УДК 4Р-2 ББК 81.411.2-212
Л.Н. Голайденко
ГЛАГОЛЫ «БЫТЬ», «БЫВАТЬ» КАК ЛЕКСИКО-МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ СЕМАНТИКИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗАИЧЕСКОЙ РЕЧИ
В качестве средств выражения семантики представления на морфологическом уровне многоаспектно рассматриваются бытийные глаголы быть, бывать, которые, выполняя в предложении функцию простого глагольного сказуемого и употребляясь в форме прошедшего или будущего времени, а также сослагательного наклонения, способны задавать в художественной прозаической речи описания наглядно-чувственных образов воспоминания / воображения.
Ключевые слова: представление, глаголы быть, бывать, особенности их функционирования в художественной прозе, отражение ими специфики категории представления.
L.N. Gоlaydenko
THE VERB "TO BE" AS LEXICAL-MORPHOLOGICAL MEANS
OF EXPRESSING THE SEMANTICS OF IMAGINATION AND RECOLLECTION IN THE ARTISTIC PROSE
The verb to be is considered in many aspects as a means of expressing the semantics of imagination and recollection at the morphological level, performing in a sentence the function of a simple verbal predicate. It can be used in the form of a past or a future tense and also in the subjunctive mood and can describe visual-sensory images of memories / imagination in the artistic prose.
Key words: performance, the verb to be, the peculiarities of its functioning in the artistic prose, its reflection of the specific features of the category of imagination and recollection.
Актуальность для носителей русского языка семантики воспоминания / воображения и выражение этой семантики практически на всех уровнях языковой системы позволяет квалифицировать представление - классическую философско-психологическую категорию (наглядно-чувственный образ, возникающий в памяти или конструируемый в воображении в результате переработки данных ощущений и восприятий) - с лингвистической точки зрения как структурно-семантическую [6].
Доминантой в ряду средств выраже-о ния семантики воспоминания / вообрази жения, безусловно, является лексика [7], то которая морфологически представлена [<5 существительными, прилагательными, ^ наречиями, глаголами, в том числе при-с^ частиями и деепричастиями.
Преобладают в системе данных лексико-морфологических единиц глаголы. Они несколько «проигрывают» существительным в разнообразии (31 глагол: 43 субстантива), однако характеризуются очень высокой частотностью в художественной прозаической речи: 6 744 словоупотребления - 70,2% от общего количества употреблений слов со значением представления (в картотеке нашего исследования 9 608 фрагментов из 647 художественных произведений 102 писателей 19-21 вв.). Заметим, что глаголы используются в художественной прозе в два раза чаще существительных (6 744 : 3 464).
Активное функционирование глаголов в художественных текстах объясняется яркой спецификой этой части речи. Во-первых, глагол вместе с существитель-
ным образует ключевую когнитивную и грамматическую оппозицию (А.А. Шахматов, В.В. Бабайцева) и является одним из базовых лексико-грамматических классов слов в русском языке, а части речи в целом и глагол в частности, по словам А.М. Пешковского, есть «не что иное, как основные категории мышления в их примитивной общенародной стадии развития» [17, с. 95].
Во-вторых, глагол есть «знак ситуации» [11, с. 38]; особенность «глагольного денотата - отсутствие чёткого членения ситуаций и их взаимообусловленность, отличающие предикатную семантику от идентифицирующей» [12, с. 11]. Глагол «не просто именует процесс или процессуальное состояние», но, как считает Н.Ю. Шведова, «стремится активно участвовать в назывании предметно представленных абстрактных категорий действительности, связей и отношений» [1, с. 3].
В-третьих, по мнению В.В. Виноградова, «глагол - самая сложная и самая ёмкая грамматическая категория русского языка» [3, с. 337]. Глагол способен обозначать не только действие / процесс, но и состояние, и признак, и количество в их динамическом проявлении. К тому же компонентом значения многих глаголов является оценка, то есть глагол, выражая эмоционально-оценочную модальность [9], «высвечивает» оценочную деятельность человека в целом.
В-четвёртых, «глагол наиболее конструктивен по сравнению со всеми другими категориями частей речи. Глагольные конструкции имеют решающее влияние на именные словосочетания и предложения» [3, с. 337]. Лексическое значение глагола прогнозирует коммуникативный контекст, «притягивая и выстраивая в определённую систему подавляющую часть именной лексики» [1, с. 3]. Обладая богатым набором грамматических категорий и форм, глагол выступает как полисемантичное и «многовекторное» средство текстообразования.
В-пятых, процессуальная сущность самой природы глагола обусловливает сюжетность повествования, динамизм рассуждения и при необходимости - описания.
Если глаголы представлять, вспоминать, воскрешать, воображать, фантазировать, казаться и др. являются специальными средствами выражения семантики представления в русском языке [8], то глаголы быть (первоначально - «Пухнуть, разбухать; расти, произрастать» [23, с. 349], позднее - «1. Существовать, иметься. 2. Присутствовать, находиться. 3. Происходить, случаться» [16, с. 70]), бывать («1. Быть, случаться, происходить. 2. Быть часто, постоянно или иногда» [16, с. 70]) выражают эту семантику опосредованно, называя «процесс бытия, существования, наличия» [5, с. 82] и переводя этот процесс благодаря грамматическим категориям времени и наклонения в план прошлого - воспоминания - или будущего - воображения. Прокомментируем данное утверждение с лингвокогнитивной точки зрения.
Глаголы быть, бывать относятся к классу бытийных и, выполняя в предложении функцию простого глагольного сказуемого, обозначают «наличие факта, события без указания на его развитие, внутреннее движение» [21, с. 20]. Эти глаголы в русском языке составляют основу ЛСП бытийности и выступают в качестве типичных презентантов соответствующей лингвистической категории. Под бытийностью понимается «выраженное средствами языка значение существования в действительности предметов, процессов, признаков, явлений». Причём сферой формирования семантики существования, подчёркивает В.В. Востоков, «является мир вещей, в который, кроме окружающих человека предметов, процессов, признаков и т.д., включён и внутренний мир человека, отображённый его мышлением «мир вещей». Следовательно, бытийность, как и некоторые другие категории языка (субъектность, объектность, персональность и др.), принадлежит к сфере диктума. Семантика существования опирается на отображение человеком наличия или отсутствия того или иного мира вещей» [5, с. 81].
