CC BY
184
СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК
тер Лакер отметил, что общая теория терроризма «аргюп невозможна, потому что у этого феномена непомерно много разных причин и проявлений»[5]. Важнейшей причиной, тормозящей выработку универсального отношения к терроризму, способного получить адекватную правовую оценку ведущих международных организаций и правительств ведущих стран мира, становятся интересы тех субъектов мировой политики, которые, как уже было сказано, заинтересованы в использовании терроризма как одного из самых эффективных способов ведения войны (в том числе - войны превентивной) в современных условиях.
С позиций права в юридической литературе террористическая деятельность рассматривается как разновидность противоправных действий, подлежащих уголовному преследованию. С позиций же интересов ведущих субъектов современной политики разграничительная линия между терроризмом и преступностью всякий раз проходит там, где это выгодно данным субъектам. Между тем, данная проблема должна быть рано или поздно решена в пользу мира на планете Земля, поскольку не сегодня-завтра терроризм готов шагнуть за пределы использования традиционных видов вооружений. В частности, в последние годы возрастает опасность вероятного использования террористами оружия массового уничтожения. К примеру, в Украине, в результате обрушения власти в феврале 2014 г. фактически беззащитными остались несколько атомных станций, а фактическая поддержка политиками Ев-
росоюза и США националистических бандформирований в этой стране по сути означает поощрение политического экстремизма и террористической деятельности в одном из крупнейших государств Европы, подталкивание радикальных националистических группировок к эскалации применения силы и меганасилия как внутри страны, так и за её пределами.
Современная Россия - фактически единственное крупное государство мира, которое открыто обозначило свою антитеррористическую позицию, которая основана на объективной оценке происходящих в мире процессов, терроризма как явления, представляющего глобальную угрозу существованию человечества. Руководство Российской Федерации прилагает значительные усилия по объединению возможностей и ресурсов народов и государств в борьбе с терроризмом, его различными современными проявлениями; на основе принципов международного права проводит активную и целеустремленную антитеррористическую политику.
1. См.: http://www.rg.ru/2006/03/10/borba-terrorism.html.
2. Berngard A. Strategie terrorizm. Warszava, 1978. S. 22.
3. См.: Нухаев Ходж-Ахмед. Терроризм как порождение государства // Казахстан. Интернет-газета Навигатор, 2002, 11 июля. http://www.navi.kz/articles/?artid=1004.
4. См.: ВитюкВ.В., Эфиров С.А. «Левый» терроризм на Западе: история и современность. М. 1987. С. 225.
5.The Terrorizm Reader: A Historical Antology. Fd. By Walter Laqueur, Temple University Press. Philadelphia 1983. P. 183.
ГЕНЕЗИС И ЭВОЛЮЦИЯ ТЕРРОРИЗМА КАК СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО
ЯВЛЕНИЯ
АНТОН БОРИСОВИЧ МОИСЕЕВ,
старший преподаватель кафедры социологии и политологии Московского университета МВД России
E-mail: [email protected]
Аннотация. Выделяются причины и источники генезиса и эволюции терроризма как социально-политического явления, анализируются различные подходы к выявлению и характеристике этапов этого процесса. Ставится вопрос о необходимости дальнейших исследований этой проблемы.
Ключевые слова: генезис и эволюция терроризма, причины и источники зарождения и эволюции терроризма, этапы генезиса и эволюции терроризма.
Annotation. Causes and sources of the evolution genesis of terrorism as a socio-political phenomenon are highlighted in the article, different approaches to the emphasizing and characterization of the stages of this process are analyzed. The problem of necessity for the further research of this subject.
Keywords: genesis and evolution of terrorism, the causes and sources of the origin and evolution of terrorism, the stages of the genesis and evolution of terrorism.
Терроризм как явление своими корнями уходит вглубь, а его история насчитывает по сведениям авторов фундаментального учебного пособия «Терроризм: борьба и проблемы взаимодействия»[1] не менее двух с половиной тысячелетий. «Спорадически и эпизодически пронизывая всю мировую историю, терроризм, ...относится к разряду столь же древних явлений, как и само насилие»», а «...терроризм и террористы существовали задолго до появления этих терминов»[2].
