ИСТОРИЯ
М.К. Деканова*
ФОРМИРОВАНИЕ СОВЕТСКОЙ ПРАЗДНИЧНОЙ КУЛЬТУРЫ В ДЕРЕВНЕ В 1920-е гг.
В центре внимания данной статьи находится вопрос о становлении советской праздничной культуры в 1920-е гг. Масштабные изменения, происходившие в России после 1917 г., в том числе нашли отражение и в трансформации праздничной культуры. На смену старому праздничному календарю приходил новый. Процесс адаптации «красных», революционных праздников в повседневную жизнь занял несколько лет. Наиболее долго и тяжело этот процесс проходил в сельской местности. В первое послереволюционное десятилетие крестьяне отдавали предпочтение «старым» религиозным и народным праздникам. Советские власти использовали разнообразные как позитивные (открытие школ, больниц, библиотек, клубов, помощь крестьянам, субботники), так и негативные (запрет, дискредитация) средства для приспособления новых праздников к повседневной жизни.
Начавшийся в феврале 1917 г. революционный процесс, нашедший свое отражение в коренной ломке всех без исключения сфер российского государства, также выразился и в изменении столь важной части духовной культуры, как праздник. На смену праздникам старым, царским и религиозным, пришли революционные. Их форма и характер, пространственная и временная организация определялись целенаправ-
* © Деканова М.К., 2008
Деканова Марьяна Кабаровна — кафедра истории отечества Самарского государственного университета
ленной политикой советских властей, стремящихся использовать «красные дни» как мощное средство агитации и пропаганды. Однако требовалось не только создать, директивно оформить новые советские торжества, но и внедрить их в реальную жизнь. Наиболее сложно этот процесс происходил в сельской местности; потребовались существенная корректировка государственной политики и адаптация новых праздников к традиционным формам, чтобы новая праздничная культура нашла отклик в народе и перестала восприниматься как навязанная и ненужная.
Одним из первых шагов по изменению праздничной культуры стало создание «красного» календаря. В него вошли «посвященные воспоминаниям об исторических и общественных событиях дни»: 1 января — Новый год; 22 января — начало первой русской революции («Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года); 12 марта — день свержения самодержавия; 18 марта — памяти Парижской Коммуны; 1 мая — день Интернационала; 7 ноября — свершение Пролетарской револю-ции[3. С. 123]. Праздничными, но не выходными днями числились такие даты, как 23 февраля (День Красной Армии), 8 марта (Международный женский день), 16 июля (посвящение июльским событиям 1917 г.), 17 апреля (День памяти расстрела в Ленске), 5 мая (День печати) и некоторые другие. В отдельных регионах к общегосударственным торжествам могли добавляться и свои местные праздники, например, и в Самарской, и в Симбирской (Ульяновской) губерниях праздничными днями считались даты их освобождения от «чехословацкой контрреволюции».
Если процесс создания нового праздничного календаря в целом занял не много времени, то процесс его апробации и адаптации, укоренения в повседневную жизнь продолжался намного дольше: в городе он шел несколько лет, в деревне же затянулся на несколько десятилетий, там праздничный календарь до начала 1930-х годов (до коллективизации, индустриализации, момента массового закрытия церквей) не претерпел сколько-нибудь значительных изменений по сравнению с дореволюционным периодом. В нем по-прежнему преобладали религиозные праздники и традиционные обряды, однако постепенно в него проникали и новые революционные торжества, переплетаясь в оригинальный, причудливый культурный узел.
