CC BY
121
Э.В. Будаев
ГЕНДЕРНАЯ СПЕЦИФИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЕТАФОРИКИ
В статье рассматриваются два аспекта гендерной специфики метафор в политическом дискурсе. В первом случае анализируются культурно обусловленные различия в осмыслении мира политики посредством гендерной модели метафорического мировидения и выявляются тактики метафорической маскулинизации и феминизации «чужого» в политическом дискурсе стран Запада и Востока. Второй аспект гендерной специфики политических метафор проявляется при рассмотрении вопроса о влиянии мужской и женской картины мира на концептуализацию политики.
Современный метафорический анализ политического дискурса относится к одним из наиболее активно развиваемых методов когнитивной и политической лингвистики, направленных на исследование ментальных представлений, лежащих в основе категоризации политического мира. Как показывают многочисленные исследования, политические метафоры отражают и воспроизводят доминантные для определенного общества культурные ценности и оппозиции, которые оказывают значительное влияние на осмысление политической действительности, служат руководством к принятию решений и действию (А.Н. Баранов, Д. Берхо, М. Джонсон, Дж. Ла-кофф, Х. де Ландтшер, А. Мусолфф, Т. Рорер, Д. Фертессен, Й. Цинкен, А.П. Чудинов и др.).
Многие исследователи отмечают, что важное место в осмыслении политики занимает концептуальная метафора ГОСУДАРСТВО - это ЧЕЛОВЕК [Скребцова 2002; Чудинов 2001; Chilton, Lakoff 1995; Lakoff 1991; Luoma-aho 2002 и др.]. Государства представляются как сообщество людей, в котором каждый человек обладает своим характером, привычками, законопослушностью. В этом сообществе есть свои правонарушители и полицейские, лидеры и изгои и т.п. Можно утверждать, что в политическом дискурсе данная концептуальная метафора может получать ген-дерное измерение и развертываться в вариантах ГОСУДАРСТВО - это ЖЕНЩИНА и ГОСУДАРСТВО - это МУЖЧИНА, а также НАЦИЯ -это ЖЕНЩИНА, НАЦИЯ - это МУЖЧИНА и СТРАНА - это ЖЕНЩИНА, СТРАНА - это МУЖЧИНА. Более того, в зависимости от культурных традиций того или иного общества эти концептуальные метафоры согласуются с различными прототипами и зачастую обладают прямо противоположными оценочными смыслами. Особенно рельефно эти различия проявляются при метафорическом представлении «чужого» в политическом дискурсе стран Запада и Востока.
Одна из самых распространенных метафор в политическом дискурсе западных стран для представления врага или чужого - это метафора насильника, агрессивного мужчины, от которого нужно защитить слабую и подвергающуюся насилию женщину. Например, Дж. Лакофф [Lakoff 1991] показал, что при обосновании необходимости первой войны в Персидском заливе в дискурсе американской администрации и СМИ США важную роль играла «сказка о справедливой войне», в основе которой были такие участники, как НЕВИННАЯ ЖЕРТВА (Кувейт), ЖЕСТОКИЙ ЗЛОДЕЙ (Ирак) и ДОБЛЕСТНЫЙ СПАСИТЕЛЬ (Соединенные Штаты). С нарративом этой войны связано исследование Б. Бэйтса [Bates 2004], в котором приведены примеры метафор «изнасилования» в выступлениях Дж. Буша, направленных на убеждение глав «цивилизованных» государств создать антииракскую коалицию.
В статье Т. Рорера [Rohrer 1995] также проанализированы метафоры, используемые президентом Дж. Бушем для концептуализации политической ситуации в Персидском заливе в период с августа 1990 по январь 1991 года. Президент США регулярно описывал иракскую аннексию через метафоры государства-насильника (Ирака) и государства-жертвы (Кувейта). Как отмечает Т. Рорер, американцы поверили метафоре «изнасилования Кувейта», потому что Дж. Буш неоднократно ссылался на доклады о реальных изнасилованиях и грабежах, имевших место в Кувейте в связи с иракской аннексией. В обществе людей всякое преступление должно караться не только ради жертвы преступления, но ради всего общества, заключившего общественный договор. Дж. Буш развивает метафору ГОСУДАРСТВА -это СООБЩЕСТВА ЛЮДЕЙ метафорой МЕЖДУНАРОДНАЯ ПОЛИТИКА - это ОБЩЕСТ-ВЕННЫШ ДОГОВОР. Следуя этой логике, агрессия Ирака - это преступление не только против Кувейта, но и против общественного договора, т.е. против всех законопослушных людей-
государств, которые и должны наказать дикаря-насильника.
