CC BY
53
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 25 (279). История. Вып. 52. С. 50-55.
С. А. Баканов
ФАКТОРЫ РОСТА ДОБЫЧИ КАМЕННОГО УГЛЯ НА УРАЛЕ НА РУБЕЖЕ 1920—1930-х ГОДОВ
Статья подготовлена при финансовой поддержке Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009-2013 гг. (государственное соглашение 14.В37.21.0001).
На каждом из этапов жизненного цикла отрасли на ее развитие оказывают воздействие несколько факторов. Для расширения производства товара необходимы и институциональные изменения, которые бы подталкивали потребителей к приобретению данного продукта, и расширение ресурсной базы отрасли, и изменения в технологических возможностях потребителей, и, наконец, наличие у товара конкурентных преимуществ перед аналогами. Рассмотрению влияния этих переменных применительно к росту производства уральского угля на рубеже 1920-30-х гг. и посвящена данная статья.
Ключевые слова: угольная промышленность, шахтеры, индустриализация, ресурсы отрасли, мобилизация, технологические и институциональные изменения, конкуренция.
На каждом из этапов жизненного цикла отрасли на ее развитие оказывают воздействие несколько факторов. Для расширения производства товара необходимы и институциональные изменения, которые бы подталкивали потребителей к приобретению данного продукта, и расширение ресурсной базы отрасли, и изменения в технологических возможностях потребителей, и, наконец, наличие у товара конкурентных преимуществ перед аналогами. Рассмотрению влияния этих переменных применительно к росту производства уральского угля и посвящена данная статья.
Институциональный фактор. Важнейшим институциональным изменением стала смена формы собственности угледобывающих предприятий. Национализация открыла путь к прямому государственному управлению. Восстановление экономики страны после Гражданской войны происходило в условиях достаточно жесткого государственного регулирования, проявлявшегося как в прямом управлении предприятиями, так и в развитии системы государственного планирования.
Первым долгосрочным планом хозяйственного развития стала программа ГОЭЛ-РО, принятая VIII съездом Советов в декабре 1920 г. Однако на протяжении 1920-х гг. выполнение плана было сопряжено с рядом неразрешимых трудностей, в числе которых оказались и послевоенная разруха, и нехватка ресурсов, и запаздывание в восстановлении других отраслей уральской промышленности,
и кризис сбыта уральского твердого топлива. В итоге Главный угольный комитет ВСНХ при разработке перспективного пятилетнего плана развития отрасли на 1922-26 гг. существенно скорректировал проектные задания плана ГОЭЛРО в сторону их уменьшения1.
В 1926 г. Уралобком подготовил для СНК РСФСР доклад «Пути развития и основные задачи хозяйства Урала», в котором впервые выдвигалась идея создания на Урале второй индустриальной базы СССР. С этого момента начинается активная стадия разработки идеи Урало-Кузнецкого угольно-металлургического комбината. Планируемый комбинат не соответствовал бытовавшим в то время представлениям о данной форме производственных объединений как о сочетании производственной деятельности нескольких промышленных объектов, путем увязки их технологических процессов с опорой на единую энергетическую базу. Замысел Урало-Кузбасса строился на объединении железорудных месторождений и металлургических предприятий Урала с запасами кузнецкого угля через осуществление маятниковых перевозок. Коксующиеся угли Кузбасса должны были поставляться на Магнитогорский металлургический комбинат, а руду и чугун Магнитки в этих же вагонах предполагалось отправлять на Кузнецкий металлургический комбинат. Главной проблемой на пути реализации этой идеи было огромное расстояние (около 2 тыс. км), которое предстояло преодолеть кузнецкому углю, прежде чем он
попадет на Урал. Транспортные издержки и нагрузка на железные дороги предполагались просто чудовищные, из-за чего многие в руководстве СССР воспринимали проект весьма опасной авантюрой2. Основной задачей уральских углей по этому проекту было полное замещение дальнепривозного топлива в энергосистеме региона и в силовом хозяйстве уральских заводов для снижения и без того огромных транспортных издержек.
