Фронтирная теория в геополитике на Востоке России Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Н.Н. Приходько

ФРОНТИРНАЯ ТЕОРИЯ В ГЕОПОЛИТИКЕ НА ВОСТОКЕ РОССИИ

Рассматривается теория фронтира, возникшая в процессе анализа истории освоения европейскими переселенцами Северной Америки, и доказывается принципиальная применимость этой теории к восточным окраинам России.

Значение фронтирной теории в изучении современных геополитических процессов непрерывно растет. Особенно это заметно в региональных геополитических измерениях, и этому есть достаточно веские причины.

Базовая установка научного, философского методологического подхода в новой и новейшей истории вписывается в концепцию осевого времени - временную парадигму. Однако безальтернативное доминирование временной парадигмы постепенно заканчивается, уступая место пространственной парадигме. Именно она уже на сегодняшний день рассматривается как концепция синхронического подхода к интерпретации реальности. Характеристики пространственной парадигмы характерны для традиционных обществ и различных версий доминирующих в них гносеологических моделей. Пространственная парадигма применима также и для новейших методологий постмодерна. Тем не менее как пространственная, так и временная парадигмы достаточно часто употребляются в геополитических измерениях.

Как считает А. Дугин, геополитика оперирует в настоящее время все же больше пространственными значениями. Пространство - это основное понятие геополитики. Пространственный смысл (термин Ратцеля) заложен в качественном пространстве системы исторических предопределений. Закон пространственной прогрессии (сформулированный Жаном Тириаром) звучит так: «от государств-городов через государства-территории к государствам континентам».

Географическая динамика политической истории также сопровождается изменениями социальных и геополитических характеристик. Особенно это заметно в международных и геополитических измерениях новейшей истории. Это находит свое подтверждение и в изучении периферийных пространств, которые имеют, по определению А. Дугина, несколько форм - экономическую, культурную, политическую и стратегическую. Данное обстоятельство имеет возрастающую актуализацию как для политической жизни России в целом, так и для изучения ее региональных фронтир-ных характеристик.

В региональных программах развития разных стран все чаще освящается их геополитический аспект, особое геополитическое положение региона, геостратегия государства в целом [1]. В этом контексте очень большое значение имеет дискуссия о роли и положении России на обширных пространствах континентальной Азии и на побережье Тихого океана, т.е. восточный вектор развития ее территорий на Дальнем Востоке. В этом направлении на первое место выступает необходимость соотнесения положения Дальнего Востока России, ее внутреннего потенциала и внешнеполитических перспектив с геополитическим положением и возможностями других государств этого региона, прежде всего Китая. Поскольку геополитика связана прежде всего с понятием

пространства, а соответственно с понятием границы (как территориальной, так и государственной), а также фронтира (подвижной границы), нельзя оценивать перспективы развития Дальнего Востока без изучения геополитических факторов Дальневосточного фронтира [2. C. 89-91]. Важнейшими признаками фронтира являются характеристики населения, экономики и культуры в контексте истории межцивилизационных и межэтнических контактов [3. C. 444-448].

Таким образом, первыми влияние фронтира испытывают именно приграничные территории, в том числе Приамурье, которое граничит непосредственно с провинцией Хэйлунцзян (КНР) на протяжении более 1200 километров. Многие факторы фронтира остаются малоизученным. И это относится не столько к понятию самого слова «фронтир», сколько к формированию фронтирной теории и ее взаимодействию с такими понятиями, как глобализация и интеграция, трансграничные структуры, транснационализм.

Нами сделана попытка охарактеризовать становление фронтирной теории на основе изучения американского фронтира, определить структуру фронтира в условиях Амурской области. С этой целью были обобщены геополитические реалии Приамурского фронтира.