Этот «мир вещей» отображается в человеческом сознании в формах разной степени отвлечённости. Одной из таких форм является представление, совме-
X
ф
£ го
-О
СО
го ей
ks ф ф
а. ^
ф о
i о
о Ф
го
со
о с; о
-8-.S
ао о I
¥5
О ей
* IS о
О ф ф §
* ^
го х * m
¡5 1
£ ей ф
IÜ
~ ь £ ф
h а. -Q С
I
щающее в себе свойства восприятия и понятия, объединяющее чувственную и абстрактную ступени познания действительности и обеспечивающее таким образом последовательность и целостность когнитивной деятельности человека.
«Мир вещей» фиксируется в человеческой памяти в виде наглядно-чувственных образов, которые либо воспроизводятся «близко к оригиналу», подвергаясь мыслительной обработке и некоторому обобщению (воспоминание - «репрезентация, вторичная память» [14, с. 398]), либо кардинально трансформируются или творчески создаются как нечто совершенно новое, свежее, оригинальное, всё более «отрываясь» от непосредственной данности объектов действительности (воображение). В связи с этим возможно говорить о существовании или отсутствии в сознании человека тех или иных наглядно-чувственных образов, что, безусловно, определяется прошлым чувственным опытом индивидуума и силой его фантазии. Отсюда очевидность тесной взаимосвязи категорий бытийности и представления, что и мотивирует рассмотрение нами бытийных глаголов быть, бывать как лексико-морфологических средств выражения семантики воспоминания / воображения.
Поскольку воспоминание обращено в план прошлого, а воображение - в план будущего и, естественно, в область ирреального, желаемого, в разной степени осуществимого, то принципиально важными при соответствующем анализе данных глаголов становятся грамматические категории времени и наклонения.
Собственно бытийный глагол быть обладает наиболее универсальной семантикой и в художественной прозе способен реализовывать значения существования, событийности, «нахождения / расположения», «визитности» и «обладания» (по-сессивности) [5, с. 81]. Например: Была зима.. Лёд ещё стоял без промоин <...> (А. Богатырёв. Памяти отца Николая Гурьянова) / А завтра будет чудесный день! И потом, и ещё потом, много-много <...> (И. Шмелёв. Лето Господне); - Было это, как я уже сказал, 25-го июля 43-го года. Кха! Мы наступали. Когда наступают, санитарам больше
работы <...> (В. Шукшин. Миль пардон, мадам!) / По состоянию моей головы я знаю, что и у меня сейчас будет солнечный удар, но жду этого спокойно <...> (Л. Андреев. Красный смех); Как-то была она с ним в Малом театре (А. Солженицын. В круге первом) / «В комнате старичка будет спальня. Голубые шторы. Нет, белые» (Т. Толстая. Огонь и пыль); - А сегодня у Сони был. На похмелье ходил просить! (Ф. Достоевский. Преступление и наказание) / А если бы Александра Эрнестовна согласилась тогда всё бросить и бежать на юг к Ивану Николаевичу? Где была бы она теперь? (Т. Толстая. Милая Шура); У него был плащик, и была шляпа, и были сапоги (М. Кучерская. Современный патерик) / «Будет и у меня ложка! Правда, немецкая. Да какая разница...» (Б. Окуджава. Будь здоров, школяр).
Думается, применительно к глаголу быть, в отличие от других глаголов посес-сивности (владеть, обладать, иметь, приобрести, достать и т.п.) [5, с. 81, 83], сложно говорить о значении обладания в чистом виде. Очевидно, что в двух последних фрагментах семантика глагола быть синкретична, поскольку совмещает значения собственно бытийности и обладания («Наличествовал(о)» + «Имелся(ось)»). Причём синкретизм этой семантики, на наш взгляд, гармонизирован в высказываниях с предложно-падежной словоформой типа «у кого», управляемой именно глаголом быть. Следовательно, данная словоформа выступает грамматическим маркером слияния в семантике рассматриваемого глагола двух «равновесных» бытийных значений.
В случаях отсутствия словоформы, отвечающей на вопрос у кого?, синкретизм семантики глагола быть сохраняется, поскольку тот, кто кем-чем-либо обладает, подразумевается, но при этом начинает доминировать сема наличия. Например: - Было, всё было, Серёженька, -тихо всхлипывая, говорила Еленка. - И дом был, и подружки, и парнишечка. И любовь была, Серёженька... (Б. Васильев. Иванов катер).
В каком бы из значений ни употреблялся глагол быть, он активно функционирует в художественной прозаической речи в формах прошедшего и будущего
времени, а также сослагательного наклонения.
Подчеркнём, что наиболее важной для выражения глаголом быть семантики представления является грамматическая категория времени, когнитивно связанная с соответствующей философской категорией. Грамматическое время есть одна «из форм отражения в языке объективного, действительно существующего и неделимого времени» [21, с. 145]. Именно время устанавливает диалектику взаимодействия бытия и его отражения в сознании человека в виде наглядно-чувственных образов воспоминания или воображения. Временные понятия, как и пространственные, считаются базисными и имеют наглядную основу в опыте людей [18, с. 20]. Время, отмечает Б.В. Марков, «включает три состояния: прошлое, настоящее и будущее. Этим трём формам времени соответствуют специфические способности сознания: память, воспоминание или удержание прошлого; восприятие настоящего; воображение или ожидание будущего» [14, с. 399].
Самой частотной в художественной прозе является форма прошедшего времени. При этом глагол быть чаще всего реализует значение существования или событийности: В мою бытность в монастыре, помнится, ему было чуть больше сорока (Архимандрит Тихон. Отец Гавриил) и Так было раз в детстве: я признался своему маленькому другу, что я, может быть, вовсе даже совсем не Пришвин (М. Пришвин. Ку-рымушка).
Вместе с тем в художественных прозаических текстах наблюдаются случаи совмещения значений наличия и событийности. Например: Было время,, когда он просил у судьбы послаблений для себя: таким подарком почудилась ему когда-то встреча с Люсиным <...> (К. Симонов. Живые и мёртвые); А до войны, - сколько раз приходилось ему <...> спокойно относиться к словам друзей: <Я в парткоме рассказал о своём разговоре с Петром» <...>. Было, было, всё это было (В. Гроссман. Жизнь и судьба).
В приведённых фрагментах в синкретичной семантике глагола быть уравниваются смыслы «Существовало» и «Случалось».
