CC BY
47
ПУБЛИКАЦИИ
Т.Н. Красавченко
ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ГЛАЗАМИ АНГЛИЧАНИНА: ХЬЮ УОЛПОЛ
О России и русских я не знаю ничего, но о воздействии России и русских на меня и на мои идеи кое-что знаю1.
Аннотация
Известный английский писатель Хью Уолпол (1884-1941), приехавший в Россию в сентябре 1914 г., описал, какими ему виделись русские накануне и в процессе Февральской революции, в двух романах - «Темный лес» (1916) и «Тайный город» (1919), занимающих особое место в его творчестве: Россия стала для него открытием нового мира. Февральская революция показана вписанной в исторический, культурно-цивилизационный и имагологический контексты. В приложении к статье дается перевод официального отчета Уолпола о Февральской революции для британского Министерства иностранных дел в марте 1917 г.
Ключевые слова: английская литература, образ России, Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции, Достоевский.
Krasavchenko T.N. The February Revolution seen by Hugh Walpole
Summary. A famous English writer Hugh Walpole (1888-1941), who came to Russia in September of 1914, described his view on Russians before and during the February Revolution in two novels - «The Dark Forest» (1916) and «The Secret City» (1919), where he discovered Russia as a new world for himself. The February revolution is represented in the novels in the historical, cultural and imagological contexts. The Russian translation of Walpole's official account of the February revolution, sent to the British Foreign office in March 1917, one can read in an appendix to the article.
Хью Уолпол - очевидец Февральской революции; все, что происходило с ним в России, куда он приехал в сентябре 1914 г., служит важным свидетельством того, какой была русская жизнь в преддверии революции, что привело к ней, какими виделись русские накануне и в процессе революции иностранцу, в данном случае британцу. Таким образом, русские революции, не только Февральская, но и Октябрьская, хотя о ней прямо у Уолпола речь не идет, оказываются вписаны в широкий исторический, культурно-цивилизационный, имагологический контексты.
Хью Уолпол (13 марта 1884, Окленд, Новая Зеландия -1 июня 1941) был широко известен в Великобритании и США в 1920-1930-е годы. В 1924 г. Эрнест Хемингуэй в одном из рассказов сравнил его с Г.К. Честертоном и сделал вывод, что Уолпол лучше как писатель, а Честертон - как человек, и оба они - клас-сики2. Ныне наблюдается процесс возрождения его литературной репутации3.
О России Уолпол написал два романа - «Темный лес» (The Dark Forest, 1916) - о Первой мировой войне, и «Тайный город» («The Secret City», 1919). Россия стала для него открытием нового мира.
* * *
Когда началась Первая мировая война, из-за плохого зрения Уолпол не смог пойти в армию. И принял предложение поехать в Москву в качестве корреспондента газет - ежедневной «Дейли мейл» и еженедельной «Сэтердей ревю»4.
О России у него были довольно скромные - литературные -представления: в детстве - в 1890-х годах - его увлек приключенческий роман британского автора Макса Пембертона (1863-1950) «Кронштадт» (1899) - о приключениях английской героини и ее возлюбленного в русской морской крепости; когда ему было 22, он прочитал «Анну Каренину»5, а в 1912 г. его потрясли «Братья Карамазовы» Достоевского в переводе Констанс Гарнет6 - ему было 28.
Каким он был до России? Безусловно, своим в Англии, несмотря на новозеландское рождение, раннее американское детство (в 1889 г., когда ему было пять лет, семья переехала из Новой
Зеландии в США, где отец, англиканский священник, работал в Теологической семинарии7) и негативный опыт британских школ (с 1893 г., когда родители послали его учиться в Великобританию, за 10 лет он сменил несколько частных школ8). В 1906 г. он окончил престижный Кембриджский университет (Эммануэль-колледж), где изучал историю. Поработав по воле отца проповедником в миссии для моряков в Ливерпуле, он предпочел стать учителем, сначала частным, а в 1908 г. преподавателем французского языка в Эпсом-колледже в Саррее, потом переехал в Лондон и стал зарабатывать на жизнь рецензиями на книги для газеты «Standard», а в свободное время писал прозу. На его первый роман «Деревянная лошадь» (1909) критика откликнулась благожелательно, но успех у читателя имел лишь его третий - психологический - роман «Мистер Перрин и мистер Трейл» (1911) - о трагикомическом конфликте двух учителей - стареющего неудачника и молодого, привлекательного идеалиста. Уолпол был признан в британской литературной среде, его поддерживали маститые писатели - Генри Джеймс и Арнольд Беннет. В начале 1914 г. Генри Джеймс в «Таймс Литерэри Сапплемент» (март, апрель) в статье, позднее известной как «Новый роман», включил Уолпола в число наиболее ярких молодых британских романистов9.
Вот таким - молодым преуспевающим писателем, из Великобритании, страны с нормированным, регламентированным бытом, он приехал в Россию. Его взгляд на нее был взглядом не свысока, но со стороны - как на совершенно другого, вызывающего то недоумение, то восхищение: он увидел других людей, другой стиль жизни, другую культуру, ощутил ее притягательность, заразительность и вместе с тем чуждость. Как позднее вспоминала хорошо знавшая его балерина Тамара Карсавина, вышедшая замуж за британского дипломата Бенджи Брюса (H.J. Bruce): «Он <Уолпол> интересовался русской жизнью и русским характером не как чем-то экзотическим и причудливым, но с подлинной любовью и пониманием. <...> А мы с нашей русской любовью к Диккенсу звали его Пиквиком»10.
* * *
«Русское приключение» Уолпола началось 24 сентября 1914 г.11: он приехал в Москву и подружился с британским вице-консулом Робертом Локкартом, который сразу погрузил его в гущу русской культурной жизни: вывел в оперу, балет, цирк, в знаменитый клуб-кабаре «Летучая мышь» Никиты Балиева, познакомил с очаровавшим его Михаилом Ликиардопуло - Лики, литературным секретарем в Художественном театре, переводчиком на русский и популяризатором произведений западных писателей (прежде всего Оскара Уайльда), агентом русской разведки, о чем Уолпол наверняка не знал. Уолполу довелось встретиться с Горьким и Шаляпиным.
