CC BY
19
ЭКОНОМИКА, СОЦИОЛОГИЯ, ПРАВО
УДК 340.12, 342.7
Е. А. Капитонова
ГЕНЕЗИС ПОНИМАНИЯ ОГРАНИЧЕНИЙ ПРАВ И СВОБОД ЛИЧНОСТИ: АНАЛИЗ ПУТЕЙ ВОСТОКА И РОССИИ
Аннотация. На основе анализа широкого спектра политико-правовых воззрений философов и правоведов автор выделяет фазисы понимания соотношения свободы личности и необходимого поведения в обществе, характерные для Востока и России. Сформулированы и обоснованы основные черты, определяющие содержание каждого из этих этапов. Проведено сравнение с западным путем развития этого вопроса и сделан вывод о том, что Россия занимает промежуточное положение между Западом и Востоком.
Ключевые слова: ограничение прав и свобод, обязанности, ответственность, правовой статус личности, история политико-правовых учений.
Генезис понимания соотношения свободы и необходимости, допустимого и должного, дифференциации и уравнительности в истории политико-правовой мысли западного мира, при всем многообразии высказывавшихся различными авторами суждений, можно свести к шести основным этапам, которые предлагается называть фазисами (от греческого слова «рЬаБ18», обозначающего отдельную стадию в развитии какого-либо явления либо процесса). Каждый из выделенных фазисов характеризуется собственными признаками.
Фазис метазапретов охватывает догосударственный период развития человеческого общества, когда права в его современном понимании еще не существовало, а поведение людей регулировалось посредством табу. Характерными чертами этого этапа являются понимание неписаного запрета как ограничения поведения, использование страха наказания в качестве средства обеспечения понимания ответственности и применение коллективной ответственности как средства уравнительности.
Фазис добровольных ограничений относится ко временам античных западных государств (Древней Греции и Древнего Рима). Кардинальная смена парадигмы понимания оснований и сущности ограничения поведения человека в обществе характеризуется следующими признаками: использование в качестве основания ограничений идеи взаимодействия во имя общего блага, вера в возможность законопослушности людей по доброй воле, а также в заложенную в природе людей основу правомерного поведения, признание различий в статусе людей в силу непохожести от рождения и принадлежности к различным слоям общества.
Фазис высшей ответственности охватывает период Средневековья - с момента падения Римской империи и до эпохи европейских буржуазных революций, знаменовавших собой наступление Нового времени. Характерными чертами этого этапа являются: восприятие религиозных догм как источника обязанностей и ответственности, поло-
© Капитонова Е. А., 2019.
жительная оценка принуждения в качестве главного способа воздействия на поведение человека в обществе и признание разницы в правовом статусе людей не только в зависимости от принадлежности к определенной социальной страте, но и, к примеру, по возрасту.
Фазис добровольно-принудительных ограничений относится ко времени буржуазных революций и последовавшей за ними эпохи становления цивилизаций нового формата. Основными тезисами на этом этапе являются следующие: объяснение необходимости ограничений самой человеческой природой (а точнее - ее негативными чертами), признание правовых запретов частью соглашения между людьми в рамках образования государства, понимание ограничений как проявления свободы воли личности и сочетание идей всеобщего равенства с природным неравенством.
Фазис обязанностей как основания ответственности начинается примерно со второй половины XVIII в. с идей И. Канта о категорическом императиве. Базовыми чертами этого этапа можно назвать следующие: отношение к обязанностям как к средству обеспечения равенства, оценка основанного на законе принуждения как не только допустимого, но и справедливого, понимание ответственности как главного условия исполнения обязанностей.
Имеющий место на настоящем этапе развития общества фазис примата прав сводится в большей степени к акцентированию значимости прав личности и их защиты, чем к анализу места обязанностей и ответственности в структуре правового статуса личности. Подобный подход следует признать оправданным в условиях непростой социальной ситуации первой половины ХХ в., однако в настоящее время он не может быть признан единственно возможным.
