••• Известия ДГПУ, №1, 2003
УДК 82:801; 82:7.03
ГЛАГОЛЬНАЯ СИСТЕМА РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА К СЕРЕДИНЕ XVIII ВЕКА В ЗЕРКАЛЕ ЯЗЫКОВОЙ ПРАКТИКИ М. В. ЛОМОНОСОВА
© 2008 Шоцкая Л.И.
Дагестанский государственный педагогический университет
Успешное решение теоретических и практических проблем современного русского литературного языка невозможно без обращения к богатейшему лингвистическому наследию, деятельности М.В. Ломоносова, отразившего в своих грамматикостилистических трудах и литературном творчестве основные тенденции в развитии русского литературного языка к середине XVIII века.
The successful solving of theoretical and practical problems of modern literary Russian is impossible without referencing to M.V.Lomonosov’s richest linguistic heritage and activity, who reflected the main trends in development of literary Russian by the middle of the 18th century in his grammatic and stylistic works and literary creative activity.
Ключевые слова: глагольная система, «Российская грамматика», глагольное словообразование, высокий стиль, средний стиль, низкий стиль, архаические формы, народноразговорные формы, лингвистическая деятельность М.В. Ломоносова, формирование грамматической системы современного русского языка.
Keywords: verbal system, “Russian grammatics”, verbal word-building, high style, middle style, low style, archaic forms, folk-colloquial forms, M. V. Lomonosov’s linguistic activities, formation of grammatical system of modern Russian.
Крупнейший деятель русской науки и культуры середины XVIII столетия М. В. Ломоносов принадлежит к числу немногих энциклопедических умов в истории мировой науки. Велика его роль в развитии русского литературного языка, ярким реформатором и первым нормализатором которого был Ломоносов. Не одно поколение обучалось по его «Российской грамматике» (1755 год) - первой грамматике русского языка. В предшествовавших ей грамматиках и руководствах по русскому языку Л. Зизания, М. Смот-рицкого, Ф. Поликарпова, Ф. Максимо-го, В. Лудольфа, В. Адодурова и др. преобладал грамматический и лексический материал церковно-славянского языка, отсутствовали попытки полного описания грамматического строя складывающегося национального русского языка. Эту задачу достойно решил М. В. Ломоносов, создав научную нормативностилистическую грамматику русского языка, и будучи незаурядным поэтом,
писателем, учёным, отразил формирующиеся нормы русского литературного языка в многочисленных произведениях разных жанров и стилей. И если анализу общетеоретических и лингвистических воззрений Ломоносова, его роли и оценке в русской науке о языке, истории русского языкознания посвящена многочисленная научная филологическая литература (В. В. Виноградов, Л. Л. Кутина, С. П. Обнорский, Ю. С. Сорокин, Б. А. Успенский, В. И. Чернышев и др.), то текстуальный анализ его произведений в аспекте отражения в них грамматических норм середины XVIII века представлен наблюдениями в общих суждениях о лингвистической деятельности Ломоносова (П. Н. Берков, В. В. Виноградов, А. И. Гершков, В. М. Жижов, В.
В. Замкова, С. П. Обнорский и др.). Этот аспект исследования филологических трудов (грамматики и литературных произведений) позволит расширить представление о роли Ломоносова в ста-
новлении, закреплении языковых норм на этапе формирования русского национального языка.
В «Российской грамматике» делается попытка систематизации глаголов по формообразовательным элементам. При этом дается большое количество примеров и указываются все исключения. Отдельные нормативно-стилистические замечания Ломоносова к некоторым дублетным глагольным формам не потеряли своего значения до наших дней (ср.: колеблю - колебаю, машу - махаю, плещу - плескаю; гас - гаснул, вял - вянул и под.,).
Глагольные формы с утратой конечного гласного основы в личных формах Ломоносов образует, как правило, от глаголов книжных и употребляет их в произведениях высокого стиля: алчу, жажду, стражду, мещу (мечу), внемлю, приемлю и др. Параллельные же глагольные формы с сохранением конечного гласного основы в личных формах автор употребляет в произведениях среднего и низкого стилей.
Стилистическая дифференциация наблюдается и в использовании форм прошедшего времени от глаголов с суффиксом -ну: книжные глаголы, встречающиеся в произведениях высокого стиля, сохраняют суффикс -ну (убегнул, воздвигнул, исторгнул, погрязнул и др.); глаголы бытового характера суффикса -ну не сохраняют (увяз, осип, ослеп и под.).
