И.М. Цибизова
ФИЛОСОФСКАЯ СИМВОЛИКА В СОВРЕМЕННОЙ ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПЕРЕДАЧИ КУЛЬТУРНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО КОДА
Аннотация. Цель данной статьи - показать, как проблемы культуры представлены в символах детской литературы у ряда современных видных и популярных писателей мира и как эти символы передают культурный и цивилизационный код будущим поколениям.
Abstract. The aim of the article's to show how the culture problems are represented in the symbols of children's literature written by some prominent and popular contemporary authors all over the world and how these symbols transfer the culture and civilization code to the future generations.
Ключевые слова: культурный код, символ в художественном произведении, семиотика, взаимодействие читатель - текст, знак, образ, Юнг К.Г., детская литература, пайдейя.
Keywords: archetype, culture code, literature for youth and children, Paideia, philosophy, reader-text, semiotic, sign, symbol, Yung C.G.
Культура общества и детская литература связаны самым тесным образом. С одной стороны, общественная культура определяет роль, место и значение детской литературы в обществе, ее тематику и востребованность. С другой стороны, именно детская литература во многом ответственна за формирование будущих членов общества как полноценных личностей, так как именно нравственные ценности, заложенные в детстве, зачастую имеют определяющее значение и проносятся человеком через всю его жизнь. Кроме того, детская литера-
тура нередко поднимает назревшие в обществе проблемы, в том числе культурные, рассматривая их с точки зрения восприятия детей и подростков, особенно остро чувствующих ситуацию, и приглашает задуматься над тем, как их разрешить, далеко не всегда предлагая ответы. Бесспорно, далеко не всем юным читателям удастся найти собственные варианты этих ответов, выработать собственные концепции и тем более воплотить их в жизнь. Хотя, возможно, кто-то и сможет это сделать. Важно заставить детей и подростков задуматься, впитать частичку общественной - национальной и общечеловеческой - культуры в сложном процессе взросления и формирования личной идентичности, побудить стремиться к духовному росту и самосовершенствованию в течение всей жизни, как предполагалось в концепции древнегреческой пайдейи.
В данной работе автор стремится показать часть тех культурных проблем, которые ныне поднимаются известными писателями разных стран мира в произведениях для детей и подростков, пытается объяснить, как их решение должно повлиять на оздоровление современной ситуации в культуре. В статье рассматривается, какие из этих проблем являются извечными, характерными для всех времен и народов, а какие появляются на определенном конкретном этапе и либо остаются актуальными, либо разрешаются и снимаются. Одновременно осмысливается и вопрос символов, используемых в литературных произведениях и важных для культуры как данного национального общества, так и человечества в целом. Благодаря этим символам, в детской литературе необычайно образным и ярким, можно проследить, в какой мере писателям удается передать культурный код эпохи, народа или группы народов, а в какой - общецивилизационный код.
