Физики-ядерщики в борьбе за право на космос. Апокриф Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Орлова Г.А. Физики-ядерщики в борьбе за право на космос. Апокриф // Вестник ПНИПУ. Культура. История. Философия. Право. - 2018. - № 2. - С. 108-126. DOI: 10.15593/perm.kipf/2018.2.09

Orlova GA Nuclear physicists in the struggle for the right to outer space. Apocrypha. Bulletin of PNRPU. Culture. History. Philosophy. Law, 2018, no. 2, pp. 108-126. DOI: 10.15593/perm.kipf/2018.2.09

MEDIACOSM: PER MEDIA AD ASTRA

DOI 10.15593/perm.kipf/2018.2.09 УДК 539.1(15)

ФИЗИКИ-ЯДЕРЩИКИ В БОРЬБЕ ЗА ПРАВО НА КОСМОС. АПОКРИФ

Г.А. Орлова

Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону, Россия Европейский гуманитарный университет, Вильнюс, Литва

ORCID https://ordd.org/0000-0001-6942-634X

Эта статья о том, как сотрудники одного физического института, находившегося в ведении Министерства среднего машиностроения, ретроспективно отстаивают свое право на космос. В ней также идет речь о праве на космос, реализованном в дискурсе и воплощенном в материале. Дискурс и материальность этого эпизода отечественной ядерно-космической программы хорошо известны специалистам, но по разным причинам - от режимных ограничений до проигранной борьбы за значение - не вошли в советский канон космических исследований. Отсюда - апокриф. «Право на космос» сконструировано на основе нестрогой аналогии с лефевровским «правом на город». Нестрогой эту аналогию делают поправка на планетарный масштаб космического самоопределения человечества, надежда на освобождение от геополитической гравитации и экспериментальные утопии эпохи технопоэтического освоения космоса. Дискурсивные стратегии, которые физики и их окружение используют для того, чтобы утвердить и подтвердить свое право на космические исследования, в статье описываются с учетом ключевых контекстов, без которых понимание этих стратегий будет затруднено: автор затрагивает соотношение атомной и космической программ в СССР (из перспективы ядерщиков) и матрицу космических исследований в городе ядерных институтов, профиль реакторного института и риторическое бремя холодной войны. Описано пять семейств артикуляции права ядерщиков на космос, реализуемых разными средствами в разных масштабах и средах. 1) Внутри непрофильного НИИ упор делается на сеть энтузиазма, выстраиваемую вокруг Циолковского, и создание космической инфраструктуры на ядерном объекте. 2) Взаимодействие с ракетчиками и космическими фирмами для физиков оказывается состязанием за оптимальный сценарий реализации невозможного. 3) Внутри советского атомного ведомства борьба за право на космос - это конкуренция между НИИ за первенство, преимущества и символической капитал. 4) В международной дискуссии право (советских) ядерщиков на космос обсуждается в перспективе радиационной безопасности. 5) Наконец, в личных историях участия в реализации ядерно-космической программы физики используют широкий спектр режимов вовлеченности - от веселости первопроходцев до космического скепсиса и интоксикации возвышенным - для того, чтобы артикулировать свое право на космос и дать экспертное заключение о перспективах его изучения. Статья написана в русле Обнинского проекта и на его материалах, с использованием корпуса исторических обзоров, мемуаров, исследовательских интервью и опубликованных документов, затрагивающих историю ядерно-космической программы Физико-энергетического института (г. Обнинск) в 1950-1980-е гг.,

Ключевые слова: социальные ядерные исследования, право на космос, экспериментальные утопии, средмашевский институт, ядерно-космическая программа, ядерно-энергетические установки, ядерные мемуары, риторические стратегии, обнинский космос, Обнинск.

© Галина Орлова - доцент кафедры социальной психологии академии психологии и педагогики, доцент департамента социальных наук, e-mail: [email protected].

Статья подготовлена в рамках проекта РГНФ грант-17-03-00809 «Город институтов: формирование советского ядерного кластера (1950-1970-е).

The article was supported by RHSF. Grant 17-03-00809 "The City of Research Institutes: Development of the Soviet nuclear cluster (1950-1970s)".

NUCLEAR PHYSICISTS IN THE STRUGGLE FOR THE RIGHT TO THE SPACE. APOCRYPHA

Galina А. Orlova

Southern Federal University, Rostov-on-Don, Russian Federation European Humanities University, Vilnius, Lithuania

ORCID https://oi-cid.org/0000-0001-6942-634X

This article is about how the researchers from a Physical Research Institute of the Ministry of Medium Machine Building assert retrospectively their right to the space. It also deals with the right to the space, realized in discourse and implemented in the material. Discourse and the materiality of the nuclear-space program episode are well known to the experts but were not included into the Soviet space canon because of the security restrictions and lost struggle for the meaning. Hence it is an apocrypha. Right to the space is constructed as a fuzzy analogy to the right to the city. It is fuzzy because it applies the Lefebvre concept to the planetary scale of cosmic self-determination of mankind, the hope for liberation from geopolitical gravity and the experimental utopias of the era of techno-poetic exploration of space. The author contextualizes discursive strategies that physicists and their environment used to approve and confirm their right to the space research. She touches at the same time upon interconnections of the Soviet nuclear and space programs and the matrix of space studies in the city of nuclear research institutes, the profile of the reactor institute and the rhetorical burden of the Cold war. Five families of articulation of the right of nuclear scientists to the space, implemented by different ways in different scales and environments, are described.1) Inside the non-core research institute, the focus is on the enthusiasm network built around Tsiolkovsky, and on the development of space research infrastructure at the territory of atom .2) Interaction with rocket engineers and space firms of legendary Soviet space designers for physicists appears to be a contest for the best script of implementation of the impossible. 3) Inside the Soviet atomic agency struggle for the right to the space exists as a competition between Research Institutes for the championship and symbolic capital. 4) In the international nuclear-space debate the right of (Soviet) nuclear scientists to space is discussed in terms of radiation safety. 5) Finally, in their nuclear memoires physicists use a wide range of modalities of involvement - from pioneer liveliness to space skepticism - to articulate their own right to the space and to provide expert advice on space investigation. The article is written in the course of the Obninsk project and is based on its materials, as well as a corpus of historical overviews, nuclear memoirs, research interviews and published documents related to the history of the nuclear-space program of Institute for Physics and Power Engineering (Obninsk) in the 1950s - 1980s years.

Keywords: social nuclear studies, right to the space, experimental utopia, research institute of Sredmash, nuclear-space program, facilities, nuclear memoirs, rhetorical strategies, Obninsk space.

В фильме «Девять дней одного года» в сцене свадьбы восторженный физик, сотрудник института ядерных исследований [1, л. 3] поднимает бокал за использование разработок Мити Гусева для освоения дальнего космоса. Однако его соцромантический порыв разделяет лишь девушка в платье в горошек. Гусев, бьющийся над термоядом, не понимает, для чего человечеству Галактика. Гости иронизируют по поводу суточных в тысячелетней командировке. А теоретик высчитывает «на салфеточке» расход топлива: «При весе космического корабля 100 тыс. тонн при скорости, близкой к скорости света, для облета части Галактики в разумный для человеческой жизни срок вам потребуется 10 тонн самого современного горючего. Справка: наша планета весит несколько меньше». В кино «трезвость мЫшления» одерживает верх над научно-техническим воображением, а космос остается космонавтам. В жизни - сотрудники средмашевского института берутся за расчет гомогенного графитового реактора для ядерного ракетного двигателя с тягой в 200 тонн, позволяющего развить 1-ю космическую скорость [2]. Так, за 10 лет до выхода на экраны самого физического фильма оттепели физики-ядерщики заявляют о своем праве на космос. Этот текст - о том, как сотрудники института ядерного профиля, журналисты «города мирного атома» и другие заинтересованные лица артикулируют это право в дискурсе и воплощают в материале.

К праву на космос

В манифесте «Право на город», опубликованном в конце 1967 года, французский марксист Анри Лефевр возложил надежды на обновление человека и общества на совместное освоение городских форм [3]. Годом ранее в ООН был подписан Договор по космосу, где на языке международного права стратегически сходные ожидания были сформулированы в отношении другого

1 Средмаш, Министерство среднего машиностроения - советское атомное ведомство, образованное в 1953 г. из 1-го Главного управления после ареста Берии.

пространства - космического [4]. В городе Лефевр разглядел потенциал для преодоления отчуждения. Тогда как космос в одночасье был провозглашен пространством общежития - без границ, неравенства, национальной юрисдикции, частной собственности и ядерного оружия. Если новую -коллаборативную - науку и теорию для города еще предстояло изобрести, то космос - по крайней мере на уровне международных деклараций и символических действий - стал образцовой лабораторией сотрудничества и был «открыт для исследований <...> без какой бы то ни было дискриминации <...> при свободном доступе во все районы небесных тел». Изменяя размерность действия, участия, коллаборации, космос задавал принципиально новый, планетарный масштаб самоопределения человечества и поддерживал глобальные оптики проектирования будущего. Для землян 1950-1960 годов, технопоэтически и практически открывающих космос, он был идеальной «утопией пространственной формы» [5, с. 82-83], питающей воображение, которое создает новые социальные миры. Левефр дополняет привычный список потребностей социально фундированной потребностью в городе и городской жизни, которая утоляет нашу нужду в спонтанных встречах и некоммодифицированных обменах. Но в обновленном списке полувековой давности не хватает еще одной общечеловеческой потребности, актуализированной в экстатическом наблюдении за первыми спутниками и встречах первых космо-/астронавтов. Речь идет о потребности в космосе, обещающем человечеству новую степень свободы в преодолении не только гравитации холодной войны, но и разделений всех мастей. Подозреваю, что через лефевровские экспериментальные утопии - планы, проекты, предложения по освоению и изменению пространства, создание и реализация которых начинается на Земле, - можно было заявить не только право на город, но и право на космос.

Прежде, чем описать, как это право отстаивали физики-ядерщики, необходимо очертить соотношение атомного и космического проектов, задающее контекст и репертуар диспозиций со стороны средмашевцев. Американский физик Элвин Вайнберг, с чьей легкой руки крупномасштабные научно-технические программы, связанные с решением стратегических задач, стали называть большой наукой, говорил об освоении атома и космоса как о пирамидах ХХ века [6, р. 161]. В советском технополитическом ландшафте эти пирамиды выглядят неравновеликими.