В сельской местности проведение советских торжеств приобретало характер государственных кампаний, все элементы которых требовалось тщательно продумать. Перед каждым «красным днем» местные власти получали подробные инструкции относительно того, каким именно образом он должен быть отмечен; в них приводилась краткая история праздника, предлагался сценарий, прописывались лозунги, определялись темы выступлений, утверждались тезисы докладов, прилагались рекомендации по оформлению улиц, домов, общественно значимых зданий. Далее по линии губерния-уезд-волость создавались
специальные комиссии («тройки» и «пятерки»), состоящие из представителей местной администрации, профсоюзов, общественных организаций, на которые возлагалась вся работа по организации и проведению праздника [7. Ф. 17. Оп. 60. Д. 5. Л. 4; Д. 38. л. 5; 1. Ф.Р-81. Оп. 1. Д. 559. Лл. 1 — 2, 7 — 8]. Для контроля за действиями сельских комиссий к ним в качестве руководителей или наблюдателей (контролеров) прикреплялись «товарищи», партийные или советские работники, из волостного или губернского центра [7. Ф. 17. Оп. 60. Д. 13. Л. 59-60; 1. Ф.Р-21. Оп. 1. Д. 391. Лл. 36, 38].
Одной из первых задач комиссий была разработка подробного плана празднования, в котором должны были быть учтены все исходящие сверху рекомендации. Следует отметить, что творческое переосмысление праздника, приближение его к местным условиям, как правило, не подразумевалось. «Низовые», сельские праздничные комиссии во всем должны были следовать направляемым из губернского или (реже) волостного центра указаниям, которые в свою очередь повторяли директивы из Москвы. В таких сверхцентрализованных условиях нередко разработка сценариев сводилась к простому переписыванию присланных планов [1. Ф.Р-81. Оп. 1. Д. 104. Лл. 109].
Несмотря на многочисленные директивы и инструкции праздничные комиссии были крайне пассивны. Это относится не только к разработке сценариев, но и в целом к подготовке торжеств. Так, обсуждая приготовления к столь важной политической и агитационной кампании как 10-я годовщина Октябрьской революции, Ульяновский губисполком отмечал, что «места не знают, что им делать», «работа ведется не комиссией, а отдельными ее членами» или даже просто местными активистами, и в целом «констатировал слабость работы всех поголовно Комиссий»[2. Ф.Р-200. Оп. 2. Д. 1933. Лл. 25-27]. В Самарской губернии ситуация была аналогичной; местный губисполком отмечал, что подготовка к празднованию «развернулась недостаточно широко, не охватив в полной мере трудящиеся массы населения», проходит «формально» и «безинициативно» [1. Ф.Р-81. Оп. 1. Д. 104. Лл. 108-109]. Если подготовка к юбилею революции проходила не без нареканий, то организация других праздников по многим параметрам могла быть и вовсе провальной.
Интересно отметить, что некоторые советские торжества в сельской местности не проводились совсем. Причиной этого был банальный развал системы связи. Нередко в деревне просто не знали, что тот или иной день является праздничным, поскольку направляемые из центра телеграммы, извещающие о нем, либо вовсе не достигали своих адресатов, либо доходили с большим опозданием [7. Ф. 17. Оп. 60. Д. 38. Л. 89]. Особенно типичной эта ситуация была для осени и зимы. Кроме того, советские праздники были еще явлением новым, не нашедшим своего места в крестьянском праздничном цикле; они не были закреплены ежегодными повторениями и поэтому нуждались в регулярном анонсировании властями, без подобного указания свыше
о празднике могли просто забыть. Так, в некоторых селах Сенгилеев-ского уезда Симбирской губернии празднование 1 Мая в 1921 г. не проводилось, поскольку никаких распоряжений или телеграмм из центра об этом местная администрация не получала, а самостоятельно подготовиться к этому торжеству не посчитала необходимым [2. ФР-192. Оп. 1. Д.30. л. 20]. В силу этого частыми были обращения крестьянских активистов в редакции газет, особенно «Крестьянской газеты», с просьбой официально объявлять тот или иной день праздничным [5. С. 301].
