CC BY
920
Редакция не всегда разделяет мнение авторов опубликованных работ. На 1 странице обложки: Г. Каньяччи «Смерть Клеопатры», 1660 г.
УДК 575.118+616.89-008.441.44
ГЕНЫ И СУИЦИДАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ
В.А. Розанов
Одесский национальный университет им. И.И. Мечникова Институт последипломного образования, г. Одесса, Украина
Контактная информация:
Розанов Всеволод Анатолиевич, д.м.н., профессор. Место работы: профессор кафедры клинической психологии Института инновационного последипломного образования (ИИПО) Одесского национального университета им. И.И. Мечникова (ОНУ), г. Одесса, Украина. Телефон: +380-50-520-21-27, е-шаИ: rozanov@te.net.ua
Современные данные подтверждают, что родственники жертв суицида имеют повышенный риск, в этот риск вносят свой вклад как гены, так и общая среда. На первом уровне детерминации имеет значение носительство сочетания генов, предрасполагающего к определенным качествам (агрессия, депрессия, импульсивность, нейротизм, стресс-уязвимость). На втором уровне решающую роль играет характер ранних этапов развития, неблагоприятное протекание которых сопровождаются установлением стресс-зависимых эпигенетических меток в геноме и формированием «уязвимого фенотипа». На третьем, возможно, срабатывает поведенческая связь, приводящая индивидуума с повышенной стресс-реактивностью в повторяющиеся жизненные ситуации стресса (активная ковариация генов и среды), вследствие чего устанавливается стереотип реагирования и «приобретается» способность преодолевать страх боли и вероятной смерти. Генетические предрасположенности в семьях передаются вместе со средовыми рисками, что формирует цепь взаимосвязанных событий.
Ключевые слова: суицид, суицидальные попытки, гены, психо-социальная среда, взаимодействие генов и среды, эпигенетика
Один из популярных мифов о самоубийстве, широко растиражированных множеством печатных и электронных источников, гласит: суицид - явление наследуемое, из чего делается вывод о невозможности оказания помощи. Обычно вслед за этим следует развенчивание мифа, как правило, недостаточно обоснованное, типичный пример того, как простой фразой пытаются объяснить довольно сложное явление. В то же время, проблема «наследуемости» суицидальных проявлений сложна и не имеет простых объяснений.
Правильнее говорить не о наследуемости, а о вкладе генов в этот специфический для человека вид поведения. Именно так формулирует проблему психогенетика - популярная дисциплина и область исследований, посвященная изучению дифференциального вклада генов и среды в формирование человеческих качеств, черт и поведенческих паттернов [2, 24, 32, 41, 58]. С точки зрения психогенетики семейная история самоубийств может быть обусловлена общими генами, либо общей семейной средой, либо обоими этими факторами. При этом недостаточно оценить вклад генов и среды в суи-цидальность, очень важно понять роль взаимодействия генов и среды в формировании суицидального поведения. Если со времен творца
психогенетики Ф. Гальтона вопрос ставился как дихотомия («природа или воспитание», "nature or nurture"), то сейчас суицидология использует био-психо-социальный подход, рассматривая патогенез психических и поведенческих расстройств с точки зрения постоянного взаимодействия генетических, психологических и социальных факторов [21, 36, 40].
В данном обзоре мы поставили перед собой задачу обсудить современное состояние этой проблемы применительно к самоубийству на основе классических психогенетических взглядов и новых данных молекулярной генетики и эпигенетики, с учетом психологических моментов и социальных факторов.
Нейробиологические данные показывают, что в реализации суицидального (аутоагрес-сивного) поведения участвует ряд нейробиоло-гических механизмов [29]. Основными объектами исследований являются серотонинергиче-ская и моноаминергическая системы мозга, система ГАМК, нейротрофины и другие регуляторы клеточной структуры мозга, а также система нейрогуморальной регуляции, отвечающая за реагирование на стрессовые воздействия и адаптацию, иммунная система и некоторые общебиохимические механизмы, связанные с обменом холестерола и высших жирных
кислот [3, 4]. Коль скоро существуют нейрохимические особенности мозга, приводящие к актуализации аутоагрессии, должны существовать и генетические особенности, их определяющие.
С позиций классической психогенетики первое, на что обращают внимание - это наличие семейной истории суицидов. Суицидаль-ность как поведенческий паттерн, без сомнения, имеет семейный характер [13, 14, 60]. Это обстоятельство замечено уже давно и подтверждено многими исследованиями. Лица, обращающиеся в центры суицидальной превенции и пациенты психиатрических лечебниц, госпитализированные по поводу суицидальных попыток, в ходе сбора анамнеза сообщают о семейной истории, как завершенных суицидов, так и парасуицидов [37, 43]. Пациенты психиатрических клиник, у которых имеется суицидальная история в семье, чаще совершают суицидальные попытки, чем такие же пациенты, но без суицидальной семейной истории, и наоборот, родственники пациентов, имеющих в анамнезе суицидальные попытки, с большей частотой сами совершают попытки, чем родственники пациентов, никогда не имевших попытки в анамнезе [45]. Наличие семейной истории суицида значительно повышает риск суицидальных попыток и суицида у пациентов с различными проявлениями аффективных расстройств. Примерно 10% пациентов с депрессиями имеют историю суицида в семье [46]. При анализе различных исследований, посвященных семейным проявлениям суицидально-сти, авторы приходят к выводу, что в среднем риск самоубийства у родственников покончившего с собой примерно в 5 раз выше, чем представителей контрольной группы, относительный риск выше в случае завершенного суицида по сравнению с попыткой [9].
Однако в силу ограниченности семейного метода эти факты еще ничего не говорят о наличии биологического наследования суицидального поведения, поскольку обычно вместе с уменьшением доли общих генов у родственников разного уровня снижается и доля общей (разделенной) среды. Главные вопросы, которые возникают, заключаются в следующем:
1) имеем ли мы дело с реальной биологической или с поведенческой, социально-психологической наследуемостью, когда суицидальная история в семье снижает порог соответствующего поведения, и
2) наследуется ли суицидальность как самостоятельный поведенческий паттерн, или на
самом деле наследуется психопатология или душевная болезнь, а суицидальность следует за ней как сопутствующее свойство, поскольку, как известно, наличие психического расстройства существенно повышает риск суицида.
