CC BY
44
192
История
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Л обачевского, 2011, № 3 (1), с. 192-197
УДК 94(47).084
ФОРМЫ СОЦИАЛЬНОГО РЕАГИРОВАНИЯ НАСЕЛЕНИЯ НА НАЧАЛО ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (по материалам Волго-Вятского региона)
© 2011 г. В.А. Сомов
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
somoff33@yandex. т
Поступила в редакцию 05.04.2011
Анализируются формы и проявления поведенческих реакций населения в начале Великой Отечественной войны. На основании изучения разнообразного круга источников автор показывает их конструктивную и деструктивную стороны. Особо отмечается зависимость этих реакций от психологической установки личности.
Ключевые слова: Великая Отечественная война,
жданского населения.
В последнее десятилетие исследователи обращают преимущественное внимание на те поведенческие реакции населения в начале Великой Отечественной войны, которые в той или иной степени отражали негативное отношение населения к советской власти. Так, В.Н. Данилов отмечает наличие настроений упадничества и паникерства [1, с. 34, 42, 49.]. Е.Ф. Кринко пишет о распространении дестабилизирующих слухов [2]. Авторы-составители сборника документов «Советская повседневность и массовое сознание 1939-1945 гг.» обращают внимание на серьезную потенциальную опасность деструктивных настроений в начале войны [3, с. 6]. М.В. Андриенко пишет о сильнейшем психологическом стрессе, который вызвало в сознании населения Ставропольского края начало войны [4, с. 14]. Панику и страх как довольно распространенное явление среди военного и гражданского населения, особенно в прифронтовой полосе в начале войны, отмечают и другие авторы .
Комплекс эмоций, вызванных нападением Германии на СССР, включал в себя широкий спектр ощущений, переживаний, чувств. Попытку их жесткой классификации, «механистического» анализа следует признать малоперспективной. Остановимся на выяснении их причин и направленности.
Война нарушила привычный, естественный характер функционирования общества, государства. В этой ситуации для каждого человека обострился выбор альтернативных решений, ведь интересы государства и индивида не всегда совпадали в сознании последнего. Одним из дестабилизирующих факторов при этом была
формы социального реагирования, поведение гра-
неопределенность, связанная с потребностью человека в информации2.
В первые месяцы Великой Отечественной войны ситуация информационного «голода» породила в сознании некоторой части тылового населения три типа слухов (по классификации
А.П. Назаретяна) - слух-желание, слух-пугало и агрессивный слух [7, с. 74] (здесь и далее курсив мой. - В.С.). При этом необходимо учитывать, что все эти слухи в разной степени отражали негативный для советского государства прогноз исхода войны. Разница заключалась в том, что для одних распространителей слуха поражение СССР в войне было желанием, а для других таило смертельную опасность.
Сам факт начала Великой Отечественной войны означал предельную конкретизацию образа врага в сознании военного и гражданского населения СССР. Военные действия придали фактору внешней угрозы вполне реальные, непосредственно переживаемые очертания. Возрастала опасность для жизни, свободы и здоровья граждан. В критических условиях оценка степени опасности внешнего завоевания становилась существенным компонентом прогностической функции сознания3.
Оценивая Победу как общегосударственную цель в войне и мотивацию сопротивления как основу ее достижения, можно говорить о деструктивных и конструктивных социально-поведенческих реакциях на начало войны. При этом надо учитывать их малую временную протяженность, слабую устойчивость и высокую степень изменчивости.
Общими основами деструктивных, фрустра-ционных реакций можно считать боязнь неиз-
вестности, нервозность, ожидание худшего, возмущение. Ощущение опасности завоевания для многих граждан стало сильным демотивирующим фактором.
Житель г. Горького художник И.И. Пермов-ский так описывал настроения окружающих в эти тяжелые дни: «22 июня 1941 г. Война! Люди приникли к приемникам, репродукторам, бежали к раскрытым окнам, из которых доносилась роковая весть. Война!.. Война захватила всех в свой круговорот... Что же будет дальше? Этим живут все» [9, с. 879].