Физики трактуют космические исследования как «аппендикс» военной ядерной программы и связывают свое право на автономию с пропагандистским эффектом от запуска первого спутника [7, с. 132]. Он, как известно, был выведен на орбиту модификацией Р-7 межконтинентальной баллистической ракеты, созданной для поражения заокеанских целей. Покорители атома гордятся наукоемкостью своих научно-технических программ, которые координирует не только инженер (главный или генеральный конструктор), но и ученый-физик (научный руководитель), при этом кого-то из них смущает слава покорителей космоса, космонавтов, не подкрепленная научным поиском, а потому - незаслуженная. Окружение атомщиков фиксирует ситуации, в которых проявляется их преимущество, техническое или политическое. Например, сын К.И. Щелкина вспоминает, как отец вынудил Королева сделать двухканальной систему управления ракетой, несущей водородную бомбу: «Я заряд в твою ракету не поставлю <.> Твоя ракета не обеспечивает ни безопасности, ни надежности» [8, с. 53]. В этой истории научный руководитель Челябинска-70 не только повышает безопасность изделия, но и преподает ракетчикам урок технической культуры ядерного века. В ретроспективных рассказах работников космической отрасли это различие переосмыслено в категориях заимствования опыта и технологий. Так, в интервью Славе Геровичу разработчик систем отображения информации для космических кораблей Юрий Тяпченко рассказывает, как за основу брали - иногда без изменений - пульты управления АЭС [9, р. 119].

По части овладения коллективным воображением современников - а это важная составляющая большой науки, нуждающейся в публичной поддержке дорогостоящих программ, -атом уступал космосу. Борода Курчатова не шла ни в какое сравнение с улыбкой Гагарина, белые халаты - со скафандрами, а абстрактные ядерные структуры - с красотами Вселенной . Эта фора была освоена идеологически. Смещение пропагандистских приоритетов от атома к космосу можно проследить по спискам «достижений советских ученых и инженеров» и «величественных событий эпохи построения коммунизма» в речах Хрущева. К XXI съезду, ознаменованному «успешным пуском многоступенчатой ракеты в сторону Луны», достижения ракетчиков, позволяющие придать преимуществам советского строя космическую размерность , потеснили наработки мирных атомщиков [12, с. 18] .

Взаимодействие атомной и космической программ шло в двух направлениях : ракетчики разрабатывали носители для бомбы, а инженеры-физики предлагали решения для энергоснабжения космических аппаратов. После того, как ядерные взрывы в космосе и разработка ЯРД для крылатых ракет были запрещены или свернуты , средмашевцы не могли больше рассчитывать на стратегическое преимущество в космическом альянсе. Принимая решение о типе двигателя или топлива для своих проектов, космические «фирмы» сравнивали возможности ЯЭУ с солнечными батареями, а ядерное топливо - с химическим. По мере того как освоение дальнего космоса откладывалось, выбор все чаще делался не в пользу «ядерных» предложений, обещавших удорожание разработок, сложности в реализации и проблемы с радиационной безопасностью7. Завершая экскурс в историю космических ЯЭУ в СССР, автор учебника для инженеров-физиков описывает минимизацию ядерного присутствия в космосе как идеологическую формулу: «Применение ядерных энергетических установок в соответствии с принятой идеологией предусматривает их использование только в тех сферах, где нет возможности решить задачу с помощью других источников энергии» [17, с. 266]. А значит, ядерщикам требовались усилия и ресурсы, чтобы доказывать раз за разом свое право на космос.

«Обнинск в космосе»

Место, откуда физики выходили в космос, имеет значение. В 10 километрах к северу от него находится старинный Боровск, где учительствовали Федоров и Циолковский, в 80 километрах южнее - Калуга, которую из-за Константина Эдуардовича называют «космической». Среди местных жителей, работавш(ющ)их в одном из НИИ ядерного профиля, можно встретить и ценителя памятника Циолковскому в Боровске8, и стихийного дачника-космиста9, и неистового краеведа, использующего близость к космосу для доказательства исключительности обнинской земли.

2 На материале обнинской газеты «Вперед» о преимуществе видимого космоса над невидимым атомом писала участница нашего проекта в 2012-2014 гг. [10].

3 О пропагандистском использовании космоса и советской космической мифологии [11].

4 А значит, тезис Пола Джозефсона об атомно-энергетическом профиле инженерной утопии в эпоху Хрущева должен быть скорректирован с учетом космической программы [13].

5 Еще были радиоизотопы, которые в космосе использовали в качестве детекторов, сорбентов или начинки для батарей. Например, на станции «Луна-10» [14, с. 102].

6 И. Ларин пишет о состоянии разработок ЯРД в ИАЭ: «Была проделана гигантская и очень дорогая работа, но ее реализация оставлена потомкам» [15, с. 81].

7 Будущий директор НПО «Технология», начинавший инженером в ядерном НИИ, живописует скепсис генерального конструктора ОКБ-165 в отношении прямоточного атомного двигателя: «Когда мы бывали у него в КБ <...>, ясно было, что он в это дело не очень верил. И говорил примерно так: "Когда я создаю двигатель из металла, я имею тут (хлопает по груди, где орден обычно) и тут (хлопает по карману, где обычно располагается кошелек с деньгами). А с вами я ничего не заработаю"» [15, с. 56].

8 «Мечтатель. В валенках, в очечках весь, такой вот. и все вот туда. в небо. Удивительно! Мне очень нравится» (Интервью 2 с начальником лаборатории Учебного центра ВМФ. Из архива Обнинского проекта. Записано весной 2013 г. А. Касаткиной в Обнинске-Боровске).

9 «Вот, взаимосвязь. И. еще раз убеждается. убеждаешься в том, что в природе все взаимосвязано! Вот, все взаимосвязано! Вот, наши внутренние органы связаны, в теле. Это тело связано с окружающей средой, с атмосферой, с космосом, с облаками, с магнитными полями. И на участке это, все это же есть» (Интервью 3 с инженером-физиком, участвовавшим в реализации ядерно-косми-ческой программы. Из архива Обнинского проекта. Записано весной 2013 г. А. Касаткиной в Обнинске).

Ядерная история здесь начинается с секретной Лаборатории «В», созданной в 1946 году на 103-м километре от Москвы для трудоустройства немецких сотрудников, решающих реакторную проблему в атомном проекте. В 1950 году первым гражданским директором Объекта стал профессор Блохинцев, физик-теоретик, дублер Курчатова, автор базового учебника по квантовой механике. Дмитрий Иванович был мобилизован для решения задач большой науки: рассчитывал термоядерную бомбу, руководил работами по реакторам на тепловых и быстрых нейтронах, но не скрывал своей тяги к космосу. Уже после его смерти «Техника молодежи» опубликовала переписку подростка-Блохинцева с Циолковским -о космических полетах, ракетах, двигателях [18].

Закрытый поселок физиков Малоярославец-1, выросший вокруг Лаборатории «В», был преобразован в Обнинск в июне 1956 года - через два года после пуска Первой в мире АЭС. Город строил и снабжал Средмаш. Условно открытый для иностранцев, Обнинск стал витриной советского «мирного атома» [19]. Ядерным интуристам и первому космонавту показывали Первую в мире, но градообразующими предприятиями были НИИ. По соседству с реакторным институтом тут же развернули полигон ядерных метеорологов. Начали строить радиохимический центр. Рядом с теми, у кого была реакторная база (а значит, источники излучений), разместили радиомедиков. На критстендах, созданных физиками, тренировались и несли вахту моряки-подводники из Учебного центра ВМФ. Позже пришли геофизики, фиксирующие волны от далеких ядерных взрывов, сельхозрадиологи и сельхозметеорологи. Организовали филиал МИФИ и посадили отраслевой институт повышения квалификации (ЦИНК). А главным в институтском семействе -по размаху, ресурсам, вкладу в развитие городской инфраструктуры и символическому капиталу -все эти годы был Физико-энергетический, образованный в 1960 году из Лаборатории «В» [20, 21].

Причастность ядерным делам, реализованная разными способами, стала общим знаменателем обнинской локализации [22]. И даже в кроссвордах Обнинск фигурировал как город «Первой в мире АЭС». Но здесь бок о бок сосуществовали ведомственные и академические НИИ разного подчинения, что обеспечивало разнообразие научно-технических программ. ФЭИ относился к Средмашу, Институт медицинской радиологии - к Академии медицинских наук, Институт экспериментальной метеорологии - к Гидромету, Центральная сейсмическая обсерватория - к Академии наук, филиал Физико-химического института им. Карпова -к Госкомитету по химии, а Завод технического стекла - к Минавиапрому.

На экспериментальном заводе, преобразованном в НПО «Технология», делали стекла и цветные светофильтры для бортовых огней космических аппаратов10, обтекатели для крылатых ракет [23] и жаропрочную обшивку для «Бурана»11. А ветеранов предприятия награждали знаком «За содействие космической деятельности». У соседей - радиохимиков с Карповки -были «НИРы»12, выполняемые для Общемаша по направлению «Космос». Здесь решали проблему радиоизотопного ресайклинга конденсата, накапливающегося в кабине космического корабля [25]. Обнинские метеорологи запускали с острова Хейса ракеты для изучения верхних слоев атмосферы13. Их приборы для измерения радиации, установленные на аппаратах

10 Как поясняет завлаб «Технологии», «во-первых... ну, вот мы работали для космоса. Да, к примеру... создание стекол. Они должны были быть. радиацонно-оптически устойчивы <...>... не пропускали, но были прозрачные. при любых облучениях, да?!» (Интервью 4 с завлабом НПО «Технология». Из архива Обнинского проекта. Записано Зинаидой Васильевой в Обнинске осенью 2012 г.).

11 Первый директор «Технологии» с гордостью вспоминает об этой задаче как о самой сложной и интересной за всю историю предприятия [16].

2 Планы, содержащие сведения о космических объектах, входили в институтский Перечень сведений, составляющих государственную тайну [24].

13 В.П. Тесленко, генеральный конструктор, а позднее - директор ИЭМ, убежден: «Ракета была и остается незаменимой как средство прямого доступа в исследуемую среду. Даже спутники <..> не могут заменить геофизические ракеты вертикального зондирования» [21, с. 95-96].

«Фобос-1» и «Фобос-2», разрабатывало Центральное конструкторское бюро, отпочковавшееся от ИЭМ. Радиомедики изучали последствия нейтронного облучения, которому человек подвергается в космосе (Интервью 5 с заведующим в 1960-е лабораторией дозиметрии ИМР. Записано автором в мае 2018 г. в Москве). В 1970-е годы начались контакты Учебного центра ВМФ с Центром подготовки космонавтов: пригодился опыт пребывания подводников в замкнутых пространствах [26]. Гигантские двенадцатиметровые тарелки, запечатленные на городских фотографиях, стали частью инфраструктуры Научно-исследовательского центра космической гидрометеорологии «Планета». Для Центра, ежедневно принимающего и обрабатывающего информацию со спутников, контакт с космосом - рабочая рутина.

