CC BY
93
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2011. № 4
ИСТОРИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ МИРОВОЙ И РОССИЙСКОЙ СОЦИОЛОГИИ
А.Б. Рахманов, канд. филос. наук, доц. кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова*
ФИЛОСОФСКИЙ ПЛАЦДАРМ В ЦАРСТВЕ МАРСА: СУБЪЕКТИВНАЯ ЛОГИКА ВОЙНЫ
Статья посвящена проблемам философии войны как общественного явления, а также закономерностям развития военной мысли, начиная с древности. Автор рассматривает войну как естественно-историческое, развивающееся явление, вычленяя незрелую и зрелую формы войны, основанные на преимущественном использовании естественно возникших и произведенных средств уничтожения соответственно и воплощающие эти формы войны стадии ее развития. Автор исходит из обусловленности развития военной мысли развитием военного дела. В статье рассматривается поступательное развитие военной мысли, выделяются ее донаучная и научная стадии, дается социально-философская характеристика концепций ведущих военных мыслителей мира — Сунь-цзы, Вегеция, К. Клаузевица, Жомини, Ф. Энгельса, Г. Дельбрюка, Б. Лиддел Гарта, Е.И. Разина и др.
Ключевые слова: война, теория войны, философия войны, субъективная логика войны, оружие, стратегия и тактика, ранняя война, формирующаяся война, зрелая война, интенсивный предел войны, внутренний экстенсивный и внешний экстенсивный пределы войны, Александр Македонский, Ганнибал, Наполеон, Чингисхан, Сунь-цзы, Вегеций, К. Клаузевиц, Жомини, Ф. Энгельс, Г. Дельбрюк, Б. Лиддел Гарт, Е.И. Разин.
The article is devoted to the problems of war philosophy as a social phenomenon and the patterns of military conception development since ancient times. The author considers war as a naturally historical and developing phenomenon and marks out immature and mature war forms. These forms are based correspondingly on the use of naturally originated and produced means of destruction. The author proceeds from the conditionality of military conception development by military science development. In the issue it is examined the progressive development of military conception, the pre scientific and scientific stages are distinguished, and also it is given the social and philosophical description of the concepts of leading military thinkers: Sun Tsu, Vegetius, K. Clausewitz, F. Engels, H. Delbrück, B. Liddell Hart, E.I. Razin and others.
Key words: war, theory of war, philosophy of war, the subjective logic of war, the weapon, strategy and tactics, the early war, formed war, mature war, an intensive limit of war, internal extensive and external extensive war limits, Alexander the Great, Hannibal, Napoleon, Genghis Khan, Sun Tzu, Vegetius, K. Klauzewietz, Jomini, F. Engels, G. Delbrück, B. Liddel Hart, E.I. Razin.
* Рахманов Азат Борисович, e-mail: azrakhmanov@mail.ru
Развитие объективной логики войны детерминирует развитие ее субъективной логики, т.е. познания войны (мысли о войне, знания о войне). Вместе с тем субъективная логика обладает своей внутренней автономией. Однако, подобно тому как развитие войны есть компонент развития общественной системы, знание о войне является частью знания об обществе. Развитие мысли о войне определяется двумя объективными и двумя субъективными процессами: а) развитием общества, б) развитием войны, в) развитием знания об обществе, г) развитием самого знания о войне. В отражении и объяснении взаимодействия этих процессов заключается трудность познания закономерностей развития военной мысли. Исходя из этого, рассмотрим стадии развития знания о войне. В развитии мысли о войне, как и в развитии войны, необходимо выделить стадии: 1) предпосылок науки о войне, 2) возникновения науки о войне, 3) формирования науки о войне и 4) зрелости науки о войне.
Предпосылочная стадия науки о войне
На предпосылочной или донаучной стадии знание о войне развивается как технология, как умение побеждать, как военное искусство. Военная мысль в этом случае непосредственно связана с практикой войны, всецело подчиняясь ей, и является сугубо эмпирической. Она не стремится проникнуть в сущность войны, а отражает лишь ее форму. Предпосылочная стадия знания о войне соответствует стадиям возникновения и формирования войны. Сущность войны в полной мере не оформилась, не вычленилась в общественной системе, поскольку политика только возникла или только формируется; средства уничтожения являются преимущественно естественно возникшими, в частности, это проявляется в том, что средства уничтожения не полностью обособились от средств производства и объективно отразить сущность войны на этой стадии невозможно. Донаучная военная мысль не отражает ни одной из сторон сущности войны, а лишь отражает ее форму — форму ранней и формирующейся войны. К предпосылочной стадии науки о войне следует отнести воззрения Сунь-цзы, Артхаша-стры, Ксенофонта, Полибия, Энея Тактика, Фронтина, Вегеция, Н. Макиавелли, А.В. Суворова, Наполеона и некоторых других.
По всей вероятности, первым в истории человечества военным мыслителем был китаец Сунь-цзы (V в. до н.э.), автор небольшого "Трактата о военном искусстве". Военная мысль Сунь-цзы во многом была аналогична учению Конфуция: его мысль о войне имеет форму мудрости с присущим ей императивным прагматизмом, образностью, метафоричностью, мыслительной абстрактностью, идейной бедностью и наивной диалектикой. Сунь-цзы — это, образно
говоря, Конфуций с мечом и копьем в руках. Идеи этого первого представителя военной протонауки были канонизированы в Китае и во всей Восточной Азии, как и протофилософия Конфуция, вплоть до XX в.
Сунь-цзы подчеркивает не только важность войны для государства, но и ее разорительность: "Война любит победу и не любит продолжительности"1. Эта мысль отражает реалии китайского раннеклассового общества, в котором прибавочный продукт и, следовательно, казна государства были незначительными, а также то, что война еще слабо оформилась как специфическая область сферы политики, слабо дифференцировалась как общественное явление. Отсюда следуют знаменитые и столь популярные ныне положения Сунь-цзы, призывающие побеждать, не воюя: "Сунь-цзы сказал: по правилам ведения войны наилучшее — сохранить государство противника в целостности, на втором месте — сокрушить это государство. Наилучшее — сохранить армию противника в целостности, на втором месте — разбить ее... Поэтому сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — победить чужую армию, не сражаясь"2. Мысль о том, что лучшая победа — это победа без боя, является не только образцом наивной диалектики, но и свидетельством крайней неразвитости военной мысли Древнего Китая. Эти положения не способствовали развитию военного дела.
