ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 27 2012
IZVESTIA
PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES
№ 27 2012
УДК 172
ФРАГМЕНТАЦИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ И СТРУКТУРЫ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ
В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ
© Д. н. МЕШКОВ Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева, кафедра методологии науки и прикладной социологии, e-mail: meshd@list.ru
Мешков Д. Н. - Фрагментация человеческой природы и структуры добродетелей в современном обществе // Известия ПГПУ им. В.Г. Белинского. 2012. № 27. С. 92-95. - В статье разбираются некоторые аспекты фрагментации человеческой природы и структуры добродетелей в современном обществе, анализируются ее возможные причины и следствия. Отмечается, что основной характеристикой современной моральной ситуации является эмотивизм; при этом автор ссылается на А. Макинтайра. Автор считает, что моральный кодекс является основой целостности личности. Поднимается вопрос о возможности абсолютной морали.
Ключевые слова: человеческая природа, добродетели, эмотивизм, мораль, абсолютная мораль, телеология.
Meshkov D. N. - Fragmentation of human nature and structure of virtues in the modern society // Izv. Penz.gos. pedagog. univ.im.i V.G. Belinskogo. 2012. № 27. P. 92-95. - This article deals with some aspects offragmentation of human nature and structure of virtues in the modern society, analyses its possible causes and consequences. It’s stated that emotivism is the basic description of the modern moral situation; herewith the author refers to A. MacIntyre. The author considers moral code is the foundation of personal integrity. Also it’s discussed the question about absolute moral.
Keywords: human nature, virtues, emotivism, moral, absolute moral, teleology.
Разговор о фрагментации структуры добродетелей предполагает, что когда-то эта структура была устойчива, и что такая структура вообще возможна. Возникают вопросы. На каком твердом основании может располагаться структура добродетелей - традиции, религия, разум, биологическая природа человека? Возможна ли универсальная структура добродетелей?
Очевидно, возможно считать фрагментацию структуры добродетелей перманентным процессом в социальной истории. Это своеобразная критика, производимая как отдельными индивидами, так и обществами, когда пересматриваются, реидентифицируют-ся конкретные добродетели и место моральных субъектов в этой системе; но, в конце концов, сама структура сохраняется.
Однако в данной статье мы фиксируем внимание на том, что общество все больше уклоняется от какой-либо системы в отношении этических вопросов в эмотивизм, релятивизм, эгоизм, солипсизм и проч. Стандартным ответом на какое-либо моральное предписание становится: «Это всего лишь чье-то мнение» или «Если кому-то нравится так поступать, пусть поступает». На протяжении истории вместе с освобождением человека от физического порабощения для какой-то части общества происходит и освобождение от добродетелей. Индивидуализм человека начина-
ет проявляться не только в положительных аспектах, подразумевающих развитие личности. Иногда даже выявляется странная вещь, будто человек способен быть порядочным только под принуждением.
Сейчас мы имеем остатки некогда устойчивой структуры добродетелей. Все члены общества разделяют более-менее общие представления об этических нормах. Но уже наметились серьезные сдвиги в этих представлениях, например, касательно формата семьи.
Безуспешными оказываются все попытки построить мораль на фундаменте отличном от телеологического или религиозного. А без наличия основания для морали, разделяемого всем обществом, совсем не обязательно такую мораль соблюдать. «Без обоснования моральных ценностей, норм и оценок не может обеспечиваться достижение последовательности и стратегической цельности поведения субъекта и мораль легко превращается из сферы реализации человеческой свободы в совокупность догматических установок и закостеневших, ригидных, лишенных творческих импульсов правил. Не предоставляя субъекту возможности прояснить его положение в системе подвижных социальных связей, мораль в самом существенном своем назначении неминуемо оказывается несостоятельной» - отмечают отечественные исследователи В. Бакштановский и Ю. Согомонов [1, с. 34]. Этот теоре-
тический тезис по сути характеризует сложившуюся моральную ситуацию.