Обращение к американской теории позволило нам привести дефиницию понятия «фронтир». Слово «фро-нтир» имеет на сегодняшний день, бесспорно, свою собственную семантику и все более востребовано в научной литературе [4. C. 229-232; 5. C. 51-55]. За последние пятнадцать лет значение этого понятия заметно расширилось и используется многими отечественными учеными при разработке целого ряда аспектов фронтирной теории (В.А. Ламин, М.Я. Пелипась, Д.Я. Резун,

B.А. Моисеев и др.). В последние годы появились работы, связанные с изучением региональных фронтиров -сибирского фронтира (В.А. Ламин), дальневосточного (Д.Я. Резун), центрально-азиатского (В.А. Моисеев) и приамурского (Н.Н. Приходько).

Не рассматривая подробно методологические вопросы современных фронтирных проблем, отметим, что региональному компоненту политического фрон-тира придается все более возрастающее значение в исследованиях как отечественных, так и зарубежных ученых. Это обусловлено тем, что новые парадигмы сущности современных международных отношений определили и новые мировоззренческие контексты в таких политических понятиях, как пространство и время в эпоху постмодерна, глобализационные и интеграционные процессы, межкультурные коммуникации, транс-граничье, транснационализм, а также широкий ряд новых взаимосвязей внутренней и внешней политики [3.

C. 164-165]. Поставлен вопрос и о новых линиях раздела влияний, фронтире, причем сразу в нескольких аспектах, и не только американском [6. C. 5-10].

Например, Приамурье, имея границу с Китаем на значительном протяжении, в последнее десятилетие испытывает возрастающее действие множества факторов активного фронтира, в том числе и политического содержания. Уже только поэтому можно судить о большой актуальности изучения фронтирной теории не только в общемировом и общероссийском, но региональном масштабах [2. С. 123-128]. В работе Дж. Розе-нау «Вдоль фронтира между внутренним и внешним» слово «фронтир» используется в духе американских традиций и означает границу-пространство, обладающее качествами подвижности, неопределенности, проницаемости. Ричард Эшли - известный международник-постмодернист, который в 1989 г. использовал иную формулировку при обозначении фронтирных символических границ, которые в вариантах русского перевода термина «фронтир» означают отсутствие определенного местоположения.

Как отмечает С.В. Ткачев в работе «Империя как современная полития» (Владивосток, 2005 г.), в семантическом смысле имперская граница ближе к фронти-ру, отражающему обращенность к другому. В.А. Смо-ляков приходит к выводу о том, что в условиях региональной интеграции наблюдается рост тесных взаимосвязей внутренней и внешней политики, при этом особенно интенсивно этот процесс идет в зоне фронтира, т.е. на стыке между внутренней и внешней политикой, где преобладают смежные проблемы, относящиеся одновременно и к внутренней юрисдикции, и к никем не контролируемому внешнему миру [5]. Сегодня совершенно очевидно, что теория фронтира в геополитической науке оценивается далеко неоднозначно. Это также связано и с историческими процессами формирования фронтирной концепции. В этой части изучения понятия «фронтир» мы обратились к доктринам Дж. Монро, Мэхэна.

В 1823 г. президент США Дж. Монро провозгласил свою доктрину, ставшую впоследствии переломным моментом во внешней политике США, когда выяснилась ее агрессивная, захватническая и гегемонистская сущность. Провозглашением этой доктрины США присвоили себе право единолично «охранять Американский континент», т.е. по существу вмешиваться в дела латиноамериканских государств, превращая их в свои протектораты. Политический деятель и профессор Гарвардского университета Н. Чомски охарактеризовал доктрину Монро как односторонне провозглашенную США «свободу грабить и эксплуатировать страны Западного полушария».

В геополитической истории доктрина Монро превратилась в инструмент завоевания пространства и превращение этого пространства в Американскую континентальную империю. Суть доктрины Монро -это процесс экспроприации и присвоения пространства. Американский политолог Кеннет Колеман замечает, что в идеологическом отношении доктрина Монро одновременно является и политической мифологией империализма, основная цель которой обосновать и узаконить реальность американского господства на континенте. По утверждениям адмирала Мэхэна, которые он изложил в своих многочисленных статьях и выступлениях в 1890-1914 гг., внешнеполитическая

экспансия и милитаризация США сводилась к следующим трем пунктам:

1. Внешнеэкономическая экспансия: всемирное

расширение заморской торговли, вывоз капитала, захват внешних рынков.