Высокая частотность «воплощения» двух «ведущих» значений глагола быть в форме именно прошедшего времени видится вполне закономерной и объясняется следующими причинами.
Во-первых, общее преобладание в художественной прозаической речи «форм прошедшего времени связано с основными темпоральными отношениями» [20, с. 17], реализуемыми в произведениях определённых жанров: в романах, повестях, рассказах и т.п. обычно повествуется о событиях прошлого (или будущего (в фантастике), всё равно осмысленного автором как факт прошлого).
Во-вторых, воспоминания персонажей, описываемые с помощью глаголов в форме прошедшего времени, в том числе и посредством глагола быть, вызывают в памяти читателя ассоциации, обусловленные его жизненным опытом, в результате чего расширяется интерпретационное поле художественного текста, усиливается личностное отношение к произведению и происходит «врастание» читателя в художественное повествование.
В-третьих, чтобы диалог автора с читателем был эффективным, образы прошлого должны стать для читателя настоящим, непосредственно воспринимаемым в мыслях. А к настоящему в языковой картине мира по своему онтологическому статусу близко именно прошлое [15, с. 50].
В-четвёртых, «если понимать время как способ существования реальности, то прошедшее время, обозначающее процесс, который уже завершился, естественно, может использоваться для выражения тех или иных авторских оценок и быть связанным с актуализацией определённой точки зрения» [15, с. 49].
Воспоминания, описания которых в художественной прозе задаются глаголом быть в форме прошедшего времени, характеризуются разной степенью аб-страгированности, что обусловливается «именем бытующего предмета в форме им. п.» [19, с. 56], выполняющим в предложении функцию подлежащего. Чем конкретнее денотат этого имени, чем семантически определённее предмет речи
X
ф
X
го ^
л
СО
го
Сй
о ^ ££
о. а
О)
о ^
2 О
О Ф
Ф У
т ^
^ Го
о о ш О.
о с ф
ао
О I О Сй
* н ^ о
О ф ф §
ГО X * т
£ ей ф
ю
ей ГО
н °
« ст £ ф
t О. ■Л С
Ю ^
I
в высказывании с предикатом был(а, о, и), тем «чувственнее» представление, тем ближе оно к восприятию. И наоборот: чем «ситуативнее», «событийнее» денотат, чем более размыты семантические границы предмета речи, тем отвлечённее соответствующий образ памяти, тем сильнее в нём потенции воображения.
Заметим, что такое абстрагированное воспоминание требует в художественном произведении «расшифровки», поэтому его описание обычно представляет собой более или менее объёмный контекст, в котором раскрывается содержание наглядно-чувственного образа. Ср.: Оборачиваясь в прошлое, с удивлением убеждался, что женщины не оставили в его душе никакого следа, - совсем никакого. Та,м была только Маша. Единственная (Священник Ярослав Шипов. Маша); Дело было летом, ночью, на даче. В небе горели звёзды, и одна из них мигнула, и он понял: «Это мне знак, меня услышали, я - это я!» (Б. Акунин. Аристо-номия).
Если же содержание воспоминания не вербализуется и уходит в подтекст, то перед читателем открываются широкие возможности для конструирования картин прошлого литературного героя и установления ассоциаций с собственным прошлым: - Сейчас и вспоминать не хочется, сколько всего было... (Л. Улицкая. Сквозная линия).
В данном примере неопределённость, диффузность «намеченных» персонажем в речи воспоминаний передаётся посредством субстантивированного определительного местоимения всего с усилительной частицей сколько в функции подлежащего при глаголе-сказуемом было. Реализуемая прономинативом всего семантика обобщения обусловливает возникновение художественного эффекта целостной, нерасчленённой множественности «следов» памяти в сознании литературного героя. В результате максимально актуализируется наглядно-чувственная основа высказывания.
К такому же результату приводит употребление с глаголом было субстантивированного местоимения это, что в художественной прозе наблюдается очень часто. Причём ключевое предложение с
грамматической основой это было / было это, формирующее описание воспоминания, может находиться до или после контекста, в котором раскрывается содержание этого воспоминания. В первом случае данное предложение выполняет функцию зачина соответствующего периода или ССЦ, во втором - концовки.
Независимо от позиции субстантивированное местоимение это обычно сохраняет значение указательности, доминирующее в его сложной синкретичной семантике и дополняющееся «субстантивными семами предметности и идентификации» [2, с. 37]. Например: Вот как это было. Андрюшу Григорьева рукоположили в Москве, в Новодевичьем. Его матушка, Надя, увидев новоиспечённого батюшку, <...>, остолбенела <...> (М. Кучерская. Современный патерик); - Отец купил эту куклу в Дели, у вдовы одного актёра, и сам привёл в порядок. Было это, постойте... в тридцать пятом году (Д. Рубина. Синдром Петрушки).
В обоих прозаических отрывках про-номинатив это обнаруживает ситуативный денотат, связанный, как и предметный, «с миром предметных реалий» [2, с. 49], которые «даны <...> в представлениях» [2, с. 47] - в приведённых примерах - в воспоминаниях. Вмещая содержание последующих / предыдущих предложений, утверждает В.В. Бабайцева, субстантивированное местоимение это выражает «указательно-чувственную семантику» [2, с. 49] и формирует наглядно-чувственный ореол целого фрагмента художественного текста.
Достаточно же частотное при субстантивированном прономинативе это местоимение всё с семантикой неопределённой обобщённости «усиливает то обобщение, которое уже содержит указательное это» [2, с. 49]: И вдруг с необыкновенной ясностью <...> ему представилось, что всё это уже было: и эта жёлтенькая рюмка, и именно с коньяком, и девушка, <...>, и он сам - не этот, а <...> несколько особенный (Л. Андреев. Тьма).
Описания воображаемых картин в художественной прозе задаются глаголом быть, употреблённым в форме будущего времени. Формы будущего времени ме-
нее частотны по сравнению с формами прошедшего времени, но весьма показательны в плане выражения семантики воображения, которое устремлено в будущее.
Относительно категории будущего Т.А. Логунов пишет, что «в рамках логико-философского подхода будущее обязательно соотносится с возможностями», чаще всего реальными, представляющими собой «потенции реального дальнейшего развития» [13, с. 13]. Эти потенции проявляют себя как желания, надежды, ожидания, прогнозы, планы и т.п. Будущее событие мыслится «как предполагаемое, связанное с наличием определённых условий», или как желаемое, или как необходимое, обязательное, кем-либо требуемое. Следовательно, по мнению Т.Е. Шаповаловой, «в сфере будущего времени теснейшим образом переплетаются две важнейшие категории, конституирующие предикативность: синтаксическое время и синтаксическая модальность» [22, с. 60].
