CC BY
53
УДК 167.1
ГЕРМЕНЕВТИКА СУБЪЕКТА ИСТОРИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ
© 2012 г. О.А. Макаренко
Войсковая часть 90099 СШ № 1, ул. Колхозная, 23, г. Анадырь, 689000,
Military Unit 90099 School № 1, Kolkhoznaya St., 23, Anadyr, 689000,
Анализируется трансформация понятия субъекта исторического познания в контексте выполнения им герменевтической функции. Проясняются новые смыслы феномена субъективности, образующиеся в результате концептуализации понятия герменевтики субъекта. Разбирается ситуация «лабиринта идентичностей», в которой оказывается субъект исторического познания в условиях развития современного информационного общества и разнообразных эффектов модерна. Анализ герменевтики субъекта дополняется исследованием коммуникативной природы социальности как смыслообразую-щего начала в структуре исторического познания. Эксплицируется бытийный статус герменевтики через различение ее когнитивных и коммуникативных функций.
Ключевые слова: философия истории, субъект исторического познания, коммуникация, герменевтика субъекта, общество.
In the article we give the analysis of the transformation of the concept of the subject of historical knowledge in the context of the performance of the hermeneutical function. The author defines the new meanings of the phenomenon of subjectivity, which is the result of the conceptualization of the concept of hermeneutics of the subject. We observe the situation, «the maze of identities», which is the subject of historical knowledge in modern information society development and the various effects of modernity. The analysis of the hermeneutics of the subject is completed with the study of the communicative nature of social sense-like structure at the beginning of historical knowledge. The author explicates existential status of hermeneutics through its distinction of epistemic and communicative functions.
Keywords: philosophy of history, subject of historical knowledge, communication, hermeneutic of subject, society.
Переход человечества в новую, постинформационную стадию своего развития повлек за собой существенные изменения в определении субъекта исторического познания. Это связано с тем, что произошло тотальное проникновение естественнонаучных методов исследования в сферу, считавшуюся до того сугубо гуманитарной. Открывающиеся возможности виртуального моделирования и прогнозирования, более детального и точного исследования исторических артефактов вывели историософию и историографию на качественно иной уровень. Значительно модифицировались такие понятия, как «историческое время», «социум», «нация», «субъект», «идентичность» и «идентификация». Деятельность субъекта не только исторического, но и познания в целом направлена в большей степени не на анализ исторического прошлого и настоящего и своего места как актора в бытийном времени, а на прогнозирование и конструирование своего бытийного будущего.
Подмена и искажение семантики привычных понятий, усложнение языка исторических и философских исследований, спровоцированное возникновением новых сущностных характеристик категорий бытия и времени субъекта, сделали первостепенной значимость такой науки, как герменевтика. «Симулятив-ное» общество «пост-постмодерна» превратило поиск истинного смысла среди множества «симулякров» в порождение еще целого ряда непредвиденных семем, т.е. обессмыслило сам процесс поиска смысла.
«Лабиринт идентичностей», перед которым оказался современный человек, обострил противостояние знания и квазизнания (соответственно, истории и квазиистории). Безмерное «онаучивание» политики, социологии, психологии, истории в условиях, когда коммуникативные технологии стали практически «оружием массового поражения», создало ситуацию «дурной бесконечности» возможностей: «Поскольку информационные потоки начинают играть центральную роль в организации современного общества, регионы и локации, имеющие серьезное значение, оказываются интегрированными в международные сети, связывающие воедино самые динамичные секторы» [1, с. 143].
Все вышеперечисленные условия создают концентрическую схему определения бытия - через (или от) современность в прошлое и будущее. Схема «Прошедшее определяет настоящее» уже неактуальна. Более реалистичной является схема «Настоящее объясняет прошлое и определяет будущее». Как справедливо заметил К. Мангейм, человек есть существо, жизнь которого протекает прежде всего в истории и в обществе, поэтому окружающее его «бытие» не является «бытием вообще», а выступает конкретной исторической формой бытия [2].
