CC BY
38
УДК 372.82
ГЕРОЙ И СОЦИУМ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ДРАМАТУРГИИ И ПРОЗЕ БЕЛАРУСИ (Е. ПОПОВА, А. АНДРЕЕВ)
MAN AND SOCIETY IN THE CONTEMPORARY RUSSIAN DRAMA AND PROSE OF BELARUS (E. POPOVA, A. ANDREEV)
© 2017
Е.М. Лепишева, И.А. Середа E.M. Lepisheva, I.A. Sereda
Усложнившиеся взаимоотношения человека и социума - одна из ключевых проблем белорусской литературы конца ХХ - начала XXI веков. Ее оригинальное решение предложили представители русскоязычной драматургии (Е. Попова) и прозы (А. Андреев). Близость их произведений обусловлена единым социокультурным контекстом, схожим мироощущением, нравственно-духовными и эстетическими ориентирами авторов, актуализировавшими социально-экзистенциальную модель «присутствие-в-мире». В статье прослеживается реализация данной модели на уровнях героя и пространственно-временного континуума. Установлено, что в центре внимания писателей человек, ощутивший несоответствие «социальной роли» (Л. Гинзбург) экзистенциальным запросам, мучительно переживающий бытовое неблагополучие и нравственно-духовный дискомфорт. Как следствие многоуровневость пространственно-временной организации произведений, органично сочетающей-быт, социум, бытие. При исследовании уровней героя и художественного времени-пространства учитываются родовая специфика драмы и прозы и авторская индивидуальность, предопределившая различные смысловые акценты в раскрытии экзистенциальных стратегий постсоветского человека: стоического принятия бремени своей судьбы (Е. Попова) / интеллектуально-творческого самоосуществления (А. Андреев). С целью демонстрации оригинальности эстетической оптики писателей их произведения вводятся в обширный литературный контекст: пьесы Е. Поповой рассматриваются на фоне белорусской русскоязычной драматургии, произведения А. Андреева - на фоне белорусской прозы.
Ключевые слова: герой; пространственно-временной континуум; стратегия художественной интерпретации; модель «присутствие-в-мире»; маргинальность; русскоязычная литература Беларуси; «минская школа».
Relationship between person and society is one of the main problems of the Belarusian literature in the late XX - early XXI centuries. Its original solution was offered by the representatives of Russian drama (E. Popova) and prose (A. Andreev). The common features their works is sociocultural context, a similar attitude, moral, spiritual and aesthetic values, which actualized the social and existential model of "being-in-the-world". In this article the implementation of this model at the level of the hero and the space-time continuum is analysed. It was proved that writers focus on the people who felt their "social role" (L. Ginzburg) doesn't correspond to existential queries, who painfully was going through routine, moral and spiritual discomfort. Consequently, setting of the works is presented by several levels and takes the best advantage of combining everyday life, society and being. While studying the levels of the character and the setting, the authors took into consideration generic specificity of drama and prose as well as the writer's personality which predetermined the markers of the existential strategies of a post-Soviet man: stoic putting up with his/her life burden (E. Popova) / intellectual and creative self-actualization (A. Andreev). In order to highlight the original aesthetics of the writers' works, the authors employ Belorusian drama in Russian as the background for E. Popova's works and Belarusian prose in Russian - for A. Andreev's ones.
Keywords: character; setting; strategy of text interpretation; the model "being-in-the-world"; marginality; Russian literature of Belarus; "Minsk school".
Кардинальная смена системы координат (социокультурных, мировоззренческих, эстетических) в конце ХХ - начале XXI века обусловила новый взгляд на положение человека в социуме, нашедший отражение в белорусской литературе. Свои версии раскрытия данной проблемы предложили Елена Попова и Анатолий Андреев - авторы,
успешно утвердившие себя в современной драматургии и прозе.