В произведениях Ломоносова дублетные формы употребляются и от других глаголов. От глагола бежать находим две формы 3 лица множественного числа настоящего времени: бегут и бежат (при наличии одной_инфинитивной формы бежать). Наблюдается дублетность форм инфинитива дышать и дыхать; в настоящем времени данный глагол оформляется по I спряжению (дышешь, дышет и т.д.; причастие дышущий).
Отмечая в ряду неправильных глаголов глагол хотеть, Ломоносов рекомендует от него формы настоящего времени хотим, хотят, которые в дальнейшем становятся нормой русского литературного языка.
Ученый сохраняет старое различение глаголов честь (считать) и чтить (почитать). Наряду с различиями в семантике указано и грамматическое расхождение этих глаголов, что видно из употребления форм 3 лица множественного числа настоящего времени: Стекло чтут ниже минералов [3. Т.2. С.90]; Мой образ чтят в Тебе народы [3. Т.1. С.88].
Глагольные образования с суффиксом -ствова автор употребляет наряду с дублетными формами другого образования: барствовать - даровать - дарить, ответствовать - отвечать, ликовство-вать - ликовать и т.д. Первые глагольные формы употребляются в произведениях высокого стиля; параллельные им формы - в произведениях среднего и низкого стилей.
Способы выражения категории времени в произведениях Ломоносова в основном совпадают с теми, которые имеют место в современном русском языке, хотя теоретически автор еще стоит на позиции признания десяти времен, пытаясь установить различия и в их оформлении. Процесс постепенного отмирания в грамматическом строе языка элементов старого качества проявляется в наличии некоторого количества архаических глагольных форм. Так, от глагола мыслить в I лице единственного числа настоящего времени употребляется форма мыш-лю; в формах настоящего времени производных глаголов от дать, знать, стать сохраняется суффикс -ва (подава-ет, признавает, вставает); при выражении прошедшего времени формой на -л наблюдаем единичные формы аориста (зрех) и перфекта с сохранившимся сочетанием конечного корневого заднеязычного Ъ и суффикса -л (подвигл); последние формы употреблены Ломоносовым в произведениях высокого стиля.
Характерно, что беспрефиксные глаголы с суффиксами -ыва, -ива, -ва, -а в произведениях Ломоносова не употребляются, хотя в «Российской грамматике» их приводится значительное количество. Морфологическое выражение категории наклонения имеет незначительные отличия от современного русского языка.
В качестве особенностей повелительного наклонения можно отметить наличие, с одной стороны, архаических форм (формы с сохранением конечной безударной гласной: услыши, настави, вос-стани, возвыси, приближи и др., а также формы церковнославянские: подаждь, посли, отжени), употребляемых автором в произведениях высокого стиля, с другой стороны, - форм народноразговорного языка (напой, не утай, насыть и др.). Находим также описательные формы повелительного наклонения, причем употребление их в произведениях того или иного стиля определяется характером побудительной частицы: формы с побудительной частицей да употребляются в произведениях высокого стиля (да возрастет, да оскорбит, да хранят, да постыдятся и под.); формы с побудительными частицами пусть, пускай, пущай - в произведениях среднего и низкого стилей (пусть погибнет, пускай стоит, пускай избавит, пущай пойдут и др.).
Не развивая теоретически учения о видах, не употребляя даже термина «вид», Ломоносов, однако, первый дает анализ способов выражения качества действия русским глаголом, проводит наблюдения над значениями прошедших времен. Он правильно для своего времени определяет видовые значения глагольных основ, указывает основные способы образования совершенного вида от несовершенного.
Привлечённый к исследованию материал [1, 2, 4] показывает, что в середине XVIII века процесс развития категории вида протекает наиболее интенсивно. Основным морфологическим способом выражения категории несовершенного вида являются суффиксы -а, -ва, -ыва (ива), -ова. В произведениях Ломоносова наблюдается сосуществование архаических форм несовершенного вида на -ить (нудить, скорить, ничтожить, мрачить и др.) и живых продуктивных, приставочных образований, вытесняющих их (вынуждать, ускорять, уничтожать, омрачить и др.).