Сунь-цзы во многом исходит из незначительности преобразования в войне природного социальным, уделяя много внимания местности, климатическим факторам, численности войск и т.д. Он говорит: "Правило ведения войны гласит: если у тебя сил в десять раз больше, чем у противника, окружи его со всех сторон; если у тебя сил в пять раз больше, нападай на него; если же у тебя сил вдвое больше, раздели его на части; если же силы равны, сумей с ним сразиться; если же сил меньше, сумей оборониться от него"3. Незначительность преобразования природного социальным проявилась и в том, что Сунь-цзы относительно мало говорит о применении вооружений и утверждает, что штурмовать крепости — это самое худшее, что может быть на войне, а также в том, что он уделял мало внимания обучению войск и игнорировал войну на море. Последнее свидетельствует и об узости внешних экстенсивных пределов войны Древнего Китая.
У Сунь-цзы только намечается отделение стратегии от тактики, причем у него первая подчинена второй: "Сунь-цзы сказал: управ-
1 Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве // Сунь-цзы, У-цзы. Трактаты о военном искусстве. М., 2003. С. 39.
2 Там же. С. 40.
3 Там же. С. 41.
лять массами — все равно что управлять немногими: дело в частях и в числе"4. Тактические поучения Сунь-цзы довольно бедны. Он не превзошел уровня военного искусства фиванского полководца Эпаминонда, впервые применившего косой боевой порядок: Сунь-цзы говорил о пустоте и полноте, т.е. о сосредоточении сил против слабых мест боевых порядков противника. Одновременно он много внимания уделяет морально-психологическим факторам. Сунь-цзы сводит военное искусство к искусству полководца, понимая его фактически эзотерически. Полководец, к которому обращено поучение Сунь-цзы, подобен аристократическому "благородному мужу" Конфуция. Сунь-цзы, как и Конфуций, превозносит абстрактное знание о себе и противнике как условие победы. В его трактате отражены военная специализация и разделение военного труда. Учение Сунь-цзы отражает только поверхность ранней войны, поэтому наивно искать в его учении вдохновение для ведения намного более развитых войн, как это нередко делают.
К первой стадии мысли о войне с ее описательностью и прагматическим технологизмом необходимо отнести также идеи Ксено-фонта (434—359 г. до н.э.), Полибия (около 200 — 120 г. до н.э.), Аполлодора (II в. н.э.), Энея Тактика (IV в. до н.э.), Секста Юлия Фронтина (1—11 вв. н.э.) и др. Наиболее влиятельным из античных авторов признан римлянин Публий Флавий Вегеций Ренат5 (IV в. до н.э.), автор труда "Краткое изложение военного дела", являвшегося компендиумом античного военного дела почти за 1000 лет его развития. Эта книга была главным учебником о войне на следующие 1000 лет. Вегеций вплоть до эпохи Возрождения был непререкаемым авторитетом в области военной мысли в Европе, как и Аристотель — в области философии. Заметим, что само существование канонизированных учений характерно для общества, которое основано преимущественно на использовании естественно возникших средств производства (и уничтожения), которые развивались очень медленно.
Вегеций отражает более развитые формы ранней войны, чем Сунь-цзы, и поэтому он в большей степени связывает войну с социальными факторами. Римлянин, в отличие от китайца, главным средством победы справедливо считает бой. Вегеций в меньшей степени, чем Сунь-цзы, учитывает природные факторы — условия местности, численность войск: "Больше пользы от доблести, чем от численности"6. Древнеримский мыслитель придает намного большее значение произведенным средствам войны, рассматривая
4 Там же. С. 45.
5 Вегеций. Краткое изложение военного дела // Военное искусство античности. М.; СПб., 2003.
6 Там же. С. 362.
их более многосторонне, нежели это делает Сунь-цзы, и, в отличие от последнего, описывает технологию штурма городов (крепостей). Также намного более детально, чем Сунь-цзы, Вегеций описывает приемы тактики, говоря о различных типах построений — фаланге, легионе и т.д., — что было обусловлено разнообразием технических средств войны, за которым стоит большее разнообразие средств труда в Древнем Риме по сравнению с Древним Китаем времен Сунь-цзы. Вегеций подробно описывает различные аспекты военного дела: флот, взаимодействие различных родов войск (пехоты, кавалерии и флота), работу ремесленников при легионах, дает подробные инструкции обо всех аспектах военного дела: как устраивать лагерь, наводить переправы через реки и т.д. Вегеций также уделяет большее внимание обучению военному делу. Важно и то, что труд Вегеция при номинальной адресованности императору обращен (в отличие от труда Сунь-цзы) фактически ко всей армии и обществу, к любому индивидууму. Учение Вегеция более демократично, рационально и экзотерично, а учение Сунь-цзы более элитарно, таинственно и эзотерично и отражает общество, в котором у власти находится родовая аристократия. Римское военное дело было более динамичным, чем традиционалистское древнекитайское военное дело.
Вегеций по сравнению с Сунь-цзы представляет более развитую форму донаучной мысли о войне: это довольно разработанная эмпирическая систематизация, она более рассудочна, в ней заметно большую роль играет анализ, конкретные представления во многом уже разложены на отдельные части, а наивная диалектика почти исчезла. Учение Вегеция — это уже не мудрость, а чисто рациональные инструкции.
Военные мыслители Возрождения (Н. Макиавелли и др.) и Нового времени (А.В. Суворов, Наполеон и др.) развивали знание о войне в соответствии с реалиями формирующейся войны. Наполеон вел первые в истории зрелые войны, но его мысли о войне не вышли за пределы донаучной стадии. Развитие мышления о предмете отставало от развития предмета.
Переход от стадии предпосылок науки о войне к стадии
возникновения науки о войне
Переход от донаучного к научному знанию о войне воплотился в концепции Карла фон Клаузевица (1780—1831). Главным произведением Клаузевица является незавершенный труд "О войне" (1832—1834). Помимо него, он написал много историко-эмпири-ческих сочинений о военных кампаниях XVIII и начала XIX в. Клаузевиц писал свой главный труд, непосредственно наблюдая первые зрелые войны — Наполеоновские.
Важным достоинством мысли Клаузевица было то, что он четко осознавал различие между военным искусством и наукой о войне, выступая за развитие последней. Он полагал, что теория должна быть рассмотрением (Betrachtung), а не учением. Клаузевиц писал, что "теория не должна быть непременно положительным учением, т.е. руководством для действий. Во всех случаях, когда какая-нибудь деятельность постоянно сталкивается с одними и теми же вопросами, с теми же целями и средствами, хотя бы и несколько измененными и в разнообразнейших комбинациях, эти вопросы должны стать предметом углубленного рассмотрения. Такое рассмотрение и составляет существеннейшую часть всякой теории и имеет преимущественное право на это название. Оно является аналитическим исследованием предмета, ведет к точному ознакомлению с ним, а при условии проверки опытом, т.е. в нашем случае военной историей, к полному усвоению его"7. Все же сам Клаузевиц относился к науке о войне чрезмерно "платонически": в его труде она еще не возникла.