В данной работе понимание символа исходит из его этимологии, происхождения от греческого слова sumbolon, буквально означавшего «совместное бросание», а не «дощечка», «монета», как это интерпретируют большинство современных толкователей. В переносном значении символ - «опознавательный предмет» или предмет для опознавания, «пароль», делившийся на две части для того, чтобы, даже встретившись через много лет, никогда не видевшиеся прежде люди, его обладатели, смогли бы узнать друг друга. Это означает двоякую природу символа и его разделенность наряду с монолитностью: одна часть единого принадлежит общечеловеческому коду, вторая - твор-
цу, его выражающему. Мартин Хайдеггер подчеркивал, что символ -это художественное творение. Хотя последнее превращается в символ, если ему удается стать шедевром, вобрать в себя наиболее значимое как для его создавшего, так и для значительной части общества. И чем больше заложено в символе общечеловеческого, тем больше вероятность того, что он станет шедевром и окажет действие, для которого предназначался. Двоякая природа символа проявляется и при его восприятии, в момент, когда происходит это «совместное бросание» - единение воспринимающего с замыслом создателя и вместе с тем разделение восприятия, понимание чего-то очень личного, спрятанного глубоко внутри. В соответствии с определением Артура Шопенгауэра, «Символ есть центр, из которого расходятся бесчисленные радиусы, - образ, в котором каждый, со своей точки зрения, усматривает нечто другое, но в то же время все уверены, что видят одно и то же». Именно поэтому и важна символика детской литературы - передавая нечто важное, общее для культуры, к которой принадлежит индивид, она стимулирует работу мысли, фантазии. Таким образом, одновременно происходит и приобщение ребенка к собственной цивилизации, и развитие его личности, по Юнгу, самости, индивидуальных качеств. Стоит напомнить, что в концепции Карла Густава Юнга1, незаслуженно обойденной вниманием многими современными исследователями, символ связывается с «архетипом в себе»2. Причем символы / архетипы лежат в подсознании и связаны с чем-то необыкновенно значимым. Каждый вносит в эти глубинные, сокровенные эмблемы / «архетипы» нечто свое, личное, и этот вклад является актом творчества, творения, что вновь возвращает нас к символу. И в этом вновь проявляются его двойственность и единство.
1 Это отмечал и сербский мыслитель Милослав Шутич, обративший внимание на незаслуженное пренебрежение к теории Юнга со стороны современных исследователей (4, с. 603-611).
2 Сразу стоит оговорить, что в данном случае символ ни в коей мере не идентифицируется с мифом и не превращается в лишенную твердого смыслового устоя стихию, как это происходит в юнговской символогии. При этом «архетипы» «коллективного бессознательного» воспринимаются как закладывающиеся в структуры мозга в процессе воспитания, образования, общения и прочих форм человеческой общественной практики, жизни в коллективе.
Культурный код здесь понимается и как способ передачи знаний о мире в форме знаний, навыков и символов, и одновременно как сама совокупность знаний и навыков, выраженных, в том числе, и в символах. Это одна из базовых единиц культуры, некая матрица, лежащая в основе общества и подвергающаяся изменениям в определенные периоды. Литературный код, как одна из наиболее значимых его составляющих, оказывает значительное влияние на формирование подсознания1, определяя одновременно и общество, и отдельную личность, так как чтение и писательский труд - неотъемлемые части культуры. Важнейшей частью литературного кода является символика.
Помимо всего прочего и символы, усвоенные из литературы, подталкивают детей к собственному творчеству. Отталкиваясь от знакомых, привычных образов, ребенок представляет новое, в процессе взаимодействия с текстом пытаясь выстроить свой собственный символ, близкий авторскому и в то же время бесконечно индивидуальный. С другой стороны, оказывая воздействие и на когнитивную, и на эмоциональную сферы, символы не только развивают ребенка, расширяют базу для творчества, но и влияют на формирование личности. Таким образом, он одновременно усваивает характерное для своего народа, времени и цивилизации и развивает самого себя, свою самость. Недосказанность, конечная неопределенность символа толкает в мир воображения, развивая знаменитую кантовскую «Einbildungskraft.» - трансцендентальную способность к силе воображения2. Ребенок, становясь соавтором писателя, влекомый символом, как магнитом, совершает путешествие в мир фантазии, чтобы затем снова вернуться к реальной действительности, обогащенным новыми представлениями и знаниями. Такова картезиански дуалистическая природа символа, соединяющая высшую абстракцию и предметную реальность, призывающая к фантазии и возвращающая к окружающему миру. Картезианский дуализм или, если так привычнее, диалектическая природа символа литературного произведения объединяет в
1 Данная проблема подробно разбирается в статье: Худолей Н.В. Культурный код современного российского читателя // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. - 2014. - № 29-1.
2 Особенности этого кантианского понятия в связи с переводом его на иностранные языки, в частности на болгарский, разбирает Ивайло Димитров. См.: (2, с. 15-26).