2. Внешнеполитическая экспансия: активная колониальная политика, захват еще не поделенных территорий и военная борьба за передел мира в пользу США в бассейне Тихого океана и Латинской Америки.

3. Военно-стратегические мероприятия по закреплению завоеванных колоний и сфер влияния и подготовке к дальнейшей борьбе за мировое господство.

Мэхэн утверждал, что право на владение пространством расово обосновано. Народы, у которых нет политических и экономических традиций, которые неполноценны в расовом отношении, не имеют права на владение пространством. По его мнению, англосаксы политически и экономически - самая развитая раса. Благодаря этому англосаксы имеют приоритет на любое пространство. Мэхэн не только призывал, но и многое сделал для строительства военно-морского флота США, считая, что Соединенным Штатам необходимо иметь наступательный флот.

В конце XIX в. наступил решающий переход в политической истории Американской империи - завоевав и поставив под свое полное господство все Западное полушарие, американский империализм устремился за пределы своего геополитического пространства Нового мира. Из географически ограниченной, континентальной империи США начали превращаться в глобальную мировую империю экономического контроля, политической гегемонии, решающего перевеса силы США в мире, далеко превосходившую все мировые империи в прошлом. Империалистическая геополитическая экспансия превратилась в постоянный императив американского государственного бытия в мире. История американской империи - это прежде всего история подвижных, все время расширяющихся границ американского влияния. «Граничный тезис» - концепция подвижных границ, - идеологически прикрываемый и обоснованный доктриной Монро, Вильсоновским универсализмом и доктриной «открытых дверей» является не только аксиомой американского империализма, но и мировоззренческой основой экспансионизма и международноправового нигилизма. Победа в испано-американской войне в 1898 г. ознаменовала начало американской экспансионистской политики, направленной на завоевание мира, которая все еще продолжается. Таким образом, теория и практика «граничного тезиса», иными словами экспансионизма, всегда являлась сущностью национального самосознания американской нации.

Значительный вклад в создание теории фронтира внес Ф.Дж. Тернер, считавший, что национальный характер американцев определялся наличием свободной земли и продвижением границы населенной полосы. По его мнению, наличие фронтира всегда служило своего рода социальным катализатором и способствовало развитию духа предпринимательства и демократического индивидуализма. На протяжении многих лет политической истории множество американских ученых и политиков занимались вопросами значения колонизации Запада в истории США. В результате было вве-

дено такое понятие, как «frontier» - внешний край движущейся вперед границы - точка встречи дикости и цивилизации. В условиях движущейся вперед границы общественное развитие становилось постоянным началом с каждой новой пограничной чертой. Таким образом, исторически «фронтиром» называлась та непрерывно продвигающаяся граница осваиваемых в 18201890 гг. территорий, где власть государства была весьма условна, а ресурсы обширны.

Теория Тернера стала частью национальной психологии и, безусловно, определила внешнеполитическое поведение Соедененных Штатов в ХХ в. Доктрины «нового национализма» Т. Рузвельта, «новой свободы» В. Вильсона, «нового дела» Ф. Рузвельта, «справедливого дела» Г. Трумэна, «нового фронтира» Дж. Кеннеди, «великого общества» Л. Джонсона, а также и политика последних президентов США по силовому экспорту американских ценностей (фронтир в глобальном смысле) - все это, по сути, лишь варианты идеологии Ф. Тернера. Правда, нельзя утверждать, что все идеи Тернера были безропотно канонизированы американской духовной элитой, так как многие положения его теории все же подвергались суровой критике ввиду ее безапелляционности, насильственных методов реализации.

Теория фронтира, как отмечает сибирский ученый М.Я. Пелипась, применима не только к американской действительности [6. С. 5-10]. С ее точки зрения можно рассматривать и формирование нашей страны - освоение Сибири, Камчатки, Русской Америки и Дальнего Востока. Фронтиры можно найти повсюду. Сегодня есть место фронтиру и в космических исследованиях. Объявлено и о новом фронтире в рамках стремительно развивающегося киберпространства - Internet.