Аргументируя настоящую точку зрения, ее сторонники апеллируют по большей части не к историческим фактам, которые в данном случае играют инструментальную, вспомогательную роль, а к социально-психологическим корням терроризма. Терроризм, как указывает российский ученый Н.Я. Лазарев, является порождением внутрици-вилизационного раскола, связанного с кризисом и распадом как внутрицивилизационных взаимодействий (в том числе - межэтнических и межконфессиональных), так и межцивилизационных связей[3]. Сама линия внутрицивилизационного разлома проходит там, где на фоне глубокого духовного кризиса цивилизации возникают межгрупповые социально-политические, этнонациональные и религиозно-конфессиональные антагонизмы, сопровождающиеся коренной ломкой общественных отношений, изменением государственного устройства, отсутствием стабильности и уверенности в завтрашнем дне, проявлениями радикального национализма и ксенофобии, разгулом насильственной уголовной преступности. Проявляющиеся в этих условиях навязчивые идеи о бесперспективности и бессмысленности собственного бытия порождают состояние перманентного стресса у самых разных слоев населения, особенно у молодежи, и тем самым подрывают здоровую психическую основу социальной жизни людей, способствуя возникновению различных форм аберрации общественного сознания. Интенсивная депривация основных потребностей и элементарных прав, неудовлетворенные инстинкты и потребности, нереализованные таланты и надежды, фрустрированные социальные амбиции и устремления, угроза потери или резкого снижения социального статуса формируют особый тип культового кризисного сознания, в основе которого лежит аннигиляция самого культурного кода цивилизации -отрицание самоценности человеческой жизни.
Как свидетельствует история, последовательными носителями этого типа общественного сознания становятся наиболее пассионарные и наименее удовлетворенные индивиды, которые под влиянием самодовлеющего чувства тотального неблагополучия, отчуждения от духовных и материальных благ, отвергнутости и униженности становятся раздражительными и агрессивными, способными на любые немотивированные с точки зрения здравого
смысла поступки, в том числе и на насилие в его самых крайних формах. Вдохновленные идеями противопоставления агрессии невыносимым условиям существования, силы деспотизму, меньшего зла большему злу, а также сознательно или бессознательно руководимые влечением к славе, желанием увековечить свое имя в истории, либо стремлением бросить вызов судьбе, сильным мира сего, а то и сами богам[4], такие люди по принципу «подобное притягивает подобное» объединяются со временем в замкнутые группы, в которых внутригрупповая дисциплина, лояльность и сплоченность, проявление сильной внутригрупповой идентификации и наличие ярко выраженной групповой идеологии являются достаточными условиями и необходимыми предпосылками для развертывания систематического вооруженного насилия по отношению к социальным общностям и социальным институтам, персонифицирующим зло с точки зрения идеологии указанных групп.
История человечества изобилует примерами такого толка мессианского противоборства. Генезис терроризма, истоки которого понимаются подобным образом, восходит ко временам легендарных тираноборцев Древней Греции и связан в социально-политическом смысле со спонтанной реакцией общества на усиление государства как института деспотической власти. Линия дальнейшей эволюции терроризма в этом ключе видится как ассиметрич-ное противостояние «силы» и «слабости», «власти» и «общества», «легальности» и «подполья».
Возникший как протестная деятельность героев-одиночек (античные тираноборцы), терроризм с течением времени совершенствовался организационно (религиозно-мистические общества древней Иудеи времен римского владычества, тайные общества Средневекового Востока и традиционного Китая, террористические организации Европы, России, Азии, Южной и Северной Америки второй половины XIX - первого десятилетия XXI века), стратегически (от нападения на отдельных лиц, которые как конкретные личности, агенты или представители власти являлись помехой для достижения провозглашенных террористами целей, до тотальной войны против всего общества в целом), тактически (от бессистемных эпизодических убийств до последовательного применения тщательно спланированных и отрепетированных приемов и методов регулярных армий и специальных государственных служб) и технически (от использования ножей и кинжалов до применения всего спектра средств вооруженной борьбы, включая оружие массового поражения и компьютерные технологии).