Основным средством выражения категории совершенного вида является
префиксация, которая, однако, не охватывает еще всех однородных по образованию глаголов. Находим бес-префиксальные образования с суффиксом -и со значением совершенного вида (свободить, стрелить и др.), заменяющиеся в дальнейшем образованиями префиксальными (освободить, выстрелить и др.).
Наблюдения за соотносительными глаголами совершенного и несовершенного вида показывают постепенность, неравномерность развития видовых пар. Неравномерностью развития видовых образований объясняется наличие глаголов, не имеющих соотносительных видовых пар, нейтрально-видовых глаголов, а также иногда непоследовательное, необоснованное употребление видовых образований. Ср.: Во гневе из палат. Мамай неутомимом Лишь только вышел вон и обращал свой зрак, С озлобленным тотчас увиделся Селимом, И тут к сражению друг другу дали знак [3. Т.1. С.280].
Двоякие коррелятивные образования, наблюдаемые в произведениях Ломоносова, объясняются обычно стилистическими приемами автора (формы восплескать, поколебать, подавить и т.д. являются книжными и употребляются в произведениях высокого стиля; формы же плеснуть, колебнуть, давнуть и т.д. -разговорными и употребляются в произведениях среднего и низкого стилей).
В «Российской грамматике» Ломоносов уделяет большее внимание глагольному словообразованию (как внутригла-гольному, так и образованию глаголов от именных основ), рассматривает основные значения приставок, указывает на омонимию приставок. Разнообразие глагольного словообразования отражено в художественных произведениях Ломоносова. В произведениях высокого стиля употребляются церковнославянские словообразовательные элементы - приставки воз- (возо-, вос-), пре-, пред- (предо-), низ- (низо-, нис-) и др. Таким образом, наблюдается стилистическая синонимия: Хвалу на небо воссылает [3. Т.2. С.250. Ода]; Стены обновить героя посылают [3. Т.2. С.51. Трагедия]. То же и
при суффиксальном образовании: глагольные формы с суффиксом -а (я) употребляются в произведениях высокого стиля (напоять, усмотрять и под.); параллельные формы с суффиксом -ыва (ива) - среднего и низкого стилей (напаивать, усматривать и под.).
Употребление значения приставочных глаголов не совпадает с современным русским языком. Так, в произведениях Ломоносова употребляются образования типа: воздух огустить (ср. соврем. сгустить), меч скрасит кровь (ср. соврем. окрасит), уши ожужжали (ср. соврем. прожужжали), все уши раскричал (ср. соврем. прокричал), нас увеселил (ср. соврем. развеселил) и др.
Общая тенденция к сближению литературного языка с народно-разговорным сказывается и в употреблении глагольных форм, свойственных живой народной речи, причем эти формы представлены и в произведениях высокого стиля: чужался (а не чуждался), укро-чают (а не укрощают), отягчает (а не отягощает) и под., а также большое количество форм возвратных глаголов изъявительного и повелительного наклонения без сокращения -ся в -сь (стремлю-ся, крушилася, облеклися; не ствратися, укротися, взгордися) и некоторые другие. Известно, что возвратные глаголы на -ся со страдательным значением в XVIII веке были преимущественно принадлежностью книжной речи [4], поэтому пассивные конструкции со страдательными глаголами употребляются Ломоносовым в произведениях высокого и иногда среднего стиля. В научных статьях ученого пассивных конструкций со страдательными глаголами значительно больше, чем в его художественных произведениях.
Конструкции со сказуемым - страдательным глаголом и сказуемым — страдательным причастием являются синонимичными. Преобладающим способом выражения страдательности (пассивности) в исследуемом материале являются сказуемые — страдательные причастия, преимущественно прошедшего времени. Эти причастия образуются от глаголов несовершенного вида (редко), от глаго-
лов совершенного вида, но имеющих значение длящегося действия, и, наконец, от глаголов совершенного вида со значением законченного действия. Действующее лицо в данных пассивных конструкциях, согласно нормам «Российской грамматики», выражается творительным падежом без предлога или родительным с предлогом от. Преобладают пассивные конструкции со сказуемым без связки. Однако если речь идет о прошедших событиях, автор употребляет в таких конструкциях сказуемое со связкой был.