Из этих и других элементов «обнинский космос» собирают музейщики (в 2011 году в Музее города открылась выставка «Обнинск - город космический», куратор Н. Прусакова [27]), журналисты [28] и ноосферные краеведы. Краеведы грезят о космическом кластере и верят, что планетарная миссия города науки - передача в космос земной информации - осуществляется через 300-метровую метеорологическую мачту, сооруженную ядерными метеорологами в конце 1950-х [29, с. 57]. Ну а вдруг?

Фэишники: космический конспект

Космическая программа Лаборатории «В» стартовала до появления города Обнинска и институтов-пришельцев. У ее истоков стояли выпускники физфака МГУ (Игорь Бондаренко) и физико-энергетического факультета МЭИ (Виктор Пупко). Первую расчетную оценку уран-графитового реактора для ракеты они сделали по личной инициативе в 1951-м [30], на следующий год после появления в реакторном НИИ14. К 1954 году их поисковая работа по космической тематике получила институциональное оформление: собрали рабочую группу и выпустили первый отчет «Баллистическая атомная ракета» [32]. Молодежь поддержали и директор института, и Министерство.

В начале 1950-х Бондаренко и Пупко участвовали в рабочих встречах с Королевым. Постановлением 1956 г. главным конструктором двигателя баллистической атомной ракеты дальнего действия (БАР) был назначен В. Глушко, а научным руководителем работ по реактору для двигателя - академик Лейпунский, научный руководитель ФЭИ [33, с. 14]. К разработкам подключилась группа из НИИ-1 под руководством В. Ивлева. Физическую модель реактора 11Б91-ИР-20 вывели в критическое состояние в 1963-м. В 1968-м дошли до огневых испытаний в Семипалатинске [34, с. 128]. Потом проект заморозили. В контакте с Королевым проектировали ЯЭУ с машинным преобразованием. К 1965-му построили модель атомной ракеты малой тяги. Предполагалось, что ракету будут запускать к Марсу с лунной орбиты. По теме была защищена диссертация, а реализация проекта - свернута [35].

Полный цикл разработок физикам удалось выполнить в ходе создания ЯЭУ с прямым преобразованием для спутников-шпионов, конструирование которых было поручено КБ Челомея. Для выполнения этих работ в ФЭИ было образовано Отделение специальных ЯЭУ № 5 [36]. Установки должны были обеспечить энергией радиолокационное различение изображений [37]. Модели с полупроводниковыми батареями и с термоэмиссионными элементами разрабатывали параллельно. ЯЭУ на полупроводниках была альтернативой и американским разработкам,

14 Оба активно участвовали в программах Лаборатории «В». Бондаренко, защитивший за 10 лет две диссертации, сыграл важную роль в создании экспериментальной базы реакторов на быстрых нейтронах с натриевым теплоносителем, за что получил в 1960 г. Ленинскую премию. Пупко во второй п-не 1950-х защитился по реакторам для подлодок на свинце-висмуте и сосредоточился на космических разработках [31, с. 216].

и первой ЯЭУ с термоэлектрическим преобразователем «Ромашка», пущенной в 1964 году в ИАЭ им. Курчатова [38]. Пупко отмечает, что «термоэмиссионная ЯЭУ была воспринята Че-ломеем как простой «дублер» на случай неудачи с полупроводниковой» [34, с. 137]. Однако в ФЭИ ставку сделали на термоэмиссию. Если основной конструктивный элемент полупроводниковой ЯЭУ был разработан в Сухумском физтехе (И. Гвердцители), то сердце термоэмиссионной установки - многоэлементный электрогенерирующий канал («гирлянда») - был «ма-лыховиной», изобретением Владимира Малыха, руководителя технологов, за виртуозность материальных воплощений прозванного Левшой из ФЭИ [39, с. 49]. В 1961 году испытали первый ЭГК, а в 1970-м заработала наземная установка «Топаз». В ФЭИ эту задачу решали 7 технических лабораторий и опытный цех № 2, более 500 человек [40, с. 60]. Бортовую установку космическую с полупроводниковыми батареями («Бук») испытали в 1970-м на спутнике-шпионе «Космос-367». С 1970 по 1988-й было 32 пуска. Термоэмиссионный опытный преобразователь в активной зоне - ЯЭУ «Топаз» (изначально «Тополь») - дважды в 1987-м прошел в космосе летно-конструкторские испытания.

«Бук» и «Топаз» - единственные в СССР космические ЯЭУ, выведенные на орбиту. И не только в СССР. Первым - еще в 1965-м - туда отправили американский SNAP. После были только радиоизотопные батареи и генераторы. Пупко был награжден орденами Трудового Красного Знамени (1966, 1971), получил Госпремию (1972), а в 1995 - премию Шрайбера-Спенса от Лос-Аламосской лаборатории «За выдающиеся достижения в использовании ядерной энергии при космических исследованиях» (вместе с генеральным конструктором Георгием Грязновым, НПО «Красная Звезда»).

Несмотря на успех летно-конструкторских испытаний «Топаза» космическую программу ФЭИ фактически заморозили. Объясняют по-разному: кризисом ядерных исследований после Чернобыля; распадом системы государственной поддержки большой науки; реакцией советского руководства на требования международной общественности «прекратить загрязнять космос» [41]. К юбилеям и памятным датам о разработках обнинских физиков вспоминает ядерное сообщество [37, 42]. Но в публичном дискурсе места для них не нашлось. Сегодня Википедия и научно-популярные ресурсы сообщают о физиках, придумавших «Ромашку». А о научном руководстве «Бука» и «Топаза» - молчат. Профессиональный дискурс об истории космических ЯЭУ в СССР курируют сотрудники Курчатовского института: у них свои герои и приоритеты. О космических разработках ФЭИ по-английски помнят лучше, чем по-русски. Но часто - в связи с проблемами радиационной безопасности.

Кто же говорит на стороне обнинских физиков, с тех пор как об их космических разработках стало возможно говорить вслух? Игорь Бондаренко, идейный вдохновитель «обнинского космоса» и «душа ФЭИ», ушел из жизни в 1964 году, не дожив до 40 и не оставив воспоминаний. Пупко, возглавивший космическое направление, умер в 1999 году, до того, как Обнинск и ФЭИ накрыла лихорадка мемуаров. Его саркастическую «Историю работ по летательным аппаратам на ядерной энергии для космических и авиационных установок в ГНЦ РФ ФЭИ» в 2002 году издали отдельной брошюрой, а в 2007-м включили в юбилейный сборник «Космический мудрец». За пределами локального сообщества этот текст едва ли известен. Правда, к 50-летию ФЭИ Виктор Яковлевич опубликовал обзорные работы о результатах ядерно-космической программы -и в журнале «Атомная энергия», и в институтском сборнике [43, 44]. Вдова Бондаренко (Людмила Бондаренко) в 2000-е через публикации активно отстаивала приоритет мужа. На профильных конференциях в Дубне и Калуге совместно докладывали о космической программе НИИ бывший сотрудник Пупко, а в 1996-2010 годах - директор ФЭИ А. Зродников вместе с руководителем архивной службы института Ю. Фроловым. На Прозе.ру можно найти соцромантический очерк

А. Мельникова «Обнинские марсиане». Ученики и соратники Ю. Юрьев, Ю. Казанский, Э. Стумбур и другие - подготовили воспоминания об учителе. Физик-экспериментатор и институтский парторг-материаловед описали космическую эпопею ФЭИ в опубликованных (Ю. Ста-висский) и неопубликованных (А. Белов) мемуарах. Через тексты физиков временами проступают - что ценно - отчеты и другие архивные документы, доступные только сотрудникам режимного НИИ. Опираясь на этот корпус, я выделю и кратко опишу ключевые сюжеты и риторические стратегии, используемые физиками в борьбе за «обнинский космос».

Космос внутри

На фоне главных институтских космогоний - истории создания натриевых реакторов или ЯЭУ для субмарин - рассказы о начале космических работ выделяются высоким штилем, эмоциональной насыщенностью и стремлением обосновать связь научно-технической программы с местом. Ядерный контекст города институтов задавал сам ФЭИ - это от него и его Первой в мире институты-пришельцы вычерчивали свои обнинские траектории. А вот в космический контекст физикам еще нужно было вписаться. Ставку сделали на Циолковского: ему с «юности поклоняются» и Бондаренко [30], и Блохинцев [34]. Один «буквально бредит двигателями на атомной тяге» [35], другой - с «давних пор мечтает о космосе» [34]. А те, кто рассказывают эту историю на разные лады, выстраивают иерархическую сеть энтузиазма - от Циолковского к обнинской молодежи: «Игорь Ильич <...> завороженно слушал рассказы о встречах с калужским гением-самоучкой своего университетского наставника академика Дмитрия Блохинцева. Итог: молодой ученый променял аспирантуру у будущего Нобелевского лауреата академика Николая Семенова на работу в обнинском ФЭИ <. > В те годы Бондаренко «заразил» космосом еще одного талантливого фэишника - Виктора Пупко» [2].

Для дискурсивного укрепления космической программы или обоснования своего приоритета физики строили и другие сети: аккумулировали ядерно-космическое сотрудничество, утверждая, что «Королев и Блохинцев с давних пор вынашивали мечту о полете человека в космос»; играли политическим мускулом, рассказывая, как удачно в 1956-м вписались в проект Челомея, за которым стоял Хрущев; приглашали в свою творческую лабораторию, демонстрируя, как из соединения в один эвристический ансамбль партизан с рациями, академика Иоффе, радиолюбителей-колхозников из соседней Жуковки и «некого подобия керосиновой лампы» возникает идея ЯЭУ на полупроводниковых элементах. Однако сеть Циолковского была самой надежной, символически нагруженной и рабочей.