Примечателен взгляд А. Макинтайра на данную проблему, который обозначен в его книге «После добродетели» (1981). А. Макинтайр описывает современную ситуацию морального дискурса, выявляет причины, приведшие к ней, намечает возможные пути решения проблемы.
Современная моральная ситуация представляется им как неразбериха в моральных практиках и языке морали. Заметим, что аналитическая философия лежит печатью на всей англоязычной философии уже в течение долгого времени, чтобы сформировалась традиция. Это относится и к этике, в среде которой в 1960-80-ее гг. особо выделялась аналитическая метаэтика, занимающаяся языком моральных высказываний. А. Макинтайр учитывает это - он фиксирует отдельное внимание на языке морали и моральных практиках - хотя считает, что техника аналитической философии не может справиться с описываемой про-блемой[6, с. 6]. Макинтайр считает, что мы живем на останках некогда цельного здания морали. «Язык и видимость морали продолжают существовать, несмотря на то, что целостная субстанция морали в значительной степени фрагментирована и даже частично разрушена» [6, с. 10].
Он связывает начало разрушения морали с Реформацией и научно-технической революцией Нового времени. До Нового времени основанием морали были две составляющие: религия и телеология Аристотеля. Эти две компоненты были связаны между собой, т.к. учение Аристотеля во многом было перенято Католической Церковью, в частности учение о целевых причинах. В Новое время, с уменьшением роли религиозного мышления и устранения телеологии из-за несовместимости с механистической картиной мира был предпринят проект рационального обоснования морали, проект автономного рационального морального субъекта. Этот проект пытались осуществить многие мыслители, в числе которых А. Смит, д. Юм, д. дидро, И. Кант, С. Кьеркегор.
Моральные нормы действуют в определенном контексте. В основе моральной схемы, долгое время существовавшей до Просвещения, лежит «Никома-хова этика» Аристотеля. Это теологическая схема, состоящая из трех элементов: человеческая-природа-как-она-есть; человеческая-природа-какой-она-могла-быть-если-бы-реализовала-свою-цель; предписания рациональной этики, как средство перехода от одного состояния к другому. Три этих элемента взаимосвязаны между собой - каждый из них отсылает к двум другим. Т.е., нельзя просто взять и убрать какой-нибудь элемент без того, чтобы не потеряли смысл оставшиеся элементы. Но именно это и было сделано[6, с. 75].
В Новое время из этой схемы был убран телеологический элемент - представление о человеческой природе, какой она должна быть. Это и явилось главное причиной того, что проект рационального обоснования морали не смог состояться. Все философы проекта «отвергали телеологический взгляд на челове-
ческую природу, любой взгляд на человека как на создание, имеющее сущность, которая и определяет его истинные цели» [6, с. 78]. Разум стали рассматривать как «вычислительный орган», который может говорить только о средствах, а не о целях. Такая перемена взгляда на разум во многом была подготовлена Реформацией. В нравственном богословии протестантизма был сделан акцент на то, что разум вследствие испорченности человеческой природы грехопадением не мог быть руководителем на пути спасения, нравственного совершенствования. Д. Юм, кстати, уделяющий страстям в природе человека значительное место, был воспитан в духе кальвинизма [6, с. 77].
Проект начинался с посылок о человеческой природе. Различные философы выдвигали свои концепции человеческой природы. Каждая из них предполагала соответствующую этику. Между тем, у рассматриваемых философов - участников проекта, было гораздо больше общего в моральном вопросе, нежели в вопросе человеческой природы. Получается, что они исходили не из человеческой природы, а из тех моральных норм, по которым жило общество и они сами.