Й. Валениус исследовала, как Финляндия и Россия представлялись в 100 финских пропагандистских карикатурах 1908-1914 гг., в период, когда в Финляндии, находившейся в составе Российской империи, были отменены многие автономные привилегии. На многих карикатурах была изображена финская девушка (персонификация Финляндии), которая подвергается сексуальным домогательствам и насилию со стороны зловещего русского мужика или казака (персонификация России). Иногда на таких карикатурах появлялись защитники, например, бегущие на помощь Финляндии мужчины в европейских колпаках.
В монографии Ф. Кина [Keen 1986] проанализированы основные метафорические образы врага в военных конфликтах прошлого века. Как показывает автор, в американских агитационных плакатах времен второй мировой войны немцы и японцы обычно изображались в образе варваров-насильников.
Подобная гендерно ориентированная модель характерна и для метафорического представления внутриполитических отношений. В монографии А.П. Чудинова [Чудинов 2001] продемонстрировано, что в российском политическом дискурсе распространены образы сексуального насилия или же, наоборот, сексуального бессилия (импотенции, кастрации), привносящие негативные эмотивные смыслы в концептуализацию отношений между субъектами политической деятельности. Для политического дискурса США характерно представление политических оппонентов в качестве сексуальных маньяков, насилующих страну и народ [Adamson et al. 1998].
Оценочные смыслы, которые привносит метафорическая проекция из гендерной модели на политические отношения, укоренены в общественном сознании и соотносятся с моральными ценностями той или иной культуры. Как показывает обзор исследований, в политическом дискурсе стран Запада доминирует тактика метафорической маскулинизации «чужого», направленная на активизацию императива противодействия аморальному врагу. Согласно метафорической логике такого описания мира политики, враг (насилующий женщин) силен, представляет опасность для цивилизованного общества, поэтому нужна максимальная мобилизация ресурсов для сохранения традиционных культурных ценностей и восстановления справедливости.
Несколько иначе проекция тендерной модели на политическую действительность реализуется в политических метафорах стран Востока. В политическом дискурсе азиатских государств распространена тактика метафорической феминизации «чужого». Как показывает Р. Сайгол [Saigol 2000], знание о том, что женщина физически слабее мужчины, используется в современном пакистанском политическом дискурсе для метафорического представления «чужого», особенно часто Индии (традиционного соперника Пакистана). В представлении пакистанцев их государство - это взрослый мужчина-мусульманин, а Индия - это женщина. Следовательно, враг слаб и не способен оказать серьезное сопротивление, а поэтому в случае военного конфликта он будет легко повержен. Для акцентирования этого гендерного образа активно используются и другие языковые средства. Как показывает Р. Сайгол, подбор и интерпретация фактов согласуется с доминирующим метафорическим образом. Например, метафорическая феминизация Индии сопровождается указанием на тот факт, что в некоторых районах Индии до сих пор существуют «неправильные» и «отвергнутые всем миром» матриархальные семьи, в которых женщина - глава семьи, а дочери наследуют имущество. Индийским мужчинам не хватает маскулинности, они не могут справиться со своими женщинами и не представляют собой серьезной военной силы.
В другом исследовании Р. Сайгол [Saigol 2003] показано, что в период правления Айюб Хана (1958-1964) «плохое прошлое» Пакистана связывалось с бесплодием и стерильностью, а грядущий прогресс и интеграция пакистанского общества ассоциировались с возмужанием, сексуальной потенцией и «мужским характером», что, в частности, проявилось в военном конфликте с Индией. Как показывает исследователь, устойчивость гендерных стереотипов при осмыслении мира политики во многом связана с их воспроизводством в образовательном дискурсе, с формированием подобных представлений у подрастающего поколения.
Другим примером особенностей гендерных политических метафор Востока могут служить материалы, изложенные в диссертации Э. Билгин [ВП-gin 2004], в которой проанализирована динамика изменения гендерного сознания в Турции на основе анализа художественной литературы и политического дискурса ХХ в.