Если «будущему по самой его природе присуща своя особая модальность -модальность потенциального действия» [13, с. 13], то это действие реализуется прежде всего мысленно, в воображении, воплощаясь в наглядно-чувственных образах. Поскольку глагол быть обозначает не действие как таковое, не динамический процесс, а статичное существование, то по отношению к нему необходимо говорить о модальности потенциального бытия, наличия.
Причём, в отличие от других глаголов, «значение форм будущего времени» которых «в конкретных контекстах может варьироваться от чистого фактического утверждения без малейшего следа неопределённости или неуверенности до более умозрительного размышления или прогноза» [13, с. 15], будущее время глагола быть в повествовательных предложениях выражает уверенность говорящего в воображаемом бытии кого-чего-либо. Например: На Соцгородок победней да поглупей кого погонят. Ой, лють там сегодня будет: 27 с ветерком, ни укрыва, ни грева! (А. Солженицын. Один день Ивана Денисовича); И ветерок поможет ему тер-
петь, и будут провалы сознания, <...>, и боль <...> (П. Храмов. Инок).
Важно подчеркнуть, что воображаемые картины, описания которых формируются глаголом быть в форме будущего времени, априори отвлечённее воспоминаний. Во-первых, само воображение, модифицируя образы памяти или создавая на их основе абсолютно новые представления того, чего нет в реальном мире, всё более отрывается от непосредственной данности объектов действительности и обнаруживает устойчивое тяготение к понятию. Во-вторых, сама «категория будущего в языке «вторична» по времени образования, что обусловлено ирреальной природой будущего, которая когнитивно более абстрактна относительно более осязаемых и эмпирически доступных прошедшего и настоящего» [13, с. 13].
Фиксируя статику существования, глагол быть смещает смысловой акцент высказывания на воображаемый предмет бытия и позволяет оценить его. В связи с этим Н.А. Николина замечает, что «формы будущего времени <...> в высшей степени аксиологичны» [15, с. 51]. Они могут выделять возникающие в воображении объекты, факты, ситуации, события как наиболее значимые для говорящего / пишущего и эстетически мотивированные в художественном произведении. Причём оценка воображаемой картины бытия либо эксплицируется в контексте, либо актуализируется в значении имени, называющего предмет речи: Будут лекции, семинары, коллоквиумы - все такие взрослые слова! - будут вузовские аудитории и лаборатории, но не будет ни классов, ни парт (Ю. Нагибин. Женя Румянцева); «Сейчас будет истерика», - подумала Воробьёва (Л. Улицкая. Писательская дочь).
Предмет речи при предикате будет(ут) иногда выражается субстантивированным местоимением это: Они обнимают друг друга! Сколько раз он пытался представить, как это будет <...> (Б. Акунин. Аристо-номия).
В приведённом художественном фрагменте прономинатив это аккумулирует в себе содержание предыдущего контекста и «указывает на наглядно-
X
ф
*
го ^
XI
са
го ш
о ^ Ч ^ Ф Ф
«>5
ф о ^ ^
* о
о Ф
го
со
о с; о -вф* ао
О X
О ей
* I-^ о
О ф ф §
ГО X
* т
3 |
Сй Ф
II
~ ь ф
Ь О. .0 с
I
чувственные образы» [2, с. 34] - воображаемую картину, желание литературного героя, которое сначала было отнесено в план будущего, но потом осуществилось в настоящем.
Чаще всего с глаголом быть в форме будущего времени употребляется вопросительное / относительное местоимение что, способное, как и субстантивированный прономинатив это, максимально актуализировать наглядно-чувственную основу высказывания. Причём, как отмечает Н.Ю. Шведова, «смысловое пространство, открываемое местоимением что, очень широко, практически оно шире, чем у любого другого» местоимения [24, с. 69]: данный прономинатив может указывать на всё, «что непосредственно воспринимается физически или осмысляется умственно либо духовно, -всё, что оказывается в поле зрения человека как существа воспринимающего, мыслящего и чувствующего» [24, с. 67]. Единственное ограничение смыслового пространства местоимения что - указание на любую «неодушевлённую данность (предмет, явление, понятие, ситуацию, событие, само бытие)», однако «эта данность - единичная или множественная -означается как отыскиваемая, способная быть воспринимаемой и познанной» [24, с. 73]. Отсюда теснейшая связь прономи-натива что с категорией будущего времени и с воображением как одной из форм «реализации» категории представления. Например: В полночь будет вот что. Зажжётся лампа, которая под потолком. Старший караула выйдет на середину камеры. Зашуршит бумагой. Второй подсветит фонарём <...> (Б. Акунин. Аристономия); Что будет завтра? Изгнание, монастырь, пытка? (А. Толстой. Пётр Первый).
В обоих прозаических отрывках местоимение что указывает на «целостную ситуацию, некое положение вещей» [24, с. 71]. Эта ситуация разворачивается и достаточно полно вербализуется в контексте, следующем за ключевым предложением с грамматической основой (вот) что будет, которое задаёт описание воображаемого будущего.
Довольно часто ситуация, прогнозируемая прономинативом что, имплици-
руется и «считывается» в подтексте с опорой на содержание всего произведения или его наиболее значимого в идейно-художественном отношении фрагмента. В результате наглядно-чувственный фон соответствующего контекста максимально усиливается: До вечера она бродила по городу, замёрзла, проголодалась и с ужасом представляла, что будет, когда она вернётся (М. Трауб. Иван да Марья); - Что с ней будет,, если вы бросите её? (Л. Толстой. Анна Каренина).
Второй пример заслуживает особого внимания. Предполагаемая в будущем ситуация выходит за пределы какого-либо конкретного временного отрезка, и местоимение что начинает выполнять одну из своих важнейших функций - «означение среза бытия, некоего «бытийного пространства», не прикреплённого к какому-н. определённому времени» [24, с. 71]. Добавим, что глагол будет во всех рассмотренных случаях выступает в качестве лексико-грамматического фундамента описания воображаемой картины, логическое же ударение падает на местоимение что.