Так, творческая активность Е. Поповой - ведущего русскоязычного драматурга Беларуси, создавшего несколько прозаических произведений, - началась в середине 1970-х годов (первая пьеса «Дом на берегу
моря» написана в 1973 году) и продолжается по сей день.
Примечание Издано 2 драматургических сборника («Объявление в вечерней газете» (1978), «Прощание с Родиной» (1999)); пьесы публикуются на страницах ведущих журналов («Маленькие радости живых» (1990), «Баловни судьбы»
(1994), «День Корабля» (1996), «Тонущий дом» (2007), в альманахе «Современная драматургия»); включены в антологии («Восточные обещания» (Лондон, 1999), «Новая белорусская пьеса» (Варшава, 2011), «Зарубежная пьеса» (Токио, 2007)); активно ставятся за рубежом («Объявление в вечерней газете»: Москва, театр-студия А. Каменской (середина 1980-х годов); «Баловни судьбы»: Москва, Московский театр им. А.С. Пушкина
(1995); «Нужен муж для Поэтессы»: Смоленск, Смоленский драматический театр (2009)); удостоены международных наград (драма «Баловни судьбы» (1992) получила первую премию на I Европейском конкурсе пьес в Германии (1994), «Завтрак на траве» — номинант премии «Антибу-кер» (2000), драмы «Домой», «Этюды любви» получили Гран-при фестиваля «Смоленский ковчег» в 2008 и 2012 годах).
Несмотря на то, что А. Андреев пришел в литературу позже (первые публикации его произведений относятся к 2001 году), он стал известным представителем «минской школы», и его творчество во многом определяет тенденции развития новейшей белорусской прозы.
Примечание. Автором издано несколько книг прозы (так называемый «минский цикл»), объединивших созданные с 2001 по 2013 год романы («Легкий мужской роман», «Для кого восходит Солнце?», «Халатов и Лилька», «Мы все горим синим пламенем», «Маргинал», «Всего лишь зеркало...», «Срединная территория», «Игра в игру», «Отчуждение», «Гармония - мое второе имя», «Девять», «Авто, био, граф и Я»), повести (книга «Вселенная не место для печали»), рассказы (сборник «За буйки»). Его произведения публиковались в российских и белорусских журналах («Дружба народов», «Всемирная литература», «Наш современник», «День и ночь», «Второй Петербург», «Неман», «Маладосць», «Новый журнал», «Урал» и др.). Книга «Маргинал» (романы «Маргинал» и «Срединная территория», повесть «Таков поэт») в 2006 году отмечена поощрительным дипломом в номинации «проза» на республиканском конкурсе на лучшую книгу года. В 2009 году прозаик стал лауреатом литературой премии им. А.П. Чехова, учреждённой правительством г. Москвы.
Писателей сближают принадлежность к русскоязычной драматургии (Е. Попова) и
прозе (А. Андреев) Беларуси, взявших на себя ведущую роль в литературном процессе 2000-х годов как явление «бикультур-ное» (с одной стороны, территориально принадлежащее к белорусской литературе, с другой — тесно связанное с русской традицией [1, с. 4]); схожее мировоззрение, нравственно-духовные (обостренное социальное чувство, интерес к самоопределению человека в постсоветскую эпоху) и эстетические (обновление реалистической поэтики интенциями модернизма, постмодернизма) ориентиры.
Цель статьи — выявить стратегии художественной интерпретации взаимоотношений человека и социума, предложенные Е. Поповой и А. Андреевым, что предполагает решение практических задач: определить специфику видения человека и социума в различных родах литературы — драме и прозе, детально раскрыть уровни героя и пространственно-временного континуума в произведениях писателей, учитывая литературно-видовое и авторское своеобразие.
Проблема героя в аспекте его взаимоотношений с социумом недостаточно изучена в литературоведении, поскольку большинство исследователей, выделяя конкретные типы, придерживается исключительно социальных и нравственных критериев в их оценке.
