CC BY
25
В. В. Мочалова (Москва)
Франтишек Ладислав Челаковский: взгляд на польскую литературу
Помимо своих поэтических занятий, Франтишек Ладислав Челаковский (1799-1852) известен также своей славистической деятельностью и интересом к фольклору — столь характерными для деятелей Национального возрождения. Устное народное творчество в Чехии XVTTI в. играло особую роль, обычно фольклорной сфере не свойственную, и эта исключительность, как и богатство форм, стимулировали позднейшее обращение к нему Челаков-ского, Немцовой, Эрбена1 и многих других представителей Национального возрождения. Вдохновленный В. Ганкой, занимавшимся собирательством народных песен, Челаковский издает в 1822-1827 гг. трехтомник «Славянские народные песни» («Slovanske närodni pisne») и сборник «Литовские народные песни» («Litevske närodni pisne»).
Интерес к фольклору приводит Челаковского к попыткам стилизации народных песен — весьма успешным, как можно судить по вышедшим сборникам («Ohlas pisni ruskych», 1828; «Ohlas pisni ceskych», 1839) и реакции читателей. Его вариации на темы русских песен вызвали огромный интерес читающей публики, которая была склонна объяснять свое восхищение тем, что Челаковский будто бы перевел, а не сочинил «Илью Волжанина», «Чурилу Плен-ковича», «Богатыря Муромца» и др. Поэт действительно старался передать особенности русского поэтического языка и преуспел в этом, вызвав столь ошеломительный успех (Палацкий сравнил «Ohlas pisni ruskych» с «Дочерью Славы» Коллара); при этом он не останавливался перед самым широким использованием собственной поэтической фантазии.
В биографии Челаковского2 его славянские симпатии также сыграли заметную, но и печальную роль. Известно, что поэт стремился в Россию, которая представлялась ему символом неведомого в Чехии славянства, хотел там преподавать. Как пишетЯ.Якубец, «он хотел идти за своей звездой в Россию... Что там? Я сам не знаю». Он говорил, что хочет убежать из австрийской несвободы в Россию, которая была, возможно, еще более несвободной, чем мет-терниховская Австрия3.
Как славянофил он принимал близко к сердцу русско-польские отношения, считал, что они должны развиваться на основе славянского братства. Этим объясняется его недвусмысленная позиция по отношению к польскому восстанию, ставшая причиной не только провала его планов поездки в Россию, но и драматических изменений в его судьбе. 26 ноября 1835 г. Челаковский пишет статью в «Пражских новинах», где позволяет себе критику польской
252
В. В. Мочалова
политики русского царя. Русское посольство в Вене протестует, и уже в декабре того же года Челаковский теряет и место редактора «Чешской пчелы», и должность преподавателя чешского языка в университете, т.е. оказывается лишенным всех своих должностей и средств к существованию, несмотря на попытки вмешательства Палацкого и других заступников.
Лишь значительно позже, в 1842 г., Челаковский по рекомендации Ша-фарика занял кафедру славянской филологии Вроцлаве ко го университета, а в 1849 г. — в Пражском университете.
Вернувшись в Прагу, Челаковский продолжает научные труды в области славистики4, отмеченные просветительским, дидактическим пафосом, в частности, издает «Ма1у ууЬог г ЙегаШгу севке», 1851 — хрестоматию для гимназий и несколько изданий подобного рода для различных классов гимназии5.
Им была задумана серия «Начального славянского чтения» («Увевктпвке роса1еспе Леш»), открывавшаяся выпуском, посвященным польской литературе (1850), и продолженная изданием, отражающим развитие русской литературы6.
Первый выпуск серии — «Из польской литературы» р18еттсЫ Ро1вкё-Ьо») был составлен в период работы во Вроцлаве. В предисловии, датированном 2 августа 1849 г., автор описывает цель труда как вспомогательную при изучении языка путем ознакомления с памятниками письменности и литературы. За призывом оставить в стороне грамматику и непосредственно приступить к чтению книг ощущается общий пафос автора, стремящегося пропагандировать в чешской среде знания других славянских языков, сближать славянские культуры и литературы.
Материал в хрестоматии, ориентированной на учащуюся молодежь, располагался в двух частях по возрастающей степени сложности и в соответствии с хронологией — от более легких текстов (часть 1) до образцов творчества знаменитых писателей (часть 2), что, по замыслу составителя, могло способствовать и ознакомлению с историей польской литературы. Первая часть хрестоматии Челаковского охватывает самые разные жанры фольклора и письменности — от пословиц (е. 5-9), народных сказаний (е. 17-23), писем (я. 24-32), жизнеописаний (е. 32-56) до народных песен (е. 56-62).
В отборе текстов и персоналий для второй части хрестоматии просматривается тенденция, обнаруживающая пристрастия представителя чешского Национального возрождения.
Опуская латинский период развития польской литературы, Челаковский предоставляет место в своей хрестоматии творчеству на национальном языке. «Отец польской литературы» Миколай Рей представлен двумя текстами, один из которых относится к жанру этнического портрета («Чех»). Более полно отражен Ян Кохановский — вершина польской и вообще славянской ренессанс-ной поэзии. Примечательно, что помимо знаменитых фрашек и плачей составитель включает в антологию и начало написанной в античном духе трагедии
Франтишек Ладислав Челаковский: взгляд на польскую литературу 253
Кохановского «Отказ греческим послам» (1578) — лучшей польской гуманистической драмы (на сюжет из Ш песни «Илиады», которую поэт переводил).
Честь вкусу составителя делает и то, что в сборнике представлен (хотя и всего одним произведением) тончайший из поэтов рубежа Ренессанса и Барокко Миколай Сэмп Шажиньский. Вместе с тем, значительно большее место отводится Челаковским ренессансному хронисту Мачею Сгрыйковскому, к «Хронике» (1582) которого неоднократно обращались польские романтики.
Челаковский внимателен к стропольским поэтам мещанского круга - он включает в хрестоматию фрагмент описательной поэмы Себастиана Кленовица о судоходстве по Висле (1595), отрывок одной из сельских идиллий (1614) Ши-мона Шимоновича. Интерес составителя привлек сатирик Петр Збылитовский, представленный в хрестоматии отрывком из «Собрания помещиков» (1605), известного своей критикой шляхты и призывами к равноправию сословий.
Чешский читатель, благодаря этой хрестоматии, получал представление о видных фигурах эпохи Просвещения, часто сочетавших литературную и научную деятельность, как Адам Нарушевич, из обширного и многообразного творчества которого составитель избрал фрагмент («Первые годы правления Болеслава Храброго») «Хроники польского народа» (опубл. в 1780- 1786гг.), положившей начало новой польской историографии. О преимущественном интересе Челаковского к материалу исторического характера свидетельствует и то, что он отводит место в своей хрестоматии профессиональному историку этой эпохи Тадеушу Чацкому, и то, что он предпочитает представлять известных поэтов произведениями на исторические темы: из Юлиана Урсына Немцевича выбраны «Дума о Стефане Потоцком» и описывающая события 1605 г. «Победа Кароля Ходкевича под Кирххольмом», из Франчишека Карпиньского — патриотические «Жалобы поляка над гробом Зигмунта Августа», обращенные к ренессансному королю после разделов Польши.
Вместе с тем, в хрестоматии представлены и ведущие поэты эпохи Просвещения — Игнаций Красицкий, Станислав Требмецкий, Томаш Каетан Венгерский, чье жизнеописание приводится в первой части книги (s. 38).
По понятным причинам большая часть книги отведена польским современникам Челаковского (16 из 25 представленных писателей и поэтов), при этом преимущественное внимание также уделяется текстам исторического (Иоахим Лелевель), дидактического или патриотического характера, теме славянских взаимоотношений. Взгляд составителя на собственное время — по сравнению с литературой прошлых эпох—становится очевидно пристрастным.
Разумеется, хрестоматия отражает творчество двух великих польских романтиков — Адама Мицкевича (приведены отрывки из репрезентативных для него произведений — «Фариса», «Пана Тадеуша», цикла «Крымских сонетов») и Зигмунта Красиньского. Однако, последний представлен лишь фрагментом исторической повести («поэмы в прозе» по определению автора) «Агай-хан» (1833), посвященной польскому нашествию на Москву в начале XVIIb., а не наиболее
254
В. В. Мочапова
значимыми для этого «поэта-пророка» текстами. Кроме того — и здесь приходится отметить наиболее серьезный недостаток труда Челаковского — такие крупнейшие имена, как Циприан Камиль Норвид и Юлиуш Словацкий красноречию отсутствуют, что существенным образом искажает облик литературы эпохи романтизма. Негативная избирательность Челаковского в данном случае подлежит интерпретации, которая, может быть, более всего проливает свет на его идеологию. По праву считающийся величайшим и наиболее «трудным» из польских поэтов, трагически одинокий Норвид действительно был по достоинству оценен и понят не современниками, но потомками, однако, нельзя объяснить его отсутствие в хрестоматии Челаковского лишь тем фактом, что многие его произведения долго оставались в рукописях: Норвид дебютировал в начале 40-х годов и сразу привлек внимание варшавских литературных кругов; его изданные уже в эмиграции значительные поэмы конца этого десятилетия также могли быть известны составителю. Еще менее можно удовлетвориться незнанием текстов активно публиковавшегося Словацкого как объяснением его отсутствия в хрестоматии, причины которого, как представляется, скорее следует искать в идеологической сфере. Романтический индивидуализм Словацкого, видимо, не встречал сочувственного отклика у приверженца идей народности, славянского единства.
В хрестоматии находят свое место «Иоанн Креститель польского романтизма» Казимеж Бродзиньский, поддерживавший контакты с чешскими славянофилами, в том числе — и с самим Челаковским, Адам Горчиньский, явно заслуживший эту честь «Импровизацией похвалы Чехии» (1834), Клементина Гоффманова-Таньская, чьи заслуги лежат прежде всего в сфере женского просвещения, журналистики для детей (в 1824-1828 гг. она издавала первый детский журнал). Возможно, К.Гоффманова обязана включением в хрестоматию отрывка из своей исторической га венды «Ян Кохановский в Чернолесье» (1842) также и тем, что, подобно многим другим представленным здесь писателям и поэтам эпохи (А.Одынец, Б.Залевский, В.Поль, Т.Олизаровский), после провала восстания 1830-1831 гг. пребывала в эмиграции.
Помимо той или иной формы причастности к национально-освободительному движению (участие в восстании, солидарность с идеями освобождения, эмиграция из страны, утратившей независимость), другим критерием отбора, который просматривается в работе составителя, представляется приверженность избранных им авторов ценностям народного творчества, обращение к фольклорной стилистике (С.Гощиньский, Б.Залевский, Т.Олизаровский).
В «Приложении» к хрестоматии, состоящем из трех частей, приведены:
(раздел А, 8.213-219) образцы старопольских памятниковХП-ХУ1вв., среди которых, в частности, отрывки из религиозной (Псалтырь и молитвенники) и деловой письменности (документ об объединении Польши и Литвы 1569 г.);
(раздел В, 5.219-222) заметки о «Варварско-польском стилеХУЦв.» и (раздел С, 8.222-224) о «Польской просодии», где анализируются принципы мер
Франтишек Ладислав Челаковский: взгляд на польскую литературу 255
рического стихосложения и отличия польской просодии (в результате утраты различения долготы/краткости гласных и наличия при этом фиксированного ударения) от чешской, отмечаются не вполне успешные оставшиеся без продолжения попытки польских поэтов, начиная от Кохановского и кончая Мицкевичем, освоить античный размер.
Для взглядов составителя наиболее показателен раздел В, содержащий жесткую критику макаронического стиля, имевшего в Польше (как ни в какой другой из славянских стран, — подчеркивает Челаковский) 200-летний период развития и особенно расцветшего в XVII в. Век Барокко представлен здесь контрастно по отношению к «золотому» XVI веку в истории польской литературы, когда «благородные и возвышенные мужи проявляли заботу о своем родном языке, стихом и прозой способствуя его развитию». Вероятно, явно негативным отношением к «эпохе тьмы», каковой представлялся Челаковскому и другим деятелям Национального возрождения XVII век в собственной стране, объясняется и полное отсутствие в хрестоматии поэтов польского Барокко — одной из наиболее значимых эпох литературного развития в Польше. Это отсутствие, по-видимому, и призван компенсировать раздел о «Варвар-ско-польском стиле XVII в.».
Как представляется, выпуск «Из польской литературы» серии «Начального славянского чтения», подготовленный Ф.Челаковским в период его пребывания во Вроцлавском университете, — еще одно и достаточно выразительное свидетельство известного явления избирательности при взгляде на инонациональную культуру, основанной на идеях, которые сформировались внутри собственной культуры и отвечают ее интересам и устремлениям.
Примечания
1 См.: Déjiny Ceské literatuiy. Т. I / Red. J. Hrabák. Praha, 1959. S. 478. 1 Биографами Челаковского были I.J. Hanus (¿ivot a püsobeni F. L. íelakovského, 1855), Fr.Bíly (1880), V. Reznicka (1899). См. также: Lexikon ceske literatuiy. Praha, 1985. S. 424-430.
3 J. Jakubec. Déjiny literatuiy ceské. Praha, 1934. S. 539.
4 Еще ранее Челаковский изучал язык лужицких сербов, составил словарь языка по лабских славян («Vocabularia linguae Polabicae», 1827); позднее занимался собирательством пословиц славянских народов, снабдив их в издании переводами («Mudrosloví národu slovanského v príslovich», 1852, 1893). Посмертно в Matice Ceské были также изданы такие славистические труды Челаковского, как «Cteni о srovnavací miuvnici slovanské», 1853, «Cteni o pocatcích déjin vzdélanosti a literatury národü slovanskych», 1877.
5 Ceska citací kniha pro 1 a 2 gymnazialni tfidu. Praha, 1851; Ceská citacf kniha pro 5 a 6 gymnazialni tfidu. Praha, 1851, 1852 и др.
6 Vseslovanské poéatecné ótení (chrestomatie). C. 2. Z pisemnictví ruského. Praha, 1852.