В противоположность Сунь-цзы Клаузевиц вполне справедливо исповедовал активное отношение к войне. Он писал: "Средство только одно — бой"8. Клаузевиц указывал: "Бой — это единственное действие на войне; в бою уничтожение противостоящих нам вооруженных сил есть средство, ведущее к цели. Это верно даже в том случае, когда фактически боя не происходило, потому что уклонение одной из сторон имело предпосылкой, что такое уничтожение оценивалось как несомненное. Таким образом, уничтожение неприятельских вооруженных сил лежит в основе всех военных операций. Оно — последняя точка опоры всех комбинаций, которые покоятся на нем, как свод зиждется на устоях. Все маневрирование происходит при предпосылке, что если бой, лежащий в его основе, действительно будет иметь место, то исход его должен быть благоприятным. Бой в крупных и мелких военных операциях представляет то же самое, что уплата наличными при вексельных операциях: как ни отдаленна эта расплата, как ни редко наступает момент реализации, когда-нибудь его час наступит... Таким образом, уничтожение неприятельских вооруженных сил всегда является наиболее высоким, наиболее действенным средством, которому уступают все остальные"9. Такой подход Клаузевица отражал реалии зрелой войны, которая уже стала вполне оформленным специфическим компонентом общественной системы, в отличие от войн в Древнем Китае или на доколониальном Востоке Нового времени.
7 Клаузевиц К. О войне. М., 2003. С. 110.
8 Там же. С. 50.
9 Там же. С. 53—54.
Существо концепции войны Клаузевица заключается в выделении трех детерминант войны. Резюмируя первую, наиболее теоретическую главу своего труда, Клаузевиц пишет: "Итак, война бывает не только хамелеоном, так как в каждом конкретном случае она несколько меняет свою природу, но также и в своих общих проявлениях по отношению к господствующим в ней тенденциям она представляет собой своеобразную троицу, составленную из насилия как первоначального своего элемента, ненависти и вражды, которые следует рассматривать, как слепой природный инстинкт; из игры вероятностей и случая, обращающих ее в арену свободной духовной деятельности; из подчиненности ее в качестве орудия политики, благодаря которому она подчиняется непосредственно рассудку.
Первая из этих трех сторон обращена больше к народу, вторая — больше к полководцу и его войску и третья — к правительству. Страсти, разгорающиеся во время войны, должны существовать в народах еще до ее начала; размах, который приобретает игра храбрости и таланта в царстве вероятностей и случайностей, зависит от индивидуальных свойств полководца и особенностей армии; политические же цели принадлежат исключительно правительству.
Эти три тенденции, представляющие как бы три различных ряда законов, глубоко коренятся в природе самого предмета и в то же время изменчивы по своей величине. Теория, которая захотела бы пренебречь одной из них или пыталась бы установить между ними произвольное соотношение, тотчас впала бы в резкое противоречие с действительностью и поставила бы на себе крест.
Таким образом, задача теории — сохранить равновесие между этими тремя тенденциями, как между тремя точками притяже-ния"10. С точки зрения Клаузевица, эти три детерминанты совокупно определяют войну как общественное явление и каждую конкретную войну в отдельности. Выделение Клаузевицем трех детерминант (факторов) войны означает, что его идеи в теоретико-методологическом отношении стояли на той же ступени, что и социальная философия Монтескье.
Выделенные им три детерминанты (фактора) войны Клаузевиц рассмотрел с разной степенью полноты и детальности. Первый фактор войны (ненависть и вражда как слепой природный инстинкт) Клаузевиц почти не исследовал. Большее внимание он уделил исследованию второго фактора войны — свободной духовной деятельности или деятельности полководца и его армии. В анализе этой детерминанты войны Клаузевиц попытался первым в истории военной мысли создать категориальную структуру знания
10 Там же. С. 41—42.
о войне. Он стремится определить и соединить, связать понятия "бой", "стратегия", "тактика", "вооруженные силы", "оборона", "наступление", "трения на войне", "военный гений", "моральные величины" и т.д. Но рассудочная ограниченность концепции Клаузевица привела к тому, что понятия знания о войне были определены односторонне, поверхностно, схематично и вне развития. Клаузевиц подлинную связь проявлений войны отразил лишь в незначительной мере. Многих важнейших закономерностей войны Клаузевиц не увидел, и у него господствовала тенденция сведения знания о войне к военному искусству. Это с необходимостью приводило к преувеличению значения субъективного фактора — роли полководцев, духа войск, доблести, смелости, твердости, хитрости и т.п. При этом Клаузевиц, абсолютизируя субъективный фактор, понимал его поверхностно и недиалектично.
По поводу третьего фактора (война как инструмент, как часть политики, как сфера действия рассудка) Клаузевиц написал: "Война — не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами"11. Он утверждал: "Итак, мы говорим: война относится не к области искусств и наук, а к области общественной жизни. Она есть конфликт крупных интересов, который разрешается кровопролитием; лишь в последнем ее отличие от других конфликтов.
Скорее чем с каким-либо из искусств, ее можно сравнить с торговлей, которая также является конфликтом человеческих интересов и деятельностей, а еще ближе к ней стоит политика, которую в свою очередь можно рассматривать как своего рода торговлю высокого масштаба. Кроме того, политика есть лоно, вынашивающее войну; в политике уже заключаются в скрытом виде основные очертания войны, подобно тому как облик живого существа кроется в его зародыше"12. Многие пытались увидеть в положении о войне как политике, осуществляемой с помощью других средств, очень глубокое содержание, и совершенно напрасно. Это довольно банальное утверждение, истинность которого непосредственно следует из практики государственного деятеля или полководца всех эпох, знавших войну.
Нередко Клаузевица считают гегельянцем. Английский военный мыслитель Б. Лиддел Гарт причисляет его к кантианцам. На мой взгляд, это заблуждение: влияние гегельянства и кантианства на идеи Клаузевица не следует преувеличивать. Гораздо больше, чем на гегелевскую диалектическую логику или на кантовский априоризм, Клаузевиц опирался на логику Декарта и исходил из методологии декартовского зрело-рассудочного рационализма. Кар-
11 Там же. С. 39.
12 Там же. С. 121.