Это обычные вопросы, которые стоят перед психогенетикой, но в аспекте суицидального поведения. Многие психодинамически ориентированные авторы утверждали, что семейная история самоубийства (семейная тайна, рассказ, нарратив) как проявление семейного бессознательного играет решающую роль в формировании суицидальных тенденций у следующих поколений [1]. Ряд исследований были направлены на выяснение этих вопросов.
Если полагать, что имеет место социально-психологическое наследование суицидально-сти, то можно было бы ожидать, что оно будет проявляться в большей степени на определенных стадиях жизненного цикла, например, в подростковом периоде или в ранней молодости, когда жизненные примеры старшего поколения оказывают наибольшее влияние на формирующиеся паттерны поведения. В одном из исследований среди 505 подростков, совершивших попытку суицида, было выявлено, что суициды в семье имели 8,3% суицидентов, в то время как в контрольной группе подростков, не совершавших попыток, суицид в семье прослеживался лишь в 1,1% случаев. Выявлено также, что среди тех, кто совершал более серьезные по медицинским последствиям попытки, семейная история суицида встречалась намного чаще [23]. Это можно было бы трактовать как свидетельство преимущественно психосоциального наследования. Однако есть целый ряд исследований, которые убедительно говорят о том, что семейная суицидальность проявляет себя в самых разных возрастах, в том числе в зрелом, пожилом или старческом возрасте. Так, из 100 взрослых жертв суицида родители шести также покончили жизнь самоубийством [22], из 109 лиц, совершивших попытки, у 11% имелась история суицидального поведения в семье [43]. Из 124 взрослых пациентов, поступивших в психиатрическое отделение госпиталя по поводу суицидальной попытки, 14% имели историю завершенного суицида в семье, 24% - историю суицидальных попыток и 6% -суицидальных угроз [38]. Среди лиц в возрасте 60 лет и старше, совершивших попытки суицида, 17% имели суицидальные попытки среди членов семьи [10].
Таким образом, семейная агрегация суицида проявляется во всех возрастах, на всех ста-
диях жизненного цикла. Эти исследования подтверждают, что семейный фактор имеет большое значение в суицидальном поведении, и косвенно свидетельствуют в пользу того, что в трансгенерационной передаче суицидального поведения имеется биологический, а не только социально-психологический компонент.
Во многих исследованиях подчеркивается, что семейная суицидальность часто сочетается с семейной историей психических заболеваний. Так, A. Roy провел масштабные наблюдения за более чем 11000 пациентами психиатрических клиник, сравнивалась группа из 5845 человек, среди которых в 4,2% случаев имелась семейная история суицида, с группой из 5602 пациентов, не имевших истории суицида в семье. Было показано, что наличие суицида среди биологических родителей первого и второго поколения повышает риск суицидальной попытки у их потомков при наличии различных психических расстройств (шизофрения, униполярная и биполярная депрессия, невротические состояния, расстройства личности, алкогольная зависимость). При этом более половины пациентов с семейной историей суицида имели диагноз аффективного расстройства [47].
Аналогичные выводы можно сделать на основании исследования, которое известно как Айова-500 [59]. В этой работе на протяжении 30-40 лет прослежена история жизни более чем 500 пациентов психиатрической клиники г. Айова, их родственников и потомков первого поколения. В качестве контроля использовалась группа пациентов хирургического профиля. В ходе многолетнего наблюдения было зарегистрировано в общей сложности 30 случаев суицида - 29 среди 525 наблюдаемых пациентов и 1 среди 160 человек контрольной группы. Было также показано, что наличие психического заболевания (особенно депрессии) сочетается с повышенным (примерно в 4 раза) риском суицида у детей пациентов при сравнении с детьми психически здоровых людей, среди прочих родственников пациентов суицид наблюдался в 3 раза чаще, чем в контрольной группе.
Таким образом, суицидальное поведение часто является сопутствующим проявлением психического расстройства. Однако аутоагрес-сия проявляется при разнообразных психических заболеваниях, что дает основание говорить о самостоятельном характере этого поведенческого проявления и, возможно, его независимом наследовании. Одним из широко цитируемых исследований, имеющих значение
для понимания суицида как самостоятельно наследуемой формы поведения, является исследование старообрядческого сообщества Амиш в США. Исследование сообщества Амиш предоставило уникальную возможность проследить суицидальность на семейном уровне в контролируемых условиях. Сообщество Амиш (графство Ланкастер, юго-восток Пенсильвании) - это группа компактно проживающих старообрядцев, весьма гомогенных в этническом отношении, пацифистов, практически непьющих, отличающихся отсутствием всяких форм насилия и агрессии (в данном сообществе практически неизвестны случаи убийств за всю историю его существования). Сообщество связано прочными религиозными убеждениями, характеризуется высоким уровнем социального взаимодействия и взаимной поддержки, крайне редкими разводами и семейными проблемами, экономически очень благополучное (все они - зажиточные фермеры). Таким образом, в данном сообществе нет целого ряда факторов риска суицида (цит. по [47]).
Данное сообщество исследовано Egeland & Sussex в 80-х годах прошлого столетия. Неудивительно, что случаи суицида оказались достаточно редкими среди членов сообщества - за 100 лет удалось выявить всего 26 завершенных суицидов. Оказалось, что 24 из 26 жертв суицида имели в анамнезе аффективные расстройства, причем % всех выявленных случаев суицида были зарегистрированы в 4-х семейных кланах, в которых также наблюдалась высокая частота аффективных расстройств. Важно то, что в данном сообществе были выявлены и другие семьи с примерно такой же частотой аффективных расстройств, но случаев суицида в этих семьях практически не было. Основной вывод, который был сделан на основании этих исследований, заключался в том, что наследование суицидального поведения имеет относительно самостоятельный характер и не связано напрямую с наследованием аффективных расстройств (цит. по [47]).
В последние годы в ряде лонгитудиналь-ных исследований получено подтверждение тому, что суицидальность действительно наследуется самостоятельно [6, 16, 42]. На основании анализа обширной литературы ведущий в настоящее время специалист в данной области Густаво Турецкий (Gustavo Turecki) приходит к выводу, что наличие аффективных расстройств в семье является важным, но недостаточным фактором для самоубийства, большое
значение имеют иные факторы, предрасполагающие к самоубийству (личностные черты, особенности темперамента, степень стресс-уязвимости). В то же время, все эти факторы также обладают свойством семейной характеристики, зависящей от генов. Все эти качества, черты и патопсихологические характеристики являются полигенными признаками, зависящими от множества генов, каждый из которых в силу наличия аллелей может вносить как положительный, так и отрицательный вклад в усиление указанных характеристик [60].