Глагол быть, в какой бы временной форме ни употреблялся - прошедшего или будущего времени, как и любой другой глагол, несёт в художественной прозаической речи «большую функциональную нагрузку, притягивая к себе и организуя лексико-грамматическую область, связанную с идеей времени». Это значит, что временные формы глагола быть, как опять же любого другого глагола, «неотделимы от лексических показателей времени» [22, с. 9-10]. И если лексические средства выражения темпоральности при других глаголах «конкретизируют время действия, обозначенного глагольной формой» [22, с. 11], то слова с темпоральной семантикой при глаголе быть конкретизируют время бытия в прошлом или будущем: давно, зима, летом, в детстве, завтра, через год и т.п.
Кроме лексики со значением времени, в контекстах с глаголом быть довольно часто используются слова ЛСП представления (представлять, вспоминать, воображать, казаться и др.) или интеллектуальной деятельности (думать, знать,
понимать, предположение и др.). Первые «высвечивают» логику проявления прошлого в воспоминании и будущего в воображении, а вторые подчёркивают абстрактный характер будущего в целом и воображения в частности и вместе с тем указывают на наглядно-чувственную природу понятия, на обязательную включённость представлений в мыслительный процесс. Например: Давно это было, <...>, может быть, полвека <...> тому назад; до сих пор помнится сырая мартовская капель за окном <...> (Л. Уварова. Арбатская дворянка); Напомню, на дворе был тысяча девятьсот восемьдесят шестой год (Архимандрит Тихон. Августин) и А девушка думала о том, как она вернётся скоро в далёкий милый город, привезёт много рисунков. Будет портрет и этого старика (В. Шукшин. Солнце, старик и девушка); <...> И понятно стало, что завтра будет длинный тёплый июльский день <...> (Т. Устинова. Сразу после сотворения мира).
Анализ форм прошедшего и будущего времени глагола быть позволяет сделать вывод о том, что грамматическое значение времени и связанная с ним семантика представления «накладываются» на значение бытийности, в результате чего возникает сложная, многокомпонентная, комплексная семантика: глагол быть в форме прошедшего времени обозначает вспоминаемое бытие в прошлом, а в форме будущего времени - воображаемое бытие в будущем.
Последнее выражается также формами сослагательного наклонения глагола быть, которые относят гипотетическое бытие / событие к будущему и обладают модальным значением предположения [22, с. 63]: «Были бы у меня сапоги, не так бы мы с тобой, Нина, разговаривали...» (Б. Окуджава. Будь здоров, школяр); - Вот если б он был здесь, так он давно бы избавил меня от всяких хлопот <...>, - сказал Обломов (И. Гончаров. Обломов). Воображаемая ситуация, которая задаётся формой сослагательного наклонения глагола быть, в большинстве случаев для литературного героя «здесь и сейчас» неосуществима, но она не оторвана от реальности совсем и косвенно соотносится с ней, оценивая эту реальность с точки зрения говоря-
щего, который выражает либо «предположение о возможности иного действия, противопоставленного реальности», как в первом примере, либо «предположение о некоторых закономерностях, существующих в реальности» [4, с. 18], как во втором предложении.
Психологической основой воображаемой ситуации является желание, исполнение которого связано с будущим. Формы сослагательного наклонения глагола быть в художественной прозе чаще всего выражают значение желательности, иногда сочетающееся «со значением мечтательности как разновидностью предположения» [21, с. 233]: - Если бы мне тридцатник, сколько бы у меня впереди было лет! (Г. Щербакова. Женщины в игре без правил).
Заметим, что взаимосвязь значений желательности и мечтательности в рамках семантики предположения, свойственной формам сослагательного наклонения глагола и включённой в семантическое пространство когнитивной категории воображения, обнаруживающей высокую степень абстрагированно-сти от непосредственной данности объектов действительности, закреплена в русском языке, прежде всего, в лексико-семантической системе: существительное ЛСГ воображения мечта имеет два значения, второе из которых - «2. Предмет желаний, стремлений» [16, с. 353]. Этот желаемый предмет, существующий в воображении литературного героя, в речи всегда чётко обозначен и актуализирован посредством глагольной формы был (а, о, и) бы, формирующей наглядно-чувственный ореол всего высказывания и относящей его содержание к плану будущего.
Обобщая всё вышесказанное, можно утверждать, что глагол быть проявляет высокую активность в выражении семантики представления и на лексическом, и на грамматическом уровнях.
Глагол «визитности» бывать [5, с. 81] (Она не раз бывала у подруги (Е. Чижова. Время женщин) уступает глаголу быть в частотности употребления в художественной прозе. Это объясняется универсальной семантикой глагола быть,
X
ф
X го
.а
са
го ш
о ^
55
о. а о >5
ф О
18 о ф
ф у т §
о о ш О.
о с ф
0.0 О X
О ей
* н ^ о
О ф ф §
а ^
ГО X * а
¡2 |
Сй Ф
°
« ст £ ф
t О. .0 С
I
которая включает в себя и первое значение глагола бывать, и «воплощается» во втором его значении благодаря лексике с семантикой периодичности. Причём глагол бывать в собственно бытийном / событийном значении не употребляется в форме будущего времени и очень редко функционирует в форме сослагательного наклонения (в нашей картотеке нет ни одного соответствующего примера, хотя это, конечно, возможно: Бывали бы такие встречи почаще. и т.п.). К тому же рассматриваемый глагол, на наш взгляд, тяготеет к разговорному стилю, хотя специальная помета в лексикографическом описании отсутствует, - глагол быть стилистически нейтральный.
Несмотря на явные преимущества глагола быть, глагол бывать всё же используется в художественных произведениях, поскольку априори выступает в качестве маркированного средства выражения семантики прошлого - воспоминания - и типичного средства выражения семантики повторяемости событий, не требуя при этом специального контекста. Именно сема периодичности («Всегда, постоянно», «Часто, регулярно», «Редко, иногда») не позволяет глаголу бывать обозначать бытие / событие, соотнесённое с планом настоящего: что-то хотя бы один раз, но уже было и поэтому воспроизводится в памяти. Неслучайно в окружении глагола бывал(а, о, и) довольно часто функционирует темпоральная лексика и слова со значением воспоминания: Бывало со мной и другое: ночью, лёжа в постели, я вдруг вспомнил, что смертен (В. Набоков. Возвращение Чорба. Ужас).