В этой связи заслуживает внимания точка зрения Н.Н. Афанасьева и В.С. Шукшина, согласно которой терроризм как социально-политическое явление в процессе своей эволюции прошел пять
СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК
основных этапов[5]. С некоторыми поправками эту схему в настоящий момент можно изложить в следующем виде:
I этап - эпоха раннего терроризма или прото-терроризма - продолжительный по меркам исторического времени период от зарождения терроризма в эпоху Античности до середины XIX в. На этом этапе были заложены основы идеологии (Карл Гейнцен - автор опубликованной в 1849 г. статьи «Убийство») и практики терроризма (Хасан бен Саббах - основатель тайной секты воинствующих исмаилитов-низаритов, известной под названием «ассасины», образовавшейся в Иране в конце XI в.), возникли первые организованные сообщества террористов (сикарии в I в. нашей эры, ассасины - в М-ХШ в.в.).
II этап - начало «эры терроризма» или эпоха классического терроризма - вторая половина XIX -первое десятилетие XX в. В этот период были выработаны основные методы и формы террористической деятельности (массовые деперсонализированные убийства представителей власти, взрывы бомб в общественных местах, пересылка взрывчатых устройств по почте, экспроприации), под идеологию и практику терроризма была подведена теоретическая база (так называемая «философия бомбы» немецких революционеров, французских декадентов и анархистов второй половины XIX в.), оформились классические образцы стратегии и тактики террористов (ирландские, армянские, польские, македонские, сербские и финские националисты, Народная воля, испанские, итальянские и французские анархисты, Российская партия социалистов-революционеров).
III этап - переходный - с начала 20-ых до конца 50-ых годов XX в. делится на две стадии. На первой стадии, которая начинается в 20-е годы и завершается во второй половине 40-ых годов, терроризм из эпизодического, локального индивидуального или группового политического вызова государственной власти, который не несет угрозы всему обществу в целом, превращается в постоянно действующий фактор политической жизни многих стран и народов (Франция, Палестина, Польша, западные районы Советской Украины и Советской Белоруссии), представляющий серьезную общественную опасность. На второй стадии этого этапа, т.е. во второй половине 40-ых - конце 50-ых годов, терроризм временно локализуется в периферийных районах земного шара (Ближний Восток, Южная и Центральная Америка, страны Юго-Восточной Азии). Особенностями этой стадии эволюции терроризма стали переход от преимущественно индивидуальных к групповым разновидностям террористической активности, возникновение новых форм и методов террористической борьбы (авиационный терроризм, захват заложников).
IV этап - эпоха городской герильи (60-ые - 80-ые годы ХХ в.) - ознаменовался возникновением крупных организованных террористических группировок (например, «Rote Armee Fraktion» в Федеративной республике Германия или «Brigate Rosse» в Италии), усилением изощренности тактики террористов и жестокости применяемых ими методов воздействия на общество и его политические институты, кооперацией и интернационализацией связей террористов и их нелегальных организаций. Характерной чертой указанного этапа стало сближение интересов террористов с интересами властвующих политических элит. Террористическая деятельность из антисистемной деятельности начала все больше трансформироваться в деятельность «по заказу» системы. Наметился ранее противоестественный симбиоз терроризма и специфических государственных институтов, в рамках которого террористы все чаще становились инструментом скрытого противостояния военно-политических блоков и орудием долговременной политической игры с крайне засекреченным сценарием и тщательно скрываемыми от общества истинными целями игроков. Террористическая деятельность трансформировалась в прагматичную политическую технологию радикального решения элитарными политико-финансово-экономическими кругами деликатных проблем, возникающих в сфере управления мировыми и внутригосударственными социально-экономическими и политическими процессами.