Примечание. Данная методология прослеживается в работах о героях драмы: Дубнова М.Б. Театральная публика девяностых: бывшие, небогатые и немолодые // Знамя. 2003. № 2. С. 178189, Дубин Б.В. Культурная динамика и массовая культура сегодня // Дубин Б.В. Слово - письмо -литература : очерки по социологии современной культуры. М. : Новое литературное обозрение. 2001. 290-298; о героях прозы: Шляхова Н.М. Типология и психология героя современной прозы // Вопросы литературы народов СССР. 1987. Вып. 13. С. 26-37, Черняк М.А. Поиск героя времени в современной литературе // Современная русская литература. М. : Форум, 2008. С. 66-94.
Особый интерес представляют работы, в которых социальное положение человека рассмотрено в свете кризиса самоидентичности.
Примечание. В этом аспекте герой драмы исследуется в работах: Болотян И.М. Драматургия движения «Новая драма» и кризис идентичности:
социокультурный и литературоведческий аспект // ЛСаРо^по-Яшешка. 2009. № 14. С. 25-36, Гонча-рова-Грабовская С.Я. Комедия в русской драматургии конца XX в. - начала XXI в. : монография. М. : Флинта : Наука, 2006. 280 с.; герой прозы - в монографиях: Нефагина Г.Л. Динамика стилевых течений в русской прозе 1980-90-х годов. Минск : Экономпресс, 1998. 196 с., Мережинская А.Ю. Xудожественная парадигма переходной культурной эпохи. Русская проза 80-90-х годов XX века. Киев : Киевский университет. 2001. 433 с.
Так, по мнению С.С. Имихеловой, литература второй половины XX века запечатлела «человека эпохи постмодерна, потерявшего ощущение идентичности собственного "я", в отличие от человека традиционного общества» [2, с. 51].
Данный методологический принцип используется и в нашей статье, нацеленной на анализ «модели присутствия "я" в "мире"», находящейся в центре художественного универсума и воплотившей «какое-то утверждение о жизни» (Б. Пастернак), «специфический человеческий способ существования (внутреннее присутствие во внешней реальности)», интересующие авторов [3, с. 33].
Несмотря на то, что Е. Попова и А. Андреев реализуют свои замыслы в различных формах (драматической и прозаической), их стратегии интерпретации данной модели близки, базируются на «экзистенциальном типе художественного сознания» (эстетическом и философском постижении мира), что дает основание обозначить их как социально-экзистенциальные.
Примечание. Термин введен В. Заманской (Заманская В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века: Диалоги на границах столетий. М. : Флинта : Наука, 2002. 304 с.), однако схожие идеи высказывались С.И. Великовским (В поисках утраченного смысла: очерки литературы трагического гуманизма. Санкт-Петербург : Нишап^Б, 2012. 270 с., Г.А. Белой (Смена кода в русской культуре XX века как экзистенциальная ситуация // Литературное обозрение. 1996. № 5-6. С. 111-117).
Xудожественный мир в произведениях обоих авторов адекватен постсоветской действительности с ее узнаваемыми маркерами (социальным кризисом, мировоззренческой дезориентацией, нравственно-духовной деградацией). Эти актуальные про-
блемы экстраполируются на проблемы вневременные, позволяя философски осмыслить постсоветского человека и его социальное бытие.
Реализованная в произведениях Е. Поповой и А. Андреева модель «присут-ствие-в-мире» также может быть названа социально-экзистенциальной: через характер социального действия показаны утрата смысла жизни, ощущение одиночества и бессилия. Особенности их эстетического воплощения предопределены как родовой спецификой драмы и прозы, так и авторской индивидуальностью.
В центре художественного универсума пьес Е. Поповой - «герой кризисного сознания» (термин С.Я. Гончаровой-Гра-бовской), показанный непосредственно в момент действия, поскольку в драме, согласно известному определению Е. Горбуновой, всегда «господствует человек» [4, с. 60]. Приоритет отдан «внутреннему» (психологическому) действию: герой уклоняется от активного поступка, пребывает в мировоззренческом кризисе, испытывает прессинг со стороны социума, приводящий к маргинальности (состоянию «выброшен-ности» из общего хода жизни).