Кроме того, на базе глагола бывать в форме прошедшего времени формируется частица / модально-вводное слово было, характеризующееся очень высокой частотностью в разговорной речи, в том числе и художественной, при воспроизведении событий прошлого, описании воспоминаний. Например: Иногда бывали слова,, объяснения, даже слёзы, но иногда... ох! <...> после самых жестоких слов друг другу вдруг молча взгляды, улыбки,, поцелуи, объятия... (Л. Толстой. Крейцерова соната) и Прежде, бывало, в Миргороде один судья да городничий хаживали зимою в крытых сукном
тулупах, а всё мелкое чиновничество носило просто нагольные <...> (Н. Гоголь. Ночь перед Рождеством).
Бытийная семантика глагола бывать представлена в нерасчленённом виде, совмещая семы собственно существования и событийности (см. первое лексикографическое значение). Однако художественный контекст в первом значении глагола бывать чаще всего актуализирует сему событийности, которая почти всегда обогащается семой повторяемости, заложенной во втором значении: Они не всегда исполняли просьбу её сразу, но бывало, что музыкант вдруг на секунду прижимал струны ладонью, а потом, сжав кулак, с силою отбрасывал от себя на пол что-то невидимое, беззвучное <...> (А. Горький. Детство); Ох, бывало! Являлся дед домой босиком и подвергался такому посрамлению, что, казалось, не только в карты, он в лапту играть не решится (В. Астафьев. Последний поклон).
Эффект всеохватности вспоминаемого прошлого возникает, если при предикате бывало предмет речи выражается субстантивированным определительным местоимением всякое с семантикой недифференцированной обобщённости (как и у субстантивированного проно-минатива всё), которое формирует «бытийное пространство» [24, с. 71] былого: Всякое бывало, но в памяти остался солнечный свет, который потом уже никогда не был так ярок (Ю. Нагибин. В те юные годы). В приведённом примере из «всеохватного» прошлого, слитого в памяти героя-повествователя в нечто целостное и неделимое, всё-таки «вытаскивается на свет» одно из воспоминаний, наиболее значимых с идейно-художественной точки зрения. Таким образом, Всякое бывало становится базой для создания очень выразительной полисемантичной когнитивной антитезы «Целое - часть», «Многое - единичное», «Разное - важное».
Функцию «означения «бытийного пространства» прошлого в художественном прозаическом произведении в сочетании с глаголом было выполняет и местоимение что, которое семантически соотносится с прономинативами всё и всякое [24, с. 72]: Правда, как вспомнишь: чего, чего не бывало! (М. Пришвин. Корабельная
чаща). В этом примере глагол-сказуемое бывало употребляется с отрицательной частицей не, задавая мнимо отрицательное высказывание с семантикой "Многое, разное бывало". Повтор падежной формы чего, чего вместе с мнимым отрицанием и восклицательной интонацией усиливает эффект всеохватности нерас-членённо вспоминаемого прошлого.
Очень редки, но весьма интересны случаи переносного употребления в художественной прозе формы настоящего времени несовершенного вида глагола бывать в значении прошедшего времени. Например: Бывает в юности такой жадный сон, когда ты погружаешься до дна жизни, <...> будто стремишься слиться опять с околоплодными материнскими водами времени (Д. Рубина. Белая голубка Кордовы).
«Перенос настоящего времени в контекст прошедшего» используется в художественной прозаической речи «для образной актуализации, оживления событий прошлого» [10, с. 4] - в данном фрагменте - для выделения наиболее запомнившегося автору-повествователю и очень значимого для него факта былого [20, с. 19-20]: на вспоминаемое событие как факт прошлого указывает темпоральная предложно-падежная словоформа в юности.
Такое употребление временных форм глагола Д.С. Егоров признаёт метафорическим и говорит о временной глагольной метафоре, которая, в отличие от основных типов метафоры, «сопоставляет не сущности разного порядка <...>, а временные планы и их субъекты восприятия (я воспринимаю событие, которое произошло вчера так, как будто оно происходит у меня перед глазами)» [10, с. 13]. При этом основная цель метафорического преобразования глагольной формы - представить актуальное событие прошлого, в которое мысленно «погружается» говорящий» [10, с. 11].
В приведённом примере благодаря глаголу бывает внимание акцентируется на юношеском сне, во время которого, по мнению автора-повествователя, происходит познание жизни, постижение её смысла. Кроме того, на наш взгляд, переносное употребление формы време-
ни рассматриваемого глагола позволяет выйти за пределы личностного мысленного восприятия в настоящем особенного факта прошлого - такого жадного сна в юности - и обобщить смысл высказывания, побуждая читателя активно представлять подобный сон. Этому же способствует переносное употребление формы второго лица единственного числа ты в значении «Каждый, любой - все мы» и, соответственно, личных форм глаголов-сказуемых погружаешься, стремишься слиться.
Таким образом, глагол бывать, функционируя преимущественно в форме прошедшего времени, является специализированным средством выражения семантики воспоминания и в художественной прозе выдерживает конкуренцию с глаголом быть.
Итак, бытийные глаголы быть, бывать, употребляясь в форме прошедшего / будущего времени и сослагательного наклонения, способны выражать в художественной прозе семантику воспоминания / воображения, соотнося соответствующие описания с планом прошлого / будущего.
Демонстрируя теснейшую связь категорий бытийности и представления, данные глаголы реализуют в художественном контексте многокомпонентную, комплексную семантику: в форме прошедшего времени они обозначают бытие в прошлом, воспоминание, а в формах будущего времени и сослагательного наклонения - бытие в будущем, воображение.
Выполняя в предложении функцию простого глагольного сказуемого, глаголы быть, бывать выступают в качестве лексико-грамматического фундамента высказывания, смещая смысловой акцент на предмет воспоминания / воображения и подчёркивая когнитивно обусловленный рост абстрагированности соответствующих наглядно-чувственных образов. Имя / местоимение, называющее / указывающее на предмет воспоминания / воображения, конкретизирует заданное глаголом-предикатом представление, отражая меньшую или большую степень его отвлечённости и сохраняя
X
ф
£ го
.
XI
са
го ш
Ь*
Ф Ф . .