Осмысление теории «подвижных границ» и «предопределение судьбы» в виде мирового господства Америки позволяют не только более точно и своевременно прогнозировать внешнеполитический курс этой супердержавы, но и адекватно корректировать российскую политику, ориентированную на взаимовыгодное партнерство и прагматические подходы практически во всех регионах мира. Однако особое значение американская экспансия в XXI в. приобретает в Азиатско-Тихоокенском регионе, так как именно здесь при активном лидерстве Китая уже сейчас формируются достаточно сложные взаимодействия геополитических реалий ближайших десятилетий. Опыт работы историков Томского государственного университета, а также многих ученых из других городов Сибири и Дальнего Востока (Барнаул, Кемерово, Иркутск, Хабаровск, Владивосток, Благовещенск), занимающихся проблемами американского фронтира, показывает исключительную актуальность дальнейшего изучения данной темы. Какие бы ни были современные формулировки стратегии национальной безопасности США в новом веке, из ее анализа вытекает убеждение, что как с политической, так и с исторической точки зрения динамика американского фронтира в трактовке Тернера в своем содержательном аспекте остается неизменной. Этот вывод уже многократно подкреплялся и подкрепляется вековой практикой американской дипломатии и практическими действиями всех американских президентов без исключения, как в области формирования глобальных

экономических процессов, так и военно-политической сфере.

Характеризуя особенности американского влияния и его структуризацию в условиях Амурской области, необходимо отметить, что оно происходит на фоне сложной социально-экономической ситуации российского Дальнего Востока, где выражены депрессивные явления в экономике, наблюдается нарастание неблагоприятных демографических процессов, сопровождающихся устойчивым оттоком населения в западные регионы страны [2. C. 96-99]. Амурская область является сегодня территорией с малоразвитой экономикой, недостаточно комфортной социальной инфрастукту-рой, а также невысоким уровнем жизни населения. Однако благодаря своему географическому положению она приобретает очертания своеобразных «ворот» России на Азиатском континенте. Эти обстоятельства, а также большой потенциал природных ресурсов в области в сочетании с достаточно развитой сетью высших и средних учебных заведений, обусловили особенности практической деятельности многих американских организаций в Приамурье. Здесь их деятельность достаточно продуктивна, но не систематизирована, поддерживается общественной активностью некоммерческого сектора в Приамурье.

С открытием пограничной зоны в 1991 г. началась и постепенно усиливается деятельность ряда религиозных просветительских организаций, имеющих головные офисы в различных американских штатах, а также отдельных волонтеров, групп миссионеров и граждан США, представляющих различные конфессии. По мнению отечественного исследователя А.П. Забияко, можно определенно говорить об усложнении религиозной ситуации на Дальнем Востоке. Не последнюю роль в этом плане играют протестантские направления и религиозные объединения - церковь «Благая Весть», «Новое Поколение», «Свидетели Иеговы», «Церковь Унификации» и др. С 1997 г. проводится анализ мировоззрения российского населения на Дальнем Востоке и Сибири представителями масонской ложи, которые формируют свои структуры в городах Сибири и Дальнего Востока.

Наиболее весомый вклад в усиление американского влияния при формировании благоприятного для политики США на Дальнем Востоке фронтирного климата в целом и Амурской области в частности вносит активная реализация различных образовательных проектов и технологий со стороны вполне определенных государственных структур Америки, среди них Информационное агентство США, Генеральное консульство США в городе Владивостоке, Министерство торговли США, Совет по международным исследованиям и обменам (IREX), отдел по развитию общественных и международных связей американского посольства в Москве, Агентство международного развития США (USAID), Бюро по культурным связям и образованию Государственного департамента США, Консорциум Миссисипи по международному развитию (МСГО), представительство Портлендского государственного университета в городе Благовещенске. Обучение менеджеров на примере деятельности Портлендского университета на Дальнем Востоке России по магистерской программе

можно считать вполне эффективной и состоявшейся формой повышения эффективности американского фронтира через бизнес-образование, в том числе и в Амурской области [2].