Серьезные изменения на этом этапе претерпела сама личность террориста: на смену террористу-агитатору пришел расчетливый профессионал, которому, по большому счету, все равно, чьи интересы он выражает (Ильич Рамирес Санчес по кличке «Шакал»), а на смену террористу-мстителю - зомбированный вероучениями и наркотиками фанатик, слепо готовый на любые преступления. Кульминацией третьего этапа стало превращение терроризма в глобальный фактор международной политики.
V этап - эпоха современного терроризма - непосредственно детерминируется социально-экономическими процессами, происходящими на международной арене, где терроризм, являясь системной составляющей процессов глобализации мирового социально-экономического, культурного и политического пространства, прямо связан с оказанием давления определенными кругами мировой политико-финансово-экономической элиты на внутреннюю политику суверенных государств в том или ином политико-географическом регионе земного шара. Вопреки достаточно распространенной точке зрения, современный терроризм объективно не может рассматриваться в качестве формы протеста против глобализации, поскольку, как свидетельствует феномен пресловутой «Аль-Кайды», деятельность которой сама по себе представляет собой радикаль-
ный псевдоисламскии неототалитарный проект глобализации, терроризм только облегчает экспансию Запада в «третьем мире» под предлогом борьбы с террористической угрозой и способствует тем самым осуществлению глобализации в ее самом опасном либерально-мондиалистском варианте. Борьба с международным терроризмом становится не более чем идеологическим прикрытием откровенной политической, экономической и геостратегической схватки за мировое господство.
Вышеизложенный подход к генезису и эволюции терроризма как социально-политического явления, выделению этапов этого процесса вызывает ряд сомнений по поводу его достоверности и правомерности при детальном ознакомлении с историей терроризма и, особенно, при выяснении ее соотношения с феноменом политических убийств. Так, К.В. Жаринов, автор популярного справочника «Терроризм и террористы», не считает политические убийства разновидностью терроризма. «Такие преступления, - пишет К.В. Жаринов, - не обусловлены социальной борьбой», - оговаривая, правда, то обстоятельство, что в их осуществлении как заказчик, так и убийца должны быть заинтересованы корыстно^]. Н.Н. Афанасьев и В.С. Шукшин, в целом считая политические убийства одной из разновидностей террористической деятельности, в тоже время обращают внимание на то, что точка зрения К.В. Жаринова отчасти справедлива, поскольку «иначе нам придется принять на веру достаточно сомнительное с исторической точки зрения утверждение, что убийства Юлия Цезаря или отца Александра Македонского Филиппа относятся уже к достаточно зрелому этапу развития терроризма. Ни убийца Филиппа Македонского Павсаний, ни участники заговора мартовских ид в 44 году до нашей эры, стоившего жизни Юлию Цезарю, не выдвигали никаких требований обществу в целом, либо какой-то его социально значимой части. Шокирующий эффект происходившее с влиятельными особами производило только на тех, кто наследовал власть, заставляя последних принимать все более изощренные меры собственной безопасности»[7]. Так может или нет индивидуальная активность одиночек, с которой, как считает К.В. Жаринов[8], началась история политического терроризма, квалифицироваться как терроризм в собственном смысле этого слова?
Профессор РГГУ М.П. Одесский в опубликованной в июле-августе 2007 г. в российском журнале «Moulin Rouge» статье «Наука убивать», отождествляя политические убийства с идеологией и практикой тираноборчества, так отвечает на этот вопрос: «Тираноборчество и террор реализуют прямо противоположные модели жизнестроитель-ства. 1. Террорист метит не в конкретного тирана, а в любого представителя власти. 2. Террорист стремится не наказать преступника, а ужаснуть
общество: «террор» (terreur - франц. ужас) - метод управления социумом посредством устрашения. 3. Террорист совершает героическое дело и отнюдь не обязан жертвовать собой, напротив того, он должен сохранить жизнь для дальнейших подвигов. 4. Террорист должен иметь в распоряжении весь арсенал средств убийства: от традиционного кинжала до чудес технического прогресса (бомбы, самолеты и т.п.).Террорист-тираноборец практичен и в то же время демонстративен»[9].