Другим типом исследований, которые дают возможность более определенно судить о вкладе генов в склонность к суицидальному поведению, являются наблюдения за близнецами. Близнецовые исследования - весьма ценный прием психогенетики, поскольку при работе с близнецами известна доза идентичных генов, присущая каждому из них - у монозиготных (МЗБ) близнецов 100% общих генов, в то время как у дизиготных (ДЗБ) одинаковыми являются лишь 50% генов, как и у сиблингов. В случае с близнецами можно также рассчитывать на однотипность окружающей среды, особенно во время внутриутробного и раннего постнатального периода. На самом деле, все обстоит намного сложнее, поскольку даже у МЗБ могут возникать обусловленные внутриутробным развитием различия в ДНК, связанные с эпигенетическими трансформациями, а психо-социальная среда МЗБ и ДЗБ на разных стадиях становления личности не всегда унифицирована и оказывает неоднородное влияние. Тем не менее, можно считать, что если склонность к суициду передается генетически, конкордантность (совпадение признака) среди МЗБ должна быть выше, чем среди ДЗБ.
Исследования на близнецах по изучению вклада генов и среды в суицидальное поведение наиболее системно и на больших выборках проводил Алек Рой (А1ек Roy). Им было показано, что действительно конкордантность суицидов среди МЗБ пар выше, чем среди ДЗБ. Так, в работе [48] было выявлено 176 близнецовых пар, в которых один из близнецов покончил жизнь самоубийством. В 9-ти парах из этого числа совершили суицид оба близнеца. Из этого числа 7 пар принадлежали МЗ парам (всего монозиготных было 62) и только 2 пары - дизиготным (всего 114). Выявленная разница в конкордантности является очень убедительной - 7 из 62 против 2 из 114. Если объединить все известные на сегодняшний день исследования подобного рода, то различия становятся
еще более явными - из 129 МЗБ пар самоубийства обоих близнецов выявлены в 17 случаях, а из 270 ДЗБ пар - в 2-х случаях [47]. Аналогичная ситуация имеет место в отношении суицидальных попыток. При изучении частоты суицидальных попыток среди 35 близнецов, сиб-линги которых совершили суицид, было выявлено, что 10 из 26 оставшихся в живых МЗ близнецов совершали суицидальные попытки, в то время, как ни один из выживших ДЗ близнецов не предпринимал попытки самоубийства
[49].
В ряде исследований авторы проследили семейную историю суицида у близнецов при условии контроля всех внешних факторов. Так, в работе Б. 8шЬат и соавт., были проведены телефонные интервью 5995 моно- и дизигот-ных близнецов с учетом ряда психологических, психиатрических и генетических факторов, а также истории суицидальности сиблинга-близнеца [55]. Авторы показали, что наличие суицидальных мыслей и попыток в течение жизни было достаточно стабильным в возрастных группах от 18 до 50 лет, а также среди мужчин и женщин. Суицидальные мысли и попытки в исследованной группе ассоциировались с депрессией, паническими расстройствами, социальной фобией у женщин, алкогольной зависимостью и поведенческими проблемами в детстве у мужчин. Травматические события жизни, особенно в детском и подростковом периоде, равно как и потеря социального статуса в зрелом возрасте, а также выраженность такой черты личности как нейротизм, имели тесную связь с суицидальностью. После статистического контроля всех перечисленных показателей, история суицидальных попыток и устойчивых суицидальных мыслей у сиблингов респондентов оставалась сильным предиктором суицидальности у монозиготных близнецов и не имела существенного значения у дизи-готных. На основании проведенных исследований авторы пришли к выводу, что вклад генетических факторов в суицидальность составляет около 45% [55].
Многие психосоциально-ориентированные исследователи подчеркивают, что близнецовые исследования не учитывают в должной степени психологических и межличностных факторов, присущих близнецам. Известно, что между монозиготными близнецами в процессе становления личности формируются особо тесные привязанности. Часто в детском возрасте близнецы идентифицируют себя со своим сиблин-гом, в их сознании их брат или сестра-близнец
является неотрывной частью своего Я. Отсюда - повышенное чувство утраты, особое ощущение горя, присущее МЗ близнецам, потерявшим своего сиблинга. Чувство утраты, переживаемое МЗ близнецами, не имеет аналогов и может быть понято только такими же, как они [65]. Понятно, что такие психологические обстоятельства (т.н. близнецовая ситуация) могут сами по себе быть причиной высокой конкор-дантности суицида или парасуицида у близнецов, особенно монозиготных.
В одной из работ A. Roy исследован и этот аспект проблемы. В качестве гипотезы было взято предположение, что в случае, если смерть одного из близнецов наступила не вследствие суицида, а по какой-либо иной причине, то частота суицидальных попыток среди моно- и дизиготных близнецов не должна существенно различаться. Сравнивалась частота суицидальных попыток среди 166 монозиготных и 79 дизиготных близнецов, испытывающих глубокое чувство утраты в связи со смертью второго близнеца по причинам, не связанных с суицидом. Было показано, что в этом случае различия в частоте суицидальных попыток действительно оказались несущественными (1,8% среди монозиготных и 3,7% среди дизиготных близнецов) [51].
Весьма доказательными являются исследования, выполненные путем наблюдения за приемными детьми. Эти исследования были проведены в Дании R. Schulsinger и соавт. и P. Wender и соавт. во второй половине прошлого столетия. Сила доказательности таких исследований заключается в том, что дети, по тем или иным причинам оторванные от своих семей при рождении или в раннем детстве, несут генетический груз своих биологических родителей, в то время как все последующие события жизни происходят с ними в составе их новых семей. Авторы указанных исследований воспользовались реестром приемных детей в Копенгагене (5483 человека) за период с 1924 по 1947 гг. и особенностями законодательства Дании, согласно которому сведения об усыновлении не являются тайной. В данной когорте анализ причин смерти выявил, что 57 человек на момент исследования покончили жизнь самоубийством. К этой группе была подобрана контрольная группа из 57 приемных детей, соответствующая по возрасту, полу, социальному положению приемных родителей, а также по времени, которое они провели со своими биологическими родителями или в приютах до момента приема в новые семьи. Анализ причин
смерти их биологических родственников выявил, что из 269 родственников 57 покончивших с собой принятых в новые семьи 12 также совершили суицид. В то же время, из 269 родственников контрольной группы только 2 покончили с собой. Ни у одного из 150 членов семей, которые взяли на воспитание лиц из обеих групп, истории суицида или суицидальных попыток не было [52].
