CC BY
47
УДК 94(3)
М. Л. Шуб
доктор культурологии, доцент, Челябинский государственный институт культуры E-mail: shubka_83@mail.ru
ФРАКТАЛЬНОЕ ПРОШЛОЕ: ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О МИНУВШЕМ В КУЛЬТУРЕ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ1
Анализируются представления о прошлом, сложившиеся в пространстве культуры Древней Греции, осмысляется специфика их формирования, развития, а также выявляются типические и специфические черты. Древнегреческий образ прошлого мы предлагаем метафорически определять как фрактальный. Он, подобно фракталу (множеству, обладающему свойствами самоподобия), включал в себя два основных уровня (народно-мифологический и научно-интеллектуальный), которые взаимопересекались, влияли друг на друга, образуя при этом гармоничное единство, несшее отпечатки и архаической, и, условно говоря, научной картины мира. Для фрактального образа прошлого было характерно несколько наиболее значимых черт. Во-первых, синкретизм элементов раннемифологического атемпорального восприятия действительности и новых, протоисторических представлений. Во-вторых, опространствление, т. е. дифференциация прошлого и настоящего при помощи не хронологических, пространственных категорий. В-третьих, архети-пичность — наполнение прошлого сакральными прототипами, воспроизводимыми в настоящем. В-четвертых, презентатизм, при котором все модусы времени, все события и действия оказываются слитными в вечном безвременном настоящем. В-пятых, слабовыраженный интерес к хронологии и структурированию прошлого. В-шестых, отсутствие «глубины» прошлого, связанной с преобладанием устной «историографической» традиции. В-седьмых, аисторичность, т. е. понимание прошлого как монолитного и обратимого.
Ключевые слова: прошлое, образ прошлого, представления о прошлом, фрактальность, культура Древней Греции
Для цитирования: Шуб, М. Л. Фрактальное прошлое: представления о минувшем в культуре Древней Греции/М. Л. Шуб//Вестник культуры и искусств. — 2019. — № 3 (59). — С. 67—72.
Прошлое является предметом изучения целого и более чем значительного ряда научных дисциплин — истории, археологии, антропологии и др. Все они в той или иной степени ориентированы на реконструкцию объективной картины минувшего. Культурологический же подход к прошлому, реализуемый в данной статье, акцентирует внимание прежде всего на осмыслении конструируемого в пространстве культуры образа прошлого. Такой исследовательский ракурс позволяет не только воссоздать темпоральную кар-
1 Ключевые положения исследования осуществлены в рамках программы грантов Президента РФ для государственной поддержки ведущих научных школ Российской Федерации. (Конкурс НШ-2018), проект «Культура как основа ценностно-духовной консолидации: потенциал культурного наследия и образы будущего».
тину мира (представления о прошлом), характерную для определенного периода развития культуры, но и более глубоко осмыслить ее ценностные, нормативные, идеологические и иные параметры (представления носителей культуры о самих себе).
В современной гуманитаристике интерес к изучению образа прошлого лишь зарождается и только начинает занимать своем место под научным «солнцем» в ряду близких, но не аналогичных исследовательских вопросов — таких, как, например, восприятие времени, формирование исторического сознания, исторического мышления и др. Указанные вопросы довольно хорошо проработаны и в отношении античной Греции, между тем проблема реконструкции образа прошлого, сложившегося в пространстве
67
древнегреческой культуры, исследователями практически не поднималась.
В целом античный образ прошлого, существовавший в рамках и древнегреческой, и древнеримской культур, во многом унаследовал черты архаичных представлений о минувшем прежде всего в силу сохранения мифологичности мышления. Однако в его структуру впервые стали проникать новые элементы рационального, исторического осмысления минувшего. Более того, в системе темпоральных представлений и греков, и римлян старые (мифологические) и новые (протонаучные) черты устойчиво сосуществовали, взаимопроникали и взаимообусловливали друг друга. На этом основании представляется целесообразным объединить их в границах понятия фрактальное прошлое. В строгом смысле слова, фрактал — это множество, обладающее свойствами самоподобия, при котором целое имеет примерно ту же форму, что и одна из его частей. Понятие фрактал используется как некая метафора, отражающая специфику античных представлений о прошлом, уровни которых (народно-мифологический и научно-интеллектуальный) взаимопересекались, влияя друг на друга, образуя при этом гармоничное единство, несшее отпечатки и архаической, и, условно говоря, научной картины мира.