Здание рациональной морали собирались строить на христианской этике. Бралось за аксиому, что эти нормы объективны независимо от религии. Все философы были единодушны по поводу моральных предписаний. Так, например, женитьба и семья, выполнение обещаний и справедливость не вызывали сомнения. Причем «расхождения между лютеранством Канта и Кьеркегора, пресвитерианством Юма и католичеством янсенистского толка Дидро» были в данном случае несущественны, подчеркивает А. Макинтайр [6, с. 74]. Этика, в отличие от догматики, у различных христианских конфессий была одинаковой. Лишь позже пришло осознание того, на чем держится здание морали. С этим осознанием связано дальнейшее разрушение здания.Странным или вполне естественным образом не было замечено, что этические нормы, существовавшие в обществе, являлись производными от целей христианства.
Однако этот проект все-таки осуществлялся на оставшихся двух элементах в течение нескольких веков, вплоть до Ницше и далее. Его логическим завершением стал эмотивизм. Наша современная культура
- эмотивистская, сводящая мораль к личным предпочтениям, эмоциям и проч. Эмотивизм отрицает нахождение общих фундаментальных оснований для единой морали. Но при анализе эмотивизма становится понятно, что и в нем остается телеологический элемент. Как указывает А. А. Гагаев: «Телеология эмотивиз-ма - собственность, власть, сила, господство, иерархия, мировое господство, неравенство, избранность-неизбранность, гедонизм» [2, с.155].
До А. Макинтайра тоже высказывались мысли о телеологических основаниях этики (в частности о самой сильной телеологии - религии) различными философами и писателями. Наверное, самая известная мысль заключена в словах Достоевского: «Если Бога нет, то все позволено» [5, с.146-147, 816]. В произведении С. Моэма «Бремя страстей человеческих» глав-
ИЗВЕСТИЯ ПГПУ им. В. Г. Белинского ♦ Гуманитарные науки ♦ № 27 2012 г.
ный герой теряет веру, но от морали не отказывается. Другой персонаж в споре с ним говорит, что морали нет без религии (это произведение во многом автобиографично) [7, с. 243-247].
Считают, что Д. Юм раньше всех заметил, что переход от «есть» к «должно» нельзя логически провести. В отношении морали это означает, что любые моральные предписания необоснованы, они просто по существу логически невыводимы. Вокруг этого положения ведутся многочисленные споры. Не углубляясь в них, отметим, что этот тезис на саму мораль сразу никак не повлиял; он был осознан только с расцветом аналитической философии [9, с. 510-511]. В связи с этим мы ставим вопрос, действительно ли логическая предпосылка невозможности перехода от «есть» к «должно» является причиной практической фрагментации морали?
Моральные нормы настолько укореняются в человеческой природе и обществе, что люди исполняют их, не задаваясь вопросом об их основаниях. Хотя контекст изменяется, мораль еще долгое время остается. Мораль рождается из социальной обстановки, из контекста, но потом продолжает действовать автономно, даже если контекст меняется. Поэтому нам кажется вполне естественным, что эмотивизм не сразу вышел на сцену, а только в 20 веке.
А может быть «косность» развития, изменений морали говорит о чем-то более фундаментальном, что лежит в ее основе. Поэтому общество и отдельные люди далеко не сразу отказываются или вообще не отказываются от своей морали, хотя контекст и призывает к тому, чтобы они меняли свой взгляд.
Так, если совесть только отражение вековых социальных традиций в человеке, то почему она имеет такую силу? Муки совести могут довести человека до патологических психических расстройств личности.
По-видимому, одной социокультурной компонентой в объяснении фрагментации "человека" не обойтись. Человеческая природа фрагментирована изначально - в этом вопросе антропологические предпосылки глубже социальных. Мы имеем в виду то, что никакая социальная обстановка не избавит человека от его внутреннего "разлада", от его внутренней фрагментации, обусловленной страстями, противоречиями между стремлениями и возможностями. Например, заложенным стремлением к "бесконечности" (транс-цендированием) и осознанием невозможности этого. Корень "испорченности" не в обществе, а в самой природе; человек фрагментирован уже до рождения. культура может только сгладить противоречия, но не устранить их полностью.
Поэтому, мы соглашаемся с экзистенциалистами, что такие понятия (экзистенционалы) как "печаль", "страх", "ужас" крайне важны в объяснении человеческой природы.