Существовали и другие причины, почему советские праздники не отмечались в сельской местности. Одним из них являются хозяйственный упадок, разруха и голод, которые царили в стране. У людей не было ни сил, ни каких-либо средств для выживания, не говоря уже о празднованиях. Местные власти Самарской и Симбирской губерний, сильно пострадавших от неурожая и голода, были вынуждены свернуть всю свою деятельность по подготовке и проведению советских праздников, и заниматься более насущными вопросами [7. Ф. 17. Оп. 60. Д. 120. Л. 8]. Так, организаторы первомайских торжеств в 1921 г. в Карлинской волости Симбирской губернии полностью отказались от проведения праздника, «так как всякая агитация при таких тяжелых условиях только озлобляет непросвещенные массы и приносит в таких сборищах больше вреда, чем пользы»[2. Ф.Р-192. Оп. 1. Д.30. Л. 21]. Также неудачно прошел в этой губернии и День III Интернационала, его агитаторы отмечали, что «ввиду критического положения даже случались случаи, что вышедшему проводить митинг селяне говорили: «Сначала накорми, а потом начинай проводить митинг»» [2. Ф.Р-192. Оп. 1. Д.30. Л. 47].
Не только такое масштабное бедствие, как голод, но и масса мелких бытовых явлений, связанных с экономическим кризисом и разрухой, мешали проводить советские праздники в деревне. Например, в одном селении празднование Дня Парижской Коммуны в местной школе практически сорвалось, так как у детей, которые должны были прийти на торжество, не оказалось подходящей обуви [2. Ф.Р-306. Оп. 1. Д.326. Л. 73].
Крестьяне не считали революционные праздники своими и в силу этого легко от них отказывались. Они предпочитали работать, а не справлять сомнительные торжества, целесообразность и смысл которых не понимали. Особенно в этом смысле не повезло праздникам, приходящимся на начало посевной: годовщине Ленского расстрела рабочих (17 апреля), Дню Интернационала (1 мая), Дню печати (5 мая). Как отмечалось в одном из отчетов: «Проведение Дня (речь идет о Дне СССР 3 июля 1927 г. — М.Д.) могло бы занять более широкий размах, если бы только крестьянство не было так сильно занято полевыми работами»[2. Ф.Р-306. Оп. 1. Д.358. Л. 17].
Еще более легко отказывались крестьяне от «красных» дней, если те совмещались с религиозными или народными праздниками. Так,
день 8 марта 1924 г., совпавший с последним днем масленицы, либо вовсе не отмечался крестьянами, либо приобретал форму традиционного народного гуляния [2. Ф.Р-306. Оп. 1. Д.326. Лл. 62—63, 70, 72]. Тяжелым испытанием для организаторов советских праздников обычно было проведение Первомая, в тот или иной год совпадающего с Пасхой или с днями пасхальной или страстной недели. Несмотря на то что к этому дню местные администрации долго и тщательно готовились, прилагая все усилия, чтобы отвлечь население от православного праздника, сделать это, как правило, так и не удавалось. Митингу и демонстрации крестьяне предпочитали крестный ход, торжественному вечеру в нардоме — пасхальную службу; где-то не получалось организовать оркестр и хор, так как его участники были музыкантами и певчими в церкви, где-то не удавалось осуществить постановку революционных картин, так как заведующий театральной секцией и его коллеги ходили по улице с молебнами [2. Ф.Р-306. Оп. 1. Д. 334. Лл. 114 - 116; Ф.Р-192. Оп. 1. Д. 30. Лл. 16, 25]. Даже десятилетие спустя после революции крестьяне предпочитали справлять религиозные, а не советские торжества. В 1927 г. в Ульяновской губернии в отдельных селах (Майнская, Телешовская волости) октябрьское празднование провалилось, поскольку совпало с местными престольными праздниками («Казанская», «Дмитриев День») [2. Ф.Р-306. Оп. 1. Д. 345. Лл. 248, 260].