Американский исследователь Б. Хоффман также сомневается в том, что деятельность одиночек может рассматриваться как проявление терроризма: «Террорист также отличается от убийцы-фанатика, который может применять схожую тактику (убийство, подрыв) и, возможно, даже ставит перед собой те же цели (смерть политического деятеля). Однако, при схожести тактики и объектов нападения террористов и убийц-фанатиков их цели различаются. Несмотря на то, что цель террориста является неизбежно политической (как правило, смена или существенное изменение политической системы посредством применения насилия), цель убийцы-фанатика чаще всего является идиосинкразической, абсолютно эгоцентричной и глубоко личной. .. .Более того, как не может один человек назваться политической партией, так и убийца-одиночка не должен считаться отдельной террористической группировкой. ... Чтобы называться терроризмом, насилие должно быть совершено организованной общностью с какой-либо конспиративной структурой и распознаваемой цепью управления, а не отдельным лицом, действующим по собственному желанию»[10].
Как следует из вышеприведенных высказываний, практика терроризма и тираноборчество несовместимы. Как же быть тогда с провозглашением легендарных тираноборцев Древней Греции Ари-стогитона и Гармодия предтечами терроризма?
Вопросы вызывает и соотношение теории и практики терроризма с деятельностью членов религиозно-мистических группировок и тайных обществ Востока, Индии и Китая эпохи древности и средневековья. Было бы большой нелепостью утверждать, что их деятельность уж как-то особо расходилась с общепринятой социально-политической деятельностью того времени, считают Н.Н. Афанасьев и В.С. Шукшин. «Политическое насилие - отмечают они, - не являлось чем-то шокирующим, поскольку относилось едва ли не к главному инструменту осуществления политики вообще и государственной политики в особенности. Политические убийства были в порядке вещей, составляя арсенал методов реализации политической воли не только таких полубезумных фанатиков, как Хасан бен Саббах, но и вполне респектабельных по тогдашним меркам властвующих особ. Убийцы зачастую не скрывали свою причастность к совершению того или иного
преступления, считая его всего лишь исполнением своего общественного, вассального или религиозного долга и даже порой щедро вознаграждались за это деньгами, поместьями, выгодными должностями и высокими титулами»[П].
Вопросы, разночтения и оговорки, подобные вышеприведенным, вызывают сомнение в истинности вышеизложенной универсальной истории терроризма и наводят на мысль, что понимание того, что можно считать «терроризмом» в собственном смысле слова, для разных исторических эпох будет совершенно разным, если не диаметрально противоположным.
Уже упоминавшийся американский исследователь Б. Хоффман предлагает иной взгляд на генезис и эволюцию терроризма, основанный на исследовании этимологии самого понятия терроризм.
Согласно точке зрения Хоффмана, разделяемой другими зарубежными и отечественными исследователями феномена терроризма, такими как У. Лакёр, К. Славик, А.С. Грачев, англоязычный неологизм «терроризм» стал общеизвестен благодаря памфлетам Эдмунда Бёрка против Великой французской революции, который в 1795 г. писал о «тысячах адских псов, называемых террористами, которых спустили на невинных людей»[12]. Конкретизируя эту мысль, Н.Н. Афанасьев и В.С. Шукшин, ссылаясь на мнение чешского ученого К. Славика, поясняют, что почерпнутое У. Лакёром из дополнения к «Словарю Французской академии» 1798 г. определение терроризма как «sustema, regime de la terreur» ... применялось для определения политики революционного французского правительства периода якобинской диктатуры[13]. Таким образом, считает Б. Хоффман, термин «терроризм» стал обозначать любые злоупотребления официальной власти с открытым криминальным подтекстом[14].