Эти данные являются очень существенным свидетельством в пользу того, что гены вносят значительный вклад в суицидальное поведение. Важно также, что в данном исследовании у половины биологических суицидальных родственников приемных суицидентов не было выявлено случаев обращения или госпитализации по поводу психических заболеваний, обычно сопутствующих суицидальному поведению. Это позволило авторам высказаться в пользу самостоятельного генетического механизма, отвечающего за суицидальное поведение. Несколько другой подход использован Р. Wender и соавт. при изучении истории жизни приемных детей, среди которых были отобраны страдающие аффективными расстройствами. При сравнении со здоровым контролем (также из числа приемных), было выявлено, что частота суицида среди них существенно выше [64]. Исследования на приемных детях (adoption studies) считаются наиболее доказательными в психогенетике. В то же время, данные таких исследований в последнее время подвергаются критике, поскольку возникает вопрос о степени неблагоприятных эффектов, которые приемные дети могли испытать in utero. Это связано с осознанием программирующего эффекта раннего стресса, куда в широком плане относятся как стресс, переживаемый матерью, так и пси-хо-социальные проблемы в постанатальном периоде и в раннем детстве [35].
Таким образом, данные классической психогенетики говорят о том, что гены вносят существенный вклад в суицидальное поведение. Расчеты показывают, что в ряду родители-дети вероятность передачи суицидального поведения составляет 12-18%, у сиблингов - 10-15% [12]. Недавно проведенное масштабное исследование (анализ суицидов среди родственников 83951 лиц, покончивших с собой в Швеции за период с 1953 по 2003 г., в сравнении со специально подобранной контрольной группой лиц), позволило уточнить риск семейной кластеризации самоубийств [57]. Сложный статистический анализ показал, что наличие сиблинга, покончившего с собой, повышает риск само-
убийства в 3,1 раза, причем если речь идет о сиблингах только по матери (при разных отцах), то риск повышается всего в 1,7 раза. Подтверждено, что МЗ близнецы имеют более высокий риск, чем ДЗ близнецы, показано также, что родственники третьего порядка (двоюродные братья и сестры) также имеют более высокий риск по сравнению с контролями. Было также выявлено влияние семейной (разделенной) среды: сиблинги жертв суицида имели более высокий риск, чем их потомки (3,1 против 2,0). И те и другие имеют 50% общих генов, но несколько разнящуюся стандартизирующую долю среды. Полу-сиблинги по матери имели более высокий риск, чем полусиб-линги по отцу. Это популяционное исследование на сегодняшний день является наиболее весомым классическим психогенетическим наблюдением за весь период научных разработок в данной области, оно в целом подтверждает все предыдущие исследования, которые, несмотря на свою обоснованность, часто подвергаются критике в связи с недостаточным числом наблюдений или недоучетом влияющих факторов.
Технологический прогресс в области молекулярной генетики открыл новую страницу в изучении генетики суицидального поведения. В настоящее время идет интенсивный поиск, направленный на выяснение того, какие же собственно гены и их сочетания связаны с психическими расстройствами, какие гены определяют суицидальное поведение и какие - влияют на характер и черты личности, психологические характеристики человека. Возможно за все эти факторы отвечают одни и те же генные комплексы, влияющие на какие-то базовые нейрохимические характеристики мозга, из-за которых возможно патологическое развитие с такой неблагоприятной результирующей как самоубийство.
С момента, когда был завершен проект «Геном человека» и стало ясно, что общее число генов в организме человека не так уж велико (около 20 тыс., каждый в 2-х копиях, всего около 40 тыс.) наметились основные технологии поиска генетических маркеров суицидального поведения. С одной стороны, по предварительным оценкам в мозге экспрессируется около 15 тыс. генов. Проверить все их полиморфизмы на предмет ассоциации с суицидальным поведением технически возможно, и такие работы ведутся с большой интенсивностью. Современные платформы позволяют определять одновременно миллионы полимор-
физмов и осуществлять полногеномное сканирование. Ряд важных полиморфизмов могут располагаться не в самих генах, а в регулятор-ных участках интергенной ДНК и в интронах. Кроме того, к суицидальному поведению могут иметь отношение не только компоненты нервной ткани, но и факторы ненервного происхождения (например, все, что связано с обменом холестерола или с гормональным фоном). Многие нейробиологические механизмы, имеющие отношение к формированию суицидального поведения, идентифицированы, поэтому можно попытаться выявить конкретные генетические маркеры, свидетельствующие о суицидальных наклонностях. Так, например, вероятнее всего следует искать такие генетические маркеры среды генов, кодирующих белки, связанные с обменом серотонина, дофамина, но-радреналина, гормонов гипофизарно - гипота-ламо-адреналовой системы и холестерола. Другой путь заключается в том, чтобы путем широкого охвата маркеров выявлять полиморфизмы, сильно ассоциированные с различными проявлениями суицидальности и на основе знаний о роли близких к ним генов выстраивать новые гипотезы относительно нейробио-логических механизмов суицидального поведения.
Основное внимание исследователей вначале было сконцентрировано на серотонинерги-ческой системе как наиболее важной в плане формирования депрессии и участвующей в регуляции различных видов поведения (в том числе агрессивности и импульсивности), связь которой с суицидальным поведением наиболее хорошо изучена. Исследовались аллели трип-тофангидроксилазы (основного регулируемого фермента биосинтеза серотонина), субтипов рецепторов серотонина, серотонинового транспортера, осуществляющего обратный захват этого нейромедиатора, катехоламин-О-метилтрасферазы и моноаминоксидазы (основных ферментов утилизации серотонина) [8, 20, 30, 39, 66]. Значительный объем исследований в этой области относительно недавно обобщен в нескольких узкотематических обзорах [11, 50]. Общий вывод из этих публикаций таков: на данном этапе проведенные исследования служат целям накопления фактического материала; пока нет возможности сделать какие -либо важные обобщающие выводы. Более того, авторы одного из процитированных обзоров поставили в заглавие вопрос: «Что за пределами серотонинергической системы?». Исследования выявляют все новые и новые биологиче-
ские системы мозга, ассоциированные с суицидом или иными проявлениями суицидальности, например, систему нейротрофинов (ВБОТ), систему ангиотензин-превращающих ферментов, рецепторы ГАМК, рецепторы к эстрогенам, холецистокинин, субстанция Р и другие факторы [11, 50].