Значительным сегментом в структуре американского влияния в Амурской области является и совместная российско-американская образовательная деятельность, которая спонсируется крупнейшими фондами США, общественными и частными организациями. Так, только в 1998-2000 гг. через институт «Открытое общество» при финансировании фонда Сороса и Правительства РФ Амурский государственный университет получил свыше 1 млн дол. В Благовещенске четко выражена деятельность фонда «Евразия», Фонда российско-американского делового сотрудничества и многочисленных экологических организаций.

Положительно рассматривая многие аспекты американского влияния в информационно-образовательном поле российской кризисной действительности, нельзя не отметить и недвусмысленность заявлений видного идеолога и разработчика геополитических, фронтирных устремлений США Збигнева Бжезинского. В своей политологической монографии «Великая шахматная доска» (Москва, 1998 г.) он совершенно конкретно определяет, что Америка никогда не собиралась делиться властью с Россией. Мы должны сделать так, чтобы Россия соответствовала интересам Америки, и мы должны понимать, что и как Америка должна для этого сделать. Фактически такие, далеко не единственные заявления Збигнева Бжезинского вполне вписываются в рамки фронтирной теории подвижных границ Тернера.

Касаясь основных целей влияния США на Россию, нельзя оставлять без внимания и то, что определенная часть американских ученых - Джин Шарп, Вирджиния Гувер, Элен Дикон, Кристофер Мур, Крейг Шинулес, Рион Айслер и другие, не говоря уже об администрациях президентов США, видит в России подчиненного партнера, вступившего в русло законов рыночных отношений, где США имеют бесспорный авторитет и достижения. Американцы используют многие каналы международного сотрудничества, в ходе которого ими, нередко с помощью российских участников, разрабатываются многочисленные методики формирования желаемых, а главное - управляемых социальнополитических процессов в России [2]. Видимые рельефы структуризации американского влияния в Амурской области идут в следующих направлениях: религиозная, миссионерская, гуманитарная, информационная, образовательная сферы, бизнес-образование, экологическая, общественно-некоммерческий сектор, научные, административные сферы.

Выгодное геополитическое положение Амурской области, прямая граница с Китаем, отдаленность от центральных регионов России послужили тому, что внешнеэкономическое сотрудничество области осуществляется в большей мере со странами АТР, среди которых Китай находится на первом месте [2], стремительно осуществляя свои стратегические, экономические интересы в XXI в. Это хорошо видно, например, при создании и функционировании зон свободной торговли между странами АСЕАН и КНР. На наш взгляд, эти зоны

можно считать базовыми при экономических характеристиках возникающих фронтиров, на базе которых они, собственно, в дальнейшем могут успешно развиваться. Этот вывод хорошо подтверждается в основательно аргументированной статье В.Н. Дьяченко и Л.А. Понкра-товой [4]. При оценке геополитических реалий приамурского фронтира следует иметь в виду и тот высокий уровень политических отношений, который существует на сегодняшний день между РФ и КНР.

Анализ геополитической ситуации на Дальнем Востоке дает возможность сделать ряд выводов:

1. Россия, «выйдя» на Амур в XVIII в., достигла своих «естественных» границ. В такой же степени это относится и к Китаю [7. С. 448-452]. Однако если рассматривать фронтир как буферную территорию между двумя цивилизациями, то надо констатировать, что сейчас Россия в силу недостатка людских ресурсов и последовательности социально-экономических ресурсов не имеет возможности хозяйственно осваивать данные земли.

2. В плане демографии преимущество в расширении фронтира принадлежит китайцам, которые способны создавать устойчивые гражданские сообщества на территории сопредельного государства. А в численном отношении эти преимущества народонаселения достигают на границе с Дальним Востоком России в десятикратном размере в пользу Китая.