Что касается восточного пути генезиса понимания соотношения свободы личности и необходимого поведения в обществе, то его анализ приводит к тем же выводам, но выявляет меньшее количество этапов. С некоторой долей условности их можно выделить всего два - фазис высшей ответственности, по содержанию напоминающий третий фазис западного пути, и современный фазис примата прав, который развился по большей части благодаря принятию соответствующих международно-правовых актов и необходимости согласовывать их положения с подходами национального законодательства. В то же время переход к современному фазису понимания соотношения свободы личности и необходимого поведения в обществе случился в восточных странах не везде, и во многих государствах в социальных (и даже государственных) убеждениях по-прежнему доминируют идеи фазиса высшей ответственности.
Среди признаков, схожих с западной версией этого фазиса, можно выделить следующие:
1. Религиозные догмы как источник обязанностей и ответственности.
На протяжении многих веков на Востоке религиозно-нравственные идеи преобладали над позитивным правом или, как минимум, дополняли их. Трактаты Древнего Китая, основанные на политической мифологии наставления Древнего Египта, воззрения мыслителей Арабского Востока, поначалу сочетавшие догматы Корана с идеями греческих философов, но впоследствии сводившиеся лишь к анализу догм, - все это заложило прочную основу для оценки поведения в первую очередь с точки зрения греховного, морально неправильного, а не противозаконного. Как верно отметил Б. Ф. Чалаби, главное предназначение законов на древнем Ближнем Востоке было идеологическим, что сочетало в себе воспитательную, ориентационную, интегрирующую и мотивирующую функции [1, с. 12].
С течением времени взаимосвязь законов и религиозных норм ослабла, но не искоренилась полностью. Р. Давид утверждает, что даже современное право в мусульманских странах имеет не столько рациональную, сколько религиозную природу («Мусульманское право, вплоть до мельчайших деталей, - неотъемлемая часть религии ислама» [2, с. 390]), а граждане Японии долгие годы считают писаное кодифицированное право
«искусственно импортированным», отличаются антиюридической направленностью мышления и предпочитают решать многие вопросы частного права примирительными процедурами [2, с. 458-462].
2. Принуждение как главный способ воздействия на человека.
За исключением древнекитайского философа Конфуция, чьи воззрения были ближе к идеям представителей античного фазиса добровольных ограничений, остальные восточные мыслители считали, что стремление к гармонии и справедливости как главную ценность общества допустимо достигать посредством принуждения. Государство и право оценивались ими с позиций господства (но не произвола), а наказание - как необходимая насильственная мера подчинения, призванная гарантировать надлежащее поведение каждого в социуме: «Весь мир подчиняется только посредством Наказания, ибо трудно найти человека чистого, ведь только из страха Наказания весь мир служит пользе» [3, с. 128]. При этом последователи ислама считают боязнь Аллаха и возмездие главным средством не только регулирования поведения человека, но и обеспечения необходимого равенства.
3. Разница в правовом статусе людей.
Строгое разделение людей на неравные классы прослеживалось со времен древнейших источников права Востока (например, выделение варн в Законах Ману) и в определенном смысле поддерживалось тамошними философами. Человеку в традиционном восточном обществе до сих пор не полагается настаивать на своих правах, поскольку долг каждого заключается в первую очередь в стремлении к общей гармонии, а ради интересов общества в целом должно забыть о собственных целях.
Главным отличием от западного пути можно назвать более тесную связь понимания обязанностей и ответственности с системой религиозных и мифологических воззрений, что обусловливалось, в том числе, их преобладанием над нормами права на протяжении многих веков (либо параллельным существованием в обществе двух систем регулирования поведения - правовой и религиозной, что имело место, к примеру, в Индии, даже в эпоху колонизации ее Великобританией сочетавшей индийское национальное и индусское религиозное право, регулировавшее отношения по частным спорам, затрагивающим интересы мусульман или индусов [2, с. 424-425]).