нем два полюса, немыслимые один без другого: предметный образ и глубинный смысл - вне образа смысл потеряет свою явственность, а образ вне глубинного смысла рассыплется на составляющие компоненты. Однако образ и смысл в символе разводятся, противопоставляются, позволяя символу раскрыться в образовавшемся между ними напряжении, подобном магнитному полю земли и оказывающем на читателя магнетическое воздействие. «Образ теснится к образу, чувство к чувству, и все явственнее и смелее выступает тенденция, которая претворяет совершающееся в нечто» (5, с. 66), побуждая к фантазии, домысливанию, доработке, собственному творчеству.
Как бы ни выражалось детское творчество, каким бы неуклюжим ни казалось оно родителям, те ни в коем случае не должны его высмеивать, чтобы вместо конфликта поколений выстроить мостик связи между ними. На особенности детского мировосприятия и создаваемых детьми символов особое внимание обращает писательница, скульптор, педагог-искусствотерапевт и организатор международных выставок Е.Г. Макарова. В своей книге «Движение образует форму» (7), ставшей своеобразным развитием трилогии «Как вылепить от-фыркивание» (8-10), она пишет: «Когда мы были маленькими, звуки и линии органично связывались в нас через ритм» (8, с. 9). Рисунки детей - это их символы, созданные в рамках собственного восприятия, и пусть слон не похож на слона, а кошка напоминает закорючку -дети видят мир по-своему, не так, как мы, взрослые. Важно их похвалить - ведь они буквально светятся от гордости, когда у них что-то получается. Ни в коем случае нельзя твердить им: «Нарисует загогулину, а наплетет с вагон» (8, с. 21). Недооценка глубоко впечатывается в детское подсознание, оставаясь там тяжелым грузом. Подобные воспоминания о собственном детстве порождают неуверенных в себе взрослых, делая их несчастливыми.
Именно адресованность детям заставляет авторов обращать особое внимание на приемы, делающие символы таковыми, превращающие их в «свершившийся» художественный акт. Специфика детского восприятия заставляет «сгущать», концентрировать обобщение - оно лучше запомнится и станет нарицательным; на протяжении всего повествования подталкивать ребенка к выявлению символического смысла изображаемого - здесь идут в ход и сознательные авторские повторения, и развитие уже знакомого символа, наделяющее его новыми зримыми чертами; причем обязательно помещать символ в зна-
комую ребенку среду, давая простор мышлению и заставляя соотносить его с действительностью.
Стремясь сделать свои образы более запоминающимися для читателей, создатели символики детской литературы зачастую либо обращаются к общечеловеческим или общим для своей культуры символам, таким как Солнце, Луна, сердце и т.д., либо делают их вторичными, взяв за основу известных литературных героев. Это облегчает процесс запоминания авторского послания, закодированного в культурный код.
Красная Шапочка - литературная героиня и символ, известный практически каждому ребенку. Нести пироги бабушке - почетная обязанность и приятное дело для любящих и любимых внучек. Пожалуй, только наряд и цвет головного убора объединяют главную героиню Шарля Перро с Красной Шапочкой из Бруклина популярной испанской писательницы Кармен Марти Гайте (1925-2000) (6). Автор, обратившись к знакомому всем с раннего детства образу-символу, сломала его и переделала по-своему, нагрузив новыми об-щецивилизационными проблемами и проблемами американского общества второй половины XX в. Эту девочку «лет десяти с личиком, усыпанным веснушками» (6, с. 13), писательница поселила в «большом уродливом бетонном доме», где она задыхается от непонимания собственных родителей. Ее отец-водопроводчик со своими не очень умными друзьями говорит только о бейсболе или о стесненных финансовых обстоятельствах, а задавленная такой жизнью мать-мещанка, услышав о фантазиях дочери, восклицает: «Господи, этот ребенок сошел с ума», (6, с. 33) - и все чаще прислушивается к словам всезнающей соседки, советующей показать дочь психиатру. Нельзя сказать, что мама, миссис Аллен, не любит свою доченьку. В поездках в метро она, крепко сжимая Сарину руку и ни на шаг не отпуская ее от себя, лишь шарахается от подозрительных незнакомцев, надежно закрывает обзор собственным телом, то застегивает, то расстегивает девочке пуговицы и бесконечно разглагольствует о погоде, докучая дочери столь же бесконечными наставлениями (6, с. 51-52). Таков культурный код среднестатистической американской семьи из низов среднего класса того периода. (Важно также отметить его наднациональное и надгосударственное преломление, так как именно таким его восприняла испанская писательница.) Проблема доходов и налогов, бейсбол, подозрительность, удивительная для ре-