тезианская логика Клаузевица была конгениальна картезианской логике Монтескье, военная мысль Клаузевица в гносеологическом (методологическом) отношении соответствовала социальной философии Монтескье. В связи с этим Клаузевица следует охарактеризовать как Монтескье в генеральской шинели. Клаузевиц вполне в духе картезианства полагал: "Первая задача всякой теории — это привести в порядок смутные и чрезвычайно спутанные понятия и представления, и, лишь условившись относительно названий и понятий, можно надеяться ясно и легко преуспевать в рассмотрении вопросов и при этом питать уверенность, что находишься с читателем на одной и той же точке зрения"13. Клаузевиц так охарактеризовал свой метод: "Мы предполагаем рассмотреть сначала отдельные элементы нашего предмета, затем его части и, наконец, весь предмет в целом, в его внутренней связи, т.е. переходить от простого к сложному"14. Клаузевиц пишет: "Причины, которые обусловливают стратегию использованию боев, представляется возможным расчленить на элементы различного порядка, а именно: на элементы моральные, физические, математические, географические и статистические. К первой категории относится все, что называется духовными свойствами и их воздействием; ко второй — количество вооруженных сил, их состав, преимущества в вооружении и пр.; к третьей — углы, образуемые операционными линиями, концентричность и эксцентричность движений, поскольку их геометрическая природа приобретает в конечном итоге значение; к четвертой — влияние местности, как то: господствующие пункты, горы, реки, леса, дороги; наконец к пятой — средства снабжения армии и пр. В том, что мы представим себе сначала эти элементы изолированными друг от друга, имеется своя хорошая сторона; это внесет ясность в представления, и тут же, мимоходом, мы сможем расценить большее или меньшее значение, какое каждая из этих категорий имеет. Мысля их разделенными, мы сразу осознаем, что некоторые из них утрачивают свою кажущуюся важность"15. Как и Декарт, Клаузевиц требует от простых вопросов переходить к сложным: "Но если бы кто-нибудь вздумал вопросы стратегии толковать по этим элементам, то это была бы самая неудачная мысль, какая только может прийти в голову, ибо чаще всего в конкретных военных операциях эти элементы самым тесным и сложным образом сплетаются между собою; мы бы в таком случае погрузились в самый безжизненный анализ и как в кошмаре тщетно пытались бы перекинуть мост от этого абстрактного устоя к явлениям действительного мира. Да хранит небо всякого теоретика от столь па-
13 Там же. С. 98.
14 Там же. С. 20.
15 Там же. С. 166—167.
губного начинания. Мы будем придерживаться мира целостных явлений и не будем углублять свой анализ дальше, чем сколько требуется в данном случае, для того чтобы сделать понятной мысль, излагаемую нами читателям; эта мысль рождается у нас отнюдь не из умозрительного исследования, а из впечатления от цельного явления войны"16. Как видим, концепция Клаузевица построена на анализе, и от разумного (спекулятивного) мышления Гегеля или трансцендентализма Канта она далека. Следствием зрелой рассудочности концепции войны Клаузевица было и то, что она была внеисторической, развитие войны для него не существовало, войну он рассматривал как неизменное явление.
В целом военная мысль Клаузевица сырая, путаная и смутная: он стремится быть картезианцем, но у него это получилось явно хуже, чем у Монтескье. Клаузевиц — непоследовательный картезианец в области военной мысли. Это отчасти, вероятно, объясняется тем, что он не успел закончить свой труд о войне. Однако, на мой взгляд, в немалой степени это было обусловлено тем, что он, по всей вероятности, не знал ни достижений политэкономии, ни социальной философии Гегеля. Их освоение позволило бы ему понять и глубже проникнуть в основы политики и, следовательно, более глубоко понять войну. Здесь, вероятно, сказалась относительная ограниченность его кругозора. Однако, несмотря на свою ограниченность, концепция Клаузевица была огромным шагом вперед в развитии мысли о войне. Его концепция — это еще не наука о войне, а переход к науке о войне, и, на мой взгляд, его роль в истории военной мысли довольно сильно переоценена. Клаузевиц подошел к границе, отделяющей донаучное знание о войне от науки о войне, но не перешел ее. Не перешел эту границу и его современник французский военный мыслитель А.А. Жомини (1779—1869), чьим главным трудом были "Очерки военного искусства" (1838). Концепция войны Жомини также была построена на методе декартовского рационализма, но он уступал Клаузевицу по глубине и масштабности обобщений. Жомини связывал войну с государственной политикой и в связи с этим создал типологию войн (агрессивные, национальные, гражданские, религиозные войны и т.д.), ввел в корпус военного знания представления о военной географии и статистике, детально анализировал стратегию и тактику, разработав понятия театра военных действий, операционных баз, операционных линий, стратегических фронтов, сосредоточения сил на направлении главного удара, взаимодействия родов войск, военной логистики, морских десантов и т.д. Жомини, как и Клаузевиц, рассматривал войну вне развития.
16 Там же. С. 167.
Возникновение науки о войне. Первоначальное отражение
сущности войны. Наука о войне как догадка.
Работы Ф. Энгельса и К. Маркса 1850—1860-х гг.
На научной стадии развития знания о войне впервые возникает отражение сущности войны. Происходит окончательное — первоначально наметившееся в переходе от преднауки к науке, т.е. в концепции Клаузевица, — снятие знания о войне как о военном искусстве с его эмпиризмом, прагматизмом и технологизмом, отражение войны становится опосредствованным, рациональным, существенным, систематизированным знанием о войне, происходит превращение знания о том, как воевать, в знание о закономерностях войны. Это соответствует превращению знания об экономике из знания о ведении хозяйства и об обогащении в политэкономию, что произошло благодаря началу исследования прибавочной стоимости. Но в отличие от политэкономии (наука о сущности общества) научное знание о войне, возникнув, становится не отдельной наукой, а частью науки об обществе (социальной философии) и тем самым снимает автономию знания о войне. При этом наука о войне становится компонентом науки об обществе, вычленяющимся и вычленяемым внутри нее. Это значит, что если ранее знание о войне развивали преимущественно военные мыслители, то после этого решающую роль начинают играть социальные философы (социальные теоретики). Отныне развитие знания о войне вне науки об обществе в целом становится проблематичным.
Наука о войне возникает в корпусе идей марксизма. Изучение войны было предметом специализации Ф. Энгельса; К. Маркс касался военной проблематики гораздо меньше и занимался более узким кругом военной тематики (почти исключительно только анализом актуальных военных событий). Из-за интенсивных занятий изучением военного дела члены семьи Маркса, а также друзья и близкие уважительно называли Энгельса Генералом. Был у Энгельса и некоторый военный опыт: он исполнял воинскую повинность в 1841—1842 гг. в пехотно-артиллерийской бригаде в звании бомбардира королевской прусской артиллерии, а потом принимал участие в боевых действиях в 1849 г. в Германии на стороне революционных войск.
