CC BY
51
УДК 316.647.5 + 1 ББК 87.7
В. А. Долин
ГРАНИЦЫ ТОЛЕРАНТНОСТИ: ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
В статье на основе синтеза аристотелевского и гегелевского понимания границы рассматриваются онтологические пределы толерантности. Автор приходит к выводу, что толерантность имеет национально-культурные особенности и в онтологическом плане тесно связана с такими явлениями, как насилие, отчуждение и вседозволенность. Полученный результат уточняет понимание подлинной и отчужденной толерантности.
Ключевые слова: толерантность, граница, онтологическая граница, уровни толерантности, насилие, отчуждение, «парадокс толерантности».
TOLERANCE LIMITS: ONTOLOGICAL ASPECT
The article is based on compare of Aristotle and Hegel's comprehension of limit and considers the ontological limits of tolerance. The autor concludes that tolerance has a national and cultural peculiarities in ontological plan bordered with phenomenon as violence, alienation and permissiveness. The research result clarifies understanding of original and aloof tolerance.
Keywords: tolerance, ontological limit, tolerance levels, violence, alienation, paradox of tolerance.
Кризис практики мультикультурализма на Западе, проблемы межнационального общения в Российской Федерации по-новому заставляют взглянуть на толерантность. Несмотря на то, что данное явление изучается разными науками и в различных аспектах, проблемы практической ее реализации по-прежнему актуальны. Доказательством этого служат политические успехи правых партий и организаций в странах, традиционно относимых к толерантным (Франции, Великобритании, Дании, Греции). В связи с этим возрастает необходимость теоретического осмысления проблемы границ толерантности в контексте современной общественной жизни.
Как известно, толерантность можно рассматривать в трех аспектах: онтологическом (как основу сосуществования отдельных людей и социальных групп в рамках общества), антропологическом (акцентирует внимание на сознании и поведении социальных субъектов разного уровня) и аксиологическом (как ценность и идеал общественной жизни в целом и отдельных социальных субъектов) [1, с. 37-40; 2, с. 20-24; 3, с. 71-75; 4, с. 49-52].
В рамках данной статьи толерантность рассматривается как онтологический феномен. Соответственно, целью нашего исследования является определение с философско-методоло-гических позиций ее онтологических границ. Реализация цели предполагает решение двух задач: первоначальный анализ философских подходов к проблеме границы; рассмотрение
отдельных аспектов, связанных с границами толерантности.
В истории философии можно выделить два подхода к проблеме границы: аристотелевский (сущностный, или эссенциальный) и гегелевский (диалектический, трансгрессивный). Как пишет Аристотель, граница есть «.. .то первое, вне которого нельзя найти ни одной его части, и то первое, внутри которого находятся все его части; всякие очертания величины или того, что имеет величину; цель каждой вещи; сущность каждой вещи и суть ее бытия, ибо суть бытия вещи - предел познания [вещи], а если предел познания, то и предмета» [5, с. 214]. В целом подобное понимание границы соответствует здравому смыслу и включает внутреннюю границу (сущность объекта) и пространственную ограниченность. Поэтому аристотелевское понимание границы объективно характеризуется как сущностное. В современной литературе данную традицию развивает системный подход. Для Гегеля граница относительна и подвижна, поскольку связана с выходом за собственные пределы: «...если нечто определено как предел, мы тем самым уже вышли за этот предел. Ибо некоторая определенность, граница, определена как предел лишь в противоположность к его иному вообще как к его неограниченному; иное некоторого предела как раз и есть выход за этот предел» [6, с. 116]. Граница в понимании философа носит качественный характер, это мера сохранения старого качества и предел, за которым
начинается переход в другое качество. В постмодернистской философии гегелевские идеи лежат в основе понятия «трансгрессивность».
Аристотелевский дискурс в понимании толерантности связан с поиском основы (субстанции) толерантности. Трем названным ранее аспектам толерантности (онтологическому, антропологическому и аксиологическому) соответствуют три способа понимания субстанциональной основы толерантности (тип общественных отношений; личностный и/или антропологический тип; социальная и духовная ценность). Гегелевский дискурс осмысления границ толерантности связан с переходами толерантности в собственную противоположность.