бенка бездуховность. И извечный конфликт отцов и детей. (Эту проблему пытались и пытаются решить множество поколений, но решается она лишь в отдельно взятых случаях.) Девочка, стремясь убежать от серости и однообразия такой жизни, находит отдушину в чтении -родители, давно переставшие брать книги в руки, тоже совершенно ее не понимают - и начинает фантазировать, представляя Книжное королевство, «крошечную страну, состоящую из лестниц, закутков и маленьких домиков, спрятанных между разноцветными полками, где жили летающие существа в шапочках» (6, с. 26) и куда принимали «с одним условием: каждый житель должен был уметь рассказывать истории» (там же), где и слова рождались «сами собой, как дикие цветы» (6, с. 33): «амельва», «тариндо», «мальдор» и «миранфу» (6, с. 36).
Духовное родство девочка ощущает лишь с бабушкой, живущей в Монингстаре на Манхэттене, куда она ездит каждую субботу и всю неделю с нетерпением ждет наступления этого дня. Мать миссис Ал-лен, Ребекка Литтл, прежде пела в мюзик-холле под псевдонимом Глория Стар. «Бабушка обожала грушевый ликер, курила табак и была немного не в себе» (6, с. 16). Последний комментарий, естественно, принадлежит родителям Сары, символизируя как тот же конфликт отцов и детей, так и противоречия и взаимное непонимание людей среднего класса и представителей творческих профессий. Это несовместимость двух миров, двух мировоззрений, двух мировосприятий. Творческое начало не принимает прозы серых будней, а будничное серое воспринимает творческое и духовное не просто как отсутствие практической сметки, а как безумие. Бабушка не любит убираться и наводить порядок, а днями напролет может читать романы или играть на черном расстроенном пианино. Не случайно мистер Аллен презирает Ребекку, потому что она была певичкой в мюзик-холле, а она его за то, что он - водопроводчик. Конфликт между ними компенсируется взаимопониманием бабушки и внучки, мечтающей у нее жить. В данном случае культурный код передается через поколение. В этот культурный код включается и многозначный, многослойный образ Свободы, складывающийся у девочки из бабушкиных рассказов о статуе Свободы, фотографии с обложки книги «Обрести свободу», подаренный бабушкой на день рождения, и образ мисс Лунатик -эксцентричной старой женщины в лохмотьях с белыми, как снег, длинными волосами и огромной старомодной детской коляской. Она
уверяет всех, что прибыла на Манхэттен в 1885 г. (именно тогда была установлена статуя Фредерика Бартольди) и, расхаживая по острову, выслушивает истории прохожих (ведь «каждый человек - целый мир» (6, с. 94)) и обнадеживает отчаявшихся, помогает им «отыскать причину несчастий и помириться с врагами» (6, с. 96). Мисс Лунатик стара - ей 175 лет - и одновременно сохраняет вечную молодость, потому что свобода всегда молода. Она становится доброй феей, заставляющей закружиться в танце двух немолодых и очень нуждающихся друг в друге людей: Сарину бабушку, Глорию Стар, и Короля кондитеров, Эдгара Вульфа, имеющего все на свете, кроме человека, способного его выслушать. Она открывает Саре главный секрет свободы, заключенный в словах Творца своему созданию и сформулированный Пико делла Мирандола в «Речи о достоинстве человека»: «Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам сформировал себя в образе, который ты предпочтешь» (3, с. 506-514; 6, с. 216). Став свободной, отнюдь не от реальности, - от нее никуда не деться, - а от сковывающих дух пут, Красная Шапочка обретет силы, чтобы противостоять одиночеству, бездуховности окружающих, продолжить мечтать и творить, расти и взрослеть, сохраняя в себе силы для воплощения собственной мечты. Это общецивилизационный код, понятный всем творческим людям и актуальный для всех стран и народов.