В ряде случаев выявляются интересные ассоциации, которые, на первый взгляд, довольно сложно логически увязать с суицидальностью как таковой. Например, в работах Шведско-Украинской группы выявлена связь суицидальной попытки с полиморфизмами генов, ответственных за некоторые базовые нервные функции, в частности, с одной из субъединиц №+-канала 8США и белка, ассоциированного с везикулами УАМР4 (важный элемент медиаторного цикла нейронов) [61]. Такие находки в данной области нередки, и они еще раз подчеркивают, что поиск ассоциаций между таким сложным и неопределенным фенотипом как сиуицидальность и генными полифорфиз-мами, хотя и представляет несомненный интерес, далеко не всегда продуктивен. Это связано с тем, что между генотипами и указанным фенотипом лежат множественные и чрезвычайно сложные эндофенотипы - биологические механизмы, определяющие в самом широком плане многие черты (импульсивность, агрессивность, поиск возбуждения или новизны, негативная эмоциональность и т.д.), психопатологии (депрессия, расстройство адаптации, расстройство личности) и более тонкие явления, например, когнитивный стиль (ригидность мышления, тоннельность сознания в состоянии стресса и т.д.) (рис. 1).
Последние работы в области генетики суи-цидальности подчеркивают, что семейные проявления этой формы поведения должны учитывать личностные особенности и степень стресса, переживаемого членами семьи [15, 17].
Рис. 1. Связь поведения с генами осуществляется через множество биологических механизмов, которые можно рассматривать как «эндофенотипы».
Толчком к такому мнению послужили важные лонгитудинальные исследования, проведенные в Новой Зеландии [18]. В ходе исследования 847 испытуемых проходили психосоциальное обследование 9 раз; в возрасте от 3 до 26 лет. На основании данных генотипирова-ния они были подразделены на группы в связи с генотипом 8ЕЯТ-промотора (функционального полиморфизма промоторного участка гена, кодирующего транспортер серотонина, известного как 5-ИТТЬРЯ). Выбор гена обосновывается данными о роли дефицита серотони-новой медиации в генезе депрессии и суици-дальности, эффективностью ингибиторов обратного захвата серотонина при депрессии и связью носительства данного гена с более выраженным реагированием на устрашающие лица (повышенная реакция на угрозу). Самое главное - короткий 8-аллель (8ЬС6А4) функционален, известно, что он обусловливает изменение интенсивности синтеза белка. Из числа наблюдаемых 147 участников оказались гомозиготными носителями короткого (8) аллеля, 265 - длинного (1) аллеля, а 435 оказались гете-розиготами (81). Были проанализированы частоты 14-ти негативных событий жизни в возрасте от 21 до 26 лет (финансы, жилье, здоровье, взаимоотношения и др.), оценивали симптомы депрессии, наличие диагноза депрессии в течение последнего года наблюдения, факт суицидальной попытки и выраженность мыслей о самоубийстве. Оказалось, что
гомозиготные носители короткого аллеля дают клиническую депрессию при накоплении жизненных стрессов с наибольшей вероятностью, но при условии, что они испытывали тяжелый повреждающий стресс в раннем детстве. В отсутствие ранних стрессоров существенной разницы между носителями короткого и длинного аллеля выявить не удалось. Таким образом, короткий аллель, взаимодействуя со средой (стресс, негативные события жизни), влияет на риск депрессии и самоубийства у его носителей [18]. В последующем были опубликованы аналогичные работы, касающиеся ПТСР и ряда других психопатологических проявлений, что позволяет говорить об универсальности данного механизма. В связи с этим намного более логичным выглядит поиск генетических детерминант особенностей стресс - реагирования на семейном уровне. Последнее может быть связано как с носительством общих для членов семьи генов, так и с особенностями личностного стиля, что, в свою очередь, испытывает влияние генов, а также со степенью раннего повреждающего стресса, который может оказывать критически важное неблагоприятное влияние на приобретенную стресс-уязвимость [5, 19, 62].
В последнее время появились работы, объясняющие механизм ранней психотравмы и ее «консервации» до момента первых жизненных трудностей (пубертат, взросление). В частности, установлено, что стресс, пережитый на самых ранних стадиях развития, приводит к появлению эпигенетических меток на некоторых участках генома, вследствие чего профиль экспрессии генов, в том числе, имеющих отношение к системе реагирования на стресс, меняется и устанавливается на весь период существования организма (обзор данной проблемы - см. [44]). Данный механизм рассматривается как путь, с помощью которого контекстно-обусловленные влияния, связанные со средо-выми рисками, в том числе психо-социального характера (негативные события, психологические травмы, одиночество, ранние разрывы отношений) могут оказывать влияние на формирование «инкубированной травмы», последствия которой сказываются в более позднем возрасте [34, 53, 54]. Явление, при котором гормональные эффекты, обусловленные сигналами среды, создают персистирующие биологические и поведенческие ответы (гормональное средовое программирование) объясняет, как на фоне имеющихся предрасположенно-стей за счет ранних стрессовых воздействий формируется своеобразный стресс-уязвимый фенотип, который в гораздо большей степени
предрасполагает к формированию нарушений психического здоровья в течение всей жизни (рис. 2).
Согласно приведенной схеме, имеющиеся генетические предрасположенности при взаимодействии с неблагоприятными ранними событиями (стрессами, несчастьями, физическим или иным насилием, потерей родителей и т.д.) вследствие повреждающих эффектов высоких концентраций кортизола приводят к долговременным нарушениям в ключевых мозговых структурах - гиппоккампе, миндалине, пре-фронтальной коре. Кроме того, вся система реагирования на стресс «настраивается» на повышенный стиль реагирования за счет изменения активности ряда генов, отвечающих за синтез ее компонентов (главным образом -рецепторов к кортизолу в мозге и других тканях) (подробный обзор данного вопроса - см. нашу работу [44]).
Из представленной схемы также вытекает, что нормативно пройденный период детства может обеспечить позитивное психическое здоровье даже при наличии генов уязвимости. Более того, одни и те же гены в диаметрально разных условиях среды могут оказаться протектив-ными и несущими уязвимость. Данный механизм подчеркивает взаимодействие генов и среды - ключевое взаимодействие, вектор которого может оказаться важным для факта самоубийства в течение жизни [7, 25, 27, 56, 63].