При этом стоит отметить, что темпоральная картина мира и у греков, и у римлян развивалась, трансформировалась параллельно с изменениями социально-экономического, политического и культурного укладов. Более того, она представляется весьма контрастной в начале Античности и по ее завершению. Это во многом предопределяет некоторые трудности ее реконструкции. По словам Г. Френкеля, «нечего надеяться получить однозначную формулировку понимания времени в Античности или хотя бы полную формулировку его» [3, с. 55]. Мы и не претендуем на полное решение данной исследовательской задачи. Цель данной статьи в другом — наметить общие черты образа минувшего, сложившегося в культуре Древней Греции, зафиксировать основные направления
его трансформации, уловить взаимосвязь с общекультурным контекстом развития.
Для древнегреческих представлений о прошлом, как было сказано выше, характерен синтез элементов раннемифологическо-го атемпорального восприятия действительности и зарождение новых, хотя все еще не исторических взглядов на него: «В дошедших до нас мифах, а также в таких ранних художественных произведениях, как гомеровские эпосы, мы имеем уже описание развертывающихся во времени событий... Отличие этого "временного" мира гомеровских эпо-сов от раннемифологического безвременного, пожалуй, только в том, что гомеровский мир находится в своеобразном "временном пространстве", в котором автор может совершенно произвольным образом выбирать свою позицию, с которой он обозревает и описывает этот мир, тогда как в раннемифо-логическом мире все, что есть, было и будет, существует единомоментно и никак не упорядочено во времени, поскольку еще не существует представления о линейно растянутом времени» [6].
Интересно, что данная мысль справедлива по отношению не только к эпическим произведениям Гомера, но и к философским и историческим трудам (например, сочинениям Геродота, Фукидида, Гесиода и др.). Дивергенция архаической, атемпоральной картины мира и новой, связанной с осознанием времени, более или менее отчетливо проявляется, пожалуй, в эллинистический период в работах Аристотеля. Это обусловлено тем, что «представления о безвременном бытии человечества и мироздания не могли быстро исчезнуть из сознания людей и сохранялись длительное время и после возникновения представлений о времени и временном бытии мира» [6].
Ж.-П. Вернар, изучая тексты древнегреческих певцов эпических преданий аэ-дов, пришел к выводу о том, что они, подобно участникам первобытных ритуалов, повествуя о прошлом, «реально» присутствуют в нем: «Темпоральная организация его (аэда) рассказа воспроизводит серию событий, при которых он определенным образом присут-
68
ствует, в том порядке, в котором они развивались, начиная с их возникновения» [Цит. по: 7, с. 439]. Такое «виртуальное» присутствие в прошлом, во времени описываемых событий разрывало непрерывность мирского времени и обеспечивало запуск механизма вечного возвращения в прошлое.
Так же как в первобытности, в пространстве греческой культуры смыслом наполнялось лишь то, что имело свой архетипиче-ский прототип — что уже однажды совершилось в прошлом. Этому можно найти достаточно подтверждений и в структуре мифологического повествования древних греков, и в их религиозных обрядах и праздниках. Например, во время Панафинейских шествий (главного религиозного праздника Афин, посвященного богине Афине), проходивших раз в четыре года, на деревянную скульптуру богини водружали сотканный ее жрицами ритуальный пеплос, поскольку именно так свое почтение к ней выразил ее приемный сын Эрехтейон в доисторические времена.
Еще одной чертой, сближающей архаические и древнегреческие представления о прошлом, было его опространствление. По словам Ж.-П. Вернара, «воспоминания отделяются от видимого мира пространственно. а прошлое представляется измерением потустороннего мира» [Цит. по: 7, с. 440]. Об этом пишут и А. Лосев, и Г. Френкель, анализируя эпические тексты Гомера. В указанном смысле прошлое отделяется от настоящего не глубиной веков, не исторической дистанцией, а лишь иной пространственной организацией. Доминирование пространственных, «вещественных» характеристик времени в целом и прошлого в частности на примере эпоса Гомера отмечает Г. Френкель: «Гомеровское "в то время как", "когда", "до этого" или "после" означает не столько временное соотношение, сколько. вещную сцепленность. Вещи не требуют временной среды, чтобы выстроиться в ряд и упорядочиться. Они непосредственно воздействуют друг на друга и без атмосферы времени.» [Цит. по: 3, с. 57].