Для исследования таких конкретных исторических форм И.Т. Фроловым была использована схема, предполагающая выделение нескольких типов обществ: примитивного, или архаического; традиционного, или аграрного; индустриального; постиндустриального, или информационного [3]. Такая схема содержится в трудах многих современных исследователей. Она мо-
жет быть идентифицирована и выделением эры «устного», «письменного» и «книгопечатного» общества и зарождающейся «электронной» эры человечества.
В определенном смысле цивилизация постиндустриального общества должна будет поменять смысл и функции субъекта исторического познания. Э. Тоф-флер пишет, что «это цивилизация, поощряющая индивидуальное развитие, приветствующая (а не подавляющая) расовое, региональное, религиозное и культурное разнообразие... Цивилизация, в значительной степени организованная вокруг дома... Цивилизация, не застывшая, но пульсирующая, непрерывно порождающая новое, и в то же время способная обеспечить стабильность тем, кто в ней нуждается... Цивилизация, которая не отдает все свои силы и энергию рынку... Цивилизация, способная направить сильные страсти в искусство... Цивилизация, стоящая перед лицом беспрецедентных в истории выборов (приведем лишь один пример - выбор между генетикой и эволюцией) и необходимостью выработки новых этических и моральных норм, на основе которых этот выбор можно осуществлять. И, наконец, это демократическая и гуманная цивилизация, поддерживающая равновесие с биосферой и не попадающая в опасную экономическую зависимость от остального мира» [4, с. 569 - 570].
Очень близки к постулатам Тоффлера исследования современных ученых-цивилизациологов. Так, например, Л.В. Лесков [5, с. 40], называя наиболее вероятную и желаемую модель структуры будущей цивилизации нооиндустриальной, обосновывает необходимость использования приставки «ноо», которая, по его мнению, отображает восхождение знания на новый уровень, достаточный для решения многих сложных проблем современности. Он так сформулировал принципы построения нооиндустриальной цивилизации:
Креативность.
Коэволюционность.
Гармоничность.
Среди ценностей нооиндустриальной цивилизации называются толерантность, экологичность, духовность. Форму существования данной цивилизации можно определить как бифуркационно-эволюционный динамизм. Социально-политические структуры, соответствующие нооиндустриальной цивилизации, - многоукладные. Сроки становления нооиндустриальной цивилизации - 2000 - 2030 гг.
Весьма интересной представляется и перспектива смены цивилизаций сверхобществами, в которой акцентируется внимание на том, что цивилизация рассматривается как часть государства, а не все государство, и что уже сейчас существуют «более высокие формы» социальной организации, чем цивилизация.
Наибольшую значимость среди свойства социальных систем, по мнению Э. Гидденса, имеют структуральные принципы, поскольку именно они определяют типы обществ, различающихся уровнями «системности» [6, с. 386]. Следовательно, каждый новый тип социальности отличается от предшествующего большей сложностью, усилением социального взаимодействия и социальной свободы.
Информационная природа изменения особенностей восприятия субъектом исторической действительности выразилась в вербальной сфере, в результате чего образовалась новая форма языка, что сделало актуальной такую отрасль научного знания, как герменевтика. Сам термин «герменевтика» этимологически соотносим с именем античного бога Гермеса, передававшего людям волю богов, истолковывая ее в понятной для человека форме. Ключевые этапы развития герменевтики в первую очередь связывают с именами Ф. Шлейермахера и В. Дильтея.