Возникновение науки о войне, на мой взгляд, первоначально произошло в рукописи Энгельса «Возможности и перспективы войны Священного союза против Франции в 1852 г.» (написана в 1851, впервые опубликована в 1914). Это было первое развернутое распространение материалистического понимания истории Марксом и Энгельсом на военную сферу. Энгельс, как и Клаузевиц, исходил преимущественно из осмысления опыта первых зрелых войн —
Наполеоновских. Первые зрелые войны, таким образом, были объективной предпосылкой не только военной преднауки Клаузевица, но и возникновения науки о войне в названной работе Энгельса. Субъективной предпосылкой возникновения науки о войне стало создание первоначального варианта социальной философии Маркса и Энгельса в "Немецкой идеологии" в 1845—1846 гг. и развитие этого варианта в 1847—1851 гг. Наука о войне возникла как органическая часть науки об обществе (социальной философии), последняя определяла эволюцию первой. Поэтому закономерности развития науки о войне были несколько иными, нежели закономерности развития социальной философии. Наука о войне изначально была догадкой, как и социальная философия (концепция Ж.-Ж.Руссо), но, в отличие от последней, имела вполне рациональную (зрело-рассудочную) форму.
Энгельс в этот период считал Клаузевица наиболее выдающимся военным мыслителем, но в работе "Возможности и перспективы войны Священного союза против Франции в 1852 г." он сам пошел гораздо дальше его. Хотя Энгельс, в отличие от Клаузевица, не исследовал частные военные категории (тактику, стратегию и т.д.), он открыл сущность войны, а именно обусловленность войны, с одной стороны, политикой, детерминированной классовыми (производственными) отношениями, а с другой — техническими средствами, определяемыми производительными силами. Однако прямо данное открытие он не сформулировал, и в указанной работе оно содержится имплицитно. Энгельс обнаружил обе стороны сущности войны, хотя и полагал эти стороны отдельными друг от друга. Рассмотрим данный момент подробнее.
Энгельс не просто видел в войне часть политики, как это делал Клаузевиц, а указывал на классовые корни войны как на часть политики, т.е. отмечал влияние классовых отношений на военное дело. Энгельс писал: "Современная система ведения войны является необходимым продуктом Французской революции. Ее предпосылкой является социальная и политическая эмансипация буржуазии и парцелльного крестьянства. Буржуазия дает деньги, парцелльные крестьяне поставляют солдат; эмансипация обоих классов от феодальных и цеховых пут является необходимым условием для возникновения нынешних колоссальных армий; связанный же с этой ступенью общественного развития уровень богатства и культуры точно так же является необходимым условием для обеспечения современных армий необходимым количеством оружия, боевых припасов, продовольствия и т.д., для создания нужных кадров образованных офицеров и для умственного развития самих солдат.
Я беру современную военную систему, полностью разработанную Наполеоном. Ее двумя осями являются: массовые масштабы
применения средств наступления — живая сила, кони и орудия — и подвижность этих наступательных средств. Подвижность является необходимым следствием массовости...
С этой подвижностью армии также связан известный уровень развития солдата, который во многих случаях должен уметь сам себе помочь. Сюда относится более значительное развитие патрульной, фуражировочной и аванпостной службы и т.д.; большая активность, требуемая от каждого солдата; частое повторение случаев, когда солдату приходится действовать в одиночку и основываться на своем собственном разумении, наконец, большое значение, которое приобрели стрелковые бои, результаты которых зависят от умственного развития, глазомера17 и энергии каждого отдельного солдата, — все это предполагает со стороны унтер-офицеров и солдат более высокий культурный уровень, чем был в армии старого Фрица"18. Энгельс также писал: "Массовость средств нападения, — так же как и подвижность, — является необходимым результатом более высокой ступени цивилизации; в частности, современное соотношение численности вооруженных сил и населения несовместимо ни с одной из стадий общественного развития, предшествующих эмансипации буржуазии.
Итак, современный способ ведения войны предполагает эмансипацию буржуазии и крестьянства, он является военным выражением этой эмансипации.
Эмансипация пролетариата, в свою очередь, будет иметь свое особое выражение в военном деле и создаст свой особый, новый военный метод"19. Энгельс писал о возможности вооруженного противостояния блока потенциально социалистических Франции, Германии и Англии и остального мира, о необходимости в связи с этим создания пролетарской стратегии и тактики. Это было открытие Энгельсом первой стороны сущности войны.
Энгельс открыл и вторую сторону сущности войны — обусловленность войны техническими средствами, детерминированными в свою очередь развитием производительных сил. Он писал: "Предпосылкой наполеоновского способа ведения войны явились выросшие производительные силы; предпосылкой каждого нового усовершенствования в системе ведения войны также будут новые производительные силы. Железные дороги и электрический телеграф уже сейчас дадут талантливому генералу или военному министру повод для совершенно новых комбинаций в европейской войне. Постепенный рост производительных сил, а вместе с ним и населения, в свою очередь, открывает возможность собирать более
17 В оригинале это слово по-французски.
18 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7. С. 505—506.
19 Там же. С. 509.
значительные воинские массы. Если во Франции население вместо 25 миллионов составляет 36 миллионов, то 5% этого числа составит уже не 1 250 000, а 1 800 000 человек. В обоих отношениях могущество цивилизованных стран по сравнению с варварскими относительно возросло. Только первые располагают разветвленной сетью железных дорог, и население их растет вдвое более быстрым темпом, чем, скажем, в России. — Все эти соображения доказывают, кстати сказать, что подчинение Западной Европы России становится с каждым днем все менее возможным и что на длительный срок такое подчинение просто невозможно"20. Энгельс замечал: "Как производительность ткацкого станка не может быть увеличением вчетверо без замены его движущей силы — силы руки — силой пара, без изобретения нового орудия производства, имеющего лишь весьма мало общего со старым ручным станком, так и в военном искусстве нельзя старыми средствами достигнуть новых результатов. Только создание новых, более мощных средств делает возможным достижение новых, более грандиозных результатов. Каждый великий полководец, создавший новую эпоху в военной истории применением новых комбинаций, является либо изобретателем новых материальных средств, либо первый находит правильный способ применения новых средств, изобретенных до него. В промежутке времени между Тюренном и старым Фрицем произошла революция в пехотном деле, вытеснением пики штыком и фитильного запала кремневым замком; историческая заслуга старого Фрица в военной науке заключалась в том, что он, в общем оставаясь в пределах тогдашнего способа ведения войны, преобразовал и усовершенствовал старую тактику применительно к новым видам оружия. Точно так же историческая заслуга Наполеона заключается в том, что он нашел единственные правила тактического и стратегического применения колоссальных вооруженных масс, появление которых стало возможным лишь благодаря революции, и эту стратегию и тактику довел до такой степени совершенства, что современные генералы, в общем и целом, не только не в состоянии превзойти его, но в своих самых блестящих и удачных операциях лишь пытаются подражать ему"21. По Энгельсу, подвижность является основным качеством буржуазных армий в отличие от феодальных. Пролетарские армии будущего, полагал он, будут в еще большей степени подвижными: "Выдающиеся нововведения Наполеона в военной науке не могут быть преодолены посредством чуда; новая военная наука будет в такой же мере необходимым продуктом новых общественных отношений, в какой военная наука, созданная революцией и Наполеоном, явилась неизбежным
20 Там же. С. 510.