Не отказывались от своих обычаев и ритуалов, не говоря уже о праздниках, и мусульмане. Они по-прежнему отмечали такие значимые для них праздники, как Курбан-байрам, Ураза-байрам. В эти дни было принято посещать мечеть, совершать обязательную молитву (намаз), поклоняться могилам предков, организовывать особые трапезы, встречать родственников и друзей. Одним из любимых народных праздников татар и башкир Поволжья продолжал оставаться Сабантуй, связанный с широкими народными гуляниями, играми и состязаниями, конскими скачками, богатым угощением [9. С. 376].
Впоследствии, когда «красные» торжества перестали быть оригинальными новшествами и более или менее вошли в крестьянский праздничный цикл, нередки были случаи, когда крестьяне после посещения церкви или мечети, гуляния по поводу старого религиозного или народного праздника шли смотреть демонстрацию или спектакль, посвященные советскому празднику [4. С. 301].
Для адаптации советских праздников, внедрения их в повседневную жизнь деревни власти применяли самые различные меры. Одним из наиболее оригинальных из них было постепенное «осовечивание» народных и религиозных праздников: Ильин день превращался в день электрификации, Егорьев день заменялся праздником скотовода, Спас - днем Плодов, Покров - праздником Урожая [4. С. 26; 8. С. 85]; татарские народные праздники Сабантуй и Джиен приурочивались ко Дню урожая (в Самарской губернии) [1. Ф.Р-353. Оп. 4. Д. 25. Л. 142], или, как в Татарстане, ко Дню республики [6. С. 48].
Борьба со старыми праздниками и традициями, чрезвычайно устойчивыми в деревне, велась не только через негативные (запрет, дискредитация), но и через позитивные действия. Так, к советским праздникам обычно приурочивали закладку или открытие важных для деревни общественных зданий: избы-читальни и аграрных курсов, народных домов и школ, больниц и ветеринарных пунктов, кооперативных или артельных лавок. Идеологически подобные практические мероприятия были оправданы тем, что помогали создавать выгодную советским властям биполярную картину мира и доступными средствами закреплять ее в сознании крестьян. Изменение положения деревни, построенное по принципу «до» и «после» Октября, «прежде» и «Теперь», было постоянным мотивом всех советских праздников.
Противостояние старого и нового в деревне зачастую приобретало форму конфликта поколений. «Отцы» продолжали истово держаться прежних праздников и обрядовых форм, освещенных религией и проверенных временем, «Дети» же начинали более охотно следовать за новыми веяниями. В целом следует отметить, что практически все советские праздники были направлены на конкретную публику -молодежь. Старшее поколение крестьян относилось ко многим начинаниям Советской власти скептически, если не сказать пессимистически, молодежь же видела в них начало иной эпохи, абсолютно новой жизни. Это относится и к праздникам. Каждое торжество, каждое мероприятие было для молодого поколения в новинку, а вследствие этого оно было запоминающимся, значимым, особенным. Кроме того, молодежь была менее всего связана с традициями, а потому воспринимала новые советские нормы естественно и активно. Школьники и молодые ребята могли без устали готовиться к предстоящим торжествам, изготавливать украшения и декорировать школу или нардом фонариками, зеленью, флажками, сочинять и репетировать спектакли, с упоением маршировать по улицам и петь революционные песни. Именно на этот актив и рассчитывали идеологи и организаторы советских праздников, к каждому советскому торжеству рекомендуя проводить детские утренники и вечера в школах. Тем самым они создавали новую смену строителей социализма, которые, не зная старых традиций и правил, во всем и всегда будут следовать советским классовым нормам в морали, нравственности, этике.
Постепенно происходили адаптация основных компонентов советской праздничной культуры, «встраивание» их в общую схему традиционного сельского праздника посредством создания устойчивых стереотипов поведения. Люди не только увидели и сумели принять участие в соответствующих советскому празднику мероприятиях (митингах, демонстрациях, торжественных собраниях), но и научились на них правильно, с точки зрения властей, реагировать. Крестьяне стали кричать «ура» на приветствия и здравницы вождям, обнажать головы при пении «Интернационала» (как раньше делали при «Боже, царя хра-
ни») [1. ФР-21. Оп. 1. Д.391. Л. 37об; 2. Ф.Р-306. Оп. 1. Д. 345. Л. 203].