Фридрих Шлейермахер - немецкий ученый-филолог, теолог, философ, автор трактатов «Диалектика», «Герменевтика», «Критика» - считается основоположником современной герменевтики. Его работы были посвящены переакцентировке с субъекта и объекта понимания на сам процесс понимания как коммуникативную практику. Шлейермахер впервые поставил вопрос о том, что же такое понимание и что такое смысл, что самым существенным образом отразилось на определении смысла объекта понимания. Последователем идей Шлейермахера стал немецкий философ Вильгельм Дильтей. Однако взяв за основу саму герменевтическую концепцию Шлейермахера, Дильтей кардинально переосмыслил суть субъекта, объекта понимания и самого процесса понимания как такового. Не отрицая универсальности самого герменевтического метода, Дильтей расширил понятие объекта герменевтики, введя в круг объекта помимо любого речевого акта и все то, что вообще может иметь смысл, т.е. тенденцию к пониманию. Таким образом, основной декларацией герменевтического учения Дильтея стало утверждение бесконечности (безграничности) объекта понимания. Ограничиваясь, как и Шлейермахер, только текстом - единственной формой фиксации «жизненных проявлений», Дильтей ориентируется на «человека в его историческом бытии», выраженного в этом тексте. Отсюда основные категории, интересовавшие Дильтея: «дух эпохи», «дух культуры», «дух нации».
Основной полемикой со Шлейермахером была реструктуризация Дильтеем самой схемы понимания. Если первый представлял понимание как отношение субъекта и объекта, т.е. заведомое вынесение субъекта из среды объекта, «поднимание» субъекта над бытием объекта, то Дильтей перевел эти отношения в структуру «субъект-субъект», мотивируя это тем, что субъект изначально имеет такую же природу, как и объект, и неправомерное «вынесение» субъекта за пределы «объективного означаемого» приводит к искажению искомого истинного смысла. Исходя из этого, Дильтей выдвигал на первое место все смысловые элементы, «принадлежащие» автору, так как, по его мнению, только полное отождествление рецепиента-герменевта с автором может дать картину истинного смысла, заключенного в исследуемом тексте.
Сегодня герменевтика понимается «по крайней мере в трех смыслах:
- как искусство понимания, постижения смыслов и значения знаков;
- как теория и общие правила интерпретации текстов;
- как философское учение об онтологии понимания и эпистемологии интерпретации.
Поскольку герменевтика возникла и развивалась в конкретных формах - толковании сакральных, исторических или художественных текстов, постольку потребность в истолковании связывается с существованием «темных мест» в текстах и недоверием к традиционным способам их понимания» [7, с. 37].
В ином, чем Шлейермахер, ракурсе Дильтей трактует и проблему историко-временной дистанцирован-ности субъекта и объекта. Если для Шлейермахера эта дистанцированность являлась помехой, приводящей к поиску попыток ее преодоления в отождествлении интерпретатора и исторического текста, то Дильтей, напротив, настаивал на том, что чем дальше субъект познания от объекта познания, тем меньше «помех» в процессе познания. Историко-временная дистанция, по его мнению, вносит в осознание субъектом объекта необходимую чистоту, исключает «помехи», создаваемые субъективным восприятием актором современных ему историко-культурных реалий.
Для развития герменевтики в XX в. основополагающей стала концепция интенциональности (Гуссерль). Смысл этого понятия в том, что главным свойством сознания является свойство быть сознанием «о чем-то». «Воспринятая герменевтикой идея интен-циональности оказалась в известной мере революционной для нее, так как кардинально меняла сложившиеся в XIX в. представления о характере субъектно-объектных отношений, определяющих в свою очередь характер познавательного процесса. Если для XIX в. основная герменевтическая проблема сводилась к поиску пути преодоления дистанции, преграды, разделяющей субъект и объект понимания, каждый из которых представлялся замкнутой, изолированной и независимой реальностью, то для XX в. становится очевидным тот факт, что самой преграды между субъектом и объектом просто не существует: субъект обнаруживает себя только при условии наличия объекта в «пространстве» субъекта» [8, с. 56]. Таким образом, если в этой системе «субъект познания - объект познания» отсутствует конкретный объект, то субъект уже не может осуществить своей понимающей, а значит, и герменевтической функции, т.е. без существования объекта понимания невозможно и существование субъекта понимания.