Переходность глаголов (управление беспредложным винительным падежом) не совпадает с современным русским языком. В произведениях Ломоносова непосредственно переходными являются глаголы вредить, восклицать, воевать, править, льстить, подражать, греметь и т.д.; наряду с этим наблюдаем глаголы, управляющие возвратным местоимением себя: прольет себя, пользовать себя, крутит себя и под.
Некоторые глаголы в произведениях Ломоносова употребляются одновременно с переходным и непереходным значением: воевать — что, на кого и без дополнения, подражать — кого и кому, крутит себя и крутится, прольёт себя и прольётся и т.д. Утрата глаголами переходности обычно объясняется изменением или расчленением лексического значения глаголов.
Беспредложное управление другими косвенными падежами также имеет отличия от современного русского языка: благодарить кому, чему; касаться чему; колебаться чем; надеяться чего; наслаждаться чего; обручать кому; последовать кому; поработить (ся) чему; приветствовать чему; ругаться кому; ревновать чему; сравнить (ся) чему; следовать кому, чему; смеяться кому, чему; согласиться чему; согласоваться чему; наблюдается также беспредложное управление, заменившееся впоследствии предложным: беги насильных рук [Т.1. С.260]; очей людских таится [Т.1. С.79]; дожил старых лет [Т.2. С.279].
В художественных произведениях преобладают формы инфинитива на -ть, -чь, узаконенные Ломоносовым теоретически. Непродуктивность для того времени форм на -ти, -чи подтверждается параллельным употреблением их с формами на -ть, -чь часто на одной и той же странице, также от одних и тех же глаголов: мир благословити [Т.1. С.69], но: Бог мне не велел того благословить [Т.2. С.195]. Инфинитивы на -ти, -чи обычно употребляются автором по требованию рифмы и размера стиха. В научных статьях форм на -ти, -чи нет. Ломоносов указывает в «Российской грамматике» на возможность чередования формы инфинитива на -ти и -ть у глаголов на -сти, однако в научных статьях формы на -сть (от ударяемого -сти), в отличие от художественных произведений высокого стиля, не употребляются. В произведениях Ломоносова, в том числе и в одах, находим формы инфинитива, свойственные живой народной речи: найтить, взотти, дотти, вытти, сотти и под. Для стилистической манеры Ломоносова характерно большое количество причастий. Ломоносов образует причастия обычно от глаголов книжных, в соответствии с нормами «Российской грамматики». Хотя этот процесс охватывает уже более широкий по объему пласт глаголов, однако от глаголов бытового характера причастия не образуются. В произведениях высокого стиля, особенно в переложениях псалмов, Ломоносов
употребляет архаические формы причастий: укрепивый, научивый, прославльшу, избавльшу [«Перелож. псалма» Т.1. С.106-107]; рождьшиий [Ода. Т.2.
С.254.]. Архаические формы причастий на —нн вместо —т употребляются в книжных текстах: Им оны времена не будут в век забвенны, Как пали их отцы для злата побиенны [3. Т.2. С.95].
Причастные обороты употребляются в произведениях высокого и отчасти среднего стиля: Плоды кармином испещрены. И ветви медом орошенны. Весну являют с летом вдруг [Ода. Т.1. С.115]. В произведениях низкого стиля вместо причастных оборотов, согласно нормам «Российской грамматики», употребля-
ются придаточные предложения: О
страх, о ужас, гром! ты дернул за штаны, Которы подо ртом висят у сатаны [Эпигр., Т.2. С.141].
В «Российской грамматике» Ломоносова проводится мысль о связи особенностей образования деепричастий со свойствами самого глагола, указываются формообразующие суффиксы деепричастий, намечается стилистическое разграничение в образовании и, следовательно, употреблении деепричастий с определёнными суффиксами. В произведениях Ломоносова не все группы деепричастий оказываются одинаково продуктивными. Об унификации форм деепричастий автор замечает в «Российской грамматике»; то же наблюдается и в его литературной практике. Так, Ломоносов употребляет небольшое количество деепричастий на —учи (-ючи), почти не употребляются деепричастия на -а (-я) от тех групп глаголов, от которых и в современном русском языке деепричастия не образуются (ср. у Кантемира: пиша, держа, спя, бья, влеча, бежа, уча и др.) [1, 4]; деепричастия же на -в от основ несовершенного вида (даровав, бледнев, терзав) образуются и употребляются часто, что является отличительной чертой данной грамматической категории от современного русского языка.