От первобытного осознания времени греки восприняли и то, что М. Барг, а вслед за ним И. Хасанов называют презентатиз-
мом, при котором все модусы времени, все события и действия оказывались слитными в вечном безвременном настоящем.
Классическая Античность (имеется в виду период древнегреческой классики), по мнению Ф. Арьеса, вообще «не нуждалась в ощущении непрерывности, связывающей человека в настоящем с чередой эпох, идущих от начала времен» [1, с. 82]. И действительно, при рассмотрении текстов Гомера и трудов более поздних философов трудно найти в них следы времени как дифференцированного процесса становления и преобразования мира. А. Лосев писал по этому поводу: «У Гомера. мы находим прежде всего полное безразличие ко времени. У Гомера нет почти никакого интереса к хронологии, ни к абсолютной, ни к относительной. Нет и временных рамок повествования. Связь повествования опирается только на сами события.» [3, с. 57—56]. И эти события как бы «висят» в протяженно-линейно-хронологическом пространстве.
Говоря об «Илиаде» Гомера (именно гомеровский эпос выступает наиболее востребованным источником информации о древнегреческом восприятии времени), М. Барг очень точно называл ее «историческим мифом» [2, с. 20], что метко фиксирует сложную синкретичную темпоральную природу древнегреческого эпоса. С одной стороны, это все еще миф, в котором поэтика, а не история диктует судьбы героев и сам сценарий повествования, а боги постоянно вмешиваются в происходящие события. С другой — в этом мифологическом повествовании уже прослеживается осознание времени как длительности («протоисторическое сознание», по М. Баргу).
Синкретизм мифологического и протоисторического в темпоральной картине мира древних греков проявился и в понимании ими динамической модели развития времени и места прошлого в ее структуре. А. Лосев, как мы отмечали, констатировал отсутствие у Гомера всякого интереса к хронологии и структурированию прошлого. Аналогичную картину можно увидеть и в греческой мифологии, и в повседневной жиз-
69
ни древнегреческого общества в целом, которое в значительно большей степени преуспело в измерении пространства, чем времени (у греков не было единого календаря, единого летоисчисления, а «олимпиадный» счет прошлого остался лишь на страницах исторических и философских трудов, не став частью темпоральной повседневности).
Одна из немногих попыток хронометрировать прошлое была предпринята в поэме «Труды и дни» древнегреческого поэта, рапсода, создателя первой периодизации человеческой «истории» Гесиода. В этом сочинении прошлое играет роль сакрального архе-типического пра-времени — «золотого века». Наряду с «золотым» Гесиод выделял также серебряный, медный, героический и железный века, совпадавшие с этапами последовательно надвигавшегося и усугублявшегося кризиса человеческого рода.
Однако гесиодовские «века» не имели отношения к периодизации как таковой, к попытке зафиксировать изменчивость и необратимость прошлого. Они являлись не хронометрированным отрезком протекания времени, а качественно определенным состоянием людей, от поступков и нравственного состояния которых и зависела смена веков. Ж.-П. Вернан также полагал, что между «веками» Гесиода существуют связи генеалогические (как между предками и их потомками), но отсутствуют связи хронологические, замененные пространственными отношениями: «Быть в прошлом — не означает прекратить существование. Представители различных поколений просто находятся в разных измерениях... Те человеческие поколения, которые исчезли с лица земли, не прекратили своего существования: они живут под землей, в воздухе, на островах Вечного счастья...» [7, с. 439].
До сих пор дискуссионным остается вопрос о том, какая модель времени была предложена Гесиодом — линейная или циклическая. В пользу первой говорит сама концепция последовательного, регрессивного развития человечества от одного века к другому. Но, как полагают М. Барг, Е. Суриков, в смене веков Гесиода имманентно заложена идея
циклического развития человечества — завершение последнего, «железного века» влечет за собой возвращение к первоначалу, к новому «золотому веку».