Моральный кодекс - это внутренний стержень личности, при нарушении которого нарушается и ее цельность. Создание, поддержание и развитие в себе целостности - этот сложный процесс, порой требующий значительных усилий воли. Он напрямую сопря-
жен с ясным осознанием возникающих трудностей и соответственно усилий, чтобы эти трудности преодолевать. В связи с этим может возникать искушение найти обходной путь, чтобы напрямую не бороться с трудностями. В результате стремление к целостности может обернуться обратной стороной - фрагментарностью личности. Крайняя степень напряжения может стать причиной сильного невроза, когда человек пытается всячески снизить напряжение. В первую очередь, сильные неврозы характерны для людей, совершивших серьезные моральные преступления, как правило, одиноких людей, в тех случаях, когда имеет место явный внутренний конфликт.
Среди средств снятия внутреннего напряжения американский психолог К. Хорни выделяет психическую фрагментарность. Это тенденция невротика переживать себя по кускам, словно он набор не связанных между собой частей. Невротик не ощущает себя как цельного организма. Причем такая раздробленность является его активной позицией. «Он может уловить свои внутренние связи интеллектуально, когда ему их покажут. Но это сюрприз для него, это не затрагивает его глубоко и вскоре исчезает» [8].
К. Хорни делает вывод: «Хотя психическая фрагментарность по своей сути - дезинтегрирующий процесс, его функция - сохранить statusquo, защитить невротическое равновесие от крушения. Отказываясь задуматься над своими внутренними противоречиями, невротик отворачивается от стоящих за ними конфликтов и тем самым поддерживает внутреннее напряжение на низком уровне». «Психическая фрагментация... помогает достичь отделения друг от друга конфликтующих тенденций, и конфликт тем самым больше не воспринимается как конфликт.» Таким образом, невротик все же стремится к некоей целостности, однако это стремление к искаженной целостности.
Кодекс добродетелей в социальной истории меняется от целостности к фрагментации еще и в связи с распространением аналитической традиции. На анализе построена классическая наука. Неделимость добродетелей устраняется в пользу их аналитичности. Добродетели начинают увязывать с экономической компонентой. Так, например, великодушие и щедрость переходят в расчетливость и эффективность [1, с. 28]. Возможно такое понимание добродетелей для их практической реализации более правильно. Целостные добродетели необходимо иметь как вектор, а непосредственно воплощать их в жизни «аналитическим способом». Однако беда в том, что часто целостные добродетели вообще забываются, а в отрыве от них те же расчетливость и эффективность теряют свое значение в системе добродетелей. Опять мы видим, что необходим телеологический элемент. Сами слова «цель» и «целостность» являются однокоренными.
Изменился не только моральный контекст, но и смысл, вкладываемый в моральные понятия, в частности в понятия конкретных добродетелей и пороков. Чтобы понять аутентичный смысл христианских добродетелей, нужно ознакомиться с творениями святых отцов Церкви. Однако этой заботой даже многие про-
фессиональные философы не утруждают себя.когда, например, Ницше говорит о смирении, он пишет не о христианском смирении, а непонятно о чем. Такая вещь как гордость за страну лишь косвенно связана с гордостью как пороком. Себялюбие путают с правильным отношением к себе. Появляются искаженные социальные добродетели, например, такие как конформизм, верноподданичество.
Все вопросы этики завязаны вокруг главного -возможна ли абсолютная система морали. Это проблема основания нормативной этики.
Судя по линии мышления, обозначенной в книге «После добродетели», А. Макинтайр стремится найти основание для единой системы морали, но признает такой проект весьма затруднительным. Впрочем, основание для такой системы он видит в учении Аристотеля, в применении целевых определений вещей, явлений [6, с. 83]. Эта работа является своеобразной подготовкой к созданию нормативной концепции морали. А. Макинтайр не намерен удовлетвориться одной лишь критикой. Исследователь его творчества, Т. Дмитриев, отмечает: «главным лейтмотивом творчества американского философа в 1980-1990-х годов становится поиск адекватной концепции морали, которая могла бы прийти на смену нынешнему фрагментарному состоянию моральной теории, равно как и концепции рациональности, которая могла продемонстрировать превосходство этой субстанциальной концепции морали над всеми прочими альтернативными концепциями морали» [4, с. 121].