Исследования по эпигенетике суицидального поведения были недавно обобщены в обзоре [28]. Авторы ключевой работы, поставившей своей целью доказать эпигенетический характер инкубированной травмы, исследовали аутопсийный материал (пробы ткани мозга, взятые из гиппокампа) людей, покончивших с собой, и лиц, погибших от других причин (контрольная группа). Жертв суицида группировали с учетом выраженности перенесенного в детстве тяжелого стресса. С целью выявления детской психотравмы использовали метод психологической аутопсии, данные которого подтверждались анализом медицинской и иной документации.
Рис. 2. Схема формирования стресс-уязвимости при ранних травмируюших событиях.
Оказалось, что экспрессия рецептора к кортизолу в ткани мозга суицидентов, имевших историю детской травмы, была специфически снижена по сравнению как с покончившими с собой, и не имевшими травмы, так и умершими от иных причин [31]. Этот факт сочетался с гиперметилированием промоторных участков специфического связывания белкового фактора роста нервов КОИ-Л, который является транскрипционным фактором, усиливающим тран-крипцию гена, кодирующего кортизоловый рецептор [33]. Следует отметить, что метилирование ДНК рассматривается как основной механизм торможения экспрессии генов, а снижение уровня белка-рецептора к кортизолу предусматривает необходимость более активного выброса кортизола для достижения его биологических эффектов, т.е. повышенной стресс-реактивности.
Таким образом, получены свидетельства в пользу «метиловой гипотезы» о природе ранней травмы. В упомянутом обзоре [28] приводятся также данные о других эпигенетических эффектах в мозгу жертв суицида связанных с метилированием. Эти находки касаются различных генов, в частности, генов системы ГАМК, реелина (важного белкового фактора, который вовлечен в нейропластические перестройки и формирование памяти), системы полиаминов, участвующих почти во всех клеточных процессах в нервной ткани, тропомио-
зинкиназы и ряда других регуляторов [28]. Следует подчеркнуть, что в подобных исследованиях большое значение имеет локализация объекта анализа непосредственно в мозге. Наиболее изучены на настояний момент гиппокамп и префронтальная кора. В целом данный цикл работ, обобщенный в обзоре [28], служит еще одним убедительным подтверждением того, что средовые (в том числе социально обусловленные) факторы раннего периода развития «оставляют следы» в геноме, что сопровождается поведенческими последствиями и нарушениями психического здоровья.
В подтверждение всего сказанного недавно получены данные о том, что снижение уровня ВБКБ в аутопсийном материале из мозга лиц, покончивших с собой, связано с гиперметилированием промоторного участка экзона IV соответствующие кодирующего гена в зоне Вер-нике мозга. При этом других значительных различий в метилировании при полногеномном сканировании выявлено не было [26]. Таким образом, метилирование промотора конкретного гена вследствие перенесённой ранней психотравмы выступает причиной снижения уровня ВБКБ, что, в свою очередь, провоцирует нарушения широкого спектра биологических процессов в ЦНС, которые могут закончиться суицидальным поведением.
Подводя итог, следует подчеркнуть, что изучение генетических аспектов суицидально-
сти является, несомненно, трудной и сложной задачей, которая, по сути, является частью более общей задачи - изучения роли генов в формировании поведения. Здесь, очевидно, могут действовать сразу несколько механизмов или уровней детерминации, взаимодействующих между собой. На первом уровне имеет значение носительство неблагоприятного сочетания генов, предрасполагающего к определенным качествам (агрессия, депрессия, импульсивность, нейротизм, стресс-уязвимость). На втором уровне решающую роль играет характер ранних этапов развития, неблагоприятное протекание которых сопровождаются установлением стресс-зависимых эпигенетических меток в геноме и формированием «уязвимого фенотипа». На третьем, возможно, срабатывает поведенческая связь, приводящая индивидуум с повышенной стресс-реактивностью в повторяющиеся жизненные ситуации стресса (активная ковариация генов и среды), вследствие чего устанавливается стереотип реагирования и «приобретается» способность преодолевать страх боли и вероятной смерти.
Современные данные подтверждают, что родственники жертв суицида имеют повышенный риск, однако в этот риск, очевидно, вносят свой вклад как гены, так и общая среда (психосоциальная трансгенерационная передача). Учитывая новые данные о возможности изменения активности генома под влиянием средо-вых неблагоприятных факторов, можно полагать, что среда является в целом более сильным действующим фактором. Консервативные генетические механизмы не могут объяснить наблюдаемого быстрого (в течение 2-3 поколений) ухудшения психического здоровья больших контингентов населения, нарастания суицидальных проявлений и иных проблем психического здоровья среди подростков и молодых людей. Изменяющиеся условия существования, усиливающийся психо-социальный стресс и, возможно, обусловленные ими эпигенетические изменения, с большей вероятностью претендуют на роль тех биологических механизмов, которые лежат в основе роста суицидов. Семейный паттерн самоубийств, таким образом, поддерживается как через общие гены, так и через общие средовые риски, способные к трансгенерационной передаче. Прервать этот цикл можно с помощью психо-социальных интервенций, улучшения общих условий существования, снижения уровня стресса и повышения осознанности всего происходящего.
Литература:
1. Анселин-Шутценбергер А. Синдром предков. -М.: Психотерапия, 2007. - 256 с.
2. Равич-Щербо И.В., Марютина Т.М., Григорен-ко Е.Л. Психогенетика. - М.: Аспект-Пресс, 2002. - 447 с.
3. Розанов В. А., Моховиков А.Н., Вассерман Д. Нейробиология суицидальности // Украинский медицинский журнал - 1999. - Том 6, № 14. -С. 5-12.
4. Розанов В.А., Мидько А.А. Системный липид-ный обмен и суицидальное поведение // Ней-ронауки. - 2006. - Том 4, № 6. - С. 3-13.
5. Розанов В.А. О механизмах формирования суицидального поведения и возможностях его предикции на ранних этапах развития // Украинский медицинский журнал. - 2010. - № 1 (75). - С. 92-97.
6. Agerbo E., Nordentoft M., Mortensen P.B. Familial, psychiatric, and socioeconomic risk factors for suicide in young people: nested case-control study // BMJ. - 2002. - Vol. 325, (7355). - P. 74-74.
7. Andersen S.L. Trajectories of brain development: point of vulnerability or window of opportunity? // Neurosci. Biobehav. Rev. - 2003. - Vol. 27. - P. 3-18.
8. Arango V., Huang Y., Underwood M.D. et al. Genetics of the serotoninergic system in suicidal behavior // J. Psychiatr. Res. - 2002. - Vol. 37, №5. - P. 375-386.