Окончательное оформление идея создания второй угольно-металлургической базы на востоке страны получила в ходе разработки первого пятилетнего плана. XV съезд ВКП (б) в декабре 1927 г. принял директивы по составлению пятилетнего плана народного хозяйства, и уже в 1928 г. были подготовлены первые контрольные цифры на 1931/32 г. По ним добычу угля в регионе планировалось поднять в 3 раза с 1,9 млн т в 1928 г. до
6.1 млн т к 1932 г.3 Мощность Кизеловского бассейна должна была возрасти с 1,3 млн т до 3 млн т., Богословского - с 0,4 млн т до 0,9 млн т, Челябинского - с 0,4 млн т до
1.1 млн, остальное приходилось на Егор-шинское, Полтаво-Брединское и только что открытое Алапаевское месторождения4. На последнее возлагали особенно большие надежды, так как его угли были способны к коксованию. Рассчитывали, что по запасам оно будет сопоставимо с Егоршинским месторождением, но точных разведок там еще не производилось. В Алапаевске должен был быть заложен рудник мощностью в 410 тыс. т в год. Планировалось реконструировать имеющиеся добычные мощности, а кроме того, за первую пятилетку в Кизеле собирались заложить 26 новых шахт, в Челябинске - 17, в Богословске - 12, в Егоршино - 25. Планируемые инвестиции в строительство новых предприятий должны были достигнуть по Кизелу - 37 млн р., а по Челябинску - 12 млн р.6 Также план предусматривал полную электрификацию угольной промышленности: к концу пятилетки на 100 % ожидалось электрифицировать водоотлив, подъем угля, вентиляцию и большинство других технологических процессов, в том числе, по возможности, и подземный транспорт.
В ноябре 1929 г. Пленум ЦК ВКП (б) принял резолюцию «О контрольных цифрах народного хозяйства на 1929/30 год», в которой важнейшие задания пятилетнего плана на второй год пятилетки существенно повышались.
Теперь в силу общего роста планируемых инвестиций до 70 млн р. предполагалось, что к
1932 г. на Урале будет добыто уже не 6 млн т, как это закладывалось в первоначальную версию плана, а 16 млн т, причем 11,5 млн т из них должно было приходиться на Кизел, где в 1929 г., наконец, удались опыты по коксованию местного угля, в Челябинске - 2,6 млн т, в Богословском бассейне - 1,7 млн т7. Таким образом, государство, выступая одновременно и производителем товара (угля), и его потребителем, сформировало институциональные условия для быстрого расширения устойчивого спроса, который и обеспечивал вместе с государственными инвестициями рост добычи.
Технологический фактор. До конца 1920-х гг. постепенное расширение спроса на уральский уголь вызывалось исключительно послевоенным восстановительным ростом экономики. При этом восстановление уральской промышленности в годы НЭП преследовало реконструктивные цели. Реконструкция означала перевод топливной базы уральской металлургии с потребления древесного угля на минеральное сырье. К 1926 г. в регионе 37 % всего чугуна выплавлялось уже на минеральном топливе (против 7,7 % до войны)8. На рубеже 1920-30-х гг. была проведена серьезная реконструкция Златоустовского, Чусовского, Ашинского, Миньярского, Бе-лорецкого, Нижнее-Салдинского, Нижне-Тагильского, Верх-Исетского, Кушвинского, Алапаевского и Лысьвенского металлургических заводов, которые получили технологические возможности для перехода на угольный кокс. Кроме того, было осуществлено строительство крупнейших Магнитогорского металлургического и Березниковского химического комбинатов. В итоге в топливном балансе региона к 1932 г. доля каменного угля достигла уже 51 %9. В связи с трудностями доставки кузнецкого кокса были активизированы эксперименты по коксованию местных углей. Оказалось, что кизеловские угли обладают способностью к коксованию при их смешивании в определенной пропорции с кузнецкими углями. Уголь промывали, дробили, а затем пережигали с примесью кузнецкого угля. На одну тонну кокса уходило 2,8 т сырого угля10. В 1928 г. в Кизеле была построена первая коксовая батарея при шахте им. Калинина11. Как ожидалось, местный кокс мог бы частично заменить собой дальне-
привозной кузнецкий. Остальные же местные угли должны были использоваться для энергетических нужд и во вспомогательных производствах уральских заводов, для снижения нагрузки на железные дороги, перевозящие сибирское топливо.
В целях активизации работы Урало-Кузнецкого комбината большое внимание на рубеже 1920-30-х гг. было уделено железнодорожному строительству. Так, были реконструированы уже имеющиеся дороги, в частности, вторые пути появились на участках Челябинск - Омск и Свердловск - Вятка, введены в действие новые линии Карталы -Магнитная, Свердловск - Курган, Троицк -Орск, Боровое - Акмолинск - Караганда, линия Чусовая - Кизел была электрифицирована. На развитие железнодорожной сети в годы первой пятилетки было израсходовано 375 млн р.12 Местные угли должны были обеспечить топливом уральскую часть перевозок в рамках Урало-Кузнецкого комбината, поэтому железнодорожный транспорт сохранял свое значение одного из крупнейших потребителей уральского угля.
До конца 1920-х гг. сдерживающее значение для роста добычи угля имела неразвитость уральской энергетики. Именно электростанции могли бы стать важнейшими потребителями местного топлива, что предусматривалось еще планом ГОЭЛРО. Контрольные цифры первого пятилетнего плана предусматривали рост мощности станций в Уральской области с 44,4 тыс. квт в 1927/28 г. до 425,9 тыс. квт в 1932/33 г.13 Для успешного выполнения заданий пятилетки ресурсов одних только районных станций уже было недостаточно и предполагалось дополнительно построить нескольких мощных станций. Своими угольными станциями должны были обзавестись химкомбинат в Березниках, Пермкий комбинат, Ижевско-Воткинские заводы, Сарапул, Кушва, Нижний Тагил, Нижняя Салда, Алапаевск, Каменский завод, Магнитогорск, Бакальский завод, Богословский район и др. Всего же на конец первой пятилетки, после корректировки 1929 г., задавались контрольные цифры производства электроэнергии на Урале к 1932/33 г. в 1220 тыс. квт14. Реально же удалось достигнуть к 1932 г. суммарной мощности всех электростанций Урала только в 495 тыс. квт15, но и это было более чем десятикратным превышением показателей середины 1920-х гг.
Таким образом, в годы первой пятилетки были устранены важнейшие технологические препятствия для расширения отрасли. Технологические возможности потребителей (железных дорог, уральских заводов и электростанций) были приведены в соответствие с производственными возможностями производителей, а построенные в годы индустриализации энергетические предприятия обошли железные дороги по объему использования уральских углей, став надежным и наиболее крупным их потребителем.
Ресурсный фактор. Необходимо заметить, что этап роста отрасли проходил в условиях жесткой мобилизационной экономической модели, которая и обеспечивала растущий спрос. Логика мобилизационной модели требовала увеличения валовой добычи угля любой ценой, и здесь ограничителем роста мог выступить только фактор нехватки ресурсов. Поэтому решению проблемы ресурсов со стороны руководства страны уделялось пристальное внимание, а сама она, как и фактор технологии, проявлялась в нескольких направлениях. Во-первых, были еще недостаточно изучены геологические возможности месторождений, а во-вторых, расширение добычи требовало масштабного привлечения новой рабочей силы, которую было необходимо обеспечить хотя бы минимальной социальной инфраструктурой.
Первая из проблем была решена в начале
1930-х гг. с помощью расширения геологических разведок и мобилизации на этот участок лучших сил отечественной геологической науки во главе с Президентом Академии Наук СССР академиком А. П. Карпинским. В 1927 г. известные геологические запасы уральских углей составляли по Кизеловскому бассейну 263 млн т. Уже в следующем году начальник треста Кизелуголь Сажин озвучил цифру в 1930 млн т16, т. е. за год запасы выросли в 7 раз, однако это была субъективная оценка, т. к. в течение 1928 г. больших разведок в бассейне не проводилось. Эксплуатационные же запасы были и того меньше - 41 млн т. По Челябинскому бассейну запасы в 1929 г. оценивались в 1080 млн т (эксплуатационные - 3,7 млн т), по Богословскому - 105 млн т (3 млн т), по Егоршино - 2 млн т (400 тыс. т), по Бредам -
21 млн т и по Алапаевскому месторождению -всего лишь 0,35 млн т17.
Масштабному увеличению добычи угля на Урале способствовала проведенная в нача-
ле 1930-х гг. геологоразведка. В Кизеловском бассейне были выявлены несколько новых относительно крупных месторождений, таких как Коспашское, Гремячинское и Поло-винкинское, а также меньшие по объему, но, тем не менее, промышленно значимые Скаль-нинское и Обманковское. В Богословском районе было обнаружено Веселовское месторождение. На Южный Урал была отправлена большая группа геологов под руководством М. М. Пригоровского. Уже к 1931 г. на поисках угля было задействовано 103 станка ручного и механического бурения, было пробурено 368 км скважин. В результате было установлено, что угленосные отложения в Челябинском бассейне простираются непрерывно на протяжении 150 км от реки Миасс на севере до реки Увелка на юге. В 1930 г. были найдены мощные пласты на Еманжелинском месторождении, в 1931 г. - установлено промышленное значение Камышинского месторождения и обнаружены Красносельское, Ба-туринское и богатейшее Коркинское месторождения. Подсчитанные запасы бассейна, выявленные разведкой в 1929-34 гг., превысили предшествующие оценки более чем в 20 раз и составили 1,8 млрд т. Всего же по Уралу разведанные запасы возросли с 1,2 млрд т в 1927 г. до 4,3 млрд т в 1932 г.18
Второй проблемой в рамках ресурсного фактора была острая нехватка рабочих рук для нового шахтного строительства. Причем на Урале было запланировано строительство большого числа новых промышленных предприятий других отраслей, которые также оттягивали на себя потенциальную рабочую силу. Пересмотр и повышение плановых заданий в 1929 г. привели к тому, что по достаточно скромным расчетам для их выполнения требовалось увеличить число занятых на угледобывающих предприятиях Урала с
11,9 тыс. человек в 1929/30 г. до 35,6 тыс. человек в 1932/33 г.19 Однако привлекать этих новых рабочих было, в общем-то, нечем, т. к. уровень заработной платы в отрасли и обеспеченность жильем были ниже, чем на строящихся гигантах социалистической индустрии, а условия труда - хуже.