Состояние героев обусловлено личным опытом автора, аксиологическими ориентирами: большинство персонажей -люди «среднего возраста», личностно сформировавшиеся в советскую эпоху, в настоящем обнаружившие тотальную несостоятельность (бытовую, социальную, нравственно-духовную). В социальном плане это «постспециалисты» - представители творческой и технической интеллигенции, профессионально не востребованные в условиях современного социума (сотрудники института в пьесе «Прощание с Родиной», 1997; компания бывших одноклассниц в пьесе «Маленький мир», 2007); представители бывшей социальной элиты (семья престарелого генерала в драме «Баловни судьбы», 1992).
Особое внимание уделяется женщинам, обладающим бесспорным обаянием, однако не сумевшим реализовать собствен-
ный потенциал, оставшимся без поддержки и социальных перспектив. Среди них — интеллигентная Алла Банникова, смирившаяся с неудачливостью мужа и бытовыми затруднениями («Прощание с Родиной»), дочь отставного генерала Ирина, демонстрирующая ум и утонченность манер, несмотря на социальную безысходность («Баловни судьбы»). В этом отношении пьесы Е. Поповой органично вписываются в русскую «женскую» драматургию конца ХХ в. (М. Арбатова, Н. Птушкина, Л. Разумовская и др.). Их отличает стремление раскрыть женские образы в экзистенциальном ключе, показать через утрату престижного социального статуса женскую неустроенность, выбор своей судьбы в новых условиях -стоическое отношение к жизни, скрывающееся за апатией.
Так, Алла Банникова («Прощание с Родиной») предпочитает «плыть по течению», Ирина («Баловни судьбы») равнодушна к происходящим вокруг переменам, что подчеркивается в ремарках: «разговаривает с дочерью лениво», ведет себя «рассеянно, вяло, безучастно» [5, с. 231, 249]. Их внешнее бездействие вызвано стоической экзистенциальной стратегией: верностью нравственному императиву, традиционной женственностью (человечностью, милосердием, душевной чуткостью). Вопреки тяготам быта героини Е. Поповой не озлобились, не проклинают судьбу, но внимательны к людям, оберегают собственный дом - единственную надежную опору в хаосе житейских невзгод.
Отсюда — мизансцены единения персонажей в квартире Банниковой («Прощание с Родиной»), давшей приют вернувшейся из-за рубежа подруге, несмотря на различие их социально-нравственных ориентиров. К данной стратегии тяготеет и Ирина («Баловни судьбы»), душевное состояние которой раскрывается через тонкую психологическую нюансировку. В прошлом героиня принадлежала к советской элите, что отражается в сдержанной манере поведения (внешняя невозмутимость маркируется устойчивым выражением «забав-
но» [5, с. 216, 217, 218, 220, 224]), высокомерии («Вы кроме себя никого не замечали», - характеризует ее Ольга [5, с. 224]). В настоящем ее жизненные перспективы безысходны (увольнение с работы, проживание в одной квартире с бывшим мужем и больным отцом, уход любовника). При этом сознание Ирины определяет не разрыв прошлого и настоящего (приводящий к озлоблению, агрессии), но мудрое понимание закономерности собственной судьбы, обусловленное миросозерцательной установкой, переживанием органичной взаимосвязи времени («Любая ваша новая жизнь -это только продолжение старой» [5, с. 222]) и собственного места в мире:
Ирина. Я люблю осенний сад. Вообще - сад, лес, поле. Я их часть, крошечная частица, я муравей в этом саду ... Я просто счастлива оттого, что это понимаю ... Всю эту изумительную картину мироздания, весь божественный замысел. [5, с. 243].