Чувствительность физиков к символической оснастке космического проекта проявилась и в том, что эксперимент Джорджа Говарда, вдохновивший в 1958 году Бондаренко на создание термоэмиссионной ЯЭУ, впервые воспроизвели 12 апреля 1961 года на петле быстрого исследовательского реактора БР-5. Мы не знаем, когда был сделан первый шаг к созданию материальной инфраструктуры ядерно-космической программы ФЭИ, но первый шаг, о котором мы знаем благодаря «Истории.» от В.Я. Пупко, синхронизирован с Днем космонавтики [23, с. 146]. Год спустя на реакторе Первой в мире была смонтирована петля прямого преобразования для ресурсных испытаний рабочих элементов ЯЭУ, где были воссозданы физические условия космоса: «Здесь фактически вот насос, насос, здесь же вакуум нужен, 10-8, это же космический вакуум» (Интервью 3 с инженером-физиком, участвовавшим в реализации ядерно-косми-ческой программы. Из архива Обнинского проекта. Записано весной 2013 г. А. Касаткиной в Обнинске). А потом, по настоянию академика Лейпунского - научного руководителя института, Министерство решило построить комплекс для наземных испытаний «Топаза» - здание 224, оснащенное вакуумной

камерой, стапелем и т.д. (Белов А. Воспоминания (рукопись). Из домашнего архива В. А. Соловьева). Петля БР-5, петля прямого преобразования АМ-1 и здание 224 своим наличием обеспечивали существование космоса внутри ядерного института, добавляя к символической связи с Циолковским материальность воплощения.

«До свидания, марсиянин!»

Во время интервью, которое бывший научный сотрудник Отделения № 5 дал моей коллеге Александре Касаткиной, физик примерял на себя инопланетную идентичность, скроенную по лекалам сегодняшней телекультуры: «А вот сейчас и по телевизору стали хорошие вот по Рен-ТУ, эти передачи-то о. о вселенных, о космосе [И.: Угу.], о планетах. Ведь (покашливает), ведь сколько доказательств того, что мы. мы, земляне, мы, скорей всего, марсиане! Марсиане нас сделали!» (Интервью 3 с инженером-физиком, участвовавшим в реализации ядерно-косми-ческой программы. Из архива Обнинского проекта. Записано весной 2013 г. А. Касаткиной в Обнинске). Однако у участников ядерно-космической программы ФЭИ были и другие способы почувствовать себя марсианами.

Директор Лаборатории «В» в своих комментариях к юношеской переписке с Циолковским рассказал о встрече с Королевым, в ходе которой генеральный конструктор забраковал модель ракеты с ЯРД, предложенную в начале 1950-х сотрудниками Блохинцева. В качестве рабочего тела, согласно заветам Константина Эдуардовича, ими был выбран водород. А главный ракетчик страны с помощью логарифмической линейки ниспроверг заветы: «"Расчет тоже неверен..." "Позвольте, в чем же? Я знал эту формулу еще в четырнадцать лет! Я не мог ошибиться. В Вашем утверждении какое-то недоразумение...". В садике роз, перед большим зданием, я прощался с ним: "До свидания, могильщик атомной энергии". Он: "До свидания, марсиянин" [18, с. 16].

Если Блохинцев локализует эпистемическую сцену в пространстве15, то мемуары Пуп-ко помещают ее во время космических разработок Лаборатории «В». Это было одно из первых обсуждений предложений Пупко и Бондаренко по ЯРД: «корифеи ракетной техники» полагали, что бак для водорода получится неподъемно большим, физики вычисляли вес бака «по общеизвестным формулам сопротивления материала», ссылка на Циолковского не сработала, слово «водород» оппоненты ядерщиков произносили «с зубовным скрежетом», а порядок реплик, которыми обменялись Королев и Блохинцев, был обратным - сначала марсиане, потом могильщики [34, с. 126].

Физики, названные марсианами за безудержный энтузиазм и нереалистичность исполнения задумок в материале, сами использовали фантастическое (и критически просвечивающее сквозь него утопическое) для дискурсивной разметки напряжений, возникавших во взаимодействии с космическими «фирмами» Королева, Келдыша и Глушко. Если «Королев и его ближайшее окружение любили экстремальные проекты» [34, с. 129], а потому поддерживали «совсем уж фантастические затеи» НИИ-1, вроде газофазного реактора [37], то у Глушко «не было интереса к смелым перспективным проектам», а потому интерес к марсианским полетам и поддержка разработки ионных движителей ослабевали [37]. В этой борьбе за значение и способ доступа в космос верх одерживал тот, кто предлагал оптимальный способ реализации невозможного.

Поэтому обнинцам было так важно показать и доказать причастность Игоря Бондаренко к осуществленному проекту - запуску первого искусственного спутника Земли. Юрий Ста-висский противопоставляет эту инициативу военной программе ракетчиков, отстаивая экс-

15 Не исключено, что речь идет о знаменитом розарии у главного корпуса Лаборатории «В». Садово-парковым хозяйством у физиков дирижировала Стефания Кудрявцева, озеленявшая Кремль и ЦПКО им. Горького [46].

клюзивное право Обнинска не только на мирный атом, но и на мирный космос [37]. Людмила Бондаренко, опирающаяся на семейный архив и поддержку архивистов ФЭИ, ссылается на «расчет по запуску искусственного спутника Земли, выполненный им не позже 1954 года и вошедший затем в один из отчетов по ядерным ракетам и космосу» [45, с. 68]. А Виктор Пуп-ко выводит «серьезные основания» из своих воспоминаний: «При всех наших встречах с работниками ОКБ-1 Игорь не уставал агитировать наших новых могущественных знакомых немедленно запустить в космос небольшой 1-й ИСЗ на базе показанной нам ракеты Р-5 <..> И представьте себе, наши корифеи возражали, но постепенно сдавались.» [34].

Здесь мемуарист создает градацию перехода ракетчиков - под натиском физика - от немыслимого к реализуемому. И тем самым осуществляет - на материале легендарной космической программы - дискурсивный реванш невозможного.

«Известный в мире как "Топаз-2"»

Виктор Пупко с чувством описывает подготовку правительственного документа, позволившего им с Бондаренко начать работы по «Буку» и «Топазу»: «Мы были счастливы и от того, что Постановление готовилось только нами (по ядерной части), без участия нашего "крупнокалиберного" конкурента ИАЭ им. Курчатова, который при малейшей возможности "зажимал" бы ФЭИ» [34, с. 138].

Право участвовать в космической программе нужно было не только обосновывать внутри непрофильного института или отстаивать перед ракетчиками, его еще нужно было обрести в конкурентной борьбе отраслевых институтов. Прокладывать фарватер научно-технической программы, реализуемой средмашевским НИИ, означало действовать политически: следовать неофициальной договоренности научных руководителей о профильной тематике и в то же время вступать в конкуренцию программ, поддерживаемую Министерством16.

К концу 1950-х Лаборатория «В» была самостоятельным НИИ со своей повесткой и динамично развивающимся научным сообществом, по большей части состоящим из молодежи. Но начиналось все чуть ли не с полигона курчатовского ЛИП АН: реактор АМ-1 для Первой в мире передали Блохинцеву, когда Курчатов увлекся термоядом. Визитной карточкой ФЭИ стали реакторы - на быстрых нейтронах (инфраструктура расширенного производства плутония и энергетики будущего) и с жидкометаллическим теплоносителем (для лодок). Однако ядерным мейнстримом были другие реакторы и другие лодки, разрабатываемые под руководством ИАЭ и НИКИЭТ. Космические ЯЭУ с прямым преобразованием были быстрыми и/или предполагали использование теплоносителя Ка-К. А, значит, относились к сфере интересов ФЭИ. Однако космическая программа ядерщиков, вплоть до подготовки кадров, была вотчиной Курчатовского института. Вот и секцию № 10 в НТС Министерства, ведающую авиационно-ракетными энергетическими установками, возглавлял кур-чатовец и вице-президент АН СССР М.Д. Миллионщиков [47, с. 253]. ЯЭУ, таким образом, оказались пограничным объектом.

Комментируя параллелизм в космических разработках ИАЭ и ФЭИ, бывший министр и главный инженер Курчатника, Евгений Адамов ссылается на средмашевскую традицию [48, с. 32]. В ИАЭ разрабатывали ядерный ракетный двигатель на основе импульсного графитового реактора ИГР-1, ЯЭУ в термоэлектрическим преобразованием «Ромашка» и

16 Так, создание в 1954 году второго ядерного центра, Челябинска-70, объясняли необходимостью держать бомбовиков в тонусе, «чтобы старый кот не дремал» [8, с. 96-97].

ЯЭУ с термоэмиссией «Енисей». В ФЭИ - ядерный ракетный двигатель ИР-100, ионный движитель, установки «Бук» и «Топаз». Нелетающую «Ромашку» быстро рассекретили и с

17

1964 г. показывали иностранцам . «Бук» отправили на космическую разведку и держали под секретом. Еще земной и со всех сторон секретный «Топаз» конспективно представили на «4-й Женеве» в 1971-м [49, с. 440].

Курчатовцы помнят, как на заседаниях НТС их оппонентами из года в год выступали главные конкуренты - ФЭИ и НПО «Красная Звезда», «других специалистов просто не было» [50]. Рассказывают, как заимствовали опыт ФЭИ по теплофизике и материаловедению жидких металлов при разработке «Енисея» [48, с. 27]. Признают, что при всем параллелизме «обнинцы вышли вперед: их аппараты летали, а курчатовские не летали» [51]. Однако в обзорах советских ядерно-космических разработок акценты расставлены иначе. Первым в цепочке участников работ стабильно идет ИАЭ, а фэишники теснятся в конце списка [52]. Обобщенно-безлично описаны успехи «Топаза», без названия установки и указания разработчика18. Сделаны выводы о «непринципиальной разнице конструкций» - летающий «Топаз» и нелетающий «Енисей», более мощный многоэлементный и одноэлементный ТВЭЛы уравнены в правах [48, с. 32]. Но особенно обнинцев возмутило заимствование их бренда для продвижения продукции курчатовцев на международном рынке. В 1990-е «Енисей», не претерпев конструктивных изменений, стал «Топазом-2» и был продан для наземных испытаний в США19: «Соперничество по этой идее ЭГК до сих пор сохраняется между нами и Курчатовским институтом, который ухитрился даже присвоить себе наше открытое название ЯЭУ «Топаз» (термоэмиссионный, опытный, преобразование в активной зоне). Дело дошло до того, что в иностранной литературе не без помощи ИАЭ нашу разработку стали называть «Топаз-1», а одноэлементную конструкцию - «Топаз-2», подчеркивая, что 2 означает вариант, более совершенный, чем «Топаз-1» [34, с. 147].

После этих непрямых дискурсивных преобразований историю советских ЯЭУ для космоса можно было рассказывать от «Ромашки» до «Топаза-2» [54, с. 89].