Оба подхода не противоречат друг другу: граница в аристотелевском понимании снимается и преодолевается в гегелевской интерпретации. При этом каждый результат подобного преодоления может быть охарактеризован в рамках аристотелевского понимания. Данный цикл потенциально бесконечен. Анализ онтологических аспектов толерантности в рамках гегелевского понимания границы - это не только выход за онтологические границы и их качественное отрицание, но и ограничение онтологической области толерантности, а значит, раскрытие ее сущности (в рамках аристотелевского дискурса). Иначе говоря, каждый переход толерантности в свое иное (интолерантность) позволяет лучше понять сущность толерантности, провести ее онтологическую границу. Таким образом, в методологическом аспекте статья представляет собой синтез аристотелевского и гегелевского понимания границы. Содержательно-фактическую основу ее составляют исследования, в которых онтологические аспекты толерантности рассматриваются в критическом ключе, в том числе и через выделение и осмысление ее парадоксов [7, с. 25-33; 8, с. 144-146]. Анализ литературы позволяет выделить несколько проблем, в которых толерантность подходит к собственной границе (выходит за ее пределы).
Первая проблема - применимость западноевропейского понимания толерантности в контексте специфики национальной культуры. Ряд авторов полагает, что толерантность - это продукт западноевропейской культуры, малоприменимый в нашей стране. Ведь мировоззрение России базируется на принципе терпимости. Популярность этой позиции настолько велика, что даже «Декларация принципов толерантности» (1995) была переведена на русский язык как «Декларация принципов терпимости».
Исходя из методологической триады «вещь -свойство - отношение», можно выдвинуть два предположения. Во-первых, толерантность - это отношение между социальными субъектами, во-вторых, это свойство социальных субъектов (то есть личностные качества и (или) модель группового поведения). Можно предполагать, что толерантность как свойство и толерантность как отношение социальных субъектов взаимно обусловливают друг друга: толерантные взаимоотношения невозможны без соответствующего свойства социальных субъектов, а социальные субъекты, наделенные качеством толерантности, неизбежно формируют соответствующие взаимоотношения.
Анализ лингвокультурной специфики понятия «толерантность» в испанской и русскоговорящей культурах дает похожие результаты [9, с. 105108]. Вместе с тем для испанцев толерантность как уважительное отношение к поведению и действию другого дополняется когнитивным признаком - признанием личной свободы другого. Для русскоговорящего толерантность - терпимое и снисходительное отношение к недостаткам и слабостям другого [9, с. 107]. Аналогичную картину можно наблюдать в русской и английской публицистике. Ядро понимания толерантности в русском языке образует снисходительность, мягкость, а в английском языке - уважительное отношение к многообразию [10, с. 84-86]. Несмотря на совпадение 27 признаков, ряд из них (22 и 29 соответственно) не имеет аналога в другом языке [10, с. 86]. Это позволяет предположить, что для России национально-культурная граница понимания толерантности существует. Насколько принципиально это различие - предмет самостоятельного исследования.
Вторая проблема состоит в выделении «нулевого уровня толерантности», которая является частным случаем проблемы толерантности. Без ее решения сложно описать весь спектр проявлений этого феномена. В литературе единая точка зрения на проблему отсутствует. Американский исследователь М. Уолцер выделяет пять уровней существования толерантности:
- отстраненно-смиренное отношение к различиям во имя сохранения мира, стадия изнеможения, завершающая многие социальные конфликты;
- позиция пассивности, расслабленности, милостивого безразличия к различиям - «пусть расцветают все цветы»;
- историческая позиция, признающая права других, даже если способ их реализации вызывает неприязнь;
- открытость и любопытство, граничащие с уважением, желанием прислушиваться и учиться;
- восторженное одобрение различий с религиозных или мультикультуралистских позиций (то есть как творений Божьих или как условие расцвета человечества при наличии у каждого индивидуума гарантий свободы выбора) [11, с. 25-26].