ф О
2 " О Ф
ГО
со
О
с; о Ф 0.0 О X
X
ф
О ей * I-
о
О ф ф §
ГО X ей
- I
Сй Ф
II
~ ь
^ ч £ ф
Ь О. .0 с
или усиливая наглядно-чувственный фон всего высказывания. Немаловажную роль при этом играет художественный контекст, обычно содержащий темпоральную лексику и / или слова со значением воспоминания / воображения либо интеллектуальной деятельности.
Выражая семантику представления, глаголы быть, бывать в художественной прозаической речи функционируют по-разному: глагол быть употребляется в формах и прошедшего, и будущего време-
ни, а также сослагательного наклонения, формируя описания и воспоминаний, и воображаемых картин; глагол бывать преимущественно облекается в форму прошедшего времени или настоящего в значении прошедшего и маркирует описания воспоминаний. Глагол бывать может употребляться в форме сослагательного наклонения и выражать семантику воображения, но для исследования этого вопроса требуется дополнительный иллюстративный материал.
Библиографический список
1. Артёмова, Н.В. Полевая организация глагольной лексики в современном русском языке [Текст] / Н.В. Артёмова. - М.: «Прометей» МПГУ, 2003. - 160 с.
2. Бабайцева, В.В. Местоимение это и его функциональные омонимы [Текст]: моногр. / - М.: ФЛИНТА: Наука, 2014. - 168 с.
3. Виноградов, В.В. Русский язык: грамматическое учение о слове [Текст]: учеб. пособие для вузов по спец. «Рус. яз. и лит.» / В.В. Виноградов. - 3-е изд., испр. - М.: Высш. шк., 1986. - 639 с.
4. Вольская, Л.А. Выражение темпоральной отнесённости действия в высказываниях с формами сослагательного и повелительного наклонений в современном русском языке [Текст]: автореф. дис. ... канд. филол. наук / Л.А. Вольская. - Л.: Ленуприздат, 1982. - 20 с.
5. Востоков, В.В. О категории бытийности и бытийные глаголы в русском языке [Текст] // Рациональное и эмоциональное в русском языке: междунар. сб. науч. тр. - М.: МГОУ, 2012. - С. 79-84.
6. Голайденко, Л.Н. Категория представления как структурно-семантическая (на материале художественной прозы) [Текст] / Л.Н. Голайденко // Вестник Томского гос. пед. ун-та. - Томск: ТГПУ, 2013. - № 3 (131). - С. 140-145.
7. Голайденко, Л.Н. Лексика со значением представления в современном русском языке (на материале художественной прозы) [Текст]: моногр. / Л.Н. Голайденко. - Уфа: Изд-во БГПУ, 2013. -142 с.
8. Голайденко, Л.Н. О переходном характере глаголов представления (на материале произведений русской классической прозы) [Текст] / Л.Н. Голайденко // Семантика и прагматика языковых единиц: межвуз. сб. науч. тр. - Уфа: БГПИ, 1999. - С. 21-28.
9. Гуськова, О.В. Оценка как компонент значения глагольного слова (прагматический аспект) [Текст]: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - М.: Институт русского языка им. А.С. Пушкина, 1992. - 22 с.
10. Егоров, Д.С. Основные типы трансформации временных форм глагола в современном русском языке [Текст]: автореф. дис. ... канд. филол. наук / Д.С. Егоров. - Казань: Деловая полиграфия, 2012. - 22 с.
11. Кустова, Г.И. Типы производных значений и механизмы языкового расширения [Текст]: моногр. / Г.И. Кустова. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - 472 с.
12. Лебедева, Н.Б. Полиситуативность глагольной семантики (на материале русских префиксальных глаголов) [Текст]: автореф. дис. ... д-ра филол. наук / Н.Б. Лебедева. - Томск: ТГУ, 2000. - 55 с.
13. Логунов, Т.А. Аналитические формы будущего времени как лингвистический феномен (на материале английского и русского языков) [Текст]: автореф. дисс. ... канд. филол. наук / Т.А. Логу-
о нов. - Кемерово: КГУ, 2007. - 20 с.
ф 14. Марков, Б.В. Знаки бытия [Текст] / Б.В. Марков. - СПб.: Наука, 2001. - 566 с.
>:! 15. Николина, Н.А. Категория времени в художественной речи: Моногр. - М.: Прометей,
§ 2004. - 276 с.
^ 16. Ожегов, С.И. Словарь русского языка [Текст]: 70 000 слов / С.И. Ожегов; под ред. Н.Ю. Шве-
довой. - 23-е изд., испр. - М.: Рус. яз., 1991. - 917 с.
17. Пешковский, А.М. Русский синтаксис в научном освещении [Текст]: учеб. пособие / А.М. Пешковский. - Изд. 9-е. - М.: ЛИБРОКОМ, 2009. - 432 с.
18. Рянская, Э.М. Способы действия в когнитивном аспекте [Текст]: моногр. / Э.М. Рянская. -СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2002. - 191 с.
19. Сигал, К.Я. Проблемы теории синтаксиса [Текст] / К.Я. Сигал. - М.: Ключ-С, 2012. - 164 с.
20. Урумашвили, Е.В. Прагматические функции временных форм глагола в художественном тексте (на материале романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» [Текст]): автореф. дис. ... канд. филол. наук / Е.В. Урумашвили. - Екатеринбург: ПТГС ПА, 2011. - 24 с.
21. Чепасова, А.М. Глаголы в современном русском языке [Текст]: учеб. пособие / А.М. Чепасо-ва. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Флинта: Наука, 2007. - 408 с.
22. Шаповалова, Т.Е. Категория синтаксического времени в русском языке [Текст]: моногр. / Т.Е. Шаповалова. - М.: МПУ, 2000. - 151 с.
23. Шаталова, О.В. Дериваты от глагола быть в «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект: материалы 7-й междунар. конф. (Владимир, 25-27 сентября 2007 г.). - Владимир: ВГПУ, 2007. - С. 349-351.
24. Шведова, Н.Ю. Местоимение и смысл. Класс русских местоимений и открываемые ими смысловые пространства. - М.: Азбуковник, 1998. - 176 с.
References
1. Artemova N.V. Field organization of verbal lexicon in modern Russian. M.: "Prometey" MGPU, 2003. P.160. [in Russian].
2. Babaytseva V.V. Pronoun it and its functional homonyms. M.: Flinta: Nauka, 2014. P. 168. [in Russian].
3. Vinogradov V.V. The Russian language: Grammatical doctrine about the word. M.: Vysshaya Shkola, 1986. P. 639. [in Russian].