Как показывает Э. Билгин, в турецкой культуре Оттоманского периода доминировала мета-
фора чужого-как-женщины и соответственно За-пада-как-женщины. Согласно этой метафоре, вес-тернизация Турции рассматривалась как ее феминизация, а гендерная парадигма осмысления мира стала способом сохранения культурных традиций и противостояния западному влиянию. Например, в представлении оттоманской элиты молодежь, перенимавшая западный образ жизни, перенимала «женские привычки», представляла собой угрозу «отеческой власти» и символизировала «демаску-лизацию» Турции [ВП§т 2004: 8, 63-108].
Автор показывает, что политические оппоненты в современной Турции во многом опираются на традиционные ценности. После революции М. Кемаля в турецкой политике наблюдается противостояние исламистов (сторонников сохранения традиционных ценностей) и кемалистов (приверженцев продолжения курса на модернизацию Турции). В дискурсе исламистов по-прежнему активно используется тактика феминизации Запада и его материалистического и механистического мира в противовес одухотворенному, «де-феминизированному» и коллективистскому Востоку [ВП§т 2004: 217]. Показательно, что гендерная модель играет важную роль и в дискурсе ке-малистов, которые настаивают на продолжении модернизации турецкого общества и опираются на программу расширения прав женщин. В дискурсе кемалистов активно используется метафора «Отца и дочерей», сменившая традиционную оттоманскую метафору «Отца и сыновей». Вместе с тем, «идеализированные дочери» кемалистского дискурса подвергаются дефеминизации и десек-суализации, становятся «товарищами по оружию» в политической борьбе.
Как показывает обзор исследований, в политическом дискурсе стран Востока доминирует тактика метафорической феминизации «чужого», направленная на дискредитацию и умаление качеств политического оппонента.
Сопоставление исследований политической метафорики Запада и Востока показывает, что метафорическая картина политической действительности часто структурируется в соответствии с гендерной моделью мира, но оценочные смыслы варьируются в политическом дискурсе гетерогенных культурных сообществ.
Другим аспектом изучения специфики ген-дерной политической метафорики является вопрос о влиянии мужской и женской картины мира на концептуализацию политики в дискурсе СМИ. Первыми на этот аспект политической метафорики стали обращать внимание исследователи фемини-
стского направления (в том числе в рамках критического дискурс-анализа), которые отмечали, что освещение политических событий в СМИ строится в соответствии с мужской картиной мира, и указывали на перспективы исследования «гендерной структуры новостей» [Zoonen 1994: 50]. Как отмечают исследователи, новостной дискурс представляет собой «мужской нарратив» [Rakow, Kranich 1991: 8] или «мужскую мыльную оперу» [Fiske 1987: 308], в которой СМИ метафорически искажают описание политических событий в соответствии с ожиданиями мужской аудитории [Gidengil, Everitt 1999; 2003а; 2003б].
В политике традиционно доминировали мужчины, поэтому и понятия для метафорического описания политической деятельности привлекались из традиционных мужских занятий, таких, как война и спорт. Среди первых исследователей, обративших внимание на этот аспект политической метафорики, был Н. Хоув [Howe 1988]. Проанализировав американские политические метафоры 1980-1985 гг., Н. Хоув пришел к выводу о том, что наиболее укорененные и распространенные в американской культуре политические метафоры относятся к мужским занятиям.
Усилия феминистких исследователей также направлены на выявление гендерного характера агрессивности политической метафорики и демонстрацию того, что конфронтационные метафоры не оставляют возможности для поиска консенсуса и компромисса, столь необходимых в сфере политики. Как отмечает Дж. Фиске, «военные и спортивные метафоры конструируют политику как конфликт между партиями, а не как сферу общественной деятельности, направленную на улучшение благосостояния народа» [Fiske 1987: 291]. Для женщин более характерны метафоры компромисса из понятийной области «Семья» или «Дом», что, например, прослеживается в дискурсе политической борьбы женщин за свои права [Delap 2002].