М. Н. Рянжина выделяет следующие уровни толерантности:
- активное осуждение, требование применения к «иному» репрессивных мер;
- осуждение, требование непримиримой идейной борьбы, разоблачений, общественного запрета «чуждого», но без применения репрессивных мер;
- безразличное отношение к «чуждому», «иному»;
- неприятие «чуждого», но уважительное отношение к нему и его носителям;
- действенное уважение к «чуждому», «иному», борьба за то, чтобы оно не отторгалось в обществе и имело полное право быть достойно в нем представленным [12, с. 24].
Предложенные уровни описывают личность (общество), обладающую: а) отрицательными мировоззренческими и нравственно-психологическими установками на толерантность (низкая толерантность); б) незрелыми установками (средняя выраженность толерантности); в) разной степенью выраженности толерантности (высокая степень толерантности) [12, с. 24]. Таким образом, при «нулевой толерантности» осуществляется переход в противоположность - насилие. Поэтому сущностной противоположностью толерантности выступает насилие, а не просто «ин-толерантность» [13]. Вместе с тем не следует отождествлять толерантность со слабостью или бессилием.
Третья проблема - понимание толерантности как проявления далекой социальной дистанции, переходящей в отчуждение. Эту проблему выделяет С. Жижек и отмечает: «Мой долг быть терпимым к другому. означает, что я не должен приближаться к нему слишком близко, вторгаться в его пространство. .я должен уважать егоне-терпимость к моей чрезмерной близости. Главным правом в позднекапиталистическом обществе становится право не подвергаться домогательствам, то есть право держаться на безопасной дистанции от других» (курсив авт. - В. Д.) [14, с. 37]. Между тем в контексте поиска решения поставленных нами задач возникает два вопроса: где проходит граница между подлинной и отчужденной толерантностью? Возможна ли в прин-
ципе отчужденная толерантность без выхода за ее границы?
Начнем анализ со второго вопроса, поскольку отрицательный ответ на него снимает актуальность первого. При рассмотрении онтологических границ толерантности наиболее перспективен упомянутый ранее онтолого-историцист-ский подход М. Уолцера. Возвращение межнациональных и межплеменных столкновений в «смутные времена» (СССР времен перестройки, бывшая Югославия, Ливия после М. Каддафи и т. п.) показывает, что мирное сосуществование различных групп не всегда носит устойчивый характер. Гражданский мир часто есть результат «изнеможения», когда ресурсы противостояния исчерпаны. В последнем случае наиболее вероятно говорить об отчужденной толерантности, хотя на индивидуально-психологическом уровне возможно соучастие и симпатия даже между представителями воюющих сторон.
С учетом последнего факта очевидно, что отчужденной толерантность делает дефицит (отсутствие) уважения к другой стороне, когда толерантное поведение - результат действия лишь принуждающей силы закона, не подкрепленного внутренним убеждением участников. В этом случае правомерно говорить о «праве не подвергаться домогательствам» (С. Жижек). В итоге отсутствие уважения к другой стороне у субъектов разного уровня формирует феномен отчужденной толерантности, в котором она подходит к собственной границе. За этим рубежом толерантность переходит в противоположность - насилие. Кроме того, в отчужденной толерантности теряется высокий гуманистический смысл последней, поскольку толерантность есть выражение принципа равенства (перед тобой непохожий и неблизкий тебе по духу, но такой же человек, как ты сам, с подобными тебе надеждами и чаяниями).
Наконец, четвертая проблема представляет собой «парадокс толерантности» [14, с. 101]: как далеко может заходить толерантность к нетерпимости другого? С. Жижек критикует понимание проблемы как баланса, правильной меры уважения к другому и собственную свободу самовыражения (классический либерально-толерантный дискурс). Он видит и другую перспективу - возможность «.общества, парализованного стремлением не задеть другого, независимо от того, насколько жестоким и суеверным является этот другой...» [14, с. 102].