21 Там же. С. 513.
результатом новых отношений, порожденных революцией. И точно так же, как пролетарская революция в промышленности будет заключаться отнюдь не в упразднении паровых машин, а в увеличении их числа, — так и в военном деле речь пойдет не об уменьшении массовости армий и их подвижности, а, наоборот, о поднятии того и другого на более высокий уровень"22. Энгельс пишет также: "Однако не только подвижность отдельного солдата, но и подвижность самих масс армии предполагает уровень цивилизации, соответствующий буржуазной эпохе. Неповоротливость дореволюционных армий является точным отражением феодального строя; громадное количество обозных повозок с офицерским имуществом уже само по себе затрудняло всякое движение. Армии двигались вперед так же медленно, как и вся жизнь"23. При этом Энгельс не только отмечал зависимость войны от развития производительных сил, но и показывал относительную самостоятельность войны. Об этом свидетельствует его следующее размышление: "Со времени 1812 г. французов едва ли можно еще рассматривать как преимущественных носителей наполеоновской традиции. Эти традиции перешли в большей или меньшей степени ко всем крупным европейским армиям. В каждой из них эти традиции произвели целую революцию главным образом уже в последние годы империи. В каждой из них наполеоновская система применения стратегии и тактики использована в той мере, в какой она совместима с характером данной армии. Нивелирующее влияние буржуазной эпохи проявилось и здесь; старые национальные особенности находятся в процессе исчезновения также и в армиях: таким образом, французская, австрийская и прусская армии, а в значительной степени даже и английская, представляют собой машины, более или менее одинаково приспособленные для наполеоновских маневров. Этим отнюдь не исключаются весьма различные их качества в прочих отношениях, например в рукопашном бою и т.д. Но из всех европейских армий (крупных) только русская армия, полуварварская, способна к самостоятельной тактике и стратегии, потому что лишь она одна еще не создана для вполне развитой современной системы ведения войны"24. Наиболее выдающимся полководцем первой половины XIX в. и непревзойденным мастером военного дела Энгельс считал Наполеона. Первоначальная форма науки о войне, созданная Энгельсом, представляла собой догадку о сущности войны, а потому была довольно неопределенным, нечетким и фрагментарным знанием. Но это знание уже превосходило по глубине всю предшествующую военную мысль от Сунь-цзы до Клаузевица.
22 Там же. С. 510.
23 Там же. С. 507—508.
24 Там же. С. 505.
Возникновение науки о войне в работе Энгельса "Возможности и перспективы войны Священного союза против Франции в 1852 г." стало следствием создания первоначального варианта социальной философии Маркса и Энгельса: без "Немецкой идеологии" наука о войне не возникла бы. Создание материалистического понимания истории Маркса и Энгельса было субъективной предпосылкой возникновения науки о войне. Объективной предпосылкой возникновения науки о войне было вступление человечества в стадию зрелых войн. Объективная предпосылка науки о войне Энгельса и объективная предпосылка концепции Клаузевица таким образом совпадали. Следовательно, решающей причиной возникновения науки о войне стало создание материалистического понимания истории Маркса и Энгельса.
В 1850-х гг. Энгельс (Маркс — в меньшей степени) занимался систематическим изучением различных (исторических, теоретических, технических и иных) аспектов военного дела. Их произведения на военную тему в этот период представляли собой преимущественно накопление и описание огромного эмпирического материала, следовательно, характеризовались преобладанием описательного (исторического) метода. Результатом стали статьи, написанные в 1857—1860 гг. для "Новой Американской энциклопедии" ("Армия", "Пехота", "Кавалерия", "Артиллерия", "Военно-морской флот", "Фортификация" и др.). Несколько статей для этой энциклопедии написал и Маркс. Кроме того, Энгельс написал работу "История винтовки" (1860—1861). Наряду с этим Энгельс и Маркс в этот период написали множество статей, освещающих и анализирующих ход многих войн этой эпохи — Крымской 1853—1856 гг., Франко-итало-австрийской 1859 г. Энгельс в эти годы исследовал также состояние военного дела и вооруженных сил в различных европейских странах, военный аспект международных отношений, чему были посвящены работы "По и Рейн" (1859), "Савойя, Ницца и Рейн" (1860), "Французская легкая пехота" (1860), "Английская армия" (1864), "Военный вопрос в Пруссии и немецкая рабочая партия" (1865). Маркс и Энгельс в этот период своей деятельности продолжали считать Наполеона величайшим полководцем, а Маркс в статье "Бернадот" (1857) даже назвал его гением.
Накопленные эмпирические знания позволили Марксу и Энгельсу производить обобщения, теоретизировать, причем их научная мысль о войне в этот период нередко развивалась и в ошибочных направлениях. Маркс в "Экономических рукописях 1857—1859" проводит параллели между производством и войной: "Уримлян в армии имелась в наличии масса [солдат], специально вымуштрованных для труда, но уже оторванная от всего народа; ее прибавочное время также принадлежало государству. Эти солдаты все свое ра-
бочее время продавали государству в обмен на заработную плату, всю свою рабочую силу обменивали на заработную плату, необходимую для поддержания их жизни, — точно таким же образом, как это делает рабочий в обмене с капиталистом. Это относится к тому времени, когда римская армия была уже не армией граждан, а армией наемников. В этих условиях также имеет место свободная продажа труда со стороны солдата. Но государство покупает этот труд не с целью производства стоимостей. И поэтому, хотя и может показаться, что форма заработной платы первоначально появляется в армиях, — все же это жалованье солдат существенно отличается от заработной платы наемных рабочих. Некоторое сходство между солдатами и наемными рабочими объясняется тем, что государство использует армию для того, чтобы добиться роста могущества и богатства"25. Ошибочность этой мысли в более выпуклом виде проявилась и во второй половине 1860-х гг., когда успешное создание теории прибавочной стоимости произвело такое впечатление на Маркса и Энгельса, что они попытались рассмотреть войну как специфическую отрасль производства со своими производительными силами и определяемыми ими производственными отношениями. Это означало экстраполяцию закономерностей сферы производства на войну и грубую форму абсолютизации одной из ее сторон, т.е. являлось попыткой снятия третьей антиномии социальной философии в духе редукционизма. По всей вероятности, под непосредственным впечатлением от начавшейся Австро-прусской войны (июнь—август 1866 г.) Маркс в письме Энгельсу от 7 июля 1866 г. вернулся к вопросу о связи войны и производства и предложил своему другу разработать эту проблему, с тем чтобы включить это исследование в качестве приложения в первый том "Капитала". Маркс написал: «Разумеется, Бонапарт сейчас не хочет войны, пока он не ввел игольчатого ружья или чего-нибудь равнозначащего. Один янки предложил здесь военному министерству ружье, которое, как меня уверяет один прусский эмигрант-офицер (Вильке), по абсолютной простоте конструкции, незначительной нагреваемости, небольшой потребности в чистке и дешевизне настолько же превосходит игольчатое ружье, насколько последнее превосходит "Old Bess". Наша теория об определении организации труда средствами производства нигде так блестяще не подтверждается, как в человекоубойной индустрии (Menschenabschlachtung-industry). Право, стоило бы, чтобы ты написал об этом что-нибудь (у меня для этого не хватает знаний), что я мог бы за твоей подписью включить в мою книгу в виде приложения. Подумай об этом»26.
25 Там же. Т. 46 (II). С. 21.
26 Там же. Т. 31. С. 197.
Энгельс в письме Марксу от 12 июля 1866 г. ответил согласием27, но так и не реализовал этот замысел. Маркс и Энгельс не пошли в этом направлении, вероятно поняв его бесперспективность.
Развитие науки о войне Энгельса в 1850—1860-е гг. шло, с одной стороны, замедленными темпами, и причину этого легко увидеть в том, что он с 1850 по 1870 г. должен был трудиться в сфере коммерции, зарабатывая средства на жизнь Марксу и его семье. Необходимо учитывать и личный фактор в развитии науки, а не только закономерности развития предмета и научного мышления о нем. С другой стороны, дружба и сотрудничество с Марксом в одно и то же время не только отнимали силы Энгельса и препятствовали его научным занятиям, в том числе и занятиям наукой о войне, но и подталкивали их, поскольку созданная Марксом теория прибавочной стоимости и главным образом социальная философия марксизма, подталкивала развитие мысли о войне. В целом, на мой взгляд, их творческое и личное взаимодействие ускорило развитие научных взглядов Энгельса на войну. В результате Энгельс разрабатывал науку о войне быстрее и плодотворнее, чем это могло бы быть, если бы он не был знаком с Марксом.
Переход от возникновения науки о войне к ее формированию.
Переход от догадки к гипотезе. Исследование одной стороны
сущности войны. Работы Ф. Энгельса 1870-х — 1895 гг.
Дальнейшее развитие военной мысли Энгельса привело его к началу специального и детального изучения одной из сторон сущности войны — обусловленности войны и военного дела техническими средствами. Это означало переход военной науки от стадии возникновения к стадии формирования, от стадии догадки о войне к стадии гипотезы о войне. К этой фазе относятся работы Энгельса "Теория насилия" (три главы "Анти-Дюринга", 1876— 1878), примыкающая к ней рукопись "Тактика пехоты и ее материальные основы. 1700—1870" (1877), рукопись "Роль насилия в истории" (1887—1888) и т.д., а также статьи о Прусско-австрийской (1866), Франко-прусской (1870) войнах и др., статья о военных аспектах революций и восстаний "Может ли Европа разоружиться?" (1893), ряд писем Маркса и Энгельса и т.д.
Объективными предпосылками движения военной мысли Энгельса от стадии возникновения к стадии формирования было дальнейшее развитие войны на основе своей зрелости (использование нарезного оружия и т.д.) и начало достижения внешнего экстенсивного предела зрелой войны (начало использования железных дорог и пароходов в военном деле, появление броненосцев
27 Там же. С. 200.
и т.д.). Эти предпосылки проявились в ходе Гражданской войны в США в 1861—1865 гг., Австро-прусской войне 1866 г. и Франко-прусской войне 1870 г. Энгельс и Маркс детально и внимательно изучали их. Субъективными предпосылками этого движения стало создание теории прибавочной стоимости в "Капитале" и развитие на ее основе зрелой социальной философии Маркса и Энгельса. Глубокое и систематическое исследование способа производства в "Капитале" впервые в истории создало основу для объяснения обусловленности войны как техническими средствами (производительными силами), так и политикой (производственными отношениями).
Энгельс в работах этого периода анализировал обусловленность военной сферы в целом, организации вооруженных сил, их стратегии, тактики и оперативного искусства оружием и военной техникой, которые в свою очередь были детерминированы производительными силами. Производительные силы определяли и навыки обращения войск с ними, связанные с технической и общей культурой населения. Энгельс писал: «Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения. Не "свободное творчество ума" гениальных полководцев действовало здесь революционизирующим образом, а изобретение лучшего оружия и изменение солдатского материала; влияние гениальных полководцев в лучшем случае ограничивается тем, что они приспосабливают способ ведения боя к новому оружию и к новым бойцам»28. Страны (или стороны), характеризующиеся наибольшим развитием капиталистического способа производства, государства, располагающие наибольшей экономической мощью, обладают и наиболее могущественными средствами (вооружениями), и институтами насилия (вооруженными силами). Это ярко проявилось, например, в Тридцатилетней войне 1618—1648 гг., а также во Франко-прусской войне 1870 г. Энгельс в работах этого периода все же в целом абсолютизировал обусловленность войны развитием технических средств и производительных сил как одну из сторон сущности войны и при этом отвлекся от рассмотрения ее обусловленности сферой политики. При сопоставимом уровне развития производительных сил решающими для исхода военных действий могут оказаться и формы общественного сознания — политика и политическое сознание. Это определило то, что Энгельс проигнорировал военное и полководческое искусство. Отсюда его невнимание к деятельности великих полководцев и, в частности, потеря интереса к Наполеону. Если сопоставлять развитие науки
28 Там же. Т. 20. С. 171.