Данное открытие привело к тому, что разделен-ность субъекта и объекта оказалась просто-напросто смыта и постулируемая до этого герменевтиками система «вживания» субъекта в объект стала абсолютно лишена смысла. Таким образом, субъект исторического познания должен был «понимать» самого себя, учитывая факторы исторического существования «здесь-и-сейчас». Объяснение этому феномену было найдено Xайдеггером, которой обусловил это явленностью сущего бытию, которое «есть открытость» [9].
Эта открытость эксплицируется только в одной сфере - в сфере языка. По Xайдеггеру, не человек говорит языком, а язык говорит человеком. Тем са-
мым Хайдеггер выводит на первое место не сознание, а язык. А сознание только засоряет его, заставляет подстраиваться под метафизику субъективной реальности: «Эмпирический мир вещей все больше и больше захватывает собою человека, и последний перестает быть подлинным человеком, т.е. таким, который несет в своем сущем весть о бытии. Аналогичные изменения затрагивают и язык, который превращается в средство обмена информацией - именно к этому метафизическое мировосприятие с его прагматизмом сводит функцию языка. Естественный язык подменяется формализованным, становится нежизнеспособным, утрачивает связь с бытием и как хранилище бытия умирает» [7, с. 61].
Теория Хайдеггера была последовательно разработана Г.-Г. Гадамером. На первое место выдвинута концепция так называемого предпонимания: всякое понимание имеет предпосылки, и получение истины -не герменевтический результат, а герменевтический процесс. Таким образом, истина в герменевтическом процессе может, как ни странно, меняться столько раз, сколько будет проводиться интрепретация. Все это Гадамер связывает с историчностью (равно «динамичностью») бытия.
Что касается текста и его автора, то для того чтобы выделить истинный смысл, Гадамер предлагает обращаться к самому тексту, а не к личности автора. То есть автор в данном случае практически исключается как субъект герменевтического процесса, зато возвращается понятие временной дистанции между субъектом и объектом интерпретации. Гадамер по сути не мог игнорировать понятие исторического времени, оно -один из критериев характеристики историко-культурной динамики социума [10]. П. Штомпка, рассматривая временную ориентацию в культурах различного типа, выделяет следующие аспекты интерпретации исторического времени:
- уровень осознания времени. Это наиболее существенная черта: на одном полюсе - одержимая озабоченность течением времени (синдром: «время - деньги»; на противоположном - безразличие (синдром «отложим на завтра»;
- глубина осознания времени. Иногда такими характеристиками, как значение и важность, наделяется, как правило, непосредственное; ближайшее время, и иногда - отдаленное. Говорить о краткосрочной и долгосрочной перспективе можно независимо оттого, смотрим ли мы вперед или назад, в прошлое;
- форма или вид времени: циклическое или линейное. Линейное видение времени начинается с христианства, с идеи будущего воздаяния и спасения, к которому неуклонно приближается все человечество;
- ориентация на прошлое или будущее. Люди воспринимают настоящее в зависимости оттого, сосредоточивают они свое внимание на «здесь и сейчас», видят в настоящем инструмент для конструирования будущего или усматривают в нем искаженный фрагмент славного прошлого;
- интерпретация будущего, к которому можно подходить либо как к чему-то, что нужно принимать
пассивно, либо как к чему-то, что нужно активно конструировать. Сочетание активного отношения к будущему с широким временным воображением, охватывающим и повседневную жизнь, и исторические процессы, называется историчностью;
- предпочтение ценностей. Ориентацию на изменения, новизну и прогресс можно квалифицировать как прогрессивную. Если же предпочтение отдается повторяемости, сходству и порядку, то такую ориентацию правомерно считать консервативной [11, с. 74 - 77].