В дальнейшем, указывает Б. Хоффман, в революционной атмосфере Европы первой половины - середины XIX в. понятие «терроризм» приобрело свое основное, знакомое современному миру значение революционной антиправительственной деятельно-сти[15]. Это согласуется с мнением Н.Н. Афанасьева и В.С. Шукшина, согласно которому начало «эры терроризма» приходится на середину XIX в., когда теоретики леворадикального движения сформулировали «философию бомбы», трансформированную впоследствии идеологами и практиками анархизма в доктрину «пропаганды действием»[16]. Подобное понимание терроризма было актуальным вплоть до начала Первой мировой войны, после окончания которой значение термина «терроризм» снова изменилось. «Теперь он в меньшей степени использовался для описания деятельности революционных движений и актов насилия, направленных против государства или его правителей, и все больше применялся для обозначения массовых репрессий, проводимых
тоталитарными государствами и правителями-диктаторами и направленных против народа. Таким образом, термин вновь приобрел свое прежнее значение, а именно злоупотребление государственной властью»[17].
После окончания Второй мировой войной, -развивает далее свою мысль Б. Xоффман,- понятие «терроризм» вновь приобрело революционный от-тенок[18]. Именно с ним терроризм наиболее часто увязывается сегодня. В то время данный термин использовался прежде всего в контексте антиколониальной борьбы, вспыхнувшей в Азии, Африке и на Ближнем Востоке во второй половине 40-х - 50-х годах. Это понимание терроризма сохранилось и в 60-е - 70-е годы с поправкой на то обстоятельство, что многие практиковавшие террористическую деятельность этнонациональные и этносепаратистские группы вышли к тому времени за рамки отдельных стран и даже политико-географических регионов, а сама палитра террористических организаций была существенно дополнена идеологически мотивированными радикальными группами левой и правой политической ориентации, нацеленными на борьбу с институтами современного западного либерально-демократического государства.
Несмотря на то, что упомянутые выше революционно настроенные организации, как считает Б. Xоффман, до сих пор в определенной степени формируют представления общества о терроризме, в последние годы этим термином стали обозначать куда более широкий спектр проявлений публичного социально-политического насилия. Например, в начале 80-х годов XX в. терроризмом стали именовать умышленные действия, осуществляемые с целью нарушения равновесия внутри сложившейся после окончания Второй мировой войны глобальной политической системы. Так появился термин «международный терроризм», внутренняя бессодержательность которого была тем более очевидна, чем явственнее за каждым террористическим актом прослеживались интересы конкретных государств на международной арене. В 90-х годах термин «терроризм» стал использоваться для обозначения «угрозы стабильности национальных государств, исходящей от негосударственных исполнителей и не подконтрольных государству движений и организаций», а также для определения насилия, оказывающего влияние на население «огромных территорий или городской зоны, где власть перешла от законного правительства к новым полурадикальным полукриминальным структурам»[19].
В начале XXI в. значение слова «терроризм» и его использование стали еще более размытыми. В данный момент этим термином обозначают также вооруженные конфликты, не вписывающиеся в рамки традиционных представлений о войне как о вооруженном столкновении двух или более воюю-
щих государств, где боевые действия ведутся регулярными армиями или подконтрольными одной из враждующих сторон иррегулярными силами (партизанами). Использование термина «терроризм» прямо указывает теперь на преимущественно па-рамилитарный характер по крайней мере одной из участвующих в конфликте сторон, институциализи-руя практику систематического негосударственного вооруженного насилия, осуществляемого немногочисленными по составу группами, либо отдельными боевиками.
Можно с полной уверенностью утверждать, что все попытки содержательной интерпретации феномена терроризма в настоящее время зашли в тупик, поскольку содержание самого термина оказалось размыто настолько, что его собственный смысл оказался полностью утрачен. А само понятие стало удобным инструментом для различных идеологических и политических манипуляций общественным сознанием Основанием для подобного утверждения служит тот неоспоримый факт, что под терроризмом сегодня понимается достаточно широкий спектр ассоциируемых с радикальным экстремизмом явлений общественной жизни: от сепаратистских повстанческих движений этнической и религиозно-криминальной ориентации до социально опасных действий, находящихся на грани психического здоровья одиночек вроде пресловутого Унабомбера. Очевидно, что указанные феномены различны по своим мотивам, целям, средствам осуществления, социальной базе, степени общественной опасности и иным объективным факторам, обуславливающим их существование[20]. Все эти обстоятельства подталкивают исследователей природы терроризма к поиску новых подходов к объяснению причин возникновения и воспроизводства, а также эволюции этого социально опасного явления.