3. Геостратегическое постоянство внешней политики КНР скрывает в себе и геополитические угрозы для Дальнего Востока России. Как подтверждение этому могут служить некоторые высказывания руководителей КНР о «правильном» международном порядке, который основывается на традиционной концепции борьбы с зарубежным гегемонизмом.

4. Форсированная интеграция Дальнего Востока в АТР на современном этапе может вступить в противоречия с интересами территориальной консолидации Российской Федерации. Интеграция российского Дальнего Востока с экономикой АТР окажется контрпродуктивной, если не будет уравновешена адекватным приращением связей между европейской и дальневосточной частями России, с одной стороны, а также, если не будут приняты эффективные государственные меры по укреплению физического присутствия россиян в дальневосточных районах как базисного условия обеспечения совместимости экономической интеграции с интересами обеспечения стабильности на российском Дальнем Востоке и Восточной Азии в целом -с другой [7].

5. Приамурские земли были и остаются фронтиром между русской и китайской границей. Это подтверждается, например, тем, что китайские власти очень ревностно относятся к проблеме территориальной принадлежности Амурской области России. То, что нынешнее либерально-авторитарное китайское руководство нельзя считать откровенно враждебным России, не может заслонить геополитической констатации: страны, для которых характерно наличие конфликтно налагающихся друг на друга пространственных тяготений, осложненных к тому же комплексом «исторической несправедливости», имеют больше шансов оказаться в конфликте друг с другом, чем государства, свободные от таких обстоятельств.

Оценивая исторические аспекты формирования американской теории фронтира, можно хорошо видеть усиление определенных форм и методов американского влияния на территории Приамурья, которые фактически отсутствовали до 1991 г. На наш взгляд, изучение фрон-тирных встреч России, Китая и США на территории Дальнего Востока является исключительно актуальным как с позиции исторических, так и политических наук. Изучение фронтира невозможно представить и без осмысления многих цивилизационных коммуникаций не только в области экономики, но и культуры, религии, этнических и этнографических явлений. В своей книге «Основы геополитики. Геополитическое будущее Рос-

сии. Мыслить пространством» А. Дугин пишет о необходимости максимального укрепления как демографически, так и стратегически сектора, расположенного между городами Благовещенск - Комсомольск-на-Амуре -Хабаровск, чтобы создать здесь массивный щит от потенциальной талассократической (с моря) или китайской (с суши) геополитической агрессии. При этом необходимо помнить, что в геополитике основные сражения выигрываются задолго то того, как они переходят в открытую форму политического или международного конфликта. А изучение фронтира движущейся границы позволит определить первые латентные признаки развития государственных противостояний.

ЛИТЕРАТУРА

1. Дугин А. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить пространством. М.: АРКТОГЕЯ-центр, 2000. 908 с.

2. Приходько Н.Н. Об актуальности изучения американской концепции «подвижных границ»: Матер. междунар. конф. «Россия и Китая на

дальневосточных рубежах». Благовещенск, 2001.

3. Резун Д.Я. Русский фронтир на Дальнем Востоке // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Благовещенск, 2001. Т. 2.

4. Дьяченко В.Н., Понкратова Л.А. Приграничное и межрегиональное экономическое сотрудничество в контексте вступления Китая и России в

ВТО // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Благовещенск, 2002. Т. 4.

5. Смоляков В.А. Проблема взаимосвязей и соотношений внутренней и внешней политики: теоретико-методологический аспект. Владивосток:

Изд-во Дальневост. ун-та, 2004.

6. Пелипась М.Я. Влияние концепции фронтира на формирование внешнеполитической стратегии США в XX в. // Американский и сибирский

фронтир. Томск, 2001. Вып. 5: Американские исследования в Сибири.

7. Сабадаш А.А. Амурский вопрос: позиция китайских властей в проблеме пограничного размежевания с Россией в Приамурье в середине

XIX в. // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Благовещенск, 2001. Т. 2.

Статья представлена научно-редакционным советом журнала, поступила в научную редакцию «Исторические науки» 6 ноября 2006 г., принята к печати 13 ноября 2006 г.