В целом, восточный путь хотя и отличается определенным своеобразием, но подтверждает сделанные выводы о повсеместном признании на протяжении всей истории человечества допустимости и необходимости ограничения поведения личности в обществе, основанного на нормах права (пусть даже религиозного) и подкрепленного силой государственного принуждения (страхом божественной кары).
Генезис российского понимания соотношения свободы личности и необходимого поведения в обществе в период после появления на территории нашей страны государства, по нашему мнению, можно свести к четырем фазисам - с третьего по шестой в контексте западного пути развития этого вопроса.
1. Фазис высшей ответственности.
С момента принятия на Руси христианства в 988 г. правитель государства преподносился подданным как человек, высшая легитимность деяний которого определялась его богоизбранностью. Особенно ярко это стало проявляться после формирования концепции «Москва - третий Рим», призванной оправдать начатое в XVI в. объединение русских земель под началом Московского княжества. В итоге фазис высшей ответственности продержался в России максимально долго, вплоть до XIX в. Следует отметить, что представители политико-правовой мысли этого периода основное внимание уделяли не столько праву, сколько науке управления государством и оценке действий правителя в контексте необходимых политических и социальных преобразований. Именно этой проблематике посвящены все главные источники - от переписки князя Курбского с Иваном
Грозным в XVI в. и «Временника» Ивана Тимофеева XVII в. до более поздних трактатов Юрия Крижанича, Феофана Прокоповича, Ивана Посошкова, Василия Татищева и других. В то же время анализ данных сочинений дает возможность предположить, что там можно найти подтверждение всем главным признакам рассматриваемого фазиса: восприятие религиозных догм как источника обязанностей и ответственности, понимание принуждения как главного способа воздействия на человека и констатация разницы в правовом статусе людей. Более того, основные идеи этого фазиса сохранились в работах отдельных представителей религиозно-нравственной философии и много позже, и их можно встретить, к примеру, в трудах В. С. Соловьева, Н. А. Бердяева, И. А. Ильина.
2. Фазис добровольно-принудительных ограничений.
Увлечение Запада идеями естественного права и теорией договорного происхождения государства, как и принятие за рубежом первых конституций, не прошло в России незамеченным - в стране появились сторонники подобного подхода к пониманию многих политико-правовых явлений. Главными его представителями в классическом понимании вопроса можно назвать П. И. Новгородцева, Е. Н. Трубецкого, В. М. Гессена, Б. А. Кистяковского, С. А. Котляревского и других. Большинство из них объясняло необходимость ограничений прав и свобод личности человеческой природой, отстаивало значение юридических запретов как части добровольного соглашения между людьми, видело в ограничениях проявление свободы воли и сочетало идеи всеобщего равенства с природным неравенством. Так, Б. А. Кистяковский писал о естественности законно установленных ограничений при осуществлении свобод личности во всяком правовом государстве, что объясняется неизбежностью столкновения интересов лиц при реализации разнообразных желаний и потребностей и необходимостью избежать негативных последствий этого [4, с. 128]. С. А. Котляревский указывал на особое значение ограничений прав и свобод «в минуты внешней и внутренней опасности», когда «даже отречение общества от обеспечивающих его права гарантий может сознаваться как неизбежное самоограничение» [5, с. 426].
3. Фазис обязанностей как основания ответственности.
Появившиеся в России на рубеже Х!Х-ХХ вв. представители позитивистского
направления в праве (Г. Ф. Шершеневич, М. М. Ковалевский), как и сторонники социологической (С. А. Муромцев, Н. М. Коркунов) и психологической школ права (Л. И. Петражицкий, М. А. Рейснер), отошли от идей естественного права и изменили понимание оснований обязанностей и ответственности.
