CC BY
48
УДК 165 (091) (44) "19"
Р. В. Савинов Формирование эпистемологии Жака Маритена
В статье показан путь формирования представлений Ж. Маритена о познании. Через сопоставление раннего философского трактата Маритена «Введение в философию» (1921) с размышлениями о познании католического теолога Р. Гар-ригу-Лагранжа показано, что концепция, разработанная Р. Гарригу-Лагранжем, оказала влияние на Маритена и определила ряд важных постулатов его системы. С другой стороны, в этом раннем труде Маритен демонстрирует определенную самостоятельность, смещая акцент с онтологии на эпистемологию. Намеченные в этой работе мысли стали в дальнейшем основой для разработки Маритеном системы «критического реализма».
The article shows the way of forming the main ideas of J. Maritain's philosophy about cognition. Through a comparison of the Maritain's early philosophical treatise "Elements de philosophie" (1921) with Catholic theologian R. Garrigou-Lagrange reflections on the cognition the author shows that the concept by R. Garrigou-Lagrange influenced on Maritain and grounded a number of important postulates of his system. On the other hand, in this early work, Maritain demonstrates certain independence, shifting the emphasis from ontology to epistemology. The thoughts outlined in this work later became the basis for the development by Maritain's system of "critical realism".
Ключевые слова: неотомизм, эпистемология, Маритен, Гарригу-Лагранж, философия, теология.
Key words: Neo-Thomism, epistemology, Maritain, Garrigou-Lagrange, philosophy, theology.
Жак Маритен является одним из наиболее значительных мыслителей ХХ в., чьи работы по философии, антропологии, аксиологии оказали заметное влияние на общий климат как интеллектуальной Европы, так и Америки. Мерой его творчества служил нехарактерный для первой половины ХХ в. идеал классической рациональности, позволивший Маритену создать оригинальный синтез спекулятивной проблематики и актуальных вопросов. Вместе с тем этот синтез имел свою как индивидуальную, так и интеллектуальную историю.
Попытаемся обозначить отдельные вехи формирования концепции Маритена, в перспективе тех влияний, от которых он отталкивался и которые преодолевал. Эта тема интересна еще и потому, что,
© Савинов Р. В., 2019
обозначив Маритена как «неотомиста», его обычно причисляют к обширной и весьма неоднородной группе мыслителей, в отношении которой сам Маритен стремился сохранить самостоятельность. Самостоятельность внутри традиционности - это в Маритене интересно и привлекательно, современно.
Маритен - «философ бытия», но бытие дано познающему его уму, поэтому онтологическая проблематика непосредственно оказывается связана с эпистемологической. Это Маритен высказывает уже в своем раннем «Введении в философию» (1921). Метафизика - это философия бытия, и она познает вещи не только движущиеся, чувственные и телесные, но и те, что лишены этих качеств - чисто духовные. Поэтому ее объектом является бытие как таковое, бытие в качестве бытия. Но прежде исследования самого бытия возникает вопрос об отношении к бытию нашей мысли - это вопрос о достоверности нашего познания, и он рассматривается в так называемой «критике или метафизике истины».
«Логика показывает, как и следуя каким правилам разум приходит к истине и развивает науки, но это уже предполагает саму возможность науки и истины (возможность, связанную с здравым смыслом и естественной очевидностью); критика научно трактует то, что уже предполагалось, показывая, в чем состоит самая истина познания и давая видеть способ рефлексии, который делает познание истинным, достоверным, научным и совершенным» [7, p. 128].
Традиционный курс философии, восходящий к Corpus Aristoteli-cum, начинается с логики, трактовки Органона, однако делает своим предметом чистую форму мысли - логические и интеллектуальные операции со знаками разной степени общности. Хотя метафизика фундирована логикой, но логика является лишь пропедевтикой к метафизике. Переоценка этого понимания привела Ф. Суареса к интеграции логических категорий в метафизическую тематику, что, однако, в итоге не было поддержано традицией.
С другой стороны, в XIX в. один из авторов схоластического курса Philosophia Lacensis Т. Пеш предложил расширить рамки логики, интегрировав в нее специальный анализ метафизических категорий («lógica realis»). Хотя он и оговаривает свое несогласие с трансцендентальными философскими проектами, особенно с гегелевским синтезом логики и онтологии, однако характерным образом «метафизика» как часть философской программы курса Т. Пеша исчезла, вероятно, по причине избыточности, после того, как основные ее позиции и категории были уже исследованы в логике [11].
Маритен предлагает мыслить связь логики и метафизики в их общем стремлении к истине, и в этой перспективе - в отношении к общей цели познания. Данная мысль связывает Маритена с другим крупным католическим мыслителем - его старшим современником доминиканцем Режиналем Гарригу-Лагранжем, одним из главных участников антимодернистского движения в 1905-1910 гг.