9. Baldessarini R.J., Hennen J. Genetics of suicide: an overview // Harvard Review of Psychiatry. -
2004. - Vol.12. - P. 1-13.
10. Batchelor I., Napier M. Attempted suicide in the old age // British Medical J. - 1953. - Vol. 2. - P. 1186-1190.
11. Bondy B., Buettner A., Zill P. Genetics of suicide // Mol. Psychiatry. - 2006. - VoZ.11. - P. 336351.
12. Brent D.A., Bridge J., Johnson B.A. et al. Suicidal behavior runs in families. A controlled study of adolescent suicide victim // Arch. Gen. Psychiatry. - 1996. - Vol.53. - P. 1145-1152.
13. Brent D.A., Bridge J., Johnson B.A. et al. Suicidal behavior runs in families. In: Suicide Prevention. The global context. N.Y., London: Plenum Press, 1998. - Р. 51-65.
14. Brent D.A., Mann J.J. Family genetic studies, suicide, and suicidal behavior // Am. J. Med. Genetics. Part C, Seminars in Medical Genetics. -
2005. - Vol. 133 C. - P. 13-24.
15. Brent D.A., Melhem N. Familial transmission of suicidal behavior // Psychiatric Clinics of North America. - 2008. - Vol. 31. - P. 157-177.
16. Brezo J., Bureau A., Mérette C., Jomphe V., Barker E.D., Vitaro F., Hébert M., Carbonneau R., Tremblay R.E., Turecki G. Differences and similarities in the serotonergic diathesis for suicide at-
tempts and mood disorders: a 22-year longitudinal gene-environment study // Mol. Psychiatry. -2010. - Vol.15, № 8. - P. 831-843.
17. Brezo J., Klempan T., Turecki G. The genetics of suicide: a critical review of molecular studies // Psychiatric Clinics of North America. - 2008. -Vol. 31. - P. 179-203.
18. Caspi A., Sugden K., Moffitt T.E. Influence of life stress on depression: moderation by a polymorphism in the 5-HTT gene // Science. - 2003. -Vol. 301. - P. 386-389
19. Currier D., Mann J.J. Stress, genes and the biology of suicidal behavior // Psychiatric Clinics of North America. - 2008. - Vol. 31. - P. 247-269.
20. Du L., Faludi G., Palkovits M. et al. Frequency of long allele in serotonin transporter gene is increased in depressed suicide victims // Biol. Psychiatry. - 1999. - Vol. 46, № 2. - P. 196-201.
21. Engel G. L. The need for a new medical model: A challenge for biomedicine" // Science. - 1997. -Vol. 196. - P. 129-136.
22. Farberow N., Simon M. Suicide in Los Angeles and Vienna: An intercultural study of two cities // Public Health Report. - 1969. - Vol. 84. - P. 389403.
23. Garfinkel B., Froese A., Hood J. Suicide attempts in children and adolescents // Am. J. Psychiatry. -1982. - Vol.139. - P. 1257-1261.
24. Gilger J.W. Contribution and promise of human behavioral genetics // Hum. Biol. - 2000. - Vol. 72, № 1. - Р. 229-255.
25. Hayashi R., Wada H., Ito K., Adcock I.M. Effects of glucocorticoids on gene transcription // Eur. J. Pharmacol. - 2004. - Vol. 500, № 1-3. - P. 51-62.
26. Keller S., Sarchiapone M., Zarrilli F. et al. Increased BDNF promoter methylation in the wer-nicke area of suicide subjects // Arch Gen Psychiatry. - 2012. - Vol. 69, № 1. - P.62-70.
27. Kumar R, Thompson EB Gene regulation by the glucocorticoid receptor: structure: function relationship // J. Steroid Biochem. Mol. Biol. - 2005. - Vol. 94, № 5. - P. 383-394.
28. Labonte B., Turecki G. The epigenetics of suicide: explaining the biological effect of early life environmental adversity // Archives of Suicide Research. - 2011. - Vol. 14, № 4. - P. 291-310.
29. Mann J.J. Neurobiology of suicide // Nature Medicine. - 1998. - Vol. 4, № 1. - P. 25-30.
30. Mann J.J., Malone K.M., Nielsen D. et al. Possible association of a polymorphism of a tryptophan hydroxylase gene with suicidal behavior in depressed patients // Am. J. Psychiatry. - 1997. -Vol. 154. - P. 1452-1453.
31. McGowan, P. O., Sasaki A., D'Alessio A.C. et al. Epigenetic regulation of the glucocorticoid receptor in human brain associates with childhood abuse // Nature Neuroscience. - 2009. - Vol. 12, № 3. - P. 342-348.
32. McGuffin P., Marusic A., Farmer A. What can psychiatric genetics offer suicidology // Crisis. -2001. - Vol. 22, № 2. - P. 61-65.
33. Meaney M.J., Diorio J., Francis D., Weaver S.,Yau J., Chapman K., Seckl J.R. Postnatal Handling Increases the Expression of cAMP-Inducible Transcription Factors in the Rat Hippocampus: The Effects of Thyroid Hormones and Serotonin // The Journal of Neuroscience. - 2000. - Vol. 20, № 10. - P. 3926-3935.
34. Meaney M. J., Szyf M., Seckl J. R. Epigenetic mechanisms of perinatal programming of hypotha-lamic-pituitary-adrenal function and health // Trends Mol. Med. - 2007. - Vol. 13, № 7. - P. 269-277.
35. Mittendorfer-Rutz E, Rasmussen F, Wasserman D. Restricted fetal growth and adverse maternal psychosocial and socioeconomic conditions as risk factors for suicidal behaviour of offspring: a cohort study // Lancet. - 2004. - Vol. 364. - P. 1135-1140.
36. Moffitt T.E. Genetic and environmental influences in antisocial behaviors: evidence from behavioral-genetic research // Adv. Genet. - 2005. - Vol. 55.
- P. 41-104.
37. Murphy G.E., Wetzell R.D., Swallow C.S., McClure J.N. Who calls the suicide prevention center: a study of 55 persons calling on their own behalf // Am. J. Psychiatry. - 1969. - Vol. 126. -P. 313-324.
38. Murphy G., Wetzel R.D. Family history of suicidal behavior among suicide attempters. - J. Nerv. Ment. Dis. - 1982. - Vol. 180. - P. 86-90.
39. Nielson D., Goldman D., Virkkunen M. et al. Suicidality and 5-hydroxyindolacetic acid concentration associated with tryptophan hydroxylase polymorphism // Arch. Gen. Psychiatry. - 1994. -Vol. 51. - P. 34-38.