В их представлении обязанности выступали средством обеспечения равенства людей, а основанное на законе принуждение было не только допустимо, но и справедливо (Н. И. Палиенко объяснял это тем, что правовые нормы являются принудительными «по самому смыслу своему», поскольку признаются мерилом взаимоотношения членов общества, с которым они «должны сообразовываться, независимо от своего личного отношения к этим нормам» [6, с. 256]). Ответственность в таком контексте мыслилась как главное условие исполнения обязанностей. По мнению Г. Ф. Шершеневича, правовые нормы «не предлагают только, не убеждают, не советуют, не просят, не учат поступать таким именно образом, но повелевают, требуют» [7, с. 114], что составляет смысл силы государственного принуждения, которое не может пониматься в смысле физического насилия, но вполне способно «соединяться с угрозой страданием, как последствием» [7, с. 135], т.е. с определенным законом наказанием.
4. Фазис примата прав.
Наступление данного периода можно считать состоявшимся только после отказа страны от советского политического строя, с принятием в России Конституции 1993 г. Именно с этого момента отечественная правовая наука отступает от теории юридического позитивизма, в полной мере обращается к общепризнанным, закрепленным на международно-правовом уровне правам и свободам и выдвигает их на первый план, отчасти
заслонив этим интересом факт существования обязанностей и ответственности личности, что подтверждается тематикой монографических и диссертационных исследований, уделяющих гораздо больше внимания изучению конституционных прав и их ограничений, чем конституционным обязанностям.
Подводя итог проведенному анализу, можно сделать вывод, что понимание соотношения свободы личности и ограничений ее поведения в обществе в истории российской политико-правовой мысли можно охарактеризовать как занимающее промежуточное положение между западным путем, включающим шесть фазисов, и восточным, ограниченным лишь двумя из них. Это во многом объясняется особенностями зарождения и развития самой российской государственности, которая, с одной стороны, не имела древней истории, подобной античным Греции и Риму, но всегда поглядывала (хотя и с разным настроем) в сторону Запада, а с другой - довольно быстро и уверенно сразу после эпохи Киевской Руси переняла в силу двухвекового монголо-татарского владычества многие азиатские черты не только непосредственно государственного устройства, но и отношения ко всему происходящему в политико-правовой сфере.
Библиографический список
1. Чалаби, Б. Ф. Справедливость и законы в мифопоэтической мысли и философских воззрениях народов Древнего мира (Египет, Вавилония, Греция) : автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Чалаби Б. Ф. - Москва, 2014. - 26 с.
2. Давид, Р. Основные правовые системы современности / Р. Давид. - Москва : Прогресс, 1988. - 496 с.
3. Законы Ману / пер. С. Д. Эльмановича, пров. и испр. Г. Ф. Ильиным. - Москва : Изд-во восточной лит-ры, 1960. - 362 с.
4. Кистяковский, Б. А. Государство правовое и социалистическое / Б. А. Кистяковский // Вопросы философии. - 1990. - № 6. - С. 141-159.
5. Котляревский, С. А. Правовое государство и внешняя политика / С. А. Котляревский. -Москва : Тип. Г. Лисснера и Д. Совко, 1909. - 428 с.
6. Палиенко, Н. И. Учение о существе права и правовой связанности государства / Н. И. Палиенко. - Харьков : Тип. и лит. М. Зильберберг и с-вья, 1908. - 351 с.
7. Шершеневич, Г. Ф. Определение понятия о праве / Г. Ф. Шершеневич. - Казань : ТипоЛитография Императорского Казанского Университета, 1896. - 83 с.
Капитонова Елена Анатольевна, кандидат юридических наук, доцент, кафедра уголовного права, Пензенский государственный университет. E-mail: e-kapitonova@yandex.ru
Образец цитирования:
Капитонова, Е. А. Генезис понимания ограничений прав и свобод личности: анализ путей Востока и России // Вестник Пензенского государственного университета. - 2019. - № 1 (25). - С. 20-24.