Экзистенциальное решение Ирины в ситуации краха иллюзий (бегства любовника, лишившего ее надежды восстановить былой статус) — возвращение к прежней жизни — воспринимается не как смирение и инертность, но как верность себе, принятие нелегкого жизненного удела.
Как представляется, это свидетельствует об эстетической ориентации Е. Поповой в конце ХХ века на традицию А. Чехова, герои которого, как показала Г.Я. Вербицкая, пребывая в положении неустроенности, одерживали победу духовную, отказываясь от «не быть» в пользу «надо жить». Согласившись с российским исследователем, такую экзистенциальную стратегию можно интерпретировать как вхождение в «широкий круг» бытия, связанный с категориями полноты, целостности, способности к диалогу с миром [6, с. 115].
Интерес к особому типу мироощущения постсоветского человека, сочетающему кризис сознания и стоическое принятие бремени своей судьбы, выделяет Е. Попову на фоне других белорусских драматургов. Так, представители старшего поколения показывают оптимизм героев, стремление
изменить неблагоприятные обстоятельства, активно утвердить гуманистические социально-нравственные идеалы, что соответствует традициям белорусской классической драматургии (ветеран войны Леонов в пьесе А. Дударева «Сумерки», этнический белорус Майкл в пьесе А. Делендика «Яблочный спас», писатель Захаров в пьесе Е. Таганова «Адель»); русскоязычные авторы младшего поколения - чувство тотальной неукорененности в бытии, не уравновешивающееся духовным «просветлением» (заключенный в сумасшедший дом Артур в пьесе А. Карелина «Герда», убитый гастар-байтером фотограф Илья в пьесе Н. Ру-дковского «Бог щекотки», выбравший самоубийство Сергей в пьесе Д. Богослав-ского «Любовь людей»).
Социально-экзистенциальная стратегия художественной интерпретации героя, избранная Е. Поповой, органично связана с многоуровневостью пространственно-временного континуума, в структуре которого выделяются быт, социум, бытие. Так, локализация сценичного действия осуществляется через быт (сферу частной жизни), являясь знаком социальных процессов (подчеркнуто деструктивных), свидетельствующих о бытийном неблагополучии человека. При этом существенно (по сравнению с прозой, родовая специфика которой позволяет непосредственно передать психологическое состояние, например, с помощью техники «потока сознания») возрастает семантическая нагрузка предметно-вещного мира, детали которого становятся «символическими уликами» [7, с. 245], демонстрирующими неустроенность человека в социуме и шире - в мире. Таковыми в пьесах Е. Поповой становятся потерянные вещи (символы-лейтмотивы утраченных перспектив - как социальных, так и онтологических). Среди них - многочисленные потери Ивана Банникова («Прощание с Родиной»), распроданные вещи семьи отставного генерала («Баловни судьбы»), указывающие на зыбкость и неблагополучие существования в постсоветском социуме.
Проза А. Андреева раскрывает новые грани социально-экзистенциальной модели «присутствие-в-мире». Центральное место в ней занимают герои, принадлежащие, по мнению И.С. Скоропановой, к типу «умного человека» [8, с. 39], или «нового лишнего человека», генетически восходящего к классическому «лишнему человеку». Варианты его эстетической реализации представлены в образах Льва Сергеевича («Прогулка», 2005; «Праздность», 2006), Евгения Николаевича («Легкий мужской роман», 2006), Геннадия Маркова («Маргинал», 2006), Ярослава Федоровича («Я», 2011) и др. Их объединяют незаурядность, обостренное переживание собственной нереализованно-сти, неспособности что-либо изменить.
Как и герои Е. Поповой, персонажи А. Андреева не стремятся совершать поступки, погружены в сомнения и рефлексию. Отличие состоит в ярко выраженном интеллектуальном начале, скептическом отношении к социуму, доходящем порой до презрения, чувства превосходства. Неприятие социального окружения («das man», по М. Хайдеггеру) сочетается с неудовлетворенностью собой, что приводит к одиночеству, осознанию фатальной неизменности жизненных обстоятельств, отсутствия достойного применения незаурядным способностям. Отсюда зачастую трагический аккорд финала (смерть героя).