40. Pilgrim D. The biopsychosocial model in Anglo-American psychiatry: Past, present and future // Journal of Mental Health. - 2002. - Vol. 11, № 6.
- Р. 585-594.
41. Plomin R., DeFries J.C., McLean G.E., McGuffin P. Behavioral genetics/5th Edition. - NY.: Worth Publishers, 2008. - 505 p.
42. Qin P., Agerbo E., Mortensen P.B. Suicide risk in relation to family history of completed suicide and psychiatric disorders: a nested case-control study based on longitudinal registers // Lancet. - 2002. -Vol. 360 (9340). - P. 1126-1130.
43. Robins E., Schmidt E.H., O'Neal P. Some interrelation of social factors and clinical diagnosis in attempted suicide: a study of 109 patients // Am. J. Psychiatry. - 1957. - Vol. 114. - P. 221-231.
44. Rozanov V.A. Epigenetics: Stress and Behavior // Neurophysiology. - 2012. - Vol. 44, № 4. - P. 332-350.
45. Roy A. A family history of suicide // Arch.Gen. Psychiatry. - 1983. - Vol. 40. - P. 971-974.
46. Roy A. Genetic and biologic risk factors for suicide in depressive disorders // Psych. Quart. -1993. - Vol. 64, №. 4. - P. 345-358.
47. Roy A., Rylander G. Sarchiapore M. Genetic studies of suicidal behavior // The Psychiatric Clinics of North America. - 1997. - Vol. 20, № 3. - P. 595-611.
48. Roy A., Segal N., Centerwall D. et al. Suicide in twins // Arch. Gen. Psychiatry. - 1991. - Vol. 48.
- P. 29-32.
49. Roy A., Segal N.L., Sarchiapore M. Attempted suicide among living co-twins of twin suicide victims // Am. J. Psychiatry. - 1995. - Vol. 152. - P. 1075-1076.
50. Rujesku D., Thalmeier A., Moller H.-J. et al. Molecular genetics findings in suicidal behavior: what is beyond the serotoninegric system? // Archives of Suicide Research. - 2007. - Vol. 11. -P. 17-40.
51. Segal N.L., Roy A. Suicide attempts in twins whose co-twins deaths were not suicides // Person. Individ. Diff. - 1995. - Vol. 19, №.6. - P. 937-940.
52. Shulsinger F., Kety S., Rosenthal D. et al. A family story of suicide. In: Origins, prevention and treatment of affective disorders (Ed. M.Schou & E.Stromgen). - 1979, N.Y.: Academic Press. - Р. 277-278.
53. Szyf M. Epigenetic Control of Gene Expression. The early life environment and the epigenome // Biochimica et Biophysica Acta (BBA). General Subjects. - 2009. - Vol. 1790, № 9. - P. 878-885.
54. Szyf M. DNA methylation, the early-life social environment and behavioral disorders // J. Neuro-dev. Disord. - 2011. - Vol. 3, № 3. - P. 238-249.
55. Statham D.J., Heath A.C., Madden P.A.F et al. Suicidal behavior: an epidemiological and genetic study // Psychological medicine. - 1998. - Vol. 28. - P. 839-855.
56. Tabery J. Biometric and Developmental GeneEnvironment Interactions: Looking Back, Moving Forward // Development and Psychopathology. -2007. - Vol. 19 - P. 961-976.
57. Tidemalm D., Runeson B., Waern M. et al. Familial clustering of suicide risk: a total population study of 11.4 million individuals // Psychol. Med.
- 2011. - Vol. 41, № 12. - P. 2527-2534.
58. Torgersen S. Behavioral genetics of personality // Curr. Psychiatry Rep. - 2005. - Vol. 7, № 1. - P. 51-56.
59. Tsuang M.T. Risk of suicide in the relatives of schizophrenics, manics, depressives and controls // J. Clin. Psychl. - 1983. - Vol. 44. - P. 396-400.
60. Turecki G. Suicidal behavior: is there a genetic predisposition? // Bipolar Disroders. - 2001. -Vol. 3, № 6. - P. 335-349.
61. Wasserman D., Geijer T., Rozanov V., Wasserman J. Suicide attempt and basic mecha-
nisms in neural conduction: Relationships to the SCN8A and VAMP4 genes // American Journal of Medical Genetics, Part B: Neuropsychiatry Genetics. - 2005. - Vol. 133 B, № 1. - P. 116-119.
62. Wasserman D., Geijer T., Sokolowski M., Ro-zanov V., Wasserman J. Nature and nurture in suicidal behavior, the role of genetics: some novel findings concerning personality traits and neural conduction // Physiology & Behavior. - 2007. -Vol. 92. - P. 245-249.
63. Weinstock M. The long-term behavioural consequences of prenatal stress // Neurosci. Biobehav. Rev. - 2008. - Vol. 32, № 6. - P. 1073-1086.
64. Wender P., Kety S., Rosenthal D et al. Psychiatric disorders in the biological and adoptive individuals with affective disorders // Arch. Gen. Psychiatry. - 1986. - Vol. 43. - P. 923-929.
65. Woodward J. The lone twin: a study in bereavement and loss. London: Free Association Books, 1998. - 165 p.
66. Zalzman G, Frisch A., Apter A., Weizman A. Genetics of suicidal behavior: candidate association genetic approach // Isr. J. Psychatry Realt. Sci. - 2002. - Vol. 39, № 4. - P. 252-261.
GENES AND SUICIDALITY V.A. Rozanov
Odessa national Mechnikov university, Ukraina
Recent data confirm that relatives of suicide victims have higher risk of suicide. Both genetic and environmental factors contribute to this risk. On the first level of determination carrying of genetic variants which predispose to certain traits (aggression, depression, impulsivity, neuroti-cism, stress-vulnerability, etc.) is important. On the second level of determination early stages of development paly its role. Early life adversities may become the reason for establishment of stress-related epigenetic markers in the genome which results in the "vulnerable phenotype" development. On the third level of determination the behavioral mechanism lead an individual into series of stressful life situations due to active genes-environment covariation. This may result in stereotypic reactivity style and acquired capability to overcome fear of pain and possible death. Genetic predispositions in the families are transmitted from generation to generation together with environmental risks which forms a series of interrelated events and behavioral links.
Key words: suicide, suicide attempt, genes, psychosocial environment, genes-environment interaction, epige-netics
14
CyuuudonozuM № 1, 2013