Фэишники отстаивали свой приоритет в сфере ЯРД и ЯЭУ для космоса. Но делали это главным образом в юбилейных институтских изданиях или докладах, посвященных истории работ в отдельно взятом НИИ [56], [57]. Они не предложили комплексного взгляда на ядерно-космические разработки в СССР. И только в последние годы попытались вписать достижения ФЭИ в более широкий контекст, отдавая должное результатам реализации параллельных программ и демонстрируя перспективы своих разработок для космической науки и техники ближайшего будущего [58, 59]. Последовательно и целенаправленно эту дискурсивную работу выполняли и продолжают выполнять курчатовцы.

Интерпретируя радиационную безопасность

Свен Грэн, участник мониторинга советской ядерно-космической программы, обозревает системы безопасности БУКА - ЯЭУ на спутниках системы УС-А - с критическим пафосом: «Программа УС-А, как кажется, имела высокий приоритет для арсенала Советов. Несмотря на

17 «Первый доклад за рубежом сделал тогда заместитель Меркина, но фактически - лидер разработки реакторной части установки, Н.Н. Пономарев-Степной уже через месяц после ее запуска. С этого момента установка <...> стала местом сущего паломничества. Было такое впечатление, что ее <...> включили в маршруты всех сколько-нибудь видных посетителей СССР» [48, с. 24].

18 «В 1970-1973 годах были созданы и впервые в мире прошли энергетические испытания три прототипа термоэмиссионного реактора-преобразователя. Два опытных образца в 1987 году были испытаны в космосе в составе экспериментального космического аппарата «Плазма-А» (Космос-1818 и Космос-1867)» [53, с. 31].

19 О том, что это сотрудничество (в 1991 г. создано АО INERTEK в составе Курчатовского института, НПО «Луч», американской фирмы ISP и пр.), должно спасти советскую ядерно-космическую программу, писала «Техника молодежи». В конце статьи указаны контакты московского бюро INERTEK, как в материалах, публикуемых на правах рекламы [55, с. 40-41].

неудачи, провалы и обеспокоенность мировой общественности, она осуществлялась на протяжении почти 30 лет. Программа запомнится своей самобытностью, катастрофами (Космос-954 и Космос-1402), загрязнением земной орбиты космическим мусором и помехами в работе гамма-обсерваторий на орбите!» [60].

Из этой - регрессивной - перспективы история эксплуатации ЯЭУ «БУК» складывается из первого пуска в 1970-м, двух (вероятных) неудачных пусков в последующие годы, падения Космоса-954 в 1978-м на Северную Канаду, оптимизации системы безопасности, падения Космоса-1402 в 1983-м в воды Атлантики, еще одной оптимизации, проблем с Космосом-1900 в 1988-м (потеря связи и автоматический увод на орбиту захоронения) и бесславного закрытия программы в тот же год.

Иностранные коллеги, в той или иной степени разделяющие позицию Грэна, напоминают, что наследие советского космоса - это сотни килограмм ядерного топлива и радиоактивного мусора на орбитах захоронения20; это слабо экранированные в заботе о снижении общего веса реакторные зоны, испускающие гамма-лучи, которые угрожают космической технике [62]; это - непрозрачность советской философии ядерной безопасности в космосе [60].

Дискурсивную форму этим комментариям придает не столько глобальная «культура безопасности», возобладавшая в отношении ядерных разработок после Чернобыля [63], сколько атмосфера холодной войны. Комментаторы напоминают, как после аварии 1978-го президент Джимми Картер потребовал от СССР прекратить запуски ядерной техники на орбиту, а Советы не ответили. Подчеркивают, что США, выводя в космос БКЛР-Ю и ядерные генераторы, думали о мирном освоении дальнего космоса, а Советский Союз реализовывал военную шпионскую программу [64]. А если тексты были написаны в конце 1980-х, то в них выражалась надежда на благотворное влияние гласности на усиление открытости и рост ответственности СССР в ядерной политике в космосе.

Впервые данные об устройстве космических ЯЭУ, разрабатываемых ФЭИ и НПО «Красная Звезда», представили международному сообществу на 6-м Симпозиуме по использованию ядерной энергии в космосе, проходившем в Альбукерке (1989 г.). С тех пор о безопасности «Космосов» по-английски чаще писали главный конструктор и его сотрудники из НПО «Красная Звезда» [65, 66]. Научный руководитель программы затронул эти вопросы в своей «Истории.» [34].

«Самой большой неприятностью международного масштаба» он назвал падение Космоса-954 в район Большого Невольничьего озера. Но если иностранные авторы обсуждали, сколько урана-235 достигло земли (порядка 4 кг), какова вероятность возникновения у местного населения злокачественных новообразований из-за радиоактивных загрязнений (0,07 %), какая площадь подверглась загрязнению (порядка 100 000 км2) [67, 68], то начальник отделения космической техники ФЭИ, интерпретируя открытый отчет канадско-американской спецоперации «Утренний свет», упомянул о незначительном объеме радиоактивных выпадений и иронически прошелся по поводу ценной работы, проделанной зарубежными коллегами для СССР за несколько миллионов долларов (счет, выставленный Канадой Советскому Союзу за работы по дезактивации) [34, с. 143]. О том, что «сверхвзволнованное» руководство ФЭИ и ответственные разработчики были вызваны на ковер к Славскому, рассказывает министерский наблюдатель. Он же поясняет, какие конструктивные изменения были внесены в систему радиационной безопасности после этой аварии [47, с. 259].

20 Эль-Генк, например, приводит и тут же оспаривает цифру в 146 кг радиоактивной взвеси Ыа-К теплоносителя, выброшенных 16-ю «Буками» между 1980 и 1988 гг. Он полагает, что эти объемы куда больше [61].

Начальника Отделения № 5 Физико-энергетического института куда больше вопросов радиационной безопасности космоса и планеты заботила безопасность иного масштаба: «Вообще, я очень переживал за ядерную безопасность на полигоне. Дело в том, что там, на технической позиции, где идет монтаж всех систем спутника, их проверка и крутится много народу, никому нет дела до других участников работ. Ничего бы не стоило ошибочно запустить в работу, несмотря на блокировки от общих пультов, органы регулирования нашего реактора и переоблучить людей. Слава богу, до такого события дело не дошло <...> По правилам техники ядерной безопасности пуск ЯЭУ от САУ производится только после выхода спутника на орбиту, и это очень правильно! Меня не раз уговаривали устранить это правило и делать запуск на Земле. Но я категорически возражал» [34, с. 142]. Виктор Яковлевич иронически дистанцируется от озабоченности международных экспертов вопросами глобальной радиационной безопасности в космосе, однако он печется о своих сотрудниках. Это лишний раз доказывает, что текст «Истории.» писался для своих. Вот только локальная тревога научного руководителя выражена на языке протокола, принятого ООН в 1992 году, п.2ё [69].

P.S. Космический аффект

Сотрудники Пупко не выражают опасений по поводу безопасности работ, в которых участвовали десятилетиями. Хотя, например, начальник Первой в мире Виктор Северьянов вспоминает об исключительных радиационных условиях в «космосе», находившемся под его началом - на петле прямого преобразования реактора АМ21. А Анатолий Зродников - о том, как «вздрогнул» командир камчатского командно-измерительного комплекса, когда узнал, что спутник, входящий в его зону ответственности, несет 40 кг урана [37]. Но что и как выражают сами физики, имеет значение для закрепления за ними права на космос. На этот раз - через субъективную вовлеченность в дело жизни.

Локальный континуум космического аффекта задают позиции двух Юриев - Юрьева и Стависского. Один пришел в Лабораторию «В» после Бауманки в 1957-м и решал инженерные задачи в команде Бондаренко - Пупко. Другой - закончил ММИ в 1950-м. В Лаборатории «В» создавал быстрые и импульсные реакторы, а в космической группе занимался ионными движителями.

Для Юрьева-инженера причастность космосу - это соприкосновение с чудом технического воплощения и участие в создании «Топаза», который он считает «абсолютным рекордом среди космических ядерных реакторов. Более сложной, более интересной, более чудесной машины нет и не будет» [42]. Юрьев не только не скрывает экстаза первопроходца и веселой очарованности новым, но и передает опыт пионера тем, кто находится в начале пути: «Великое дело оказаться молодому специалисту в начале нового проекта, новой машины, в начале реализации новой научно-технической идеи! Как будто ты идешь по чистому гладкому пляжу необитаемого острова, и каждый твой шаг - каким бы он ни был маленьким и неловким - это новое знание и умение» [71, с. 189].

Физик Стависский по праву того, кто этот путь прошел, отказывается от доступа в космос и деконструирует идеологическую оснастку этого предприятия - технологический оптимизм, утопии пространственной формы и социалистический романтизм с его надеждой на светлое космическое будущее для освобожденного человечества: «Мое мнение, мнение не современника-дилетанта, а специалиста-соучастника, космос не для людей, космос грозит чело-

21 «Когда ремонтировали насосы, то радиация была такая, что работать без угрозы для здоровья можно 20 секунд. Запускаешь слесаря в бокс - крути гайку 20 секунд, и обратно! Он выскакивает - все, недельную дозу получил» [70].

вечеству гибелью. И не только со стороны инопланетных цивилизаций. Весь смысл сегодняшних космических работ, безусловно очень интересных, любопытных для многих - военный, я думаю на 90 %, если не более. Имеется, конечно, весьма полезное применение - спутники связи, но куда больше спутников-шпионов. Космические полеты? Зачем? Другие цивилизации? В Солнечной системе их, по-видимому, нет, а если и есть, то они так далеки от нас, что не дай Бог поближе с ними познакомиться» [72, c. 5б].

В разочаровании мемуариста, разрабатывавшего ракетный двигатель для марсианской экспедиции, можно различить не только этическую критику двуличной политики освоения космоса, обманувшей ожидания шестидесятника, но и неуютное присутствие возвышенного. Соприкоснувшись с нечеловекомерной громадой космоса, физик из Обнинска отворачивается от него, чтобы заняться источниками энергии для земных дел. И в этом становится похож на Митю Гусева из «9 дней одного года». Апокриф - ведь и Стависский, и Зродников, представляя ядерно-космические разработки обнинских физиков, говорят о малоизвестной (и не только по причине секретности) программе, - вступает в перекличку с каноном.

Список литературы

1. Ромм М., Храбровицкий Д. Я иду в неизвестное (Зб5 дней). Режиссерский сценарий // РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства). Ф. B44, О.2, Ед. 1B, 1959 г. Л. 3.