Напомним, католический модернизм, отправляясь от философии А. Бергсона и прагматистов, заявил о деятельном и неинтеллектуальном характере истины, в том числе религиозной, которая проявляется в активном отношении человека к другим людям, обществу, Богу [4]. Ведущий представитель направления Э. Леруа писал:
«Конкретная реальность не доказывается: она переживается. Она не является пунктом концептуального анализа, но живой интуиции. Если понимать поиск Бога как рассмотрение доказательства, это будет не той реальностью, которую ищут, но лишь простой объяснительной гипотезой, более или менее вероятным предположением, источником, центром или вершиной формального принципа. Но так не достигнуть истинного Бога, я хочу сказать -Бога, что является для нас жизненной необходимостью, Бога, которого любят и которому молятся, который является поддержкой и опорой, с которым входят в личные отношения» [5, p. 472-473].
Такой Бог будет равен Ничто, и не будет иметь для нас никакого практического значения. «Если Бог может быть познан, то не иначе, как опытно; но так как здесь невозможны никакие эксперименты, этот опыт должен быть опытом имманентным, включенным в практику самой жизни» [5, p. 475]. Данная жизненность, однако, означает не аскетический или специфически-мистический опыт, напротив, это опыт деятельности и существования внутри мира и общества, религиозная «дисциплина» верующего. В работе «Догмат и критика» Леруа пишет:
«Догмат имеет именно практический смысл. Прежде всего - это предписание практического порядка. И, сверх того, это правило для практического руководства. Вот его главная ценность, вот его позитивное значение <...> Христианство, в действительности, является не системой спекулятивной философии, но источником и правилом жизни, дисциплиной религиозного и морального действия, короче: собранием практических правил для достижения спасения» [6, p. 25-26].
Эта интерпретация подвергается критике Р. Гарригу-Лагранжем, который развертывает обоснование мыслимости и интеллектуального постижения сущего, и в сущем - бытия Божия. Эта аргументация базируется на категории «здравого смысла» (sens commun), который понимается Гарригу-Лагранжем как сам естественный разум [2, p. 11-
12]. Развертывание разумного познания означает также развертывание и основных метафизических категорий, которые это знание проясняют и конституируют его осмысленность. Базисом мыслимости сущего остается примордиальное единство, закон тождества, выражаемый формулой «А=А», из которого далее дедуцируются фундаментальные категории (сущность-существование, возможность-действительность и т. д.), складывающиеся в систему, опосредованную сложным комплексом когнитивных репрезентаций и потому неочевидному.
«Собственный объект здравого смысла - первые понятия и первые принципы, связываемые с бытием (prima intellegibilia), которые выступают в качестве структуры разума», отмечает доминиканский мыслитель [2, p. 131]. Отношение метафизики и логики, по мнению Гарригу-Лагранжа, заключается в том, чтобы показать связь эпистемологических построений с томистской онтологией, выраженную в понятии истины у Аквината. Она, согласно Гарригу-Лагранжу, заключает в себе двойной смысл:
«Истина не есть только сообразность нашего суждения с логическими законами нашего духа, но сообразность нашего суждения с экстраментальным сущим и следующим неизменным законом реальности: "что есть -есть; чего нет - нет; бытие не может быть небытием". Иначе, это означает примат бытия перед становлением, ведь преимущество у того, что есть, чем у того, что только становится и еще не есть, у того, что достигло зрелости, чем у того, что в развивающемся зародыше» [3, p. 188].
Эта поздняя формулировка, полностью, однако, соответствующая более ранним рассуждениям Гарригу-Лагранжа, показывает, что его трактовка познания и выражения в нем реальности основывается на статической картине выявления того последнего фундамента, где реальное и логическое актуально - в акте первичного познания, аппре-гензии, - перестают различаться. Данная стадия отмечена собственным маркером: «Действительным мотивом нашего отношения [к бытию] является очевидность, не субъективная очевидность, как у Декарта и следующих за ним, но очевидность объективная, или очевидность бытия» [2, p. 135].
Отношение Маритена к Гарригу-Лагранжу - отдельный вопрос. Хотя и признается важность влияния его на Маритена, однако их интеллектуальные отношения еще не стали предметом полноценного специального исследования. Маритен в ряде случаев ссылается в своих работах на Р. Гарригу-Лагранжа [1, c. 92-93]. Тот, в свою очередь, нередко подвергал резкой критике как маритеновскую философию, так и неотомизм 1920-50-х гг. в целом, представленный Маритеном,
Э. Жильсоном и их сторонниками [8]. Вместе с тем было бы явным упрощением рассматривать эти отношения как расхождение в сфере ортодоксальной или неортодоксальной трактовки католицизма (как это делает Р. Педдикорд в своем обзоре биографии Гарригу-Лагранжа [10]).