В современных научных дискуссиях по вопросу о генезисе терроризма в последнее время все отчетливее проявляется противостояние двух основных точек зрения[21]. В основе первой лежит известная концепция столкновения цивилизаций Сэмюэля Хантингтона, согласно которой терроризм рассматривается в качестве ассиметричного ответа немо-дернизированных (вернее, частично модернизированных) традиционных обществ «третьего мира» на вызовы либеральной цивилизации. Именно представители данной точки зрения видят истоки современного терроризма в религиозном экстремизме и агрессивном этнонационализме, а стратегию и тактику противостояния терроризму интерпретируют в военных терминах.
Спорность данной точки зрения состоит в том, что терроризм здесь смешивается с иными формами нековенционального насилия, например, гражданская война и партизанская война, ведущаяся террористическими методами. «В сравнении
с традиционным социальным устройством современные общества, - пишет английский социолог Энтони Гидденс, - гораздо более мирные и спокойные», поэтому «понять, что такое терроризм, можно только на фоне относительного внутреннего спокойствия, царящего в современных государ-ствах»[22]. Объяснить, как соотносится внутреннее спокойствие с реальной обстановкой в Ираке, Афганистане и на Северном Кавказе, где, судя по новостным сообщениям отечественных средств массовой информации, редкий день проходит без взрывов, стрельбы и гибели людей, можно только тем, что термин «терроризм» используется в данном случае некорректно. Терроризм шокирует общество, а когда режим контртеррористической операции на соседней улице становится непременным атрибутом повседневной реальности, его устрашающее воздействие ослабевает настолько, что акты террора перестают восприниматься как нечто аномальное. «Происходит «бейрутизация» обывательского сознания, когда обычная мирная жизнь и война существуют как две неизбежных реальности целостного восприятия мира. Так отрицание состояния войны путем подмены этого понятия термином «терроризм» порождает состояние социальной шизофрении» [23].
Вторая точка зрения рассматривает терроризм как органическую часть элитаристской, неоконсервативной интерпретации либерального проекта мобилизации излишне «расслабившегося» социума перед лицом глобальных вызовов современной эпохи. Терроризм становится объективно выгодным отдельным влиятельным группировкам внутри властвующих в современных государствах «первого мира» элит, причем не только как средство достижения лояльности и мобилизации масс, но и как инструмент хирургического решения давно назревших, но не решавшихся обычным путем проблем. Системный кризис всех составных элементов либеральной цивилизации, отсутствие ярко выраженного позитивного объединяющего начала и внятного видения перспектив общественного развития становятся основой для инструментали-зации терроризма в качестве элемента глобального манипулятивного воздействия на общество. Не трудно увидеть, что вторая точка зрения по своим исходным посылкам близка социально-психологическому подходу к пониманию феномена терроризма, только место одержимых «комплексом Прометея» пассионариев в ней замещает анонимный манипулятор - носитель и концептуальный модератор исходных социально-политических смыслов, управляющий террористами словно марионетками в кукольном театре. Иначе как объяснить тот факт, что индивидуальная мотивация террористов в наши дни может быть одной, а реальные долговременные стратегические выгоды, извлекаемые
из последствий террористических актов - прямо противоположными?
Таким образом, вопросы генезиса и эволюции терроризма остаются актуальными по своему содержанию и интерпретации проблемными узлами общей теории терроризма, которые каждое новое поколение исследователей этого крайне противоречивого и неоднозначно воспринимаемого феномена будет распутывать по-своему, в зависимости от общих тенденций развития текущих социально-политических процессов на мировой арене и в каждой отдельно взятой стране.