Дело осложнялось и тем, что даже имеющуюся рабочую силу необходимо было сохранять и удерживать. Так, весной 1930 г. на рабочих Кизеловских копей пришел список, что они состоят в колхозах и должны отправляться на полевые работы. Из-за этого в
мае-июне уволилось 1800 человек, что едва не привело к полной остановке нескольких шахт. Администрация в спешном порядке начала привлекать труд 350 раскулаченных из соседних районов, но их пришлось передать в ведение ОГПУ. Парторганизация Урало-бласти направила на работу в Кизел 650 комсомольцев, но осталось только 150 человек, остальные сбежали20. С прогульщиками и беглецами пытались бороться с помощью дисциплинарных мер профсоюза: их исключали на полгода из членов профсоюза и лишали на это время пособия по безработице. Но этих мер было явно недостаточно. В 1931 г. Ура-лобком собрал совещание по вопросу о том, как не допустить оттока рабочих из угольной промышленности в деревню в летний период. Предполагалось освобождать хозяйства рабочих, закрепившихся на копях на срок более года, от сельхозналога. Высказывались предложения, как организовать дело в деревне таким образом, чтобы рабочие туда не отвлекались. Для этого нужно было добиться того, чтобы сельсоветы оказывали помощь хозяйству ушедшего на копи и брали опеку над его семьей. Были даже предложения, чтобы необобществленный скот ушедших на копи уравнять в правах на получение фуража с обобществленным, чтобы их огороды засаживались и убирались колхозниками...21 Руководители сельских районов объясняли срыв вербовок тем, что рабочая сила требуется одновременно на множество предприятий, в том числе и на территории самих районов. При этом, как отмечалось в отчетах, многие
крестьяне «и раньше не занимались отходни-
22
чеством, не желают и теперь.»22.
Кардинально изменить, переломить ситуацию не удалось, во многом, по политическим причинам. Начальникам трестов и поддерживавшим их региональным руководителям попросту не разрешили вмешиваться в ход коллективизации. В результате до конца 1932 г. вместо роста занятости в отрасли отмечалось довольно заметное уменьшение численности рабочих каменноугольной промышленности Урала. По данным М. А. Фельдмана и С. П. Постникова, это сокращение достигало
11 %23. С октября 1932 г. в силу вступило новое тарифное соглашение. За счет возвращения к сдельному принципу оплаты труда, которым было охвачено около 90 % шахтеров, произошло некоторое ее увеличение. Однако по отдельным районам и даже предприятиям
новые тарифы привели к резкой дифференциации в оплате труда. Так, если средние заработки в Егоршино, Богословском и Челябинском районах оказались на уровне от 68 до 90 р., то на шахтах Кизеловского района они составляли от 100 до 142 р.24 В абсолютном выражении средняя зарплата уральских угольщиков выросла с 53,8 р. в 1928/29 г. до 110,4 р. в 1932 г. Если в 1928 г. шахтеры уступали по этому показателю рабочим черной и цветной металлургии, машиностроения, химической и полиграфической промышленности, то в 1932 г. они уже занимали по среднему уровню зарплат безоговорочное первое место25. И даже с учетом этого факта большого числа желающих завербоваться на работу в угольную отрасль не наблюдалось.
Поскольку мероприятия по вербовке и оргнабору колхозников давали лишь ограниченный результат, острая нехватка рабочих рук, как и в 1914-1921 гг., стала разрешаться с помощью использования принудительного труда, на этот раз - спецпереселенцев. Спецс-сыльные из числа бывших кулаков и просто лиц, попавших под маховик репрессий периода сплошной коллективизации, стали ввозиться для поселения на Урал с 1930 г. Их труд применялся на многих стройках первой пятилетки, и этот опыт оказался востребованным предприятиями угольной отрасли. В
1931-1932 гг. на угледобывающие предприятия Урала поступило около 15 тыс. ссыльных, а по договору Уралугля с ОГПУ от 29 января
1933 г. угольная отрасль Урала получила в качестве рабочей силы 9944 семьи спецпе-реселенцев (39323 человека)26. В состав каждой передаваемой предприятию семьи входил хотя бы один трудоспособный мужчина. Спецпоселенцам воспрещалось занимать административные должности на предприятиях и работать с важными механизмами. Длительность рабочего дня для них устанавливалась такая же, что и у вольнонаемных, равно как и исчисление заработной платы (за вычетом 5 % перечисляемых на особый счет ОГПУ за охрану). Всем спец-, а затем трудпо-селенцам, обязательно предоставлялись очередные отпуска на общих основаниях, но без права выезда с мест поселения27.
Таким образом, в решении проблемы ресурсов государство как собственник отрасли пошло по проверенному в период Мировой и Гражданской войн пути мобилизