и России.
Таким образом, в реальной трансформации Североатлантического альянса появились новые тенденции — переход от концепции «взаимодополняющих институтов» к на-тоцентристской модели, в рамках которой альянс претендовал на ведущую роль в решении проблемы безопасности на всем евроатлантическом пространстве (при минимизации значения ОБСЕ). Такой поворот создавал России ряд серьезных проблем. Расширение НАТО на восток рассматривалось уже не только как угроза нового раскола Европы, но и как опасность для самой РФ на евроатлантическом пространстве, ее отстранение от центров и механизмов принятия решений по вопросам, непосредственно затрагивающим национальные интересы России4.
К сожалению, опасения Москвы оправдались. Запад не только стал обосновываться на постсоциалистическом пространстве Европы, но вместе с Турцией начал осваивать Южный Кавказ и Центральную Азию. (Это объясняется не только наличием в странах этих двух регионов энергоносителей — ведущую роль сыграли метастратегические интересы.) «Посредством Кавказа возможна скорейшая дислокация вооруженных сил в таких
4 См.: Лабер В., Скрипченко О. Партнерство России и НАТО: реальность и перспективы // Безопасность Евразии (Москва), 2001, № 4. С. 474—475.
важных регионах, как Центральная Азия, Средиземноморье и Ближний Восток, а также в трансрегионе Персидского залива. Поэтому уже в начале 1990-х годов на Кавказский регион обратили внимание и с точки зрения безопасного перемещения стратегических ре-сурсов»5. Это все, что касается региональных вопросов. А сейчас вспомним и глобальные причины того, почему США проявили такой интерес к Кавказу и Центральной Азии: появились проблемы с талибами, Вашингтон не устраивал диктаторский режим в Ираке, из-за Кашмира сохраняются обостренные отношения между Индией и Пакистаном (к тому же Исламабад пытался контролировать Афганистан и Центральную Азию). Все эти факторы обусловили намерение Соединенных Штатов распространить сферу своего влияния на отмеченные постсоветские регионы, так как существовала реальная возможность мировой дестабилизации, а Центральная Азия и Кавказ оказались бы в эпицентре этого процесса.
Вначале Россия скептически смотрела на активизацию США на постсоветском пространстве, а к обсуждаемым маршрутам транспортировки углеводородов из этих двух регионов относилась иронически. Москва ожидала быстрейшего окончания войны с Чечней, и российские эксперты прогнозировали провал не только плана строительства трубопровода Баку — Джейхан, но и всего проекта ТРАСЕКА, куда входило и восстановление Великого шелкового пути. Однако эти прогнозы не оправдались, и в рамках договоренностей между постсоветскими независимыми государствами Кремль начал укреплять отношения со странами СНГ, чтобы таким способом сохранить роль регионального лидера. Россия начала активизировать процесс создания системы региональной безопасности в рамках военно-политического Договора о коллективной безопасности (ДКБ), который был ратифицирован в Ташкенте в 1992 году. Тогда его подписали Армения, Казахстан, Киргизия, Узбекистан и Россия, в 1993-м к ним присоединились Беларусь, Грузия и Азербайджан (последние две страны вышли из договора в 1999 г.). Москва стремилась сделать ДКБ реальной организацией с полномочиями коллективной обороны. В 1995 году она зарегистрировала эту структуру в Совете Безопасности ООН, что, естественно, повышает роль ДКБ в системе международной безопасности. Однако, по нашему мнению, с учетом того, что из этого договора вышло несколько государств, его эффективность снизилась. И чтобы ДКБ мог решать возложенные на него задачи, страны-участницы должны исходить из нового стратегического мышления. Это способствовало бы возвращению в формат договора вышедших из него стран и помогло бы Москве сохранить статус суперрегиональной державы. В итоге прекратилась бы фрагментация пространства СНГ по региональным группировкам, которые всегда ассоциируются как альтернатива Содружества (ГУУАМ, Евразийский экономический союз, ШОС). Если бы Россия изменила свою стратегию на этом направлении, приступив к формированию действительно эффективной системы региональной безопасности, вероятно, Грузия и другие постсоветские страны стали бы ее активными партнерами. Ведь официальный Тбилиси не раз декларировал, что добрососедские отношения с Москвой — один из важнейших приоритетов Грузии, так как стабильная и безопасная Россия — гарант стабильности и нашего региона6.
Роль США
После окончания «холодной войны» Евразия заняла важное место в геостратегических планах США. Слова Г. Эрлера о регрессии геополитического образа мышления в
5 Маисаия В. Отношения Грузии с НАТО. В кн.: Вопросы политологии. Тбилиси, 2002. С. 62.
6 M. Saakashvili, President of Georgia. Georgia’s Security Challenges // Center for Strategic and International Studies, 5 August 2004.
первую очередь адресованы Вашингтону. Видные политики Соединенных Штатов ссылались на теории английских и немецких ученых о «Хартленде» (центре Евразии) и открыто декларировали, что для достижения этой цели (контроль над «Хартлендом») необходимо соблюдать три принципа: США не должны допустить реанимации российской империи, на постсоветском пространстве следует установить геополитический плюрализм, Западу целесообразно незамедлительно найти доступ к каспийским энергоресурсам7. Все эти задачи Вашингтон решает путем формирования соответствующих региональных комплексов. В процессе активного сотрудничества с НАТО республики СНГ смогли бы сформировать стабильные структуры, которые активизировали бы экономические и политические оборонные системы регионов. На первом этапе США предусматривали несколько вариантов: непосредственная интеграция стран региона в НАТО; реализация альтернативных военно-политических проектов (без вхождения в Североатлантический альянс); формирование военно-политического блока, который служил бы геоэкономическим интересам Запада. При этом в региональных моделях сотрудничества, например в ГУУАМ, заложен существенный потенциал развития политических связей, что могло бы объединить общие региональные интересы и стать надежной основой стратегического партнерства с Западом и США.
Вообще стратегическое мышление и соответствующие проекты имеют для США громадное значение. Стратегия на общем государственном уровне подразумевает национальную стратегию, общность действий с другими странами для достижения национальных интересов, развитие перспектив стратегического мышления. Стратегия национальных интересов очень важна, к тому же оказывает огромное влияние на политическую культуру Соединенных Штатов, а она, в свою очередь, помогает американской политической элите формировать стратегические цели и находить возможности для их достижения. Можно легко представить, насколько радикально меняется стратегия США при рассмотрении вышеназванных ценностей.
По мнению видного российского эксперта Богатурова, на современном этапе политика США предусматривает решение двуединой задачи. Во-первых, Вашингтон стремится обеспечить мягкую мобилизацию ресурсов союзников, чтобы использовать их для достижения общезападных интересов под своим руководством. Во-вторых, цель США — раздробление, измельчение потенциала реального и латентного противодействия западным устремлениям, в том числе через «стратегию перемалывания». Под этим понимается формирование и поддержка на постсоциалистическом пространстве сети не особенно сильных (и не очень устойчивых) новых государств, вовлеченных в сотрудничество и отношения «асимметричной взаимозависимости» с Западом, к тому же дорожащих помощью США, которая делает эти страны податливыми американским рекомендациям8.
С точки зрения российских политиков, смысл американской стратегии заключается в принципиальном повороте Вашингтона к регионализации всего пространства западной и отчасти центральной зон Евразии для придания ему новой государственной и коммуникационной структуры, максимально соответствующей перспективам роста мировой экономики, в том числе и промышленно развитых стран.
Действительно, стратегические интересы США направлены на Евразию, точнее — на ее центральные и западные части, в связи с чем российские интересы как бы ставятся под удар. Однако, по нашему мнению, такая стратегия не подразумевает ослабление РФ и ни в коем случае — ее вытеснение из этого пространства, потому что дестабилизация и
7 Об этом подробнее см.: Бжезинский 3. Указ. соч. С. 145—146.
8 См.: Богатуров А. «Стратегия разравнивания» в международных отношениях и внешней политике США // Мировая экономика и международные отношения, 2001, № 2. С. 24.
окончательное ослабление Москвы не только поставят под удар западные интересы, но и способны создать угрозу стабилизации всего международного пространства. В связи с этим, когда наступает решающий момент, США заявляют о полном доверии к России и об абсолютной ее поддержке с их стороны. Более того, в качестве партнера Москва нужна Вашингтону для обеспечения безопасности США на евразийском пространстве, которое стало главным объектом жизненно важных интересов Белого дома. Посредством контроля этой зоны Соединенные Штаты стремятся оградить себя от ближневосточного фундаментализма, для чего пытаются сформировать на Ближнем Востоке ориентированные на Вашингтон соответствующие комплексы, способные на региональном уровне сбалансировать систему безопасности и оградить Евроатлантический альянс от исламского терроризма. Но для достижения этой цели только кавказского региона не хватит. По нашему мнению, проект ГУУАМ потому и находится в состоянии стагнации, что Вашингтон заинтересован в более крупных зонах Евразии, нежели в этом «клочке евразийского континента». Белому дому нужны в Евразии новые структуры безопасности, которые будут своеобразными региональными системами и смогут иметь партнерские отношения с НАТО. Такие комплексы обеспечат не только безопасность одного конкретного региона, но и всей мировой системы в целом.
Место Грузии в региональной системе
В начале постбиполярного периода Грузия все еще искала свое место в международной системе. Политическая элита страны раскололась на партии пророссийской и прозападной ориентации. Впрочем, некоторые даже утверждали, что Грузия должна стать на Кавказе региональным государством, будто бы это ее историческая миссия. Например, З. Гамсахурдиа, став президентом Грузии, стремился создать так называемый «Кавказский дом», где наша страна играла бы роль соединительного звена между народами Южного и Северного Кавказа. Однако через несколько месяцев эта идея потерпела поражение, так как на севере региона была образована Конфедерация горских народов Кавказа (КГНК), со дня своего появления негативно относившаяся к официальному Тбилиси.
Выбрав своей столицей Сухуми, КГНК рассчитывала на прямой выход к Черному морю. Геополитически эта стратегия играла весьма важную роль: Абхазия рассматривалась как плацдарм КГНК в борьбе против Грузии и сепаратистских акций против России. С приходом к власти в Чечне Д. Дудаева под непосредственным руководством председателя КГНК Ю. Сосланбекова в этой республике был сформирован чеченский батальон (затем его назвали абхазским), которым командовал Ш. Басаев. Это подразделение проявило особую жестокость против мирных жителей Абхазии, о чем со временем открыто говорили даже представители батальона9.
Уже в начале войны в Абхазии лидеры КГНК издали (20 августа 1992 г.) «указ», предписывавший всем вооруженным формированиям конфедерации пробиваться на территорию Абхазии любыми методами, а Тбилиси объявить зоной бедствия, при этом использовать любые методы, включая теракты. В результате абхазской истерии Грузия впала в панику, политически и экономически ослабла, не могла утверждать свою государственную идеологию. В политических кругах страны муссировалась идея о нейтралитете по отношению к Кавказу и к Западу. Разумеется, в такой геополитической ситуации
9 См.: Костоев Б.У. Кавказский меридиан. М., 2003. С. 125.
очень сложно придерживаться нейтралитета. В Грузии много конфликтных зон, что само по себе ставит под вопрос ее нейтральную позицию. К тому же такие сильные государства, как США, страны Евросоюза, Турция и Россия не позволят официальному Тбилиси сохранять нейтралитет.
По мнению видного грузинского эксперта А. Рондели, в начале 1990-х годов политика страны ориентировалась на краткосрочные цели и характеризовалась стратегическим идеализмом. Позже официальный Тбилиси начал проводить более взвешенную внешнюю политику. И в конце 1990-х у Грузии были две важнейшие политические проблемы: сильная зависимость от непрогнозируемой России; внутренняя слабость, не позволявшая стране проводить независимую внешнюю политику. В столь сложной ситуации, естественно, очень трудно решить такие стратегические задачи, как интеграция в Европу и функционирование модели регионального сотрудничества. Но все же были обозначены некоторые приоритеты, которые помогут официальному Тбилиси достичь намеченных целей: восстановление территориальной целостности страны; интеграция в европейские и в евроатлантические структуры; налаживание дружеских и сбалансированных отношений со всеми соседними государствами; уменьшение российского военного влияния; развитие регионального сотрудничества, в том числе участие в соответствующих экономических проектах10.
Исходя из этих задач, власти Грузии приступили к поиску региональных партнеров, и в 1997 году было создано региональное объединение ГУАМ. Через два года представители государств-членов этой организации уже открыто рассматривали идею развития не только экономических связей, но и сотрудничества в сфере региональной безопасности. Например, министр иностранных дел Азербайджана Х. Хасанов поддержал проведение координированной оборонной политики в рамках программы НАТО «Партнерство ради мира». В этом проекте приняли участие 16 государств НАТО и 4 страны ГУАМ (формула 16 + 4), а сама программа реализована в апреле 1999 года. На территории Грузии прошли военные учения украинских, грузинских и азербайджанских вооруженных подразделений. Страны-члены ГУАМ декларировали, что эта организация всегда открыта для всех желающих. Вскоре к ней присоседился Узбекистан, и она стала ГУУАМ. Параллельно все государства этой структуры вышли из ДКБ, что Россия восприняла как явную альтернативу СНГ без участия Москвы и начала проводить на постсоветском пространстве политику жесткого контроля. В первую очередь это отразилось на той же ГУУАМ. Она день ото дня теряла свои функции и популярность на геополитическом пространстве.