1. Терроризм: борьба и проблемы взаимодействия: Учебное пособие для студентов юридических вузов / Под ред. проф.
B.Я. Кикотя, проф. Н.Д. Эриашвили. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2004.
C. 83.
2. Афанасьев Н.Н., Шукшин В.С. Исторические корни терроризма. М., 2002. С. 3, 6.
3. См.: ЛазаревН.Я. Терроризм как социально-политическое явление: истоки, формы и динамика развития в современных условиях: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук// http://proflibrary.ru/themes/teorija_ politiki_istorija/lazarev_ikolaj_jakovlevich_77540. С. 3.
4. Афанасьев Н.Н. и Шукшин В.С. это свойство человеческого самосознания называют «комплексом Прометея». См.: Афанасьев Н.Н. и Шукшин В.С. Там же. С. 4.
5. См.: Афанасьев Н.Н. и Шукшин В.С. Там же. С. 7-9.
6. Жаринов К.В. Терроризм и террористы: Исторический справочник / Под общей редакцией А.Е. Тараса. Минск: Хор-вест, 1999. С. 37.
7. Афанасьев Н.Н., Шукшин В.С. Там же. С. 17.
8. Жаринов К.В. Там же. С. 5.
9. Одесский М. Наука убивать // Новый взгляд. 20.10.2007. № 10 // http://www.newlookmedia.ru/?p=2761.
10. Хоффман Б. Терроризм - взгляд изнутри / Перевод с англ. Е. Сажина. М.: Ультра. Культура, 2003. С. 44-45.
11. АфанасьевН.Н., Шукшин В.С. Там же. С. 16-18.
12. Хоффман Б. Там же. С. 11.
13. АфанасьевН.Н., Шукшин В.С. Там же. С. 19.
14. Хоффман Б. Там же. С. 11.
15. Хоффман Б.Там же. С.11
16. Афанасьев Н.Н., Шукшин В.С. Там же. С. 19.
17. Хоффман Б. Там же. С. 21.
18. Хоффман Б. Там же. С. 23.
19. Хоффман Б. Там же. С.24, 26. .
20. Моисеев А.Б. Терроризм как инструмент глобального манипулирования обществом // Материалы Шестой международной научной конференции по проблемам безопасности и противодействия терроризму. Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова. 11-12 ноября 2010 г. Том I. М.: МЦНМО, 2011. С. 201.
21. См.: Моисеев А.Б. Там же. С. 202.
22. Гидденс Э. Терроризм и партизанские движения // http:// society.polbu.ru/giddens_sociology/ch109_i.html.
23. Моисеев А.Б. Там же. С. 203.
ИСТОРИЧЕСКИЕ РАЗНОВИДНОСТИ ТЕРРОРА И ТЕРРОРИЗМА И ИХ ОСОБЕННОСТИ
ДМИТРИЙ ГЕОРГИЕВИЧ ЛОЩАКОВ,
доцент кафедры социологии и политологии Московского университета МВД России, кандидат философских наук, доцент E-mail: [email protected]
Аннотация. Рассматриваются проявления террора и терроризма в исторической ретроспективе, выделяются их разновидности и особенности. С учетом современных научных представлений о терроризме анализируется и оценивается социально-политический характер исторических разновидностей террора и терроризма.
Ключевые слова: террор, терроризм, исторические разновидности терроризма, особенности исторических разновидностей терроризма, социально-политический характер террора и терроризма.
Annotation. The article scrutinizes the acts of terror and terrorism in historical retrospect, their varieties and features are distinguished. The socio-political character of historical varieties of terror and terrorism is analyzed and evaluated considering the modern scientific understanding of terrorism.
Keywords: terror, terrorism, historical forms of terrorism, features of historical varieties of terrorism, socio-political nature of terror and terrorism.
Любое социальное явление имеет свою исто- отношении исключением. Всматриваясь в прошлое, рию; современный терроризм [1] не является в этом часто удается лучше разобраться в том, что проис-