Можно согласиться с прагматической актуальностью альтернативного сценария ученого. На бытовом уровне западное толерантное общество уже сталкивается с ситуациями, подобными
той, что произошла в Великобритании (христианке ее начальник-христианин настойчиво предложил снять нательный крестик, чтобы «не оскорблять религиозные чувства мусульман»). С позиций житейского здравого смысла (то есть с прагматических позиций) «парадокс толерантности» мыслится как предельное равнодушие, в том числе и к явно аморальному или противозаконному поведению (по принципу «лучше не связываться»). На этом основании критикуется сама идея толерантности.
Сложно согласиться с С. Жижеком в том, что уважать можно лишь того, с кем не согласен. В современных толерантных обществах подобная ситуация встречается часто. В этой связи следует различать «уважение по заслугам» (неодинаковое по определению) и равное для всех «уважение-признание». Последнее связано с моральным равенством людей в своем достоинстве. Возможно, что «парадокс толерантности» возникает как следствие противоречия между ритуально-поведенческой «буквой» и гуманистическим «духом» толерантности. Говоря проще, быть толерантным - это не просто «вести себя как надо»,
Литература
1. Сампиев И. М. О соотношении национализма, толерантности и демократии // Философия права. 2010. № 2.
2. Антонова Е. Л., Таранова А. Е. Мультикуль-турализм и культурный консерватизм в контексте социокультурных трансформаций реформируемой России // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики: в 4-х ч. 2011. № 8. Ч. П.
3. Селин Б. Н. Особенности профессиональной поликультурной компетентности сотрудников ОВД // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2010. № 3.
4. Селина И. А. Социокультурная толерантность педагога // Вестник Белгородского юридического института МВД России. 2013. № 2.
5. Антология мировой философии: Античность / отв. ред. Ю. Г. Хацкевич. Мн.; М., 2001.
6. Гегель Г. В. Ф. Наука логики. СПб., 2005.
7. Хомяков М. Б. Толерантность и ее границы // Национальный психологический журнал. 2011. № 2.
8. Шаповалова Т. А. По ту сторону толерантности // Вестник Челябинского гос. ун-та. Серия Филология. Искусствоведение. 2012. № 13.
9. Богатырева С. Н. Этноспецифические черты репрезентации концепта «толерантность» в ис-
а осознанная позиция, связанная с признанием самоценности другого и выбором осознанной линии поведения. Перефразируя афоризм Конфуция, можно утверждать, что только обладающий человеколюбием может быть толерантным. Такой человек редко ошибается и в оценке ситуации, и в выборе поведения, а значит, будет приближаться к идеалам подлинной толерантности.
Таким образом, в понимании онтологических границ толерантности аристотелевский (эссенци-альный) и гегелевский (трансгрессивный) подходы дополняют друг друга. Можно говорить о четырех проблемах, в которых толерантность подходит к собственной границе (или даже выходит за ее пределы): национально-культурные особенности толерантности; «нулевой уровень толерантности» (сменяется насилием); толерантность как проявление далекой социальной дистанции (переход в отчуждение); «парадокс толерантности» (переход к вседозволенности). Они не претендуют на полноту, но в них проявляется своеобразие толерантности как онтологического феномена.
Bibliography
1. Sampiev I. M. On proportion of nationalism, tolerance and democracy // Philosophy of law. 2010. № 2.
2. Antonova E. L., Taranova A. E. Multicultural-ism and cultural conservatism in the context of the social-cultural transformations of reforming Russia // Historical, philosophical, political and law sciences, cul-turology and study of art. Issues of theory and practice: in 4 parts. 2011. № 8. Part II.
3. Selin B. N. Peculiarities professional multicultural competence of officers of Internal Affairs bodies // Psychopedagogics in law enforcement agencies. 2010. № 3.
4. Selina I. A. Socio-cultural tolerance of a teacher // Bulletin of the Belgorod law institute of the MIA of the Russia. 2013. № 2.