Без их учета невозможно валидного «перевода» исторических фактов и создание историком нарративного представления прошлого, создания того общего для текста и реципиента пространства, в котором бы был возможен сам процесс понимания. Одной из основных коммуникативных проблем является также и то, что прошлое как таковое не имеет нарративной структуры: «Если мы хотим больше знать о механизме, позволяющем историку давать нарративное представление прошлого, нам придется проводить анализ только на уровне нарративов. Ясно, что имеются определенные правила управления нарративом, пренебречь которыми мы не можем. Если само прошлое, вопреки предположениям, лежащим в основе нарративного реализма, не навязывает нам особых способов, какими оно должно быть представлено в нарративе, а с другой стороны, очевидно существование правил его нарративного представления, то мы должны сделать вывод о том, что такие правила могут быть найдены только в ходе исследования природы нашего нарративного знания о прошлом» [9, с. 137], т.е. учтены все бытийные и субъективные нюансы изучения источников, исторических фактов, исторических артефактов и особенностей исторического времени.
Таким образом, современный субъект познания погружен в ситуацию виртуализации социальной реальности, в которой коммуникативные герменевтические практики выполняют ряд важнейших функций, позволяющих влиять на формирование историко-социального процесса. Существующая опасность десубъективации, стирания субъективности как одного из важнейших эпистемологических критериев выдвигает на первый план проблему коммуникативных практик как способа объективного освоения реальности. Ситуация лабиринта идентичностей обусловлена всем ходом социально-исторического развития мировой цивилизации. В значительной степени она интенсифицирована процессами глобализации и разрушения традиционных форм социальности. Ситуация лабиринта идентичностей определяется фундаментальными параметрами социального бытия, превращая историческое знание в средство артикуляции глубинных слоев человеческой экзистенции. В процессе социально-исторической и историко-культурной самоидентификации субъект исторического познания находит самотождественность в непрерывном поиске новых исторических фактов, их интерпретаций и постижениях их исторического смысла.
Субъект исторического познания и формируется, и трансформируется в процессе социального автопоэзиса, являясь производной от системы коллективного целепо-
лагания, включающей в себя культурные ценности, исторические оценки и образы будущего. Субъект исторического познания - это социальный субъект, стремящийся к обретению идентичности. Коммуникативная теория общества способна предоставить концептуальные средства и методологические ресурсы для модернизации понятия познающего субъекта и в особенности субъекта исторического познания в его социально-философской трактовке. Отправным пунктом здесь является тезис, согласно которому понимание есть вид бытия, а историческое понимание - вид социального бытия. При этом само понятие субъекта исторического познания наделяется предельным онтологическим статусом. Понимание логики истории, ее смысла и значения определяется как важнейшее измерение социального бытия.
Литература
1. Кастельс М. Информационная эра: Экономика, Общество и Культура (Цит. по: Уэбстер Ф. Теории информационного общества. М., 2004. 400 с.).
Поступила в редакцию
2. Манхейм К. Идеология и утопия // Диагноз нашего времени. М., 1994. С. 7 - 260.
3. Фролов И.Т. Перспективы человека. Опыт комплексной постановки проблемы, дискуссии, обобщения. М., 2008. 304 с.
4. Тоффлер Э. Третья волна. М., 2010. 784 с.
5. Лесков Л.В. Космическая цивилизация: проблемы эволюции. М., 1985. 64 с.
6. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории струк-турации. М., 2003. 528 с.
7. Микешина Л.А. Философия познания. Проблемы эпистемологии гуманитарного знания. М., 2009. 560 с.
8. Ляпушкина В.И. Введение в литературную герменевтику. СПб., 2003. 392 с.
9. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления / сост., пер. с нем. и ком. В.В. Бибихина. М., 1993. 447 с.
10. Гадамер Г.-Г. Что есть истина? // Логос. 1991. № 1. С. 30 - 47.
11. Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996. 416 с.
12. Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков. М., 2003. 360 с.
23 декабря 2011 г.