Подобно Е. Поповой, А. Андреев затрагивает проблему маргинальности, расставляя, однако, иные смысловые акценты, обусловленные влиянием философии элитаризма (О. Таланцева), идеи персоноцен-тризма (развитие индивида по персоноцен-трическому вектору, движение от человека к личности).
Примечание. См.: Таланцева О. Философия элитаризма в прозе Анатолия Андреева. Минск : БГУ, 2012. 240 с.
С точки зрения писателя, маргиналь-ность героя органично связана со способностью самостоятельно мыслить и познавать окружающий мир посредством разума, что ставит его по уровню духовного развития на порядок выше окружающих, опреде-
ляя тем самым отверженность социумом. Один из восьми романов «минского цикла», опубликованного в 2006 году, получил название «Маргинал» ввиду ключевых социально-экзистенциальных характеристик образа главного героя, Геннадия Маркова.
В отличие от обывателей, герой А. Андреева непрерывно и целенаправленно работает над собой, осуществляет «воспитание» своего разума, развитие своей личности, размышляя на философские и культурологические темы. Это актуализирует бинарную оппозицию «герой - социум», выполняющую структурирующую функцию как в формировании системы персонажей произведений, так и в выборе доминирующей линии развития конфликта. Писатель показывает, что тот, кто претендует на личностное самоосуществление, автоматически оказывается втянутым в жёсткое и непримиримое противостояние с социумом. Так, главный герой повести «Апельсины на асфальте» (2006), художник Оскар Малахов, отстаивая личную свободу, право свободно реализовываться в творчестве, платит за их обретение высокую цену (несостоявшаяся любовь, потеря ребенка, нелепая смерть в финале), но именно такой, единственно правильный, выбор позволяет герою быть собой.
Примечательно, что большинство андреевских героев по профессиональной принадлежности - писатели-интеллектуалы, воплотившие идею содержательной и разумно устроенной жизни («знать, думать, творить и быть свободным»), противоречащей стереотипизированному общественному подходу («тараканьим бегам»), люди, вышедшие за рамки стандартного и общепринятого, - заплывшие «за буйки» («Тут-то, за буйками, все по-настоящему и начинается...» [9, с. 31]) - и в результате оказавшиеся непонятыми, невостребованными и фатально одинокими. Автор с иронией и горечью показывает, что такой герой в позиции меньшинства, он «лишний», по мнению большинства, но очень нужный с точки зрения вечности, потому что в дальнейшем только такой тип человека способен «на
философско-культурологическом уровне «"обеспечить" людям будущее, к тому же по возможности полноценное» [8, с. 42].
А. Андреев привносит и иной смысловой акцент в проблему маргинальности, связывая ее с кризисом идентичности: неспособностью героя к самоидентификации (воссоединению с собой прежним) и к «встрече» с другим «я» («неконтакт» с социумом), носящими фатальный характер, разрушающими все внутри и вокруг человека. Так, Ярослав Федорович («Я», 2011), похоронивший отца и отвергнутый сыном, оказывается в центре конфликта поколений, обусловленного несовпадением уровней развития и ценностно-мировоззренческих ориентиров; главный герой рассказа «Собор Гауди» (2010) переживает драму творческого кризиса и «неузнавания себя», что влечет за собой трагический исход.