2. Мельников А. Обнинские марсиане [Электронный ресурс] // Проза. ру. - URL: http://www.proza.ru/20l5/l2/2B/547 (дата обращения: 23.03.201B).

3. Lefebvre H. Le droit à la ville // L'Homme et la société. - 19б7. - No. б. - P. 29-35.

4. Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела. Принят резолюцией XXII Генеральной ассамблеи ООН от 19 декабря 19бб г. [Электронный ресурс]. - URL: http://www.un.org/ ru/documents/decl_conv/conventions/outer_space_governing.shtml (дата обращения: 23.03.201B).

5. Харви Д. Право на город // Логос. - 200B. - № 3. - С. B0-94.

6. Weinberg A. Impact of Large-Scale Science on the United States // Science. - 19б1. -Vol. 134 (3473). - Р. 1б1-1б4.

7. Сарданашвили Г. Между рассветом и закатом: советская физика (1950-1979 гг.). - М.: ЛЕНАНД, 2014. - С. 132.

B. Щелкин Ф. Апостолы ядерного века. Воспоминания, размышления. - М.: ДеЛи Принт, 2004.

9. Gerovitch S. Voices of the Soviet Space Program: Cosmonauts, Soldiers, and Engineers Who Took the USSR into Space. - Springer, 2014.

10. Головатова Е. Битва за видимость и локальная политика большой советской науки: атом vs космос // Конструируя «советское»? Политическое сознание, повседневные практики, новые идентичности: материалы Восьмой Междунар. конф. студентов и аспирантов (1B-19 апреля 2014 года, Санкт-Петербург) / сост. Е. Жданкова, Г. Сузи [и др.]. - СПб.: Изд-во Евр. ун-та в Санкт-Петербурге, 2014. - С. 3B-44.

11. Gerovitch S. Soviet space mythologies: Public images, private memories, and the making of a cultural identity. - University of Pittsburgh Press, 2015.

12. Внеочередной XXI съезд Коммунистической партии Советского Союза. 27 января -5 февраля 1959 года: стенограф. отчет. - М.: Политиздат, 1959. - C. 1B.

13. Josephson P. Red atom: Russia's nuclear power program from Stalin to today. - University of Pittsburgh Pre, 2005.

14. Петросьянц А. Изотопы в народном хозяйстве СССР // Атомная энергия. - 1969. -№ 26 (2).

15. Ларин И. Академик атомных дел. - М.: ИздАт, 1998.

16. Ромашин А. А. Автобиографическая повесть генерального директора. - М.: Красная звезда, 2010.

17. Волошин Н. К истории отечественного атомного проекта. - М.: ИздАт, 2009.

18. Блохинцев Д. Свет из Калуги // Техника молодежи. - 1983. - № 4. - С. 14-17.

19. Орлова Г. Контакты третьей степени: заметки о витринной науке // НЛО. - 2014. -№ 128. - C. 64-87.

20. Ларина Т. Обнинск: 50 лет. - Обнинск, 2006.

21. Гаврилова Р. История становления Обнинска, 1940-1960. - Калининград: Аксиос, 2013.

22. Орлова Г. Город институтов: заметки о ядерной топологии // Социология власти. -2017. - № 4. - С. 67-104.

23. Создание радиопрозрачного высокотермостойкого обтекателя для ракеты Х-24 «Яхонт»: техн. отчет. Обнинск. 1966 г. // РГА в Самаре. Ф. р.779. О. 4-1. Ед. 13.

24. Перечень сведений, составляющих государственную тайну // РГА в Самаре, Ф. р374. Оп. 4-6, Ед. хр. 8.

25. Исследование методов очистки конденсата атмосферной влаги космических объектов с помощью различных сорбентов: техн. отчет; рук. Касперович, Бычков. Обнинск. 1966 г. // РГА в Самаре. Ф. р-374. Оп. 2с-1. Ед. хр. 23.

26. Учебному центру ВМФ 60 лет [Электронный ресурс]. - URL: http://novyigorodok.ru/ magazin/-40/uchebnomu-centru-vmf-60-let.html (дата обращения: 23.03.2018).

27. Никулина Н. Привычный космос // Обнинск. - 2011. -19.04. - № 45 (3455).

28. Собачкин А. Обнинск в космосе // НГ Регион. - 2011. - 7.04.

29. Тарасов В. Приобнинский край. Обоснование понятия. Виртуальный музей Приоб-нинского края // Приобнинский край. Город и окрестности. История и современность: тр. Обн. краевед. объединения «Репинка». Вып. 1. Т. 1. / ред. В. Тарасов. - Обнинск: Росинтал, 2012. - С. 54-62.

30. Бондаренко в создание ядерной космической энергетики [Электронный ресурс] / Л. Бон-даренко, А. Мальцев, В. Портяной, Ю. Фролов, И.И. Вклад // Научные чтения памяти Циолковского. - Калуга, 2008. - URL: http://readings.gmik.ru/lecture/2006-VKLAD-I-I-B0N-DARENK0-V-S0ZDANIE-YADERN0Y-K0SMICHESK0Y-ENERGETIKI-K-80-LETIYU-S0-DNYA-R0ZHDE-NIYA (дата обращения: 23.03.2018).

31. Ионкин В.И. В.Я. Пупко // Физико-энергетический институт: летопись в судьбах / ГНЦ РФ - ФЭИ. - Обнинск, 2006. - С. 215-221.

32. Зродников А., Мальцев А., Портяной В., Фролов Ю. Из истории создания космических ядерных реакторов // Новости космонавтики. - 2008. - № 2 (301).

33. Ядерные ракетные двигатели / Ю. Демянко, Г. Конюхов, А. Коротеев, Е. Кузьмин, А. Павельев. - М.: Норма-Информ, 2001. - 415 с.

34. Пупко В. История работ по летательным аппаратам на ядерной энергии для космических и авиационных установок в ГНЦ РФ ФЭИ // Космический мудрец. Избранные труды. Воспоминания / ГНЦ РФ - ФЭИ. - Обнинск, 2007.

35. Стависский Ю. Я. В космос на атомной тяге. Мечты и реальность // Наука и жизнь. -2003. - № 10.

36. ГНЦ РФ ФЭИ им. академика Лейпунского 50 лет / под ред. Б. Громова, М. Троянова. -Обнинск, 1996.

37. Анатолий Зродников: космос - дело общее // Атомная энергия [Электронный ресурс]. -URL: http://www.atomic-energy.ru/interviews/2015/05/06/15924 (дата обращения: 23.03.2018).

38. Lüscher F. Romashka and the Poetics of Soviet Nuclear Internationalism // Nuclear Technopolitics in the Soviet Union and Beyond. - Tübingen, Deutschland, 2018. - 22-23 März.

39. Юрьев Ю. Легенда о мастере Левше из ФЭИ // Прометеевский человек. К 90-летию со дня рождения В.А. Малых / ГНЦ РФ - ФЭИ. - Обнинск, 2013. - С. 49-53.

40. Белов А.Н. П.М. Бологов // Физико-энергетический институт: Летопись в судьбах / ГНЦ РФ - ФЭИ. - Обнинск, 2006. - С. 57-63.

41. Карасев П. ЯЭУ в космосе [Электронный ресурс] // ProAtom. - URL: http://www.pro-atom.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=995 (дата обращения: 23.03.2018).

42. Юрий Юрьев: «Топаз» - абсолютный рекорд // AtomInfo.Ru [Электронный ресурс]. -URL: http://www.atominfo.ru/news2/b0667.htm/ (дата обращения: 23.03.2018).

43. Пупко В. Работы по ядерным установкам для космоса // Атомная энергия. - 1996. -№ 80 (5).

44. Пупко В. История работ в ФЭИ по разработке и созданию ЯРД и космических ЯЭУ // 50 лет ФЭИ / под ред. Б. Громова, О. Казачковского, М. Троянова / ГНЦ РФ - ФЭИ. - Обнинск, 1996. - С. 201-211.

45. // Физико-энергетический институт: летопись в судьбах / Л. Бондаренко, В. Мальцев, А. Портяной, ИИ. Бондаренко / ГНЦ РФ - ФЭИ. - Обнинск, 2006. - С. 63-72.

46. Эпатова Н. О, современники мои! О Кудрявцевой Стефании Алексеевне. - Обнинск,

2008.

47. Круглов А. Штаб Атомпрома. - М.: ИздаАт, 1998.

48. Адамов Е. Не благодаря, а вопреки. - М.: Актив, 2009.

49. Перечень советских докладов, представленных на IV Международной конференции по мирному использованию атомной энергии // Атомная энергия. - 1971. - № 31 (4).

50. Кухаркин Н. Смелые идеи ХХ века [Электронный ресурс] / Интервью из открытого архива Росатома «Живая история». Записал Эргали Гер в 2014 г. - URL: http://me-mory.biblioatom.ru/persona/kuharkin_n_e/ (дата обращения: 23.03.2018).

51. Сидоренко В. Реакторы развивались быстрее, чем культура безопасности. Интервью из открытого архива Росатома «Живая история». Записал Эргали Гер в 2015 г. - URL: http://memory.biblioatom.ru/persona/sidorenko_v_a/ (дата обращения: 23.03.2018).

52. Кухаркин Н.Е., Пономарев-Степной Н.Н., Усов В.А. Космическая ядерная энергетика: ядерные реакторы с термоэлектрическим и термоэмиссионным преобразованием - «Ромашка» и «Енисей» / под ред. Е.Н. Пономарева-Степного. - М.: ИздАТ, 2012.

53. Пономарев-Степной Н. Н., Кухаркин Н. Е., Усов В. А. Ядерные установки для энергетики и промышленности и атомные летательные аппараты // Высокотемпературная ядерная энергетика. Уникальные разработки и экспериментальная база Курчатовского института / под ред. Н.Н. Пономарева-Степного. - М.: ИздАТ, 2008. С. 12 - 36.

54. Федик И. Ядерно-космическая энергетика // История советского атомного проекта (1940-1950): материалы междунар. симп. - Дубна. - 1996. - Т. 3. - С. 86-91.

55. Высокие технологии из «Енисея» // Техника молодежи. - 1996 (11). - С. 40-41.

56. Курдинова Л., Фролов Ю. Очерк жизни и деятельности // А.И. Лейпунский: страницы жизни и деятельности. - Обнинск, 2013.

57. Громов Б., Казачковский О., Троянов М. Создание Лаборатории «В» и первый этап ее деятельности // История советского атомного проекта (1940-1950-е). - Дубна, 1996. - С. 176-184.