От основ совершенного вида употребляются три формы деепричастий: с суффиксами -в, -вши и -а (-я), но и тут намечается определенная унификация форм: деепричастия с суффиксами -а (-я) и -вши образуются, как правило, от тех групп глаголов, которые в современном русском языке являются непродуктивными, и от продуктивных глаголов на -ить. В произведениях Ломоносова имеются отдельные архаические формы деепричастий: пришед, обшед; насмеявся.
Важным является замечание Ломоносова об ограниченности употребления деепричастных оборотов. Осуждая в «Российской грамматике» употребление деепричастных конструкций с самостоятельным сказуемым, автор и в своей литературной практике не употребляет их. Это ценно тем более, что у писателей до
Ломоносова и даже во второй половине XVIII века такие неправильные конструкции наблюдаются. Ср., напр., у Кантемира: От Ксенона я отстав, Милон меня встретил (сат. V, строфа 495) и т.п. [1, 4], что характерно и для современного употребления. Ломоносов гениально уловил основную тенденцию литературного языка своего времени и, обосновав ее в своей «Российской грамматике», дал мощный толчок для его дальнейшего развития.
Ученый выводил общие закономерности русского грамматического строя на основании многообразного материала, извлеченного преимущественно из живой разговорной речи. Среди разнообразных форм народной речи он выбирал наиболее выразительные, соответствующие духу русского языка формы и утверждал их как литературные. Ни в «Российской грамматике», ни в писательской практике Ломоносова нет резко просторечных форм, что выгодно отличает язык Ломоносова, например, от языка Кантемира. Ломоносов отбросил и обветшавшие архаические формы. В его произведениях не употребляются энклитические формы местоимений, глаголы 2 лица единственного числа настоящего времени с конечным безударным -и, деепричастия на -вше (положивше, укра-сивше и под.), членные формы деепричастий (изображаяй, имеяй и под.), имеющиеся в произведениях Кантемира и Тредиаковского. Другие архаические формы в произведениях Ломоносова встречаются в меньшем количестве, чем в произведениях Тредиаковского и Кантемира, причем в их употреблении обычно имеется стилистическая дифференциация [1, 4]. Некоторое колебание форм, дублетность, сосуществование архаических и живых продуктивных форм, наблюдаемые в языке произведений Ломоносова, имеют место, как показывают материалы, и в произведениях других писателей, вплоть до ранних произведений Пушкина. Таким образом, Ломоносов умело отделяет живые, продуктивные формы от отживающих, непродуктивных, гениально исследует «глубинные явления», выясняя тем са-
мым основные линии развития грамматического строя русского языка.
Правильно понимая, каким путем пойдёт развитие русского литературного языка в целом, Ломоносов научно предвидит также и ход развития отдельных грамматических категорий и форм. Примером этого может служить отсутствие в произведениях Ломоносова архаических форм бесприставочных многократных глаголов (сиживал, живал, грызал и под.), наличие лишь незначительного количества форм сравнительной степени на -яе, причастий страдательных прошедшего времени от глаголов несовершенного вида (ношены, бросаны и под.), деепричастий от тех групп глаголов, которые в современном русском языке являются непродуктивными (пиша, бежа и под.), а также деепричастий на -учи (-ючи), что отличает язык его произведений от языка произведений Кантемира, Тредиаковского и других писателей того времени и сближает с нормами современного русского языка [1, 2, 4].
Языковая практика Ломоносова способствовала закреплению многих глагольных категорий и форм, свойственных народно-разговорной речи, в произведениях высокого стиля, оказываясь богаче его лингвистических позиций. Таким образом, писательская практика Ломоносова решала две важные задачи: утверждала основные тенденции формирования грамматической системы русского языка предпушкинского периода и явилась началом той стилистической системы, которая устанавливается Пушкиным и сохраняется в современном русском языке.
Примечания
1. Картотека словаря русского языка XVIII в. Институт лингвистических исследований РАН. Словарный сектор. - СПб., 2000. 2. Картотека словаря современного русского литературного языка. Институт лингвистических исследований РАН. Словарный сектор. - СПб., 2002. 3. Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т.1-10. - М.-Л., 1950-1959. 4. Словарь русского языка XVIII в. Вып. 1-11. - Л., 1984-2000.