Попытки (правда, имплицитные) обоснования цикличности истории предпринимали и древнегреческие историки — Фукидид и Полибий. В основе их мотивации к созданию исторических трудов лежало стремление донести до потомков сведения о прошлом, о подвигах и поражениях предков, потому что в будущем, как им казалось, люди могли попасть в аналогичные ситуации и опыт минувших веков мог оказаться им полезным. Таким образом констатировалась убежденность в круговороте человеческого бытия, в возвращении архетипического изначального прошлого. Однако, хотя история и понималась как чередование циклов, каждый из них имел линейную ориентацию — прогрессивную или, что у древних греков встречается существенно чаще, регрессивную [5, с. 135].
В трудах древнегреческих «историков» «глубина» прошлого предстает чрезвычайно незначительной, что во многом было связано с преобладанием устной «историографической» традиции. Так, римский историк II в. н. э. Иосиф Флавий писал по этому поводу: «.Все, что касается греков, произошло там совсем недавно, можно сказать только вчера или позавчера» [Цит. по: 2, с. 40]. В их сочинениях прошлое хотя и выступает местом исторических событий, но историческим в полном смысле этого слова не является. И дело в данном случае не в степени объективности или субъективности его интерпретации и даже не в его «глубине». Дело в его недифференцированности, неструктурированности, обратимости, в том, что помимо полигона человеческих судеб и свершений оно продолжало оставаться также и полигоном реализации воли богов.
В целом интерес древних греков к истории все же не базировался на научной основе. Да и сам термин история, ставший популярным благодаря сочинениям Геродота, в то время не имел никакого отношения к изучению прошлого, обозначая лишь что-то типа расследования или следствия.
70
Поэтому вплоть до Аристотеля, т. е. до эпохи эллинизма, можно говорить об отсутствии расчленения времени на отдельные модусы, равно как и об отсутствии идеи объективной истории. При этом нельзя отрицать наличия у греков довольно развитого представления о времени вообще (достаточно вспомнить учения Зенона Элейского о парадоксах времени, разделение времени на бытие и становление Платона и пр.) или лишать их способности хотя бы интуитивно отличать прошлое от настоящего. Речь идет лишь о том, что это отличие не было «конститутивным для производства исторического знания», «конкретное» прошлое отсутствовало, подменяясь множественными его вариантами [4].
Древнегреческой культуре было присуще то, что М. Барг назвал «протоисториз-мом» — зачаточная стадия осознания прошлого, характеризующаяся тем, что «на фоне вселенской драмы, в которую втянуты все обитатели Олимпа. пробивается мысль о специфике человеческого бытия» [2, с. 42].
Протоисторизм, в равной степени фиксируемый и в философских, и в «исторических», и в художественных текстах, отражал в целом синкретичность представлений древних греков о прошлом, в которых не только не обозначилась его специфика на разных уровнях знания (поэтико-мифологическом и профессиональном), но и не произошло окончательного разделения раннемифологическо-го безвременья и уже осознаваемого чувства времени: «Отличие мифологического времени от раннемифологического. бытия заключается в том, что здесь представление о еди-номоментном безвременном бытии мироздания продолжает существовать в условиях, когда уже возникло и получило значительное развитие представление о времени и временном бытии чувственно воспринимаемого мира... Поэтому в период становления философского мышления и мировоззрения представление о безвременном бытии продолжает существовать, но уже, так сказать, в "снятом" виде, как некоторая черта или особенность ассимилируемого философским мышлением мифологического времени» [6].
Таким образом, в качестве вывода можно отметить, что культурологический подход к осмыслению феномена прошлого, точнее его образа, сложившегося в той или иной культуре (в нашем случае — культуре Древней Греции), имеет, на наш взгляд, большой эвристический потенциал, поскольку именно он дает возможность осуществления социокультурной транслитерации представлений о минувшем — переориентации исследовательского ракурса с уровня познания абстрактного феномена на уровень реальной социокультурной практики, изучения прошлого в его «естественной среде обитания» (в масштабах бытия конкретного человеческого коллектива с определенным набором ценностей, норм, стереотипов, целей и пр.), осмысления прошлого как явления, детерминирующего культурные основания и детерминируемого ими.
1. Арьес, Ф. Время истории / Ф. Арьес; пер. с фр. и примеч. М. Неклюдовой. — Москва : ОГИ, 2011. - 304 с.
2. Барг, М. А. Эпохи и идеи: Становление историзма / М. А. Барг. — Москва : Мысль, 1987. — 348 с.