Символы тетралогии шведской писательницы Анники Тор принимаются и становятся незабываемыми хотя тяжело читать ее книги: «Остров в море», «Пруд белых лилий», «Глубина моря» и «Открытое море» [13-16]. Все эти названия, несомненно, глубоко символичны. В этих книгах автор передает свое послание грядущим поколениям простым и доступным языком подростка, взрослеющего вместе с главной героиней Штеффи. В их основу лег тот факт, что шведские семьи во время Второй мировой войны приютили детей австрийских евреев и тем самым спасли им жизнь (13, с. 206). Читать эти книги тяжело именно из-за пронзительного трагизма ситуации, отраженной в наивном детском восприятии.
Даже на далеком шведском острове, где нашли приют две сестры из некогда благополучной венской семьи, младшая, Нелли, еще долго будет бояться темноты. Она прекрасно понимает, что там нет нацистов, «полиция не ходит по ночам и не забирает людей» (13, с. 48), но как только темнеет, напрочь забывает об этом. И еще долго на ее ри-
сунках будут появляться коленопреклоненные под дулом автомата люди с надписью «ЕВРЕЙ» на витрине у них за спиной (13, с. 48). (Не допустить повторения подобного - сила этого призыва подчеркивается именно простотой и наивностью детского восприятия.) Но Нелли проще. Она маленькая, она быстрее все забудет, даже родной немецкий язык, в котором начнет делать «жуткие ошибки», характерные для шведского (13, с. 111). А вскоре она начинает даже избегать говорить на немецком из опасения «вдруг... кто-нибудь услышит» (13, с. 154), ведь шведским детям этот язык кажется смешным и глупым. (Передаваемое здесь послание сложно и многослойно: можно ли воспринимать это как предательство или просто как благословенную детскую забывчивость, хранящую ребенка, пережившего немыслимые ужасы. Юный и бескомпромиссный выберет первый вариант, умудренный опытом - второй, однако любого он заставит задуматься.) Старшей сестре, подростку Штеффи, труднее приспособиться к ситуации - она помнит те счастливые дни, когда вся семья гуляла по воскресеньям в ближайшем парке или в Венском лесу, слушала в опере «Волшебную флейту» Моцарта, ходила в кино и на концерты, проводила отпуск вместе (13, с. 34), не забыла мамины рассказы о ее карьере оперной певицы. Ей больнее и оттого, что она не может выполнить данное маме обещание - не разлучаться с Нелли (13, с. 29) и заботиться о ней (13, с. 45). Но что поделаешь: сестер взяли две разные семьи, и Штеффи оказалась в одиноком доме на берегу острова в бескрайнем свинцово-сером море, на самом краю земли (13, с. 30).
Мотив одинокого острова будет повторяться еще не раз, обогащаясь новыми подробностями, и постепенно становится все более и более ярким символом. Как принять то, к чему не привык, когда кажется, что все против тебя? Очень трудно приходится развитой, тонко чувствующей девочке-подростку, попавшей в совершенно непривычную ситуацию. И дело не только и не столько в ежедневном мытье посуды, от которого пухнут и грубеют руки, и не в неподъемной сумке, которую приходится тащить, когда отправляют за покупками. Дело в уверенности, что «старые, потрепанные книги сгодятся для чужого ребенка. Старые, потрепанные учебники и... ужасный купальник сойдут для ребенка-беженца, который вынужден жить благодаря состраданию других» (13, с. 97). Так она воспринимает отношение к себе предоставившей ей кров семейной пары. Штеффи гнетет и травля, устроенная ей королевой класса Сильвией, и постоян-
ная, неослабевающая тревога за родителей, оставшихся в Вене, и страх, охвативший ее после начала Германией военных действий против Норвегии и Дании (13, с. 212-218). Ей еще предстоит узнать, что за внешней суровостью и холодностью тети Марты скрывается доброе сердце и что та полюбила ее, как родную дочь, умершую четырнадцать лет назад (13, с. 247), поверить сыну приехавших на лето дачников, Свену, который процитировал ей стихи Джона Донна из романа Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол»: «Нет человека, который был бы, как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть суши...» (13, с. 254).