58. В.Я. Пупко и космическая ядерная энергетика / О. Кухарчук, В. Линник, А. Пышко, Ю. Юрьев // Изв. вузов. Ядерная энергетика. - 2016. - № 4. - С. 78-91.

59. Ярыгин В. Ядерная энергетика прямого преобразования в космических миссиях XXI в. // Изв. вузов. Ядерная энергетика. - 2013. - № 2. - С. 5-20.

60. Bennett G. Soviet space nuclear reactor incidents: perception versus reality // Space Nuclear Power Systems. Eds. M. El-Genk, M. Hoover. - Malabar: Orbit Book Company, 1992. - P. 273-278.

61. El-Genk M. S. Deployment history and design considerations for space reactor power systems // Acta Astronautica. - 2009. - Vol. 64 (9-10). - Р. 833-849.

62. Nuclear Power in Space. The best course for space-borne reactors? / S. Aftergood, D. Hafemeister, O. Prilutsky, J. Primack, S. Roclionov // Scientific American. - 1991. - Vol. 6. - P. 42-47.

63. Cooper Ph. 2000. Towards a model of safety culture // Safety science. - 2000. - Vol. 36 (2). -P. 111-136.

64. Bennett G. A look at the Soviet space nuclear power program // Energy Conversion Engineering Conference, 1989. IECEC-89., Proceedings of the 24th Intersociety. - IEEE, 1989. -P.1187-1194.

65. Problem analysis of the nuclear and radiation safety for SNPS / G. Gryaznov [et al.] // Specialist Conference on Nuclear Power Engineering in Space, Selected Papers. - Obninsk, 1990. -P. 15-19.

66. A concept of radiation safety for nuclear power units in space and its implementation in the "Kosmos-1900" satellite / G.M. Gryaznov [et al.] // Soviet Atomic Energy. - 1989. - Vol. 66(6). -P. 422-425.

67. Grasty R. Estimating the Fallout on Great Slave Lake from Cosmos-954 // Transactions of the American Nuclear Society. - 1978. - Vol. 29. - P. 116.

68. Gummer W. Cosmos-954, The Occurrence and Nature of Recovered Debris, Canadian Atomic Energy Control Board report INFO-0006, Canadian Government Publishing Center, Hull, Quebec, Canada, 1978.

69. Принципы, касающиеся использования ядерных источников энергии в космическом пространстве [Электронный ресурс] / Приняты резолюцией 47 / 68 Генеральной Ассамблеи ООН 14.12.1992 г. - URL: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/outer-space_nucpower.shtml (дата обращения: 23.03.2018).

70. Северьянов В. Гордость и горечь / подготовка Г. Рахматулиной // Час пик. - 2010. -

02.07.

71. Юрьев Ю.С. Космический мудрец // Космический мудрец. Избранные труды. Воспоминания/ ГНЦ РФ - ФЭИ. - Обнинск, 2007. - С. 189-192.

72. Стависский Ю. Мы из Обнинска. Записки нейтронщика. - М., 2002.

References

1. Romm M., Khrabrovitskii D. la idu v neizvestnoe (365 dnei). Rezhisserskii stsenarii [I go to the unknown (365 days). Director's script]. Rossiiskii gosudarstvennyi arkhivliteratury i iskusstva, f. 844, o.2, ed. 18,1959 g., l. 3.

2. Mel'nikov A. Obnnskie marsiane [Obnskie Martians], available at: http://www.proza.ru/2015/12/28/547 (assessed 23 March 2018).

3. Lefebvre H. Le droit à la ville. L'Homme et la société. 1967, no. 6, pp. 29-35.

4. Dogovor o printsipakh deiatel'nosti gosudarstv po issledovaniiu i ispol'zovaniiu kosmicheskogo prostranstva, vkliuchaia Lunu i drugie nebesnye tela [Treaty on the principles of the activities of states in the exploration and use of outer space, including the moon and other celestial bodies]. Priniat rezoliutsiei XXII General'noi assamblei Organizatsiei Ob"edinennykh Natsii ot 19 dekabria 1966 g., available at: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/outer_space_governing.shtml (assessed 23 March 2018).

5. Harvey D. Pravo na gorod [The right to the city]. Logos, 2008, no. 3, pp. 80-94.

6. Weinberg A. Impact of Large-Scale Science on the United States. Science, 1961, vol. 134 (3473), pp. 161-164.

7. Sardanashvili G. Mezhdu rassvetom i zakatom: sovetskaia fizika (1950 - 1979 gg.) [Between dawn and sunset: Soviet physics (1950-1979 gg.)]. Moscow, Lenand, 2014, 132 p.

8. Shchelkin F. Apostoly iadernogo veka. Vospominaniia, razmyshleniia [Apostles of the nuclear age. Memories, reflections]. Moscow, DeLi Print, 2004.

9. Gerovitch S. Voices of the Soviet Space Program: Cosmonauts, Soldiers, and Engineers Who Took the USSR into Space. Springer, 2014.

10. Golovatova E. Bitva za vidimost' i lokal'naia politika bol'shoi sovetskoi nauki: atom vs kosmos [The battle for visibility and local politics of the great Soviet science: the atom vs space]. Konstruiruia «sovetskoe»? Politicheskoe soznanie, povsednevnye praktiki, novye identichnosti: materialy vos'moi mezhdunarodnoi konferentsii studentov i aspirantov (18-19 aprelia 2014 goda, Sankt-Peterburg). Saitn Petersburg, Evropeiskii universitet v Sankt-Peterburge, 2014, pp. 38-44.

11. Gerovitch S. Soviet space mythologies: Public images, private memories, and the making of a cultural identity. University of Pittsburgh Press, 2015.

12. Vneocherednoi XXI s"ezd Kommunisticheskoi Partii Sovetskogo Soiuza. 27 ianvaria — 5 fevralia 1959 goda [Extraordinary XXI congress of the Communist Party of the Soviet Union. January 27 - February 5, 1959.]. Stenograficheskii otchet. Moscow, Politizdat, 1959, p.18.

13. Josephson P. Red atom: Russia's nuclear power program from Stalin to today. University of Pittsburgh Press, 2005.

14. Petros'iants A. Izotopy v narodnom khoziaistve SSSR [Isotopes in the national economy of the USSR]. Atomnaia Energiia, 1969, iss. 26, no. 2.

15. Larin I. Akademik atomnykh del [Academician of atomic affairs]. Moscow, IzdAt, 1998.

16. Romashin A. A. Avtobiograficheskaia povest' general'nogo direktora [Autobiographical story of the general director]. Moscow, Krasnaia zvezda, 2010.

17. Voloshin N. K istorii otechestvennogo atomnogo proekta [To the history of the domestic atomic project]. Moscow, IzdAt, 2009.

18. Blokhintsev D. Svet iz Kalugi [Light from Kaluga]. Tekhnika Molodezhi, 1983, no. 4, pp. 14-17.

19. Orlova G. Kontakty tret'ei stepeni: zametki o vitrinnoi nauke [Contacts of the third degree: notes on showcase science]. Novoe Literaturnoe Obozrenie, 2014, no. 128, pp. 64 - 87.

20. Larina T. Obninsk: 50 let [Obninsk: 50 years]. Obninsk, 2006.

21. Gavrilova R. Istoriia stanovleniia Obninska, 1940 - 1960 [The history of the formation of Obninsk, 1940 - 1960]. Kaliningrad, Aksios, 2013.

22. Orlova G. Gorod institutov: zametki o iadernoi topologii [City of Institutions: Notes on Nuclear Topology]. Sotsiologiia Vlasti, 2017, no.4, pp. 67 - 104.

23. Sozdanie radioprozrachnogo vysokotermostoikogo obtekatelia dlia rakety Kh-24 «Iakhont». Tekhnicheskii otchet. Obninsk. 1966 g. RGA v Samare, f. r.779, o. 4-1, ed. 13.

24. Perechen' svedenii, sostavliaiushchikh gosudarstvennuiu tainu. RGA v Samare, f. r374, o. 4-6, ed. 8.

25. Tekhnicheskii otchet po teme «Issledovanie metodov ochistki kondensata atmosfernoi vlagi kosmicheskikh ob"ektov s pomoshch'iu razlichnykh sorbentov». Ruk. Kasperovich, Bychkov. Obninsk. 1966 g. RGA v Samare, f. r-374, o. 2s-1, ed. 23.

26. Uchebnomu tsentru Voenno-morskogo flota 60 let [The Navy Training Center is 60 years old], available at: http://novyigorodok.ru/ magazin/-40/uchebnomu-centru-vmf-60-let.html (assessed 23 March 2018).

27. Nikulina N. Privychnyi kosmos [The usual space]. Obninsk, iss. 45, no. 3455, 19.04.2011.

28. Sobachkin A. Obninsk v kosmose [Obninsk in the cosmos]. Narodnaia Gazeta, NG-Region, 7.04.2011

29. Tarasov V. Priobninskii krai. Obosnovanie poniatiia. Virtual'nyi muzei Priobninskogo kraia [Priobninsky region. Substantiation of the concept]. Priobninskii krai. Gorod i okrestnosti. Istoriia i sovremennost'. Trudy Obninskogo kraevedcheskogo ob"edineniia «Repinka». Obninsk, Rosintal, 2012, iss. 1, vol.1, pp. 54 - 62.

30. Bondarenko L., Mal'tsev A., Portianoi V., Frolov Iu. Vklad I.I. Bondarenko v sozdanie iadernoi kosmicheskoi energetiki [Bondarenko in the creation of nuclear space energy]. Nauchnye chteniia pamiati Tsiolkovskogo. Kaluga, 2008, available at: http://readings.gmik.ru/lecture/2006-VKLAD-I-I-BONDARENKO-V-SOZDANIE-YADERNOY-KOSMICHESKOY-ENERGETIKI-K-80-LETIYU-SO-DNYA-ROZHDENIYA (assessed 23 March 2018).

31. Ionkin V.I. V.Ia. Pupko [ V.Ya. Pupko]. Fiziko-energeticheskii institut: letopis' v sud'bakh. Obninsk, Gosudarstvennyi nauchnyi tsentr Rossiiskoi Federatsii - Fiziko-energeticheskii institut, 2006, pp. 215 - 221.

32. Zrodnikov A., Mal'tsev A., Portianoi V., Frolov Iu. Iz istorii sozdaniia kosmicheskikh iadernykh reaktorov [From the history of creation of space nuclear reactors]. Novosti Kosmonavtiki, 2008, iss. 2, no. 301.