Социально-экзистенциальная модель «присутствие-в-мире» обусловила пространственную организацию прозаических произведений А. Андреева. Мыслящий персонаж традиционно помещается автором в пространство белорусской столицы - города Минска, который представляет собой скорее отдельный живой организм, дающий пищу для размышлений и включенный тем самым в мыслительный процесс героя, нежели неиндивидуализированный социальный фон, не участвующий в развитии основной идеи произведения. Главной отличительной чертой изображаемого места является наличие в нем большого числа красивых женщин, что позволяет автору затронуть в каждом произведении одну из ключевых тем - любовную. Напомним, что пространство любви - необходимый компонент духовного развития персонажа, «ведь поумнеть способен только тот, кто не отказывается от любви» [9, с. 380]. Персонаж А. Андреева словно под увеличительным стеклом изучает представленный в обилии «серый» социум, размышляя о состоянии современной культуры и цивилизации в целом. Атмосфера стандартности, безмыслия, духовной слепоты и преобладание культа потребления - то, что, по мнению автора, удержи-
вает столицу и общество, балансирующие в состоянии некоторой социокультурной неопределенности и инфантильности, от необходимого культурного развития и придает им характер провинциальности и второ-сортности.
Авторское видение А. Андреевым постсоветского человека, выстроенное на сочетании нарушения самоидентичности с чувством интеллектуального превосходства над социумом, эстетически обогатило белорусскую прозу, приобщило ее к русской литературной традиции, которой настойчиво следует А. Андреев. Большинство белорусских писателей предлагает иные ракурсы раскрытия взаимоотношений героя и социума, следуя традиционным линиям белорусской литературы. Некоторые стремятся осмыслить современное состояние проблемы с социально-нравственной позиции, художественно исследуя прошлое народа, и особенно актуальными оказываются здесь деревенская и военная темы («Родная
крывинка» С. Трахимёнка, «Посеешь ветер» А. Сульянова), другие в антиутопическом русле исследуют вопрос построения глобальных социальных проектов («Пересечение параллельных» Э. Скобелева, «Слово о Сафари» Е. Таганова), третьих интересует проблема бытия «маленького человека» в социальном и нравственном контексте («В небеса за счастьем», «Надо терпеть» О. Ждана).
Таким образом, в современной русскоязычной литературе Беларуси активно реализуется социально-экзистенциальная модель «присутствие-в-мире», отражающая через сложные взаимоотношения с социумом дисгармоничное мироощущение постсоветского человека, экзистенциальными стратегиями которого становятся стоическое принятие неблагоприятных обстоятельств (драматургия Е. Поповой) / интеллектуально-творческое самоосуществление вопреки воздействию «das man» (проза А. Андреева).
* * *
1. Гончарова-Грабовская С.Я. Русскоязычная драматургия Беларуси на рубеже XX - XXI вв. (проблематика, жанровая стратегия. Минск : БГУ, 2015. 220 с.
2. Имихелова С.С. Проблема самоидентификации человека и ее осмысление в русской прозе второй половины XX века // Вестник ТГПУ. Серия : Гуманитарные науки. 2000. Вып. 6. С. 51-55.
3. Тюпа В.И. Анализ художественного текста. М. : Академия. 2006. 331 с.
4. Горбунова Е.Н. Идеи, конфликты, характеры. М. : Советский писатель. 1960. 419 с.
5. Попова Е.Г. Прощание с Родиной : пьесы. Минск : Мастац. лтг., 1999. 442 с.
6. Вербицкая Г.Я. Отечественная драматургия 70-90-х гг. XX века в контексте чеховской поэтики : дис. ... канд. искусствоведения: 17.00.01. М., 2008. 173 с.
7. Семеницкая О.В., Синицкая А.В. Улика // Поэтика русской драматургии рубежа XX - XXI веков : сб. науч. ст. Вып. 3. Кемерово : КГУ. 2012. С. 245-250.
8. Скоропанова И.С. Тип «умного человека» в произведениях А. Андреева // Русскоязычная литература Беларуси / редкол. : С.Я. Гончарова-Грабовская (отв. ред.) [и др.]. Минск : РИВШ. 2010. С.36-42.
9. Андреев А.Н. За буйки : книга рассказов. Минск : Четыре четверти. 2013. 384 с.