Символ отчаяния постепенно перерастает в символ надежды. При этом он, не теряя еще одного смыслового оттенка - нетерпимости общества к не таким как все, содержит в себе призыв к толерантности. Автор предисловия к книге, Наталья Малевич, надеется, что этот символ, а также книга в целом, помогут «умным родителям и педагогам» «в таком необходимом, тонком и трудном деле, как воспитание гуманного, толерантного отношения к другим людям» (11, с. II). Не допустить повторения ужасов Второй мировой войны, сохранять гуманность, терпимость современного мультикультурного мира - таков призыв этих книг, культурный код, передающийся грядущим поколе-ниям1. Как и другой посыл, звучащий с не меньшей силой. Человек, попав в тяжелую жизненную ситуацию, способен преодолеть любые трудности, если сохранит свою целостность, духовную силу, верность лучшим традициям. Надо только не сдаваться, продолжать верить в себя и вопреки, казалось бы, непреодолимым обстоятельствам продолжать идти вперед, воплотить надежды и чаяния своих родителей, стремиться реализовать свою мечту. И всегда найдутся те, кто способен поддержать, подставить дружеское плечо. Пусть их немного, но они есть, и эта помощь может оказаться решающей в жизненно-важный момент.
Символы всех этих книг перерастают свои прообразы, обретая новое содержание, иконическое значение и становясь посланием во все времена, как в свое время перерос просто принца родившийся в 1943 г. Маленький принц Антуана де Сент-Экзюпери. Значение
1 Этот призыв также является наднациональным и надгосударственным, хотя в книгах содержатся и более конкретные культурные коды, в том числе австрийский, шведский.
«принц» осталось, но так глубоко погребено под многослойностью оболочек, что почти не читается, заставляя воспринимать новый, необыкновенно сильный и трогательный образ в его целостности и неделимости.
Каково же основное содержание посланий, передаваемых детям современными авторами? При разнообразии, продиктованном национальными культурными особенностями разных стран, прежде всего следует отметить их общечеловеческий глубокий гуманизм, нетерпимость к насилию, стремление заложить на подсознательном уровне ребенка стремление, выливающееся в настоятельную необходимость, которую он пронесет через всю свою жизнь, сделать все возможное, чтобы не допустить повторения ужасов, пережитых планетой во время мировых войн.
В детское подсознание также стремятся заложить гуманизм в отношении ко всем себе подобным, недопустимость презрительного отношения к непохожим, иным. Гуманизм заключается и в борьбе с детской жестокостью и в помощи ее жертвам (жестокость выражена, в том числе, в мотиве отношений Сильвии и Штеффи (13, с. 212218)).
Детям также пытаются внушить необходимость заботы о братьях наших меньших1 и обо всей нашей Земле2.
Это лишь небольшая часть проблем, но они представляются наиболее важными.
Стоит отметить и двойственную адресованность детской литературы - и детям и родителям. Детские писатели стараются подготовить детей к восприятию проблем - как общественных, так и личных - своих родителей3, а последним советуют для лучшего понимания детей
1 Эти проблемы поднимаются в книге Даниэла Пеннака в совершенно неожиданном ракурсе. Мир людей и отношения с ними рассматриваются глазами собаки (12).
2 Борьба английских «зеленых», правда, в несколько ироничном свете представлена в книге Энн Файн «Пучеглазый» (17).