33. Demianko Iu., Koniukhov G., Koroteev A., Kuz'min E., Pavel'ev A. Iadernye raketnye dvigateli [Nuclear rocket engines]. Moscow, Norma-Inform, 2001.

34. Pupko V. Istoriia rabot po letatel'nym apparatam na iadernoi energii dlia kosmicheskikh i aviatsionnykh ustanovok v Gosudarstvennom nauchnom tsentre Rossiiskoi Federatsii — Fiziko-energeticheskii institute [The history of works on aircrafts for nuclear energy for space and aviation installations in the State Science Center of the Russian Federation - Physics and Power Engineering Institute]. Kosmicheskii mudrets. Izbrannye trudy. Vospominaniia. Obninsk, Gosudarstvennyi nauchnyi tsentr Rossiiskoi Federatsii - Fiziko-energeticheskii institut, 2007.

35. Stavisskii Iu. Ia. V kosmos na atomnoi tiage. Mechty i real'nost' [To space on atomic traction. Dreams and reality]. Nauka i Zhizn', 2003, no. 10.

36. Gosudarstvennyi nauchnyi tsentr Rossiiskoi Federatsii — Fiziko-energeticheskii institut imeni akademika Leipunskogo. 50 let [The State Scientific Center of the Russian Federation is the AI Ivanov Institute of Physics and Power Engineering. Leipunsky. 50 years]. Eds. Gromov B., Troianov M.. Obninsk, 1996.

37. Anatolii Zrodnikov: kosmos - delo obshchee. Atomnaia energiia 2.0., available at: http://www.atomic-energy.ru/inter-views/2015/05/06/15924 (assessed 23 March 2018).

38. Lüscher F. Romashka and the Poetics of Soviet Nuclear Internationalism. In: Nuclear Technopolitics in the Soviet Union and Beyond. Tübingen, Deutschland, 2018, 22.-23. März 2018.

39. Iur'ev Iu. Legenda o mastere Levshe iz Fiziko-energeticheskogo instituta [The legend of the master Levshe from the physico-energy institute]. Prometeevskii chelovek. K 90-letiiu so dnia rozhdeniia V.A. Malykh. Obninsk, Gosudarstvennyi nauchnyi tsentr Rossiiskoi Federatsii - Fiziko-energeticheskii institut, 2013, pp. 49-53.

40. Belov A.N. P.M. Bologov [P.M. Bologov]. Fiziko-energeticheskii institut: Letopis' v sud'bakh. Obninsk, Gosudarstvennyi nauchnyi tsentr Rossiiskoi Federatsii - Fiziko-energeticheskii institut, 2006. pp. 57 - 63.

41. Karasev P. Iadernye energeticheskie ustanovki v kosmose v kosmose [Nuclear power plants in space], available at: http://www.atomic-energy.ru/interviews/2015/05/06/15924 (assessed 23 March 2018).

42. Iurii Iur'ev: «Topaz» - absoliutnyi rekord. Interv'iu dlia AtomInfo.Ru. 04.08.2010. available at: http://www.atominfo.ru/news2/ b0667.htm (assessed 23 March 2018).

43. Pupko V. Raboty po iadernym ustanovkam dlia kosmosa [Works on nuclear installations for space]. Atomnaia Energiia, 1996, iss. 80, no.5.

44. Pupko V. Istoriia rabot v Fiziko-energeticheskom institute po razrabotke i sozdaniiu iadernykh raketnykh dvigatelei i kosmicheskikh iadernykh energeticheskikh ustanovok [History of works at the physico-energy institute for the development and creation of nuclear missile engines and space nuclear power plants]. 50 let Fiziko-energeticheskomu institutu. Obninsk, Gosudarstvennyi nauchnyi tsentr Rossiiskoi Federatsii - Fiziko-energeticheskii institut, 1996. pp. 201-211.

45. Bondarenko L., Mal'tsev V., Portianoi A. I.I. Bondarenko [I.I. Bondarenko]. Fiziko-energeticheskii institut: letopis' v sud'bakh. Obninsk, 2006. pp. 63-72.

46. Epatova N. O. Sovremenniki moi! O Kudriavtsevoi Stefanii Alekseevne [My contemporaries! About Stefania Alekseyevna Kudryavtseva]. Obninsk, 2008.

47. Kruglov A. Shtab Atomproma [Headquarters of Atomprom]. Moscow, IzdaAt, 1998.

48. Adamov E. Ne blagodaria, a vopreki...[ Not thanks, but in spite of ...]. Moscow, Aktiv, 2009.

49. Perechen' sovetskikh dokladov, predstavlennykh na IV Mezhdunarodnio konferentsii po mirnomu ispol'zovaniiu atomnoi energii [The list of Soviet reports presented at the IV International Conference on the Peaceful Uses of Atomic Energy] // Atomnaia energiia, 1971, iss. 31 no. 4.

50. Kukharkin N. Smelye idei XX veka [Bold ideas of the twentieth century]. Interv'iu iz otkrytogo arkhiva Rosatoma «Zhivaia istoriia». Zapisal Ergali Ger v 2014 g., available at: http://memory.biblioatom.ru/persona/kuharkin_n_e/ (assessed 23 March 2018).

51. Sidorenko V. Reaktory razvivalis' bystree, chem kul'tura bezopasnosti [Reactors developed faster than safety culture]. Interv'iu iz otkrytogo arkhiva Rosatoma «Zhivaia istoriia». Zapisal Ergali Ger v 2015 g., available at: http://memory.biblioatom.ru/persona/ sidorenko_v_a/ (assessed 23 March 2018).

52. Kukharkin N.E., 3onomarev-Stepnoi N.N., Usov V.A. Kosmicheskaia iadernaia energetika: iadernye reaktory s termoelektricheskim i termoemissionnym preobrazovaniem - «Romashka» i «Enisei» [Cosmic nuclear power engineering: nuclear reactors with thermoelectric and thermionic conversion - "Camomile" and "Enisey"]. Moscow, IzdaAt, 2012.

53. Ponomarev-Stepnoi N.N., Kukharkin N.E., Usov V.A. Iadernye ustanovki dlia energetiki i promyshlennosti i atomnye letatel'nye apparaty [Nuclear installations for power engineering and industry and nuclear aircraft]. Vysokotemperaturnaia iadernaia energetika. Unikal'nye razrabotki i eksperimental'naia baza Kurchatovskogo instituta. Moscow, IzdaAt, 2008, pp. 12-36.

54. Fedik I. Iaderno-kosmicheskaia energetika [Nuclear and space power engineering]. Istoriia sovetskogo atomnogo proekta (1940-1950e). Dubna, 1996, vol. 3, pp.. 86-91.

55. Vysokie tekhnologii iz «Eniseia» [High technologies from the "Yenisei"]. Tekhnika Molodezhi, 1996, no.11, pp. 40-41.

56. Kurdinova L., Frolov Iu. Ocherk zhizni i deiatel'nosti [Essay on life and activity]. A.I. Leipunskii: stranitsy zhizni i deiatel'nosti. Obninsk, 2013.

57. Gromov B., Kazachkovskii O., Troianov M. Sozdanie Laboratorii «V» i pervyi etap ee deiatel'nosti [Establishment of Laboratory "B" and the first stage of its activity]. Istoriia sovetskogo atomnogo proekta (1940 - 1950-e). Dubna, 1996, pp. 176-184.

58. Kukharchuk O., Linnik V., Pyshko A., Iur'ev Iu. V.Ia. Pupko i kosmicheskaia iadernaia energetika [V.Ya. Pupko and cosmic nuclear power]. Izvestiia vuzov. Iadernaia energetika, 2016, no.4, pp.78-91.

59. Iarygin V. Iadernaia energetika priamogo preobrazovaniia v kosmicheskikh missiiakh XXI v. [Nuclear energy of direct transformation in space missions of the XXI century]. Izvestiia Vuzov. Iadernaia Energetika, 2013, no.2, pp. 5-20.

60. Bennett G. Soviet space nuclear reactor incidents: perception versus reality. Space Nuclear Power Systems. Eds. M. El-Genk, M. Hoover. Malabar, Orbit Book Company, 1992, pp. 273-278.

61. El-Genk M. S. Deployment history and design considerations for space reactor power systems. Acta Astronautica, 2009, vol. 64, no.9-10, pp. 833-849.

62. Aftergood S., Hafemeister D., Prilutsky O., Primack J., Roclionov S. Nuclear Power in Space. The best course for spaceborne reactors? Scientific American, 1991, no. 6, pp. 42-47.

63. Cooper Ph. 2000. Towards a model of safety culture. Safety Science, 2000, vol. 36, no. 2, pp. 111-136.

64. Bennett G. A look at the Soviet space nuclear power program. Energy Conversion Engineering Conference, 1989. IECEC-89., Proceedings of the 24th Intersociety. IEEE, 1989, pp. 1187-1194.

65. Gryaznov G. M. [et al]. Problem analysis of the nuclear and radiation safety for SNPS. Specialist Conference on Nuclear Power Engineering in Space. Obninsk, 1990, pp. 15-19.

66. Gryaznov G. M. [et al]. A concept of radiation safety for nuclear power units in space and its implementation in the "Kosmos-1900" satellite. Soviet Atomic Energy, 1989, iss. 66, no.6, pp. 422-425.

67. Grasty R. Estimating the Fallout on Great Slave Lake from Cosmos-954. Transactions of the American Nuclear Society, 1978 no.29, p 116.

68. Gummer W. Cosmos-954, The Occurrence and Nature of Recovered Debris, Canadian Atomic Energy Control Board report INFO-0006, Canadian Government Publishing Center, Hull, Quebec, Canada, 1978.

69. Printsipy, kasaiushchiesia ispol'zovaniia iadernykh istochnikov energii v kosmicheskom prostranstve. Priniaty rezoliutsiei 47 / 68 General'noi Assamblei OON 14.12.1992 g., available at: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/outerspace_ nucpower.shtml (assessed 23 March 2018).

70. Sever'ianov V. Gordost' i gorech' [Pride and bitterness]. Chas pik,2010, July, 2nd.

71. Iur'ev Iu. Kosmicheskii mudrets [The Cosmic Sage]. Kosmicheskii mudrets. Izbrannye trudy. Vospominaniia. Obninsk, Gosudarstvennyi nauchnyi tsentr Rossiiskoi Federatsii - Fiziko-energeticheskii institut, 2007, pp. 189-192.

72. Stavisskii Iu. My iz Obninska [We are from Obninsk]. Zapiski neitronshchika. Moscow, 2002.

Получено: 26.03.2018 Принято к печати: 24.04.2018