о войне с развитием социальной философии, то данная фаза развития военной науки соответствовала периоду деятельности физиократов, Смита и Рикардо.
Несмотря на указанную ограниченность, концепция войны Энгельса позволила сделать ряд весьма удачных прогнозов. Он еще в 1887 г. с удивительной глубиной и детальностью предсказал ход Первой мировой войны и ее итоги, написав, что "для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны"29. Еще в 1874 г. Энгельс довольно точно предсказал поражение Германии в будущей, т.е. Первой мировой, войне: "В этом конфликте прусское государство и прусская армия потерпят крах, и это произойдет, вероятно, в войне с Россией, — в войне, которая может длиться четыре года и доставит Пруссии только недуги и простреленные кости"30. В 1888 г. Энгельс предвидел также как один из результатов предстоящей Первой мировой войны возвышение США: "Победительницей оказалась бы по всей линии американская промышленность"31. Фактически это предсказание доминирования США в мировой капиталистической системе после Первой мировой войны.
Энгельс довольно точно предсказал и многие стратегические детали, и особенности хода Первой мировой войны. Он писал в письмах А. Бебелю от 29 сентября и 1 октября 1891 г.: "Что касается самого ведения войны, то решающее значение имеют прежде всего два обстоятельства: Россия слаба в наступлении, но чрезвычайно сильна в обороне, нанести ей удар в самое сердце невозможно. Франция сильна в наступлении, но после двух-трех поражений она теряет способность наступать, перестает быть опасной. Так как австрийцы в роли военачальников и итальянцы в качестве солдат, на мой взгляд, немногого стоят, то нашей армии придется нанести и
29 Там же. Т. 21. С. 361.
30 Энгельс Ф. Избранные военные произведения. М., 1956. С. 623.
31 Там же. С. 695.
принять на себя главный удар. Сдерживать русских и в то же время разгромить французов — вот с чего должна будет начаться война. Парализовав наступление французов, можно начать завоевание Польши до Двины и Днепра, раньше это вряд ли будет возможно"32. Данные предсказания во многом сбылись. Вооруженные силы Австро-Венгрии и Италии, — правда, Италия в Первой мировой войне оказалась не союзницей, а противником Германии — действительно были не на высоте, и Германии пришлось нести всю тяжесть военного противоборства с Антантой. Как видно из этого фрагмента, Энгельс угадал и являвшийся тогда военной тайной Германии вполне логичный и целесообразный в наличных условиях план начальника ее Генерального штаба А. Шлиффена по ведению войны с Францией и Россией. Энгельс, кроме того, указывал, что французов нельзя будет разгромить так легко и война будет вестись долго и с переменным успехом, а исход борьбы решит вмешательство Англии, которая, организовав блокаду одного из противников, лишит его хлеба. Так оно и было во время Первой мировой войны.
Энгельс полагал, что войны, милитаризм, гонка вооружений, обостряя противоречия буржуазного общества и создавая массовые армии, ведущие к вооружению народа, формируют предпосылки для социалистической революции. Введение всеобщей повинности (впервые это было сделано во время Великой французской революции 1789—1794 гг.), возникновение массовых армий и благодаря этому всеобщее военное обучение народа (пролетариата) облегчают возможность социалистической революции. Гипотетическая победа социалистической революции в ряде западноевропейских стран не будет исключать, как полагал Энгельс, вероятности военных столкновений с остававшимися реакционными капиталистическими или полуфеодальными государствами (поэтому основоположники марксизма с нетерпением ждали краха Российской империи, Австрийской (с 1867 г. — Австро-Венгерской) империй и других им подобных по уровню развития государств.
В военных прогнозах в поздних работах Энгельса оказалось очень много удивительно точного. Его военная мысль, находившаяся на стадии перехода от этапа возникновения к этапу формирования науки о войне, оказалась в прогностическом отношении плодотворнее, чем социальная философия соответствующей стадии (физиократы, Смит, Рикардо). Это было обусловлено тем, что военная мысль, став наукой (в 1850-е гг.), развивалась как часть социальной философии, которая в то время (после "Немецкой идеологии") уже находилась в стадии перехода от начала формирования гипотезы к теории. А военная мысль позднего Энгельса
32 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 38. С. 138.
и его военные прогнозы опирались на гносеологическую мощь социальной философии Маркса и Энгельса, которая после создания первого тома "Капитала" стала теорией. В точных предсказаниях Энгельса проявилась прогностическая мощь социальной философии Маркса и Энгельса, обусловленная объяснительным потенциалом марксизма, т.е. проникновением в существо общественных процессов. Способность не просто отвлеченно пророчить о будущем, а делать конкретные прогнозы, которые сбываются в будущем, является одним из серьезных критериев плодотворности, дееспособности и состоятельности теоретического знания. В этом социальная философия марксизма превосходила и превосходит все иные течения в науке об обществе: других примеров столь удачного научного предвидения нет. Либо представители других научных течений не пытались делать подобного уровня прогнозы, либо их прогнозы оказывались несостоятельными.
1870-е гг. стали вершиной развития науки о войне Энгельса. После смерти Маркса он занимался в основном подготовкой к изданию второго и третьего тома "Капитала", переизданием их работ конца 1840-х гг. и последующего времени. В связи с этим у Энгельса в 1883—1895 гг. не было возможности заниматься разработкой науки о войне в необходимой мере, и потому развитие его идей о войне в этот период существенно затормозилось. Развитие идей Энгельса о войне двигалось в направлении от стадии возникновения к стадии формирования науки о войне, от догадки к гипотезе, но в пределы стадии формирования она не успела вступить, не успела стать гипотезой.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Вегеций. Краткое изложение военного дела // Военное искусство античности. М.; СПб., 2003.
Дельбрюк Г. История военной истории в рамках политической истории. Т. 4. М., 1938.
Клаузевиц К. О войне. М., 2003.
Лиддел Гарт Б. Новые пути современных армий. М., 1930.
Лидов И.П. Санитарные потери войск // Краткая медицинская энциклопедия. М., 1989.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1—50.
Разин Е.А. История военного искусства. Т. 2. СПб., 1994.
Санитарные потери войск // Медицина в военном деле. URL: http:// www.voenmedic.ru/sanitarnye-poteri-vojsk/
Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве // Сунь-цзы, У-цзы. Трактаты о военном искусстве. М., 2003.
Урланис Б.Ц. История военных потерь. М., 1998.
Энгельс Ф. Избранные военные произведения. М., 1956.
Liddell Hart B. Paris, or the future ofwar. N.Y., 1925.