4. Volskaya L.A. The expression of temporal relatedness of action in the statements with forms of the subjunctive and imperative mood in modern Russian: Author's abstract. Diss. ... cand. of sciences (Philology). L.: Lenuprizdat, 1982. - P.20. [in Russian].
5. Vostokov V.V. About the category of beingness and existential verbs in Russian. Ratsionalnoe i emotsionalnoe v russkomyazyke. M.: MGOU, 2012. P. 79-84. [in Russian].
6. Golaydenko L.N. The category of imagination and recollection as a structural-semantic one (based on fiction). Vestnik Tomskogogos. ped. un-ta. Tomsk: TGPU, 2013. № 3 (131). P. 140-145. [in Russian].
7. Golaydenko L.N. Lexicon with the meaning of recollection and imagination in modern Russian (based on fiction). Ufa: Izd. BGPU, 2013. P.142. [in Russian].
8. Golaydenko L.N. About the transitional nature of the verbs of imagination and recollection (based on the works of Russian classical prose). Semantika Ipragmatikayazykovyh edinits. Ufa: BGPI, 1999. P. 21-28. [in Russian].
9. Guskova O.V. The assessment as a component of the value of the verbal word (pragmatic aspect): Author's transcript. Diss. ... cand. of sciences (Philology). M.: Gos.IRYa, 1992. P. 22. [in Russian].
10. Egorov D.S. The main types of transformation of temporary forms of the verb in modern Russian: Author's transcript. Diss. ... cand. of sciences (Philology). Kazan: Delovaya poligrafiya, 2012. P. 22. [in Russian].
11. Kustova G.I. Types of derived meanings and mechanisms of language extensions. M.: Yazyki slavyanskoy kultury, 2004. P.472. [in Russian].
12. Lebedevа N.B. Polysituationality of verbal semantics (based on the Russian prefixed verbs): Author's transcript. Diss. ... doct. of sciences (Philology). Tomsk: TGU, 2000. P. 55. [in Russian].
13. Logunov T.A. Analytical forms of the future tense as a linguistic phenomenon (based on the English and Russian languages): Author's transcript. Diss. ... cand. of sciences (Philology). Kemerovo: KGU, 2007. P. 20. [in Russian].
14. Markov B.V. Signs of being. SPb.: Nauka, 2001. P.566. [in Russian].
15. Nikolina N.A. The category of time in the artistic speech. M.: Prometey, 2004. P. 276 [in Russian].
16. Ozhegov S.I. Russian dictionary: 70 000 words. Ed. by N.Y. Shvedova. M.: Rus. Yaz., 1991. P. 917. [in Russian].
17. Peshkovski A.M. Russian syntax in a scientific light Textbook. M.: Librokom, 2009. P. 432. [in Russian].
X
ф
X го
-О
со
го со
0 s о. ^
ё °
1 О о Ф Ф Т
ii т о о с; а. о с Ф ао
О X
о со
* IS о
О ф ф §
* ^
го х * m
3 i
£ со Ф
И
v н
- о
л ет £ ф
t О. -Q С
I-
.0
И
го S
Г
18. Ryanskaya E.M. Methods of action in the cognitive aspect. SPb.: RGPU, 2002. P. 191. [in Russian].
19. Segal K.Y. Problems of the theory of syntax. M.: Klyuch-S, 2012. P. 164. [in Russian].
20. Urumashvili E.V. Pragmaticfunctions of temporary forms of the verb in a literary text (based on the novel«A Hero of Our Time» by Mikhail Lermontov): Author's transcript. Diss. ... cand. of sciences (Philology). Ekaterinburg: PTGS PA, 2011. P. 24. [in Russian].
21. Chepasova A.M. Verbs in modern Russian: stud manual. M.: Flinta: Nauka, 2007. P.408. [in Russian].
22. Shapovalova, T.E. Category of syntactic time in the Russian language. M.: MPU, 2000. P. 151. [in Russian].
23. Shatalova O.V. Derivatives of the verb to be in the "Explanatory Dictionary of the Russian Language" V.I. Dahl. Grammaticheskie kategorii I edinitsy sintagmatichesky aspekt. Vladimir: VGPU, 2007. P. 349-351. [in Russian].
24. Shvedova N.Y. Pronoun and meaning. The class of Russian pronouns and the semantic space opened by them. M.: Azbukovnik, 1998. P. 176. [in Russian].
Сведения об авторе: Голайденко Лариса Николаевна,
доцент, кафедра русского языка, Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы, г. Уфа. Ктай: lngolaydenko@gmail.com
Information about the author: Golaydenko Larisa Nikolaevna,
Associate professor,
The Department of the Russian Language, Bashkir State Pedagogical University named after M.Akmulla, Ufa. E-mail: lngolaydenko@gmail.com
УДК 801.5 ББК 83.014
В.Н. Евсеев, С.Ж. Макашева
ФОЛЬКЛОРНЫЙ ВАРИАНТ «КОНЬКА-ГОРБУНКА» П.П. ЕРШОВА НА РОДИНЕ АВТОРА ЛИТЕРАТУРНОЙ СКАЗКИ
В статье рассматриваются особенности фольклоризации «Конька-Горбунка» П.П. Ершова в одном из народных вариантов литературной сказки, записанного в начале ХХ века П. А. Город-цовым на родине автора известной сказки - в Тобольской губернии, у крестьянина О.М. Заяки-на - талантливого сказочника, репертуар которого включал сказки с сюжетом о волшебном коне.
Ключевые слова: П.П. Ершов, «Конек-Горбунок», литературная сказка, фольклорная сказка.
V.N. Evseev, S.Dz. Makasheva
THE FOLKLORE VARIANT OF "HUMPBACKED HORSE" BY P. P. YERSHOV IN THE LITERARY FAIRY-TALE AUTHOR MOTHERLAND
The article considers the peculiarities of folklorisation trend of «Humpbacked Horse» by P.P. Yershov in one of the folk variants of the literary fairy-tale recorded at the beginning of the twentieth century by P. A. Gorodtsov in the motherland of the author of the famous fairy- tale. It was in Tobolsk province at the repertoire of a peasant O. M. Zayakin - a talented storyteller, including the tales about a magical horse.
Key words: P. P. Yershov, «Humpbacked Horse» («Konek-Gorbunok»), fairy tale, folk tale.