Феминистские исследования высвечивают еще одно следствие из доминирования «мужских» метафор агрессии и конфронтации в политическом дискурсе: такие метафоры воспроизводят в общественном сознании представление о политике как о мужском деле, в котором не остается места для женщин-политиков. Традиционно сфера политической деятельности считалась мужским занятием, но в современном мире женщины все чаще принимают активное участие в политической жизни общества, занимают высокие государственные должности, в том числе возглавляют
государства и правительства. Вместе с тем, одни и те же фреймы «мужского метафорического нар-ратива» по-разному концептуализируют и оценивают политиков-женщин и политиков-мужчин.
Например, в исследовании Э. Гиденгил и Дж. Эверитт [Gidengil, Everitt 1999] анализируется проблема воздействия «мужского нарратива» на метафорическое описание женщин-политиков в канадских СМИ. Для выявления гендерной специфики политической метафорики Э. Гиденгил и Дж. Эверитт сравнивали метафорическое представление участников канадских политических дебатов 1993 г. в СМИ с действительным поведением оппонентов.
Для анализа агрессивности поведения в дебатах использовалась методика Р. Тименса и Д. Моньер, согласно которой для квантитативного выражения агрессии политика нужно учитывать определенные маркеры. Например, учитывается, как часто оппоненты используют местоимения you (ты, вы), как часто перебивают друг друга и используют сжатый кулак как жест для акцентирования своих тезисов. Получив хотя и условное, но некое квантитативное выражение агрессии оппонентов, исследователи сравнили эти данные с агрессивностью метафорических образов, связываемых журналистами с четырьмя участниками теледебатов - двумя мужчинами и двумя женщинами. Как выяснилось, агрессивность женщин-политиков в целом была меньше, чем у их оппонентов мужчин. Однако метафор, актуализирующих агрессивные смыслы при описании их поведения на дебатах, было зафиксировано больше, чем при освещении поведения политиков-мужчин. Примечательно, что когда уровень агрессии женщин снизился, они по-прежнему описывались в теленовостях как более агрессивные, чем их оппоненты-мужчины.
Авторы утверждают, что когда женщины принимают мужской стиль поведения, чтобы соперничать в борьбе за власть, они изображаются в СМИ как более агрессивные, чем мужчины, потому что их политическая активность вступает в противоречие с глубоко укорененными представлениями о присущем женщине поведении. Мы не ассоциируем женщин с полем боя или боксерским рингом, соответственно женщины не обладают необходимыми для политики качествами. Особенно наглядно это проявляется в метафорах, убеждающих адресата в женской политической «некомпетентности». Как показывают Э. Гиден-гил и Дж. Эверитт, в метафорическом освещении канадских теленовостей женщины, которые ре-
шили поучаствовать в «спортивном состязании» или «военной стычке», могли «забить гол в собственные ворота» или «прострелить себе ногу».
В последствии Э. Гиденгил, Дж. Эверитт подтвердили эти выводы на примере трех канадских политических теледебатов с участием женщин [Gidengil, Everitt 2003в]. В жанре политических дебатов женщины регулярно описываются как более агрессивные, чем их оппоненты-мужчины, хотя женщины, которые участвовали в дебатах не в первый раз, уже в меньшей степени притягивали агрессивные метафоры. Также женщинам-политикам часто не остается места в мужских фреймах: женщина в спорте-политике не может «закрутить мяч» или «просто отсиживается на скамейке запасных». В лучшем случае женщины «начинают футбольную атаку», но только мужчины «бьют по воротам».
В этом же исследовании Э. Гиденгил и Дж. Эверитт установили, что при освещении политических событий женщины-журналистки использовали агрессивные метафоры не реже, а иногда даже и чаще, чем их коллеги-мужчины. Процессы построения «мужского нарратива» протекают бессознательно, хотя авторы новостей и считают, что они освещают события объективно.
Полученные Э. Гиденгил и Дж. Эверитт данные, вероятно, имеют универсальный характер. К похожим выводам приходят и другие исследователи особенностей метафорического представления женщин-политиков. Дж. Вэй [Wei 2001], изучив метафорику тайваньского политического дискурса, пришла к выводу, что в отличие от политиков-мужчин политики-женщины описываются в СМИ или как очень агрессивные, или как недостаточно женственные, что, в общем, согласуется с выводами ее канадских коллег.
Итак, гендерная модель осмысления мира привносит как универсальные, так и культурно-специфические характеристики в понимание политической действительности. Последние выражаются в различии между доминирующими тактиками метафорической оценки «чужого» в политическом дискурсе стран с преимущественно гетерогенными культурными традициями. Также гендерная специфика политической метафорики выражается в преобладании «мужской картины мира» при осмыслении политической действительности, связанной с традиционным доминированием мужчин в сфере политической деятельности. Наконец, противопоставление мужского и женского начал является часто не осознаваемым, но действенным способом метафорического кон-
струирования политической картины мира и ее переконцептуализации в сознании адресата политической коммуникации.
Список литературы
Скребцова Т.Г. Метафоры современного российского внешнеполитического дискурса // Respectus philologicus. - 2002. - №1(6).
Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000): Монография. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2001.
Adams on T., Johnson G., Rohrer T., Lam H. Metaphors We Ought Not to Live By: Rush Limbaugh in the Age of Cognitive Science // http://philosophy .uoregon.edu/metaphor/rush .htm -1998.
Bates B. Audiences, Metaphors, and the Persian Gulf War // Communication Studies. - 2004. -Vol. 55.
Bilgin E. An analysis of Turkish modernity through discourses of masculinities. A thesis for the degree of doctor of philosophy in political science. Middle East Technical University, 2004.
Chilton P., Lakoff G. Foreign policy by metaphor // Language and Peace / Ed. Ch. Schaffner, A. Wenden. Aldershot, 1995.
Delap L. Philosophical vacuity and political ineptitude': The Freewoman's critique of the suffrage movement // Women's History Review. - 2002. -Vol. 11(4).
Fiske J. Television Culture. - N.Y.: Methuen,
1987.
Gidengil E., Everitt J. Conventional Coverage / Unconventional Politicians: Gender and Media Coverage of Canadian Leaders' Debates, 1993, 1997, 2000 // Canadian Journal of Political Science. -2003а. - Vol. 36(3).
Gidengil E., Everitt J. Metaphors and Misrepresentation: Gendered Mediation in News Coverage of the 1993 Canadian Leaders' Debates //
The Harvard International Journal of Press/Politics. -1999. - 4(1).
Gidengil E., Everitt J. Talking Tough: Gender and Reported Speech in Campaign News Coverage // Political Communication. - 20036. - Vol. 20(3).
Gidengil E., Everitt J. Tough Talk: How Television News Covers Male and Female Leaders of Canadian Political Parties // Women and Electoral Politics in Canada / Ed. M. Tremblay, L. Trimble. - Toronto: Oxford University Press, 2003b.
Howe N. Metaphor in Contemporary American Political Discourse // Metaphor and Symbolic Activity. - 1988. - Vol. 3. - №2.
Keen S. Faces of the Enemy: Reflections of the Hostile Imagination. - N.Y.: Harper and Row, 1986.
Lakoff G. Metaphor and War. The Metaphor System Used to Justify War in the Gulf. http://metaphor.uoregon.edu/lakoff-l.htm - 1991.
Luoma-aho M. Body of Europe and Malignant Nationalism. A Pathology of the Balkans in European Security Discourse // Geopolitics. - 2002. - Vol. 7. -№3.
Rakow L.F., Kranich K. Women as Sign in Television News // Journal of Communication. -1991. - 41: 8-23.
Rohrer T. The Metaphorical Logic of (Political) Rape: The New Wor(l)d Order // Metaphor and Symbolic Activity. - 1995. - Vol. 10. - №2.
Saigol R. Becoming a Modern Nation: Educational Discourse in the Early Years of Ayub Khan (1958-64). Monograph №3 (Monograph Series of Council of Social Sciences). - Islamabad, 2003.
Saigol R. Symbolic Violence: Curriculum, Pedagogy and Society. - Lahore: SAHE, 2000.
Wei J.M. Virtual Missiles: Allusions and Metaphors Used in Taiwanese Political Discourse. -Lanham: Lexington Books, 2001.
Zoonen L., van. Feminist Media Studies. -Thousand Oaks: Sage, 1994.
E.V. Budaev
GENDER SPECIFICITY OF POLITICAL METAPHORS
This article deals with two aspects of gender specificity of metaphors in political discourse. Firstly cultural differences in conceptualization of politics are taken into consideration. It's argued that metaphorical masculinization of «Other» dominates Western political discourse, while metaphorical feminization of «Other» prevails in Asian political discourse. The other aspect of gender specificity of political metaphors is the domination of male frames in the comprehension of politics.