Он снял в Москве комнату в русской семье. «Русский стиль жизни» поразил его непосредственностью, смешением разнородного, т. е. полным отличием от английского образа жизни, с его сдержанностью, тихими голосами, нормированностью. 12 ноября 1914 г. Уолпол писал Генри Джеймсу: «Семья, в которой я живу, состоит из милой женщины, ее меланхоличного мужа и троих детей. Квартира маленькая и невероятное количество людей живет в ней - посторонние приходят и уходят, постоянны только запахи и шум. Я начал немного говорить по-русски, но в течение нескольких недель это представлялось абсолютно невозможным -казалось, это язык, на котором идиоты красиво разговаривают в сумасшедшем доме - на самом деле он в высшей степени прекрасен. У меланхоличного мужа приступы ужасного настроения -каждое третье утро. По понедельникам я просыпаюсь от его громкого голоса, переходящего в пронзительный дрожащий крик и это продолжается и продолжается. Весь понедельник и вторник муж и жена не разговаривают. В среду утром он плачет за завтраком и прощен. В четверг утром все начинается снова. Он очень вежлив со мной, потому что у них нет денег, а я - их прожиточный минимум. <... > Он изобретатель и за последний месяц изобрел новый вид <...> извлекаемой из коры деревьев краски, новые чернила и новый сорт мыла. Период чернил был ужасным - все забрызгалось ими.»12
Далее следует описание жизни типичной русской семьи из среднего класса: «По вечерам иногда собираются гости: приходят
дамы играть в карты, пить чай и говорить о Боге. Бог - тема, не утрачивающая интерес, половина России (низы) уверена в Его существовании, как в существовании собственных блох, другая половина (интеллигенция) уверена, что его нет, но испытывает интерес к нему, подобный нашему интересу к Джордж Элиот или Теннисону. Мне очень повезло, потому что хозяйка дома милая женщина и отличная учительница. Я учу русский по четыре часа в день и во время завтраков, обедов, ужинов. <...> Это действительно замечательный язык, богатый, как золотая парча и полный чудесных слов. Он предназначен (я уверен) для потока ночных разговоров, к которым они здесь привыкли. Успехи мои невелики, но не думаю, что овладеть им невозможно, хотя это и требует новой челюсти и горла»13.
Несмотря на недолгое пребывание в Москве, он делает обобщения: «Что касается самих русских, что можно сказать? У любого русского на улице очень кроткие добрые глаза и жестокий рот варвара. Мне кажется в настоящем, что они живут, словно без кожи, так обнаженно они все переживают. <...> Кажется, будто у них нет самоконтроля и все же они без звука приняли запрет на водку - самую сердцевину своего существования, что я считаю самым прекрасным достижением войны. Они поразительно смиренны, неизменно уверенные в том, что другие страны делают все лучше, чем они, но их Художественный театр абсолютно превосходит в театральной сфере все, что я видел - у меня, наконец, открылись глаза и я понял, какой может быть актерская игра, каково целое формы и духа драмы. Любой, проживший здесь две недели, не сомневается в их победе в этой войне. Они - новый народ: этот кризис сделал для них то, чего не смогла добиться вся предшествующая история - дал ощущение уверенности в себе. Их современная литература кажется незначительной - рассказы, поэзия, редко роман - два нездоровых автора Арцыбашев и Куприн и, конечно, Андреев, который теперь пишет плохие пьесы»14.
А в письме от 23 декабря 1914 г. писательнице, миссис Бел-лок-Лоундес, сестре известного британского писателя Хилэра Беллока, Уолпол лаконичнее и эмоциональнее передает свои впечатления о русской жизни: «О! Все так странно и сумбурно здесь! <...> Эта квартира! Гомон детей, хозяйка, бегущая в ночной
рубашке (в одиннадцать часов!) к телефону, фиолетово-зеленые башни напротив моего окна, по соседству с жутким современным зданием, грязь и дружелюбие, вкус и полное отсутствие его!»15
Позднее, 1 февраля 1915 г., он вновь писал Генри Джеймсу: «Мой дорогой Мастер, <. > я не намного продвинулся в своем понимании русского характера. И все еще считаю, что наиболее совершенно передает его "Вишневый сад" Чехова, но недостаточно только читать его - нужно видеть, как играют эту пьесу актеры Художественного театра. <...> Ни один английский автор, на мой взгляд, не прав в отношении русских, потому что их либо идеализируют, либо проклинают. Истина же в том, что у русского все человеческие инстинкты проявляются в их самой простой, сильной, самой примитивной форме - чувство красоты, братства, склонность к неаккуратности, грязноватости, жестокости, альтруизму, эгоизму, ко всему - и он не знает, что такое сдержанность -пока. Когда же он познает ее, он будет очень значителен, но совсем не так интересен. <.. > Как они едят! Как любят женщин! Как говорят о Любви, Боге и Братстве! Как не доверяют друг другу и конфликтуют в трамваях! Как шпыняют женщин и едят утку руками! Как поглощены собственной психологией, как погружены в себя и не доверяют себе! Какие они беспечные, легкомысленные, гостеприимные и теплые! Они кажутся мне менее всех способными к удачной войне, и все же эта война выявляет их чудесные качества - возможно, это самый великий кризис в их истории»16. Тут Уолпол оказался провидцем.
В начале декабря 1914 г. он съездил на польский фронт и в поезде в Варшаву, за два дня, проведенных с русскими офицерами, был уже, как рыба в воде: пел русские песни, ел колбасу, а в Варшаве в гостинице писал роман «Зеленое зеркало», читал «Преступление и наказание» и наблюдал за солдатами: его особенно тронули их колонны, с песнями направлявшиеся на фронт (он написал для «Сетердей ревю» о своих впечатлениях в Варша-ве)17.
Вскоре Уолпол переехал в Петроград, предпочитая его Москве, и там в начале марта 1915 г. подружился с одним из основателей общества «Мир искусства», художником К. А. Сомовым, о котором писал: «Крайне привлекательный человек. Очень спокойный - одно из самых печальных лиц, которые я когда-либо
видел - прекрасные глаза. <...> Всем русским свойственна, кажется, одна и та же необычная привлекательность - привлекатель-
18
ность, которую дети вызывают у взрослых» .
В России Уолпол ощущает себя участником истории. В марте 1915 г. на обеде в британском посольстве он договорился с послом - сэром Джорджем Бьюкененом и его женой - леди Джорджиной, что будет помогать в Английском госпитале. Он прошел там подготовку и стал санитаром; в письме Генри Джеймсу 15 марта 1915 г. он писал: «. Должен признаться, что нахожусь в состоянии необычайного возбуждения. Это не значит, что я не понимаю всю трагедию и ужас положения, <...> но быть актером (хоть и крошечным) на величайшем этапе истории в жизни мира, видеть такие вещи, быть испытанным самым глубочайшим испытанием <. > - значит подняться так высоко, что перестаешь вообще быть человеком, а становишься каким-то бестелесным и совершенно абстрактным.»19
В том же письме он описывает журналиста из «Дейли мейл» Хэмилтона Файфа, по-иному воспринимающего Россию: «<...> Кроме госпиталя и писательства, я гуляю во второй половине дня с этим столпом филистерства. <...> Поистине он замечателен. Он и есть Человек с Улицы - точно и абсолютно. Он ненавидит Россию. Поскольку его белье стирают три недели, он говорит, что Чехов - плохой драматург; поскольку русские не играют в футбол, он говорит, что они должно быть гомосексуалисты (они ими никогда не были). Поскольку он не может выучить русский язык, он говорит, что они "безмозглые". <.. > Вечера я провожу с самыми интересными сейчас людьми в России - Мережковским, Сологубом, Глазуновым, Скрябиным, Сомовым. <.. > Все они изумляют меня -они совсем как дети, несмотря на весь свой интеллект. Плачут, смеются, верят всему в данную минуту и не верят - в следующую, не знают, что хотят, добрые и с грубоватыми манерами <.. ,>»20.
Уолпол стал работать в «Санитаре» - отделении Красного Креста, цель которого заключалась в том, чтобы выносить раненых с поля боя и выполнять «черную» работу в госпиталях. Он называл себя «одним из немногих (полдюжины) англичан в мире, которые носят русскую форму»21. К этому времени он уже стал свободно говорить по-русски. Тогда - еще до отправки на фронт в Галицию - у него зарождается замысел романа - «Темный лес»
(первоначальное название «Смерть и охотники»), но не хватало фона, контекста22.
22 мая 1915 г. он отправился в Карпаты с отрядом медиков -хирургов, медсестер и санитаров - маленьким мобильным госпиталем, прикомандированным к Русской девятой армии. В поезде Уолпол вновь читал Достоевского - «Записки из Мёртвого
дома»23.
24 мая 1915 г. Отряд прибыл в Станиславов (ныне Ивано-Франковск), на машинах добрался до маленькой деревни. Наступил недолгий период ожидания и передышки. Уолпол полеживал в саду и читал Браунинга и Достоевского24.
3 июня 1915 г. он записал в дневнике: «. Вечером пошли в лес. <. > Здесь произошло Приключение моей жизни. Отправился с несколькими санитарами искать раненых, прошли немного вперед, но санитары сели и отказались идти дальше. Я забыл весь свой русский, ругался по-английски и, наконец, заставил их пойти со мной»25. В результате нашли раненого, один из санитаров отказался возвращаться, пришлось нести носилки втроем. За стойкость его наградили Георгиевским крестом26. Этот эпизод выглядит как явное свидетельство преимущества британской решимости и гуманности на фоне русской безалаберности и безответственности.
Через два дня начали поступать раненые. 16 июня 1915 г. Уолпол записал: «Позавчера восемьсот раненых за двенадцать часов. Я запросто отрезаю пальцы ножницами!»27 Как пишет автор биографии Уолпола, писатель и издатель Руперт Харт-Дэвис, вместо планировавшегося наступления русские в Галиции отступали. «Судя по официальным историям кампании, по дневникам и воспоминаниям солдат и политиков, трудно понять, как русская армия продержалась так долго. Некомпетентное командование, плохо одетые и неадекватно вооруженные солдаты проявили огромное мужество и выдержку. Их запасы амуниции истощились через несколько месяцев войны, у них было так мало винтовок, что многие пехотинцы в бездействии ждали, пока им не доставалось оружие погибшего товарища. Австрийцы в сравнении с ними -слабые вояки, но к ним прибыло немецкое подкрепление.»28
Дневник Уолпола полон описаниями увиденного. Он «нашел» фон для своего романа и, вернувшись в августе 1915 г. в Петроград, 3 октября закончил книгу «Смерть и охотники», посвя-
тив ее Константину Сомову. Многие эпизоды книги были взяты из ежедневных записей, что придало ей достоверность и выразительность. Она вышла в Лондоне и в Нью-Йорке в 1915 г. под названием «Темный лес».
Основное действие романа происходит в Восточной Галиции во время отступления русских под напором немецко-австрийских войск. Два английских персонажа романа - повествователь Джон Дёрворд (из Красного Креста) - ему 31 год, в прошлом журналист, ведущий дневник, и Джон Тренчард - еще моложе, наивный, простосердечный, смешной, оба санитары - две ипостаси автора. В основе романа - любовный треугольник. Тренчард влюблен в молодую обаятельную девушку - русскую медсестру Марию Ивановну Красовскую и, обручившись с нею, счастлив, хотя она нервничает из-за их помолвки. Все трое прибывают из Петрограда в Отряд (полевой госпиталь) - под начало 50-летнего опытного хирурга Алексея Петровича Семёнова, человека сильного, жесткого, своего рода супермена, он влюбляется в Марию, она - в него. И Тренчард, в нем что-то и от князя Мышкина, и от мистера Пиквика, мягкий, добрый, отпускает ее, обвиняя себя во всем. Дёрворд тоже влюблен в Марию, но не показывает своих чувств. Лес С., на краю которого находится их лагерь, - своеобразная метафора войны - страха, смерти, а также сексуальности: Дёрворд наблюдает, как Мария и Семёнов однажды утром уходят из лагеря в лес.
Однако юная, живая, непосредственная, ощущающая себя такой счастливой, Мария погибает от случайной австрийской пули во время обстрела в лесу, это кажется всем нереальным, нелепым, хотя на самом деле описание событий в романе подготавливает к тому, что с кем-то из героев должно произойти нечто роковое, ибо все они находятся в зоне смерти. Окружающим трудно принять смерть Марии - у Уолпола, как и у многих британских писателей, именно русская женщина воплощает жизнь и, в сущности, есть центр жизни; с ее уходом три персонажа, включая повествователя, теряют жизненную опору. И Тренчард, и Семёнов - в отчаянии, оба ищут смерть, надеясь прежде своего соперника соединиться с любимой женщиной в ином мире. Презирая самоубийство (к тому же в православии это большой грех), они ждут, когда смерть настигнет их от врага. И первым погибает - более слабый и человечный - Тренчард.
В «Темном лесу» реалистическое, даже натуралистическое описание Первой мировой войны дано раньше, чем в известных романах о «потерянном поколении» - «На Западном фронте без перемен» Э.М. Ремарка, «Смерть героя» Р. Олдингтона и «Прощай, оружие» Э. Хемингуэя, вышедших в 1929 г.
Дёрворд как заклинание повторяет: «Смерть конечная тайна» и замечает, что враг персонажей - не Германия, а смерть. Русско-английский отряд с его выходами в Лес С., с его потерями -это своего рода микрокосм человечества, бросающего вызов Смерти.
Уолпол уехал из Петрограда в Англию 16 октября 1915 г. А в январе 1916 г. Министерство иностранных дел предложило ему вернуться в Петроград - возглавить британское бюро пропаганды: русские союзники казались слишком восприимчивыми к немецкой пропаганде29.
31 декабря 1915 г. (в Лондоне в издательстве Martin Seeker), а вскоре и в Нью-Йорке - перед отъездом Уолпола в Петроград -вышел роман «Темный лес», положительно встреченный критикой, роман одобрили Арнольд Беннет и Джозеф Конрад30. Писатель Уильям Леонард Кортни в газете «Дейли телеграф» писал о том, что «высокий уровень художественного видения мира <...> раскрывает свойственные автору способность и возможности, которые мы едва ли в нем прежде подозревали»31. Но позднее, в 1918 г., британская писательница Ребекка Уэст (у нее только что вышел роман - «Возвращение солдата» - о солдате, контуженном на Первой мировой войне) в газете «Дейли ньюз» поставила Уолпола в один ряд с английским писателем и путешественником, верившим в святую Русь - Стивеном Грэмом, «как русского 'идиота-выдумщика' (Idiot-Manufacturer)»; возможно, «доза» Достоевского в романе Уолпола была для нее слишком сильной. «Темный лес» показался ей «защитой русского идиота»: «Мне стало ясно, - писала она, - что ваша главная идея: идиоты (подобные Тренчарду) обладают высшим запасом духовности, потому что - не ваша ли это фраза - "они больше способны к любви". <.. > Действительно, мне не нравится Ваше произведение; я считаю его неглубоким и лишенным художественного импульса»32. Тем не менее позднее «Обсервер» назвал «Темный лес» «одним из лучших романов
33
нашего поколения» .
* * *
В конце сентября 1916 г. Уолпол открыл на Адмиралтейской набережной в Петрограде «Англо-русское бюро», ставшее широко известно как «Офис британской пропаганды» («British Propaganda Office»)34, ориентированный на «противостояние эффективной немецкой пропаганде, которой непрестанно подвергались русские»35. Среди его сотрудников был корреспондент «Дейли кроникл», хорошо знавший и любивший Россию 38-летний британский журналист, корнуолец Гарольд Уильямс, который существенно помогал Уолполу. Он женился на русской журналистке - Ариадне Тырко-вой, жил в России с революции 1905 г., свободно владел не менее чем 35 языками, включая диалекты Российской империи, и опубликовал книгу «Россия русских» («Russia of the Russians», 1914). Он работал в бюро, не будучи на государственной службе, не получая жалованья, и был живой энциклопедией, главным источником информации по русским вопросам - всегда в распоряжении и посла, и Уолпола; как никто иной, он понимал, что грозит Рос-
сии36.
Уолпол работал в Бюро до конца 1916 г. и большую часть 1917 г. посол доверял ему. В дневнике 4 ноября 1916 г. Уолпол записал, что на вопрос Бьюкенена, «что сказать царю по поводу здешних антианглийских настроений», он откровенно ответил: они -результат «родственных связей и денег, и ни то, ни другое мы изменить не можем»37.
Уолпол вел в Петрограде подробный дневник. 14 марта 1917 г. (он датирует события по григорианскому календарю. - Т. К.) он записал: «.Посол попросил меня написать официальный отчет о Революции. Гарольд <Уильямс> впал в истерику, предчувствуя наступление Коммуны»38. Но для Уолпола начало обеих русских революций было неожиданностью39. Тем не менее за сутки -с утра 19 марта и до рассвета следующего утра, закрывшись в офисе, он написал официальный отчет, который 20 марта, включенный в дипломатическую почту посла, он был отправлен в Лондон в Форин-офис (см. приложение к статье).
В письме матери в 1917 г. он отозвался о русской революции как о «несомненно самом значительном событии в этой войне, воздействие которого на всю Европу огромно»40. А меж тем власть
в Петрограде постепенно переходила от Временного правительства к рабочим и солдатским советам. Уолполу дали в помощь британского журналиста и историка Бернарда Пэрса, тогда корреспондента газеты «Дейли телеграф», и прислали дополнительную сумму денег из Лондона. Но, как замечает Р. Харт-Дэвис, «дни Англо-русского бюро уже были сочтены», «новая власть воспринимала бюро как агента реакционной империалистической власти, и Хью постепенно стал впадать в депрессию. Но все-таки наслаждался белыми ночами в мае, а Сомов сводил его в цирк и на борцовские состязания»41.
В третью неделю июня он уехал в Лондон. А 17 июля 1917 г., навещая семью в Эдинбурге, начал писать «Тайный город».
2 октября 1917 г. он последний раз поехал в Россию. Но вскоре стало ясно, что оставаться в России нет смысла, и 8 ноября 1917 г., на второй день после большевистского переворота, он уехал из Петрограда. В дневнике записал, что из окна кэба, отвозившего его на вокзал, видел, как на улицах возводят баррикады и следы от снарядов, нанесших ущерб Зимнему Дворцу. «Его русское приключение закончилось»42.
В Лондоне Уолпол получил работу в Министерстве иностранных дел, в Отделе информации, основанном в начале войны; возглавил его историк, политик, писатель Джон Бакен (John Buchan); к работе в нем привлекались многие писатели, среди них Г. Уэллс, А. Беннет, Уильям Арчер, Джон Мэнсфилд. Уолпол работал в Отделе до февраля 1919 г.43
* * *
Роман «Тайный город» вышел в свет 17 января 1919 г.44 Это было своего рода продолжение «Темного леса», ибо в него перешли некоторые персонажи - доктор Семёнов и повествователь -Джон Дёрворд (русские называют его Иван Андреевич). Оба они (Дёрворд раньше, Семёнов позже) вернулись в Петроград. Дёрворд, с детства страдавший хромотой (у него повреждено левое бедро), проболел зиму 1916 г. и восстановился лишь к весне. Он живет в Петрограде уединенно на Лоцманском острове, в конце Екатерингофского проспекта, погруженный в воспоминания о Марии и ее погибшем бывшем женихе - Джоне Тренчарде.
Осенью 1916 г. Дёрворд в гостях познакомился с Николаем Леонтьевичем Марковичем, бесталанным изобретателем, и подружился с его семьей (ее прототипом послужила семья, в которой Уолпол жил в Москве). Жена Марковича - Вера Михайловна (Семёнов - ее дядя) произвела на него сильное впечатление, он видит в ней настоящую русскую женщину - естественную, решительную, способную защищать слабых45, но несчастливую, недаром часты ее ссоры с мужем. Как Маша в «Темном лесу», Вера в «Тайном городе» - центр романа. Дёрворд не влюблен в нее: в ней нет слабостей, наивности, беспомощности, на его взгляд, вызывающих любовь46.
Кроме Дёрворда, в романе еще два британских персонажа -смелый, самоуверенный поэт Генри Боун, которому кажется, будто он понимает Россию. Он прибыл в Петроград с той же целью, что и автор романа. Другой персонаж - 32-летний Джерри Лоуренс, знакомый Дёрворда по Кембриджу. Его отец, Стивен Лоуренс, работал управляющим каких-то предприятий в Петербурге, и первые 15 лет жизни Джерри провел в России; власти вспомнили об его знании России и перевели его из Франции в Британскую военную миссию в Петрограде. На пароходе по пути в Россию Боун самоуверенно объясняет Лоуренсу нравственные, психологические, боевые особенности русских; его рассуждения напоминают Стивена Грэма: «Мистицизм русского крестьянина спасет мир. Это обожание Бога.»47
В Петрограде Боун сначала жил в гостинице «Франция», которой, как ему кажется, свойствен запах типичной русской гостиницы - щей, семечек, пачулей, канализации, моря, рыбы и мокрых мостовых48. Потом он снял комнату у Марковичей. Россия опрокидывает все его представления о ней. В Петрограде пространство города, размеры зданий делают человека незначительным. Боун ощущал там, что он никто. Западный мир казался ему просто несуществующим. Газеты приходили с таким опозданием, что было бессмысленно читать их. Он столько слышал о гостеприимстве русских - это впечатление сложилось особенно в результате чтения книг С. Грэма: «горячие сердца вокруг горячих самоваров»49, но Марковичи предоставили его самому себе, и только когда Вера обратила на него внимание, он воспрянул духом и пришел к выводу:
невозможно жить с русскими по соседству и не испытывать к ним симпатии: «Они так похожи на детей»50.
Для Дёрворда Петроград - «место с ужаснейшей тайной жизнью», у него нет древней истории, зато в каждом его камне есть душа и дух почвы51. Лейтмотив романа: «Петроград - странный город». Это замечают и Боун, и Дёрворд, которому это нравится: «.В этом городе, чьи тьма и свет, интрига и внешние проявления, слова и действия, казалось, рождены некой таинственной силой, возникшей из самой почвы, из самого воздуха, малейшее действие обретает чудовищные пропорции». И тут он формулирует важнейшее, ключевое для многих британцев, представление о России: «Когда вы несколько лет живете в России, то перестаете удивляться, что ее жители предпочитают бездействие - почва настолько сильнее, чем люди, которые живут на ней». Петроград показан в романе как очень разнообразный, разноликий город (еврейский рынок - скопление людей разных национальностей -татары, евреи, китайцы, японцы, индусы, арабы, мусульмане и христиане), как город Достоевского - «Бедных людей» и «Преступления и наказания», цирка, Александринского театра, «Маскарада» Мейерхольда, который ставили десять лет52. Петроград -город современного искусства, хотя поэзия и проза Серебряного века не близки Дёрворду: Бальмонта он считает претенциозным, эссе Мережковского скучными, «Петербург» Андрея Белого - непонятным (возможно, из-за «недостаточного знания русского», как он признается себе), однако живопись Сомова, Бенуа, Добужин-ского, Лансере и Остроумовой приводят его к мысли о том, что у русского искусства - «настоящее будущее»53.
Еще один лик Петрограда, одновременно трогательный, зловещий, опасный, предвещающий крайности революции, - прибившийся к Дёрворду бомж, маргинал, анархист Рэт (по-английски -крыса), видимо, в прошлом совершивший немало преступлений (грабеж, насилие, убийство). По словам Дёрворда, он «был, как дикарь в центре Африки», грязный, в лохмотьях, жестокий рот, но «глаза кроткие и добрые, как почти всегда глаза у русского крестьянина». «Он был единственный абсолютно счастливый русский, которого я встретил, - замечает Дёрворд. - У него не было приступов отчаяния»54. Но Дёрворд чувствовал, что Рэт, для которого мир делился на бедных и богатых, вполне мог убить его.
Именно Рэт предупредил Дёрворда, что скоро в городе начнутся волнения55.
Еще один образ Петрограда - царский сановник Вилдерлинг, у которого снимает комнату Джерри Лоуренс. В его квартире Дёр-ворд, приглашенный на ужин, ощущает «атмосферу порядка, комфорта, благоустроенности, а главное - безопасности», по контрасту с собственной квартирой и квартирой Марковичей56. Вилдерлинг представляет наиболее консервативные слои российского общества. По его мнению: «.русский крестьянин не готов к свободе, и если бы, - говорит он Дёрворду, - вы дали ему свободу сегодня, вы погрузили бы страну в самые жуткие муки анархии. <...> Закончим войну и постепенно под мудрым руководством дадим образование каждому мужчине, женщине и ребенку. Наш царь самый либеральный правитель в Европе - и он знает, что хорошо для его детей. <...> Каждому русскому сейчас надо верить в простые вещи - религия, Царь, страна. Допустите ваши реформы, и через неделю каждый говорун в стране встанет вверх ногами, будет говорить, кричать, драться. Немцы оккупируют Россию в удобный момент, и вы на Западе будете разбиты, а цивилизация отброшена на 200 лет назад. Единственная надежда для России -единство, для этого нужен порядок, а для порядка, во всяком случае, в России, нужна авторитарная власть»57.
И Дёрворд задумывается, а может быть, барон прав: мир официальной России, порядка - это безопасный мир. А по другую сторону: Рэт, знакомый Марковичей - большевик Борис Николаевич Грогов и сам Николай Маркович.
Но неотвратимо и подспудно наступает время анархиста Рэта и Грогова, болтливого, демагогичного, всплывающего на революционной волне и занимающего, видимо, важное положение в стане большевиков, потому что к нему домой приходит Ленин. Грогов показан как человек крайне неприятный и в личном плане. Когда к нему как к своему давнему поклоннику прибегает сестра Веры -хорошенькая, смешливая Нина, в шоке ушедшая из дома, узнав, что Лоуренс любит не ее, а Веру, Грогов принимает ее, но жениться не намерен, он - сторонник свободной любви, мучает, бьет ее, держит под надзором кухарки, не выпускающей ее из дому (все это она рассказывает после бегства из дома Грогова).
Февральская революция изображена в романе обыденно -как цепь событий повседневности. Происходит важнейшее историческое событие, но персонажи - и семья Марковичей, и британцы - не сразу сознают это. Лишь Дёрворд испытывает смутное чувство тревоги, периодически встречая на улицах Петрограда таинственного крестьянина с черной бородой, видимо, напоминающего о другой, невидимой здесь, скрытой, огромной России, он - своего рода метафора надвигающейся революции.
В романе - лишь несколько ярких революционных эпизодов. После отречения Николая II Вилдерлинг в отчаянии, утратив инстинкт самосохранения, стреляет из окна своей квартиры в революционеров, они настигают его и расстреливают - так показан в романе конец старой монархической России. Еще один эпизод -полицейский ищет убежище в доме Марковичей, его преследуют восставшие. Тут Марковичи ощутили, что революция «пришла к ним, и не только революция, но странный новый тайный город -Петроград, <.. .> земля уходила у них из-под ног»58.
Еще один «революционный» эпизод: кухарка Дёрворда торжествующе сообщает ему, что все теперь будет по-другому -революция! Но вид его больного желтого лица тронул ее, как болезнь и несчастье, замечает Дёрворд, трогают всякого русского, каким бы старым и бедным он сам ни был59.
С Дёрвордом - alter ego автора наиболее явно связан циви-лизационно-философский дискурс романа, ибо именно Дёрворд пытается разобраться и понять, что такое жизнь, что такое Россия и как она соотносится с Западом: «Суть тайны жизни - изоляция одного человека от другого, и в этом же суть неудовлетворенности; единственная цель жизни - осознать эту изоляцию, любить другого <. >; но у нас, западных людей, есть хотя бы комфорт нашего ожидания, нашего материализма, нашего равнодушия к идеям. Русские, думаю, живут в мире одиночества, населенном только идеями. Их импульсы к исповеди, братству, пороку, цинизму, вере в Бога и презрении к Нему - все рождено этим ми-ром60. «Русская юность - это нечто, о чем западные люди не имеют представления, ибо не привыкли с младенчества купаться в атмосфере, настоенной только на идеях. Ни в одной русской семье не препятствуют детям познавать жизнь, как она есть. И тем не менее русский мальчик или девочка, становясь подростками, не имеют
ни малейшего представления о том, что такое жизнь. <.> Только клубок бессвязных, плохо переваренных идей. <. > Опыт приходит, конечно, но большей частью - несчастливый. Жизнь - трагедия для каждого русского просто потому, что он забывает о повседневности в погоне за конечным смыслом. Мы на Западе научились презирать конечные смыслы как нечто непрактичное <...>61. И далее Дёрворд замечает: «.Мы любили балет, любили Толстого и Достоевского (переводили их мистицизм в сентиментальность.) <.> Но что бы Россия ни сделала <.> для остального мира, она в конце концов останется одна - изолированная в своей форме правления, идеалах, амбициях, самопожертвованиях. На какой-то момент внешняя политика иностранных правителей, казалось, втянула ее в западный водоворот. Всего мгновение она пробыла там. И выскользнула обратно под своей вуалью тумана и тени. Мы можем торговать с нею, вмешиваться в ее политику, красть ее Искусство, <.> она останется одна, сама по себе, таинственная, <.>»62.
Тем не менее сам Дёрворд чувствует себя в России душевно комфортно. Об отношении русских к себе он говорит: «Что-то пассивное и пессимистическое во мне часто приводило к тому, что русские считали меня родственной душой»63. На вопрос Веры, почему он остается в России, Дёрворд отвечает, что ему здесь нравится. Она возражает: «Вы не можете любить ее. В России нечего любить». «В ней есть все, - отвечает Дёрворд и добавляет: - И у меня здесь друзья»64. Позднее он признается Боуну: «Я полюбил этих людей. Веру, Нину и Николая. Странно все-таки, что можно полюбить русских больше, чем своих соотечественников. Чем глупее они себя ведут, тем больше их любишь - а с соотечественниками все совсем по-другому. О, как я хочу, чтобы Вера, Нина и Николай были счастливы!»65
Взаимоотношения британцев и русских, тяготеющих друг к другу как две противоположности и отталкивающихся друг от друга, - важный сюжетный вектор романа. Вера и Нина влюблены в Лоуренса, для Нины главное то, что он - англичанин и уже тем самым олицетворяет идею свободы. Как замечает Дёрворд: «Мы, англичане, не очень понимаем, почему русские любят нас за нашу легкую победу над тиранией и презирают нас за то, что мы так мало использовали эту победу <.>»66. А Николай Маркович
говорит Дёрворду: «О, вы англичане! <...> Вас всегда считают достойными доверия»67, имея в виду миф о британской порядочности. По-иному относится к англичанам доктор Семёнов: «Если бы даже вы и понимали нас - а вы не понимаете, - заявляет он Дёрворду, - суть в том, что мы не хотим вас, никого из вас, покровительствующих, похлопывающих нас по плечу, объясняющих нам нас, рассуждающих о наших душах, нашей непунктуальности и способности пить. Прошу вас не приходить в мою семью. Держитесь своих соотечественников»68.
Но это не мешает ему, как и многим русским, быть склонным к самобичеванию: «Человеческая раса прогнила; она состоит из эгоизма, порока, подлости; она лицемерна <. > и из всех низких трусливых народов на земле русский народ - самый низкий и трусливый!» «Думаю, наш народ ленив и эгоистичен - его нужно стегать кнутом, чтобы заставить что-то сделать. Думаю, для него идеально немецкое правление, именно это они и получат, если их Революция продлится.». А Николай Маркович говорит Боуну: «. У русских нет чувства приличия, и поэтому нас бьют, мы проигрываем, и нас презирает весь мир, и все же мы лучше других.»69 и тут же, эксцентрично, шокируя Боуна, бросается к нему и, обдав водочными парами, расцеловывает его в обе щеки. Боун, не привыкший к «сценам» и фамильярности решает, что «Маркович "чокнулся"»70.
В романе чувствуется сильное присутствие Достоевского. Например, на дне рождения Нины персонажи демонстрируют свою непредсказуемость, эксцентричность в духе героев Достоевского. Маркович в отчаянии рассуждает о проигравшей войну России, ее ужасном положении и невозможности восстановления ее несколькими болтливыми бездействующими идиотами. Грогов, большевик, приняв это на свой счет, обзывает Марковича трусом, тот обзывает трусом его. Грогов швыряет в Марковича стакан, который разбивается о стену. Нина возмущена: день рождения испорчен, но вдруг целует Грогова, тот доволен и просит прощения у Марковича71.
Своего рода реплика Ивана Карамазова - доктор Семёнов. Дёрворд видит в Семёнове особый тип русского человека: сенсуалиста, который всю жизнь занимался тем, что удовлетворял свои аппетиты. «К несчастью для себя он - очень умный человек, и, как
всякий русский, - циник и идеалист одновременно - циник потому, что идеалист»72. Дёрворд ценит его «силу характера, бесстрашие - качества в стране, где они практически отсутствуют <. >»73. После гибели Марии в «Темном лесу» Семёнов ищет смерти, но, как уже отмечалось, не может покончить жизнь самоубийством и потому цинично хочет использовать для этого Николая Марковича, заманив его в психологическую ловушку - сначала Семёнов хвалит его изобретения, потом смеется, издевается над ним, чтобы спровоцировать на убийство, и в конце концов Маркович, разочаровавшись во всем, во что верил - в России, в Вере (он видел, как она обнималась с Лоуренсом), попадает в ловушку Семёнова, убивает его из револьвера, а потом стреляет в себя.
В целом же впечатление Дёрворда о России сконцентрировано в его суждении о фильме, увиденном в одном из петроградских кинотеатров. Наблюдая в фильме виды Парижа: Оперу, площадь Согласия, Лувр, Сену, Дёрворд замечает: «Они казались нам странными и, как будто, лишь усиливали нашу изоляцию и ощущение того, что мы находимся в странной полуцивилизации»74. И позднее замечает: «Петроград это не подлинная Россия. Я не верю, что существует подлинная Россия»75, возможно, ощущая некую зыбкость, неточность любых национальных обобщений.
Он выходит на экзистенциальный уровень, раскрывая Николаю Марковичу метафорический смысл названия романа: «Вы знаете поговорку "В сердце каждого человека свой тайный город. На алтарях этого города возносятся подлинные молитвы"»76. У всех свои - тайны: Петроград чреват тайной революции, у Семёнова - тайная причина держать на крючке Марковича, у Веры -любовь к Лоуренсу, Дёрворд тоскует по Марии.
Темную, «достоевскую» сторону творчества Уолпола ощутил английский писатель Дж.Б. Пристли, заметивший, что «вдруг приятная легкая сцена делается у него прозрачной и видны яркие искры и красный огонь ада. <.> Неважно, насколько радостным и энергичным он кажется, он явно обладает необычно острым чувством зла»77.
После выхода романа еще до появления рецензий пришло письмо от Арнольда Беннета: «Мой дорогой Хью, думаю, в "Тайном городе", вы посягнули на невозможное. Поэтому не
удивляйтесь - я думаю, вы не достигли его. Конечно, я сужу книгу по высшим стандартам. Не понимаю, как Джозеф Конрад или сам Иисус Христос могли бы успешно изобразить события и людей, которых они знали всего два-три года, и вывести свое произведение на высший эмоциональный уровень. Такие подвиги просто не даются. Вы можете сказать, что сделали это в "Темном лесу", но та книга была значительно менее амбициозна и масштабна. Более того, вы намеренно увеличили свои трудности, задумав сюжет (линия Маркович - Семёнов) огромнейшего психологического смысла, но фантастически щекотливый, зыбкий, чтобы изобразить его убедительно». Уолпол ответил ему: «Я нашел путь к изображению того, что хотел, - это своего рода история о призраке, символизирующем начало революции. Я ни в коей мере не претендовал на истинный, единственно возможный взгляд на людей или
^ 78
события, только на то, что это мой взгляд.»
А в 1919 г. после уик-энда у Джозефа Конрада, более чувствительного к русской тематике, Уолпол записал в дневнике: «Конрад сказал много замечательного о книге: он потрясен ее искусством, уровень замечателен, у нее настоящий стиль и т.д. Я слушал, как во сне»79. В рецензиях, которые вышли вскоре, высказывались аналогичные мнения. Уолпол стал первым лауреатом шотландской премии Tait Black Memorial Prize за лучшее произведение, опубликованное в 1919 г.80
Однако в бочке с медом были и ложки дегтя. Как заметил критик Дуглас Голдринг: «Россия была могилой многих репутаций, и наш Наполеон романа гостиных преуспел не больше, чем другие будущие завоеватели этой выбивающей из равновесия зем-ли»81. Голдрингу русские и английские персонажи Уолпола показались клишированными стереотипами - на его взгляд, таких людей не бывает. Рецензент же в журнале «Панч», наоборот, писал: «Я консультировался у одного очень чуткого русского, и, по его мнению, если мистер Уолпол не преуспел в создании подлинного среднестатического русского, он преподнес нам типажи, недостатки и достоинства которых передают атмосферу современной 82
ситуации .
* * *
Пребывание в России изменило взгляд Уолпола на жизнь. В одном из писем, 9 марта 1916 г., он писал, что до войны верил: главное это Генри Джеймс и георгианские поэты, а лондонский литературный круг - это лучшее, что есть в мире83. Теперь у него другие приоритеты и ценности. В России он ощутил связь, существующую между, казалось бы, далекими друг от друга по куль-турно-цивилизационной идентичности народами, осознал глубину общечеловеческого начала. Он не только был полезным на войне, «он, как заметил его биограф, принимал участие в огромной человеческой катастрофе, в которой глубокое чувство братства с русским народом питало его дух»84.
Впоследствии Уолпол вернулся на круги своя и писал о том, что хорошо знал - об Англии. По типу творчества он находится где-то в переходе от эдвардианского реализма к модернизму. Недаром, друживший с Г. Уэллсом, Д. Голсуорси, С. Моэмом, он увлекался М. Прустом, а в его дружбе с Вирджинией Вулф присутствовала нота смирения перед ее художественным гением85. На родине Уолпола оценили высоко: в 1937 г. он получил титул рыцаря от короля Георга VI.
Друзья в России и его восхищение русской литературой сохранились у Уолпола на протяжении всей жизни. В 1919-1920 гг. в программу его турне с лекциями по Америке вошла и лекция: «Россия». Позднее в течение 17 лет выступления о русских писателях - часть его репертуара, но к «России» как отдельной теме он более не обращался - большевики, ленинизм, сталинизм были для него неприемлемы, собственно это было очевидно уже в том, как он изобразил большевика Грогова в «Тайном городе».
Walpole H. The Secret City. - N.Y.: George H. Doran Co, 1919. - P. 13. Hemingway E. The Three Day Blow // Complete Short Stories. - N.Y.: Scribner, 1987. - Р. 88.
Как заметил в 2011 г. английский журналист и писатель Питер Хитченс: «Генри Джеймс и Джон Бакен хвалили его. Джозеф Конрад, Т.С. Элиот и Вирджиния Вулф хорошо о нем отзывались. Более того, его книги широко распродавались по обе стороны Атлантики, он <...> стал очень богат...», но
2
потом был забыт (Hitchens P. Holiday Reading // The Mail on Sunday. 2011. 8 August 2011. Электронный ресурс: http://www.hitchensblog.mailonsunday. co.uk/2011/.../holiday-reading.h...) В 2013 г. Би-би-си отметило признаки возрождения интереса к творчеству Уолпола, переиздания его романов в Британии и США, в их числе «Темный лес» и «Тайный город» (Youngs I. Author Hugh Walpole comes in from the cold // BBC, 28 March 2013. Электронный ресурс: http://www.bbc. co.uk/news/entertainment-arts-21829409). Hart-Davis R. Hugh Walpole. A Biography. - L.: Macmillan & Co .Ltd., 1952. -P. 117-119. Ibid. - Р. 39.
Walpole H. A Prefatory Tale // Famous stories of five centuries / Eds. Walpole H.,
Wilfred Partington. - New York, 1934. - P. 10.
См.: Steele E. Hugh Walpole. - London: Twayne, 1972. - P. 15.
Hart-Davis R. - Р. 10-11.
Ibid. - P. 110-112.
Karsavina T. Theatre Street, 1930. Цит. по: Hart-Davis. - Р. 152-153. Ibid. - Р. 119.
Цит. по: Hart-Davis. - P. 125-126.
Ibid. - P. 126.
Ibid.
Ibid. - P. 129.
Цит. по: Hart-Davis. - Р. 130-131. Ibid. - Р. 127. Ibid. - Р. 132.
Цит. по: Hart-Davis. - Р. 134. Ibid. - P. 135.
Цит. по: Steele E. Hugh Walpole. - London: Twayne. Steele, 1972. - P. 55. Hart-Davis. - Р. 136. Ibid. - P. 137.
Цит. по: Hart-Davis. - Р. 141. Ibid. - P. 139.
Эту боевую награду за участие в войне на передовой генерал Платон Алексеевич Лечицкий вручил Уолполу позднее по дороге в Петроград, куда он отправился 15 августа 1915 г. (Hart-Davis. - Р. 139, 143). Ibid.
Ibid. - P. 140.
Alexander T., Verizhnikova T. Ransome in Russia - Arthur's Adventures in Eastern Europe. Fareham, Hampshire: Portchester, 2003. - Р. 65-66; Hart-Davis. - P. 148. Hart-Davis. - Р. 149, 168. Цит. по: Hart-Davis. - Р. 149. Ibid. - Р. 172, 173.
«The Secret City» // The Observer, 9 February 1919. - Р. 4. Hart-Davis. - Р. 156. Ibid. - P. 148.
4
5
6
7
8
9
10
14
15
16
17
18
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
292
Т.Н. KpacaBueHKO
36 Ibid. - P. 151.
37 Ibid. - P. 157; Steele E. - P. 58.
38 Hart-Davis. - Р. 169.
39 Ibid. - Р. 171.
40 Ibid. - Р. 161.
41 Ibid. - Р. 162.
42 Ibid. - P. 163-164.
43 Ibid. - Р. 181.
44 Ibid. - Р. 178.
45 Ibid. - Р. 30, 59.
46 Ibid. - Р. 134.
47 Walpole H. The Secret City. - N.Y.: George H. Doran Co, 1919. - Р. 20.
48 Ibid. - P. 23.
49 Ibid. - Р. 54-55.
50 Ibid. - Р. 303.
51 Ibid. - Р. 45.
52 Ibid. - Р. 96, 122, 125, 127, 157.
53 Ibid. - Р. 57.
54 Ibid. - Р. 89, 91.
55 Ibid. - Р. 132.
56 Ibid. - Р. 114.
57 Ibid. - P. 116, 117.
58 Ibid. - P. 252.
59 Ibid. - P. 302.
60 Ibid. - Р. 162.
61 Ibid. - Р. 179.
62 Ibid. - P. 315.
63 Ibid. - Р. 66.
64 Ibid. - Р. 163.
65 Ibid. - Р. 337.
66 Ibid. - Р. 179.
67 Ibid. - Р.70-71.
68 Ibid. - Р. 167.
69 Ibid. - Р. 152.
70 Ibid. - Р. 217, 240 (152-153).
71 Ibid. - Р. 143-145.
72 Ibid. - P. 307.
73 Ibid. - P. 87.
74 Ibid. - Р. 63.
75 Ibid. - Р. 159.
76 Ibid. - Р. 347.
77 Priestley J.B. Hugh Walpole // The English Journal. 1928. Vol. 17, N 7. September. P. 529-536.
78 ^^ m: Hart-Davis. - Р. 178.
79 Ibid. - Р. 179.
80 The Times, 18 January 1921. Р. 13.
81 Goldring D. Reputations - Essays in Criticism. - L.: Chapman and Hall, 1920. -Р. 54-58.
82 Our Booking Office // Punch, Volume 156, 12 February 1919. P. 131.
83 Hart-Davis. - Р. 152.
84 Ibid. - Р. 141.
85 Ibid. - Р. 291, 290.