3. Лосев, А. Ф. Античная философия истории / А. Ф. Лосев. — Москва : Наука, 1977. — 209 с.
4. Олейников, А. Откуда берется прошлое? (Апология анахронизма) [Электронный ресурс] / А. Олейников // Новое литературное обозрение. — 2014. — № 2 (126). — URL: http://magazines.russ. ru/nlo/2014/126/36o.html. — Дата обращения: 14.08.2019.
5. Суриков, Е. И. Темпоральные представления в Древней Греции полисной эпохи / Е. И. Суриков // Образы времени и исторические представления: Россия — Восток — Запад / под ред. Л. П. Репиной. — Москва : Кругь, 2010. — С. 113—145. — (Образы истории).
6. Хасанов, И. А. Время: природа, равномерность, измерение [Электронный ресурс] / И. А. Хасанов. — URL: http:// www.chronos.msu.ru/ old/RREPORTS/ khasanov_vremya/1.htm. — Дата обращения: 20.07.2019.
7. Шкуратов, В. А. Историческая психология: учеб. пособие / В. А. Шкуратов. — 2-е изд. — Москва : Мысль, 1997. — 505 с.
Получено 28.06.2019
71
M. Shub
Doctor of Culturology, Docent, Chelyabinsk State Institute of Culture and Arts E-mail: shubka_83@mail.ru
Fractal Past: Representations of the Past in the Culture of Ancient Greece
Abstract. The article is devoted to the analysis of ideas about the past that have developed in the space of culture of Ancient Greece, understanding the specifics of their formation, development, as well as identifying typical and specific features. We propose to define the ancient Greek image of the past metaphorically as fractal. It, like the fractal (the set, having the properties of self-similarity), consisted of two main levels (folk-mythological and the scientific and intellectual) that have mutually intersect, influenced each other, forming a harmonious unity, who carried the prints and archaic, and, relatively speaking, scientific picture of the world. The fractal image of the past was characterized by several of the most significant features. First, the syncretism of elements early mythological perception of reality and a new, proto-representations. Secondly, space, that is, the differentiation of the past and the present with the help of non-chronological, spatial categories. Thirdly, archetypicalness - filling of the last sacral prototypes reproduced in the present. Fourth, presenteeism, in which all modes of time, all events and actions are fused in an eternal timeless present. Fifth, a weak interest in the chronology and structuring of the past. Sixth, the lack of» depth «of the past, associated with the prevalence of oral» historiographical» tradition. Seventh, ahistoricity, that is, the understanding of the past as monolithic and reversible.
Keywords: past, image of the past, representations of the past, fractality, culture of Ancient Greece
For citing: Shub M. 2019. Fractal Past: Representations of the Past in the Culture of Ancient Greece. Culture and Arts Herald. No 3 (59): 67-72.
References
1. Aries F. 2011. Vremya istorii [History time]. Moscow: OGY 304 p. (In Russ.).
2. Barg M. 1987. Epokhi i idei: Stanovlenie istorizma [Epochs and ideas: the formation of historicism]. Moscow: Mysl'. 348 p. (In Russ.).
3. Losev A. 1977. Antichnaya filosofiya istorii [Ancient philosophy of histo-ry]. Moscow: Nauka. 209 p. (In Russ.).
4. Oleinikov A. 2014. Where does the past come from? (Apology of Anachro-nism) [Electronic resource]. Novoe literaturnoe obozrenie [New literary review]. No 2 (126). Available from: http://magazines.russ. ru/nlo/2014/126/36o.html. (accessed: 14.08.2019). (In Russ.).
5. Surikov E. 2010. Temporal representations in Ancient Greece of the Polis era. Obrazy vremeni i istoricheskie predstavleniya: Rossiya - Vostok - Zapad [Images of time and historical representations: Russia - East - West]. Ed. by L. Repina. Moscow: Krug. P. 113-145. (In Russ.).
6. Hasanov I. 2001. Vremya: priroda, ravnomernost', izmerenie [Time: nature, uniformity, measurement] [Electronic resource]. Available from: http://www.chronos.msu.ru/old/RREPORTS/khasanov_ vremya/1.htm (accessed: 20.07.2019). (In Russ.).
7. Shkuratov V. 1997. Istoricheskaya psikhologiya [Historical psychology]. Moscow: Mysl'. 505 p. (In Russ.).
Received 28.06.2019
72