5. Anthology of world philosophy: antiquity / ed. by Yu. G. Khatskevich. Minsk; Moscow, 2001.
6. Hegel G. W. F. Science of logic. Saint Petersburg, 2005.
7. Khomyakov M. B. Tolerance and his limits // National psychological journal. 2011. № 2.
8. Shapovalova T. A. On the other side of tolerance // Bulletin of the Chelyabinsk state university. Series: philology. Study of Art. 2012. № 13.
9. Bogatyreva S. N. Ethnic specific features of representation of concept tolerance in Spanish and Russian linguocultures // Bulletin of the Adyghe state
панской и русской лингвокультурах // Вестник Адыгейского гос. ун-та. 2009. № 3.
10. Неровная Н. А. Концепт «толерантность» в публицистических источниках на русском и английском языках // Вестник Воронежского гос. ун-та. 2008. № 2.
11. Уолцер М. О терпимости. М., 2000.
12. Рянжина М. Н. Толерантность как феномен культуры, социальной действительности и воспитания // Среднее профессиональное образование. 2011. № 3.
13. Красиков В. И. Терпимость, насилие и толерантность // Вестник Кемеровского гос. ун-та культуры и искусств. 2008. № 5.
14. Жижек С. О насилии. М., 2010.
university. Series 2: Philology and study of art. 2009. № 3.
10. Nerovnaya N. A. Concept «tolerance» in the Russian and English language publicistic sources // Bulletin of the Voronezh state university. Series: philology. Journalism. 2008. № 2.
11. Walzer M. On toleration. Moscow, 2000.
12. Rianzhina M. N. Tolerance as phenomenon of culture, social reality and education // Secondary professional education. 2011. № 3.
13. Krasikov V. I. Indulgence, violence and tolerance // Bulletin of Kemerovo state university of culture and arts. 2008. № 5.
14. Zhizhek S. On violence. Moscow, 2010.
УДК 323.2 ББК 66.041.111
H. С. Горбачева
МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРСТВА
В статье рассматриваются некоторые подходы к изучению лидерства. Ориентируясь на практику организации конкретного исторического общества в определенный период истории, автор доказывает, что лидер есть продукт изменения истории, а также обосновывает необходимость изучения политического лидерства с точки зрения социокультурного подхода как наиболее перспективного на современном этапе развития политической науки.
Ключевые слова: лидер, политическое лидерство, исторический волюнтаризм, институциона-лизм, неоинституционализм.
RESEARCH METHODOLOGY OF POLITICAL LEADERSHIP
The article is about some approaches of studying of leadership. The author focusing on a specific historical practice of organizing society in the period of history proves, necessity of studying political leadership on base on socio-cultural approach is the most successful approach in modern political science.
Key words: leader, political leadership, historical voluntarism, neoinstitutionalism.
Лидерство - одна из фундаментальных проблем социально-философской и политической мысли. Данный феномен осознается уже с первых шагов рефлексии человека, его размышлений об устройстве социума и государства. Лидерство, в том числе и политическое, универсально и неизбежно. Оно существует в больших и малых организациях, в различных социальных группах, в бизнесе и религии. Основным признаком и обязательным условием существования любой социальной группы является наличие лидера.
Наряду с разными аспектами лидерства политическое лидерство занимает особое положение. Представляется верной мысль о том, что лидерство в политике более заметно и значимо по сравнению с другими сферами жизнедеятель-
ности человека. Это объясняется тем, что человек, независимо от его воли и знаний, так или иначе вовлечен в политику. Если же свести политику к ее базису, то есть выделить то, что является наиболее видимым для граждан, этим феноменом окажется политическое лидерство.
Разные аспекты политического лидерства часто становились предметом самостоятельного исследования, в частности, многие труды Аристотеля, Платона, Т. Карлейля, Н. Макиавелли и других авторов посвящены данной проблеме. Несмотря на неоспоримые достижения классиков политической мысли, степень разработанности проблемы нельзя назвать приемлемой в силу того, что зачастую подлинно политический анализ заменялся описанием эмпирических фактов, что, в свою очередь, не позволило сформировать