Возможно, здесь существенны различия, прежде всего философского порядка, а не доктринально-религиозного. Гарригу-Лагранж попытался разрешить стоящую перед ним задачу философского обоснования томизма через ряд упрощений, тогда как Ж. Маритен рассматривает данную проблему как задачу построения цельного онтологического проекта: проблема познания - это проблема критики, но критика - это часть метафизики.
Как можно видеть, ряд формулировок Маритена явно зависят от концепции Р. Гарригу-Лагранжа: 1) мы встречаем знакомую апелляцию к здравому смыслу, трактуемому как сама естественная способность познания; 2) находим в этой способности определенный способ отношения к бытию, прежде всего познавательный; 3) а также имеем указание на фундирование этой познавательной способности благодаря естественной очевидности.
Однако то новое, что привносит Маритен, и чего нет у Гарригу-Лагранжа - это указание на необходимость исследования внутреннего отношения познания к самому себе в акте рефлексивности. Для Гар-ригу-Лагранжа именно выявление примордиальных условий познания являлось путем к достижению естественной очевидности, которая, заключая в себе ряд метафизических положений (принцип тождества, принцип субстанциальности и т. д.), выявляла через структуры сознания порядок самого бытия; Маритен переводит эту очевидность из размерности метафизической в размерность физическую (научную). Именно поэтому метафизика требует осуществления нового исследования - его Маритен называет критикой, а не логикой - для формирования более ясного и более научного фундамента.
Понятие истины, предлагаемое Маритеном, вполне томистское: «ИСТИНА НАШЕГО ДУХА состоит в СООБРАЗНОСТИ ВЕЩИ» [7, р. 128]. Метафора, которую Маритен использует для прояснения этого отношения, исходит из внутреннего опыта, а не от внешнего (сообразность репрезентации тому, что репрезентируется): как слово должно соответствовать мысли и адекватно ее представлять, так и мысль должна соответствовать вещи и адекватно ее представлять. Это положение, полагает Маритен, невозможно мыслить иначе, если обращаться к интеллектуальному опыту, который засвидетельствует всякий. Мы видим, таким образом, примечательно смещение, пока еще достаточно осторожное, акцентов, которые разъясняют понятие истины.
Далее аргументация Маритена - также в характерном для Гарри-гу-Лагранжа стиле - разворачивается в апологетическом направлении, против Ницше, за трактовку истины как ограничения (Маритен отмечает, что отрицание истины приводит к деменции), и против скептиков (за утвердительную форму отрицания истины, что само уже полагает истину отрицания). Между двумя крайностями - скептицизмом и рационализмом, которые вырождаются в антиинтеллектуализм, являющийся синтезом обеих ошибок и выраженный в кантовском учении, Маритен предпочитает «школу Аристотеля и св. Фомы», где «истина - ни невозможна, ни легка, но трудна для приобретения человеком», так что «то, что есть, является причиной истины в нашем духе. Разум может прийти к полной достоверности истин, превышающих естественный порядок, но это трудно и требует дисциплинированности» [7, p. 131-132].
Поскольку истина определена через бытие, то объектом познания и носителем истины будет бытие1. Это будет объединяющий все многообразные формы мыслимого «формальный объект разумения, которое познание полагает непосредственно и само собой». Маритен здесь же оговаривается, что это не означает сведения бытия к идее бытия, потому что нелепо рассматривать и исследовать соответствие идеи породившему ее интеллекту - для существования истины должен оставаться разрыв между миром и познающим субъектом, в этом разрыве и существует истина. Но бытие является внутренним принципом, связывающим между собой предметы нашего мышления -вспомним, что Гарригу-Лагранж исходит из того, что связывает меня с миром, а не из того, что связывает воедино мой интеллектуальный мир, в котором интеллигибельностью обладает все, что неким образом есть, т. е. способно вступить в отношение сообразности с моей мыслью, стать для нее способом ее пробуждения [7, p. 133-135].
И здесь Маритен также делает характерную оговорку, которая переводит границы познания в чистую духовную область, ту, где невозможна простая субъективная активность:
«говоря об интеллигибельности в себе, для Разумения (Intelligence), мы не говорим об интеллигибельности для нас, для нашего разумения. Если в действительности наше разумение, по причине недостаточности человеческой природы, оказывается непропорциональным тому бытию, что превосходит человека, то выходит, что само оно в высшей степени интеллигибельно, однако, оно менее интеллигибельно для нас» [7, p. 135].
1 Г. Маккул называет концепцию Маритена «прямым реализмом» [9, р. 188] (впрочем, вслед за самим мыслителем), что, как кажется, не вполне подходит к его учению о познании.
Дальнейшее развитие онтологии, т. е. метафизики бытия в целом, пойдет по пути выявления интеллигибельных качеств той реальности, что встречается нам в опыте. «Каковы абсолютно первые данности познания?» - так звучит метафизический вопрос о бытии в целом, рассматриваемый с точки зрения интеллигибельности, существования и действия. Благодаря этому вводятся различие возможности и действительности, отражающиеся в существовании и сущности (что, в целом, весьма отличается от того пути, каким эти понятия дедуцировал Гарригу-Лагранж). Различая в сущности вещи «то, что» (ce qui) и «то, как» (ce que), Маритен говорит:
«Мы всегда говорим, что всякий объект мысли как таковой есть некая сущность [une essence] (в широком смысле слова), но рассматривая "то, как Пьер есть", мы ищем такой объект мысли, что конституирует определенную сущность [l'essence] Пьера (сущность в строгом смысле слова)» [7, p. 143]. Итог, к которому приходит Маритен, следующий: «сущность - это в вещи бытие необходимое и первое под титулом первого принципа интеллиги-бельности, или: это то, благодаря чему вещь необходимо и прежде всего интеллигибельна» [7, p. 146].
Дальнейшие определения сущности оказываются таковы - в реальности она выступает как индивидуальный объект, но в нашем мышлении она является универсалией. Однако, замечает Маритен, «рассматриваемая САМА ПО СЕБЕ (secundum se) сущность не является НИ УНИВЕРСАЛЬНОЙ, НИ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ, но представляет собой абстракцию от всякого состояния и всякого модуса существования, будучи простым и чистым атрибутом вещи, прежде всего интеллигибельным и выражаемым в дефиниции» [7, p. 150].
Итак, уже на первом этапе философского развития Маритена выступают черты, характерные для этого мыслителя: с одной стороны, стремление к укоренению мысли в онтологических определениях, с другой же стороны - фундирование их на когнитивной основе. Примечательно, что, излагая вполне схоластическое учение о познании и связывая его с онтологией, Маритен избегает прямых ссылок на репрезентативизм. Сущность и ее спецификации даются нашему разумению непосредственно, в первом обращении мысли к реальности, и лишь потом - в рамках вторичных актов конституирования познания, формируется необходимость в понятиях, т. е. в инструментальных формах репрезентации. В этом, вероятно, нельзя видеть «наивного реализма» - внутренняя реальность, рождение которой инициировано миром, дана столь непосредственно, что оказывается затруднительно провести строгую границу. Лишь там, где начинают иссякать человеческие возможности - в том, что превыше человека, - пролегает ясно ощутимая граница между нами и той реальностью, в которой мы не участвуем.
Список литературы
1. Маритен Ж. Избранное: Величие и нищета метафизики / отв. ред. и сост. Р. А. Гальцева; пер. с фр. В. П. Гайдамака и др. - М.: РОССПЭН, 2004.
2. Garrigou-Lagrange R. Le sens commun: la philosophie de l'être et les formules dogmatiques. 3-eme ed. - Paris: Nouvelle librairie nationale, 1922.
3. Garrigou-Lagrange R. Nécessité de revenir à la définition traditionnelle de la vérité // Angelicum. - 1948. - No 25. - P. 183-196.
4. Haight R.D. The Unfolding of Modernism in France: Blondel, Labеrthonniеrе, Le Roy // Theological Studies. - 1974. - No 35. - Р. 632-666.
5. Le Roy Ed. Comment se pose la problème de Dieu // Revue de Métaphysique et de Morale. - 1907. - Vol. XV. - No 4. - P. 470-513.
6. Le Roy Ed. Dogme et critique. - Р.: Bloud, 1907.
7. Maritain J. Elements de philosophie: introduction generale a la philosophie. Р. 1. - Paris: Tequi, 1921.
8. Meinvielle J. Correspondance avec le R.P. Garrigou-Lagrange a propos de Lamennais et Maritain. Traduit de l'espagnol. - Buenos Aires: Nuestro Tiempo, 1947.
9. McCool G. From Unity to Pluralism: The Internal Evolution of Thomism. -New York: Fordham University Press, 1989.
10. Peddicord R. The Sacred Monster of Thomism: An Introduction to the Life and Legacy of Reginald Garrigou-Lagrange. - South Bend (IN): St. Augustine's Press, 2005.
11. Pesch T. Institutiones logicales: secumdum principia S. Thomas Aquinatis ad usum scholasticum. Vol. II. Logica Realis. - Friburgi Brisgovia: Herder, 1890.
Статья поступила: 27.06.2019. Принята к печати: 19.08.2019