3 В той же книге показано, как девочка-подросток Китти, страшно переживавшая развод собственных родителей и встретившая в штыки нового маминого ухажера, постепенно становится ближе с мамой, пытается ставить себя на ее место, понимать, что она тоже заслужила право на счастье, что людей надо воспринимать таки-
вспомнить собственное детство, собственные ценности и переживания.
Одна из высших целей и задач детской литературы - наряду с прокладыванием духовного моста между родителями и детьми, укреплением их духовного родства, как и родства с собственной и общечеловеческой культурой, - сделать новые поколения лучше предыдущих, более тонкими, более развитыми, более сильными как в духовном, так и в физическом отношении. Заложить в них стремление к обретению высшей духовности, к постоянному саморазвитию, стремлению стать лучше, воплощая главную задачу греческой пайдейи -продолжать самосовершенствование на протяжении всей жизни1.
Список литературы
1. Горгиев В. «Paideia" во антиката и денес // Антиката и европската наука и култура - Прилози од научниот собир одржан по повод 60 години Институт за кла-сични студии. - Скоп|е: Институт за класичне студии, 2009. - С. 119-130.
2. Димитров И. Въображението у Кант - способност или сила?! // Философски алтернативы. - София, 2011. - Г. 20, № 1 - С. 15-26.
3. Пико делла Мирандола Д. Речь о достоинстве человека / Пер. Л. Брагиной // Пико делла Мирандола Д. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: В 5 т. - М.: Искусство, 1962. - Т. 1. - С. 506-514.
4. ШутиН М. Адорново схватаае жумова «мудрости» и «дубине» // Летопис Матице српске. - Нови Сад, 2012. - Ка. 489, св. 4-5. - С. 603-611.
5. Юнг К.Г. Символы трансформации / Пер. с англ. В. Зеленский. - М.: ACT: ACT МОСКВА, 2008.-731, [5] с. - (Philosophy).
6. Гайте К.М. Красная Шапочка на Манхэттене. - М.: Самокат, 2009. - 216 с.
7. МакароваЕ. Движение образует форму. - М.: Самокат, 2012. - 288 с. - («Самокат» для родителей).
8. Макарова Е. Как вылепить отфыркивание: В 3 т. - М.: Самокат, 2011. - Т. 1: Освободите слона. - 192 с. - («Самокат» для родителей).
ми, какие они есть, и даже помогает школьной подруге спокойнее воспринимать аналогичные проблемы в ее семье (17).
1 Подробно проблема пайдейи рассматривается в выступлении В. Горгиева на научной конференции в связи с 60-летием Института классических исследований в Скопье (1, с. 119-130).
9. Макарова Е. Как вылепить отфыркивание: В 3 т. - М.: Самокат, 2011. - Т. 2: В начале было детство .-208 с.. - («Самокат» для родителей).
10. Макарова Е. Как вылепить отфыркивание: В 3 т. - М.: Самокат, 2011. Т. 3: Вечность и вещность.-176 с. - («Самокат» для родителей).
11. Малевич Н. Предисловие // Тор А. Остров в море. - М.: Самокат, 2006. -
С. 11.
12. ПеннакД. Собака Пес. - М.: Самокат, 2009. - 176 с.
13. Тор А. Остров в море. - М.: Самокат, 2006. - 288 с.
14. Тор А. Пруд белых лилий. - М.: Самокат, 2008. - 224 с.
15. Тор А. Глубина моря. - М.: Самокат, 2009. - 224 с.
16. Тор А. Открытое море. - М.: Самокат, 2013. - 264 с.
17. Файн Э. Пучеглазый - М.: Самокат, 2011. - 216 с.
18. Худолей Н.В. Культурный код современного российского читателя // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. - 2014. - № 29-1. -Режим доступа: http://cyberleninka.ru/article/n/kulturnyy-literaturnyy-kod-sovremennogo-го881у8к(^о-сЫ1а1е1уа