Так же, как и к религиозным или иным праздникам, к советским торжествам крестьяне станут убирать улицы своих деревень, вывешивать уличную иллюминацию, украшать свои дома зеленью, а нередко и красными флажками. Однако подобный поворот в принятии советских праздников произойдет только десятилетие спустя. В большинстве отчетов по проведению октябрьского празднования 1927 г. отмечалось, что крестьяне впервые отреагировали на это торжество, приняли в нем участие, выделили этот день в своем календаре. Изменилось и настроение людей, праздник перестал быть обязанностью, а стал именно праздником, свободным, веселым, шумным. Как отмечалось, «сочувствие» к празднику чувствовали даже те, кто вроде бы и не должен был испытывать его. Например, в одном из сел Ульяновской губернии местный торговец, лишенный избирательных прав, купил 1 8 фунта конфет и раздавал их на демонстрации детям, говоря: «Берите, ребята, да поминайте праздник» [2. Ф.Р-306. Оп. 1. Д. 345. Лл.98, 299 об.]. А в селе Александровке Дмитриевской волости Самарского уезда Самарской губернии инициатором ноябрьской демонстрации явился местный кулак, который «оснастил» свой трактор флагом и другими украшениями и торжественно проехался по селу во главе колонны односельчан [1.Ф.Р-21. Оп.1. Д.391. Лл.11об.].
Таким образом, в сельской местности на протяжении 1920-х гг. происходило постепенное складывание новой, советской праздничной культуры. Традиционные для деревни праздники, освященные религией и привычкой, активно дополнялись и вытеснялись в результате целенаправленной политики властей «красным» праздничным циклом. Насаждение новой праздничной культуры натолкнулось на сопротивление со стороны крестьянства, что вызвало необходимость адаптации советских праздников к существующим обычаям.
Библиографический список
1. ГАСО. Государственный архив Самарской области.
2. ГАУО. Государственный архив Ульяновской области.
3. Декреты советской власти. Т. 4. 10 ноября 1918 г. — 31 марта 1919 г. — М.: Политиздат, 1968.
4. Елизаров, И. Праздники настоящего и праздники прошлого (Религиозные и общественные праздники) / И.Елизаров. — Л., 1926.
5. Иникова, С.А. Советские праздники в деревне в 1925 году (по письмам крестьян в «Крестьянскую газету» / С.А. Иникова // Русские народные традиции и современность. — М., 1995.
6. Малышева, С.Ю. Советская праздничная культура в провинции: пространство, символы, исторические мифы (1917 — 1927) / С.Ю. Малышева. — Казань: Рутен, 2005.
7. РГА СПИ. Российский Государственный архив социально-политических исследований.
8. Русские: народная культура (история и современность). Т.4. Общественный быт. Праздничная культура. — М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2000.
9. Уразманова, Р.К. Праздники / Р.К. Уразманова // Татары. — М.: Наука, 2001.
M.T. Dekanova
THE SOVIET FESTIVE CULTURE FORMATION IN THE COUNTRYSIDE DURING THE 1920th
The article deals with the problem of adaptation of soviet festive culture during the 1920 . Scaly changing’s, that was going on after 1917, reverberated in the transformation the festive culture. New festival calendar replaced the old one. The process of adaptation «krasnih» («red»+) revolutionary holidays was lasting for few years. That process was the most difficult and hard in country. During the first decade after the revolution country people preferred old feasts. Soviet Power moved haven and earth (building schools, hospitals, clubs and libraries, aid to the peasants, prohibition) to get accustomed the new festivals in country.
Статья принята в печать в окончательном варианте 14. 01.08 г.