По мнению грузинского исследователя Г. Хелашвили, эти процессы были необратимы, в чем, по его словам, решающую роль сыграли (наряду с Россией) США, Турция, Иран, которые и сегодня активно вмешиваются в региональные процессы государств ГУУАМ (это может оказать как положительное, так и отрицательное влияние). Вторая причина неудачи ГУУАМ — «замороженные конфликты», которые всегда являются факторами дестабилизации и потенциальной войны. Кроме того, необходимо учитывать нынешнюю неопределенность границ между государствами, что может оказаться поводом для новых конфликтов. К третьей причине нынешнего состояния ГУУАМ следует отнести то, что в региональном сотрудничестве на Южном Кавказе должны участвовать все три его государства, однако из-за конфликта в Карабахе Армения в нем не участвует. И пока Баку не вернет себе оккупированные территории или Ереван не присоединит Карабах, Армения всегда будет воздерживаться от участия в региональном комплексе. Наконец, необходимость регионального сотрудничества должны осознать
10 См.: Рондели А. Выбор независимой Грузии // Ахали азри, 2001, № 3. С. 7 (на груз. яз.).
не только правящие элиты, но и рядовые граждане этих трех государств. Пока такого подхода не существует11.
К тому же сегодняшнее положение ГУУАМ во многом обусловлено негативным отношением к данной структуре России, что особенно отразилось на Грузии, которая является одним из самых активных приверженцев западных ценностей на постсоветском пространстве. Так, она участвует во всех региональных проектах, финансируемых Западом, в том числе в программе «Партнерство ради мира». Но с 2001 года в ее политике отмечались некоторые изменения, в частности росло влияние России, осложнялись не только внешние, но и внутренние политические процессы. Например, еще больше обострялись проблемы Аджарии и Джавахетии. Глава Аджарии А. Абашидзе открыто шантажировал власти Грузии, чем ставил под угрозу и без того подорванную целостность страны. Сюда же добавилось нарушение международного права со стороны Москвы — она предоставила населению Южной Осетии и Абхазии российское гражданство. Увенчала этот процесс передача всей грузинской энергетики в руки российских компаний, в результате чего РГ стала еще более зависимой от РФ.
Известный американский политолог Пол Гобл говорил, что Грузия стоит перед угрозой потери независимости. Он считал, что Россия организует в нашей стране ряд политических выступлений и тем самым вызовет или коррекцию власти, или ее полное отстранение, а официальный Тбилиси подпишет соглашение, которое негативно скажется на положении дел — Грузия станет более зависимой от России, чем Армения и Таджикистан. Он отмечал, что именно наша страна — самая слабая точка южного санитарного пояса, который отделяет Юг и Запад от России.
Правда, в Грузии события развивались не так остро, как предполагал Гобл, однако угроза со стороны России существует. Поэтому для ограждения от агрессии все еще сохраняет актуальность создание региональной системы безопасности. В ее функционировании также заинтересованы Армения и Азербайджан, о чем свидетельствуют инициативы президентов этих двух республик12. Вопрос лишь в том, какой тип региональной стабильности предпочтут южнокавказские государства.
По нашему мнению, модель концерна региональной системы не эффективна, так как она опирается на фактор региональной супердержавы. А такого государства на Юге Кавказа нет. Неэффективна и модель коллективной обороны. Ее главная схема — общий враг, но у государств Южного Кавказа нет общего врага. Когда речь заходит о региональной стабильности, то ее функция не только (и не столько) решение проблемы на основе применения силы, но и адекватная реакция на изменения, происходящие в международной системе, а задача — разрешить социально-экономические и другие проблемы, которые стоят перед странами того или иного региона.
Классическая модель такой системы безопасности — Евросоюз. В правящих элитах стран Западной Европы трансформировалась сама идея безопасности. Эти государства отказались от вражды, в том числе от территориальных споров, и постарались сформировать баланс единых общеевропейских интересов. Принцип взаимозависимости обеспечил не только экономическое благополучие этих стран, но и стабильность на континенте.
Как отмечает французский исследователь Жан Радвани, если стабильность раньше считалась только балансированием политических и геополитических сил (и исключала нарушение достигнутого равновесия региональными игроками), то европейская интегра-
11 См.: Хелашвили Г. Региональное сотрудничество на Южном Кавказе: контекст исторической и политической утопии // Ахали азри, 2002, № 4. С. 8.
12 См.: Асанишвили П. Южнокавказское измерение региональной безопасности // Политика, 2002, № 8 (на груз. яз.).
ция превратила баланс сил в баланс интересов, которые реализуются с помощью сверхна-циональных органов и не зависят от националистических, политических и экономических тендециозностей13.
По нашему мнению, и сотрудничество в региональной системе Южного Кавказа не подразумевает тотальной политической, экономической и правовой интеграции стран региона. Это будет проявлением доброй воли государств, которые определят общерегиональные интересы и займут должное место в международной системе.
13 См.: Радвани Ж. Геополитическая трансформация на Южном Кавказе. Тбилиси, 1996.