В.П. Киселев так отразил в дневнике те эмоции, которые вызвала информация о начале войны: «Черт возьми! Муромский район очень далеко от фронта, но и здесь пахнет недобрым. Сейчас редкий может быть спокоен за свою жизнь. Можно ли полагать, что благополучно останешься, когда идет битва не на живот, а на смерть. Я чувствую это, как и тысячи других. И я хочу жить, взять от жизни сколько можно. Что если скоро - смерть? А что я видел на свете за свои семнадцать лет?» [9, с. 999].
Находившаяся на момент начала войны в
г. Саранске М.П. Слепова, позднее заслуженный учитель школы Мордовии, вспоминала: «22 июня 1941 г. я оказалась в Саранске. Голос Левитана вещал, что в 4 часа утра Гитлер вероломно, без объявления войны, нарушил нашу западную границу. Закружилась голова. Защемило сердце. А голос Левитана все повторял и повторял это сообщение. Хотя сразу всем стало ясно, что случилась большая беда, но слушающие, и я в том числе, стояли и стояли, не в силах двинуться с места» [10, с.180].
«Весть о начале войны, - вспоминает Е.П. Левачёва, - я встретила, когда училась в школе города Горького. Сообщение по радио
В.М. Молотова ужаснуло всех. Все плакали. Когда я пришла домой, то родители были в печальном состоянии» [11, с. 29].
А.И. Гусева, позднее кандидат философских наук, так характеризовала в воспоминаниях реакцию на начало войны: «Никогда не забуду солнечный воскресный день 22 июня 1941 г. О войне в деревне узнали только к обеду (радио не было), когда прискакал на лошади нарочный из сельского Совета. Все выбежали на улицу, плакали, обнимались, как будто уже прощались друг с другом»[10, с. 181].
Горьковский историк Н.М. Добротвор 25 июня 1941 г. делает такую запись в дневнике: «А как с Ковно, как с Гродно? Об этом ни слова. Сводка очень неопределенная. Это крайне нервирует. Речь идет о самом главном, о нашем советском строе, о его судьбе, речь идет о том, за что я отдал почти всю жизнь. Почему же
я не могу, не должен знать правды? Не нужно ничего скрывать. Мы, может быть, сильны правдой. Сводка явно недоговаривает. И это меня заставило волноваться весь день» [12, с. 513]. «29 июня. Воскресенье. Живу сводками. Меня сводки очень волнуют своей неопределенностью, недоговоренностью» [12, с. 514].
Такая эмоциональная основа осознания факта начала войны выразилась в разных формах деструктивного поведения: фрустрации, избегании, агрессии и др. Так, согласно политдонесе-ниям в Кировский обком ВКП(б), в начале войны в области наблюдались случаи безответственного поведения рядовых трудящихся и коммунистов. В областном управлении связи электротехник Бабинцев, член ВКП(б), после речи по радио В.М. Молотова 22 июня 1941 г. получил задание на установку телефонов по мобилизационному плану. Выполнив со своей бригадой поставленную задачу, т.е. дневную норму, он собирался идти домой. Начальник телефонной станции попросил его остаться ввиду возможного нового задания, но тот отказался, заявив: «У меня выходной день, что вы меня дергаете» [13, ф. 1290, оп. 7, д. 44, л. 61 об.]. Как сказано в документе, после этого «его стали уговаривать беспартийные товарищи - давайте подежурим. Это наша задача. Бабинцев отказался» [там же]. В результате «виновному» был вынесен «строжайший выговор» по партийной линии [там же].
Охранник одного из военных пунктов на Горьковском автозаводе Винокуров 27 июня, будучи отпущен на обед, принял, по его словам, 6-7 стаканов плодово-ягодного вина. В третьем часу дня 27 июня Винокуров зашел в парикмахерскую, где устроил «дебош», разбил стекло парадной двери и выкрикивал: «Я диверсант, фашист, спустился на парашюте, евреи-жиды, мало их бьет Гитлер, уберите этих евреев, пусть они идут воевать с Польшей и Германией» [14, ф. 5980, оп. 2, д. 14, л. 31 об.].