Среди современных отечественных философов защитником идеи абсолютной морали выступает А. Гусейнов. В частности он поднимает эту проблему в связи с процессом глобализации, когда различные традиции, культуры сталкиваются между собой. Его аргументация основывается на учении канта о практическом разуме. А. Гусейнов приводит основные аргументы против идеи абсолютной морали: абсолютная мораль не может быть эксплицирована, т.к. требует абсолютного субъекта; абсолютная мораль не может быть вербализована, но, как и все абсолютное,обречена оставаться в мире мысли (Л. Витгенштейн); экспликация - т.к. абсолютная мораль не имеет адекватных форм обнаружения, то реальные формы оказываются неадекватными. В целом он соглашается с этим аргументами, но считает, что они не создают трудности для использования идеи, т.к. абсолютной морали не требуется быть вербализованной. «Абсолютная мораль приобретает субъектность только в голове (мысленно) и в сослагательной модальности; она обнаруживает свою абсолютность, категоричость только по отношению к тому индивиду, в голове которого она существует.
Абсолютная мораль - не то, что один индивид может предписать или даже предъявить другому, она есть то, что индивид предписывает самому себе, чтобы стать моральным. Это - форма самообязывания и ничего иного она не означает» [3].
кстати, в христианском богословии, когда идет речь об «абсолютном» используются апофатический и катафатический методы.
Но что должно являться основанием для общезначимости моральных норм - в частности, золотого правила нравственности? Свобода, Бог и бессмертие... - И. Кант признает это. Основание абсолютной морали тоже должно быть абсолютным.
А. Гусейнов считает, что «в своих сознательных намерениях и самооценках люди всегда ориентированы на добро», но этот тезис, выдвинутый Сократом, тоже является спорным [3].
Мы делаем вывод, что фрагментация структуры добродетелей, фрагментация единой морали, разделяемой обществом, являются естественными для современной эмотивистской культуры. Регулятором морали на уровне целого общества в таких условиях остается только право. Однако любое право в своем основании тоже имеет телеологический элемент.
список ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бакштановский В. И., Согомонов Ю. В. Моральный феномен: от элементарного нравственного порядка к сложной нормативно ценностной системе // Этическая мысль. / Под ред. А. А. Гусейнова. М.: ИФ РАН, 2008.Вып. 8. С. 21-41.
2. Гагаев А. А., Гагаев П. А. Философия культуры города Рузаевки. Рузаевка, 2009. 312 с.
3. Гусейнов А. А. Об идее абсолютной морали [Электронный ресурс] // Персональный сайт профессора А. А. Гусейнова. Режим доступа: http://guseinov.ru/ publ/abs_m.html
4. Дмитриев Т. А. Аласдер Макинтайр: мораль после добродетели // История философии. / Под ред. Т. А. Дмитриева. М.: ИФ РАН, 2005. № 12.С. 90-121.
5. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. М.: Изд-во Эксмо, 2005. 1008 с.
6. Макинтайр А. После добродетели: Исследования теории морали. М.: Академический Проект: Екатеринбург: Деловая книга, 2000. 384 с.
7. Моэм У. Сомерсет. Бремя страстей человеческих: Роман. М.: Правда. 1991. 688 с.
8. Хорни К. Невроз и личностный рост. Борьба за са-моосуществление [Электронный ресурс] // PSYLIB.
- Режим доступа: http://psylib.org.ua/books/hornk03/ index.htm
9. Юм Д. Трактат о человеческой природе. Минск: ООО «Попурри», 1998. 720 с.