Отдельно следует сказать о деструктивной поведенческой реакции с политическим оттенком, о реакции потенциальных предателей. Колхозник Гришнев А.С. из Кадошниковского района Мордовской АССР, родственники которого были раскулачены, в правлении колхоза в момент объявления ему мобилизационной повестки в присутствии большого числа колхозников сказал: «За что я пойду воевать, ведь я не голосовал за советскую власть» [15, с. 14].
Рабочий Пенькового комбината Курочкин заявил слесарю Кудрявцеву: «Скоро все равно наша власть будет. Хватит, вы отгосподствовали, Гитлер скоро будет обедать в Москве» [15, с. 22].
Колхозница Баринова из Луховского сельсовета: «Германия разобьет нашу страну, и тогда не будут нас мучить» [15, с. 24].
Колхозник А. Поликарпов: «Гитлер освободит нас, и колхозы пропадут» [15, с. 24].
Колхозник колхоза «Заря свободы» Старо-шайговского района во время проведения митинга заявил: «Пусть Гитлер приходит, а мы ему поможем» [15, с. 37].
В период с 22 июня по 1 августа 1941 г. с санкции Горьковской облпрокуратуры, согласно справке начальника отдела по спецделам М.И. Ушканова, за контрреволюционные преступления были арестованы 643 человека [16, ф,
3, оп. 1, д. 2121, л. 205].
Уже с июня 1941 г. среди обвиняемых по делам о контрреволюционных преступлениях стали появляться эвакуированные из западных областей. Безусловно, они обладали новой для жителей тыловых областей информацией, что придавало их словам большую значимость, а для власти представляло большую опасность. Например, в Городецком районе Горьковской области эвакуированный из Литвы Литвинович М.А. «распространял контрреволюционную клевету, высказывал пораженческие настроения» [14, ф. 5980, оп. 2, д. 14, л. 35 об.]. Некто Айзин прибыл в г. Горький из Западной Белоруссии и 24 июня 1941 г. среди рабочих мясокомбината «восхвалял фашизм и клеветал на сов. правительство» [16, ф. 3, оп. 1, д. 2121, л. 205]. В результате Айзин был осужден на 8 лет лишения свободы.
Согласно сводкам обкомов ВКП(б) за период с 23 июня по 3 июля 1941 г., несмотря на наблюдавшееся после выступления по радио В.М. Молотова идейно-политическое единство, настроения некоторых граждан были явным диссонансом. Прежде всего это было вызвано страхом перед врагом. Особенно подвержены таким настроениям были женщины и антисоветски настроенные граждане. Причем можно констатировать, что для женщин, как правило, характерным проявлением был слух-страх, а для лиц, пострадавших от советской власти, - слух-желание.
Например, рабочий совхоза «Коммунар» Лямбирского района Мордовской АССР Ф.П. Кузнецов говорил в первые дни войны, что «гитлеровские войска уже находятся в 25 километрах от Москвы» [15, с. 42].
Работница машиностроительного завода Петрова рассказывала, что в Киров уже прибыли пять вагонов раненых [13, ф. 1290, оп. 7, д. 44, л. 61]. Этот слух, скорее всего, был вызван действительно активным продвижением эшелонов через г. Киров на восток страны [17, с. 31].
Житель Котельничского района Кировской области В.П. Астраханцев 25 июня 1941 г., как об этом говорилось в документе, вел антисоветскую агитацию среди школьников: «Не верьте газетам. В сводках о ходе военных действий о наших потерях говорится неверно, фактически убивают наших больше, а в газетах уменьшается» [13, ф. 1290, оп. 7, д. 44, л. 63]. Он же, встретив бывшего председателя колхоза деревни Гребеняты Пестова, сказал ему: «Ты был председатель колхоза, теперь пощады не жди. Вот Гитлер придет, сумеет с вами расправиться» [там же].
Основой для деструктивных поведенческих реакций также становились религиозные представления апокалипсического характера. За последнюю декаду июня 1941 г. Горьковской областной прокуратурой были возбуждены несколько дел по ст. 58-10 УК, связанных с проявлением религиозности и распространением информации религиозного содержания. Например, дело по обвинению Борисова 1877 года рождения. Борисов - сектант-духобор - в присутствии ряда лиц говорил, что «война между СССР и Германией продлится до 1945 года и в этой войне все поколение Советского Союза будет уничтожено, .коммунисты обжирают колхозников и весь народ работает только на коммунистов» [14, ф. 5980, оп. 2, д. 14, л. 29 об.].
С начала войны по состоянию на 5 июля Горьковской прокуратурой было закончено и передано военному прокурору для направления в Военный трибунал 39 дел, в том числе 4 дела о прямом отказе от военной службы. Все эти четыре отказа были сделаны сектантами-евангелистами, которые заявили, что по религиозным убеждениям не могут взять в руки оружие [14, ф. 5980, оп. 2, д. 14, л. 29 об.]. Например, единоличник Демин из Тоншаевского района не явился на сборный пункт и заявил, что отказывается служить в РККА. При обыске у него были обнаружены, кроме литературы религиозного содержания, портрет Николая II и три креста с надписью «Спаси и помилуй». В донесении отмечается, что «кресты медные и не потускневшие, есть подозрение, что их выделкой занимались в самое последнее время» [там же].
Эффект, производимый ожиданием возможных бомбежек, вносил существенные коррективы в эмоциональную сферу. Например, в письме горьковчанки А.Г. Юмшановой своему мужу Г.П. Сенникову в действующую армию от 22 июня 1941 г. ярко выражены ощущения опасности, связанной с начавшейся войной и возможными бомбежками: «Время уже двенадцатый час ночи. Город у нас теперь весь затемнен, теперь уж не игра, а настоящая угроза
и опасность... Может, нас уж начнут бомбить, что всех нас ждет?» [14, ф. 6217, оп. 7,
д. 35, л. 32 об.].
Несоответствие довоенных представлений о грядущей войне, сформированных официальной пропагандой, негативной информации о территориальных потерях оказывало на сознание трудящихся деструктивное влияние [18, с. 59]. Жительница г. Кирова А.И. Калеватова вспоминает: «Июнь 1941 г. Все мы надеялись, что война скоро кончится, но вести с фронта были нерадостными» [17, с. 31].
В неменьшей степени среди форм социального реагирования на начало войны проявились конструктивные, патриотические настроения. Из дневника 18-летнего жителя г. Горького А.И. Полякова: «22 июня. Война застала меня в Горьком. По радио передавали правительственное сообщение. Война! Войска фашистской Германии перешли наши границы, их самолеты бомбили многие наши города. Все возмущены!» [12, с. 135].
При этом период с 22 июня по 3 июля 1941 г. (выступление по радио И.В. Сталина) можно считать своеобразной «точкой бифуркации». В этот период в сознании населения произошло осознание самого факта войны, первые эмоции сменились более взвешенным отношением к ситуации, сформировались направления поведенческой активности.
Выступление В.М. Молотова 22 июня 1941 г. носило скорее информативный характер. Степень негативности, которой обладала информация о начале войны, нивелировала тот конструктивный посыл, который содержался в словах «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!».
Если до 3 июля конструктивная реакция населения была во многом «самобытной», искренней и непосредственной (проявилась в основном в многочисленных фактах написания добровольных заявлений об отправке на фронт), то после выступления И.В. Сталина она стала приобретать более устойчивый и организованный характер.
В качестве примера (а таких примеров десятки тысяч) приведем выдержку из резолюции членов артели «Красный пресс» г. Кирова от 3 июля 1941 г. В ней говорилось: «Мы берем на себя обязательство ежедневно выполнять производственную программу, твердо помня, что каждый выпущенный предмет сверх плана -это удар по бандиту Гитлеру» [13, ф. 1290, оп.
7, д. 44, л. 70].
Практически повсеместно большинство населения конструктивно ответило на выступление И.В. Сталина 3 июля 1941 г. Это подтвер-
ждается как официальными данными, так и источниками личного происхождения. Например, в справке Горьковского обкома ВКП(б) о патриотическом подъеме трудящихся за период 24 июня - 23 июля 1941 г. говорилось: «Велик гнев трудящихся против фашистских варваров, осмелившихся напасть на нашу родную землю. Как никогда едина мощь советского народа, его сплоченность вокруг партии Ленина - Сталина. Особенный подъем намечается в связи с выступлением по радио тов. Сталина» [12, с. 277]. В Куйбышевском районе труженики завода им. Ульянова объявили себя мобилизованными, обязались «свято и непоколебимо выполнять указания тов. Сталина. Не уходить с рабочих участков, не выполнив суточного или дневного задания» [там же]. В Красно-Октябрьском районе колхозники ответили на выступление лидера государства массовым выходом на полевые работы. Аналогичная реакция была отмечена и в других районах [12, с. 277-282].
Общий конструктивный настрой трудящихся в самом начале войны можно проиллюстрировать словами работницы комбината «Искра» г. Кирова стахановки Шевелевой: «Хочется наизусть выучить золотые, исторические слова тов. Сталина. Ведь речь вождя - это боевой приказ каждому гражданину страны социализма, от выполнения которого зависит победа над кровавым фашизмом» [13, ф. 1290, оп. 7, д. 44, л. 67].
В докладных записках, отчетах с мест, на политинформациях о реакции населения на выступление 3 июля 1941 г. в массовом количестве отмечается ее позитивное воздействие на состояние трудовой дисциплины населения, конструктивный характер трудовой мотивации. В Ромодановском, Дубенском и других районах Мордовской АССР общий настрой населения характеризуется в документах как патриотический, мобилизационный, настроенный на военный лад [15, с. 30-40].
Нет оснований ни преувеличивать, ни преуменьшать степень репрезентативности официальных документов партийных органов. Отмеченные в них патриотические настроения были реальными и зафиксированы не только в партийных отчетах. Например, инженер В.А. Лапшин, работавший в годы войны на Горьковском автозаводе, 3 июля отметил в своем дневнике: «В 7 часов утра по обыкновению слушал сводку о положении на фронтах. После окончания сводки диктор сообщил, что в 7 ч. 30 минут будут передавать правительственное сообщение. Разбудил Валю, стали слушать. У микрофона с обращением к народам Советского Союза выступал т. Сталин. Затаив дыхание, стараясь не пропустить ни одного слова, слушали мы с Ва-
лей эту речь, в которой он говорил, с какой целью идет на нас фашистская саранча, и о том, какой конец ждет эту саранчу. Конец такой же, как и Наполеона» [9, с. 761].
Примечательно, что эмоциональное восприятие сталинского выступления 3 июля 1941 г. было настолько ожидаемым и необходимым, настолько позитивно было воспринято большинством трудящихся, что их оценка не изменилась и по прошествии десятилетий. Житель Йошкар-Олы Т.Ф. Мороз вспоминает: «Выступление И. Сталина 3 июля поставило все на свои места. Он прямо сказал, что над страной нависла серьезная опасность, правдиво охарактеризовал положение. Он прямо сказал, что враг силен и коварен. Война будет тяжелая и длительная. Поставил перед народом задачи. Он сказал, что советский народ ведет справедливую войну, защищая свою Родину» [19, с. 9].
Таким образом, все многообразие социально-психологических реакций тылового гражданского населения на информацию о начале войны можно подразделить на конструктивные и деструктивные в соответствии с их поведенческим потенциалом. Анализируя причины и формы тех или иных поведенческих проявлений, можно сказать, что они, помимо прочего, зависели от психологической установки лично-сти4. Информация о начале войны на экзистен-циональном уровне со всей полнотой проявила эту установку.
Примечания
1. «... часть страны была просто неуправляема и по советской, и по партийной, и по военной линии, и по линии спецслужб. Можно предположить, что советская власть устояла лишь благодаря огромным размерам страны, в результате чего на большей ее части с управляемостью все было в порядке» [5, с. 76].
2. Как отмечает И.Г. Скотников, «источником неопределенности выступает дефицит той информации, которая требуется субъекту для решения задачи, либо, напротив, избыток информации. В обоих случаях возникает многоальтернативность выбора решений и поэтому - субъективная неопределенность относительно выбора одной из альтернатив. В силу этого такой выбор представляет для субъекта проблему» [6, с. 63].
3. Как отмечает И.Б. Гасанов, «человек фиксирует окружающий мир в своем сознании в виде различных образов, которые могут не точно, либо вовсе неверно отражать действительность, окружающую его. При этом создаваемые в человеческом сознании образы в значительной степени определяют его поведение [8, с. 205].
4. «Установка личности - это занятая ею позиция, которая заключается в определенном отношении к стоящим целям и выражается в избирательной мобилизованности и готовности к деятельности, направ-
ленной на их осуществление. Всякая установка -это установка на какую-то линию поведения, и этой линией она и определяется. Складываясь в ходе развития личности и постоянно перестраиваясь в процессе ее деятельности, установка как позиция личности, из которой исходят ее действия, включает в себя целый спектр компонентов, начиная с элементарных потребностей и влечений и кончая мировоззренческими взглядами или позициями личности» [20, с. 520].
Список литературы
1. Данилов В.Н. Советское государство в Великой Отечественной войне: феномен чрезвычайных органов власти 1941-1945 гг. Саратов, 2002.
2. Кринко Е.Ф. Неформальная коммуникация в «закрытом» обществе: слухи военного времени (19411945) // Режим доступа: http://www.nlobooks.ru/rus/ /magazines/nlo/196/1641/1671/
3. Советская повседневность и массовое сознание. 1939-1945 гг. / Сост. А.Я. Лифшиц, И.Б. Орлов. М., 2003.
4. Андриенко М.В. Население Ставропольского края в годы Великой Отечественной войны: оценка поведенческих мотивов. Дисс. канд. ист. наук. Пятигорск, 2005.
5. Жирнов Е. Проверка страхом // Власть. № 24. 20 июня 2005.
6. Скотников И.Г. Психологическая структура проблемных ситуаций: пороговые задачи и индивидуально-стилевые механизмы их решения // Психология труда в условиях проблемных ситуаций: Меж-вуз. сб. научн. трудов. Саратов, 1996.
7. Назаретян А.П. Психология стихийного массового поведения: Толпа, слухи, политические и рекламные кампании. М., 2005.
8. Гасанов И.Б. Национальные стереотипы и «образ врага» // Психология национальной нетерпимости. Мн., 1998.
9. Общество и власть. Российская провинция. В трех томах. Т. 3. Июнь 1941 г. - 1953 г. М. - Н. Новгород. 2005.
10. Мордовия в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. В 2 т. Т. 1. Саранск, 2005.
11. Левачева Е.П. Так доставалась Победа // В кн.: Погодин В.П. Техникум - это наша судьба: Очерк истории Арзамасского техникума потребительской кооперации 1957-2007 гг. Арзамас, 2007.
12. Забвению не подлежит. Страницы Нижегородской истории (1941-1945 годы). Книга третья. Н. Новгород: Волго-Вятское книжное изд-во, 1995.
13. ГАСПИКО (Государственный архив социально-политической истории Кировской области).
14. ЦАНО (Центральный архив Нижегородской области).
15. Мордовия. 1941-1945: Сб. документов. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995.
16. ГОПАНО (Государственный общественнополитический архив Нижегородской области.
17. Калеватова А.И. В те далекие годы (из воспоминаний ветерана) // Вклад кировчан в достижение Победы. Материалы областной научно-практической конферен-
ции, посвященной 60-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов. Киров, 2005.
18. Козлов Н.Д. Морально-политические и психологические предпосылки победы // Великая Отечественная война: правда и вымысел. Вып. 4. Сборник статей. СПб., 2007.
19. В боях отстояли Отчизну свою. Воспоминания участников Великой Отечественной войны и тружеников тыла / Авт.-сост. П.В. Воеводский. Йошкар-Ола, 2005.
20. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. СПб., 1999.
FORMS OF SOCIAL RESPONSE OF THE POPULATION TO THE BEGINNING OF THE GREAT PATRIOTIC WAR (based on the materials of the Volga-Vyatka region)
V.A. Somov
The article analyzes the forms and manifestations of the population's behavioral reactions to the beginning of the Great Patriotic War. Based on the study of a wide range of sources, the author shows that these reactions had both constructive and destructive aspects. The dependence of these reactions on the psychological attitude of the individuals is emphasized.
Keywords: Great Patriotic War, forms of social response, behavior of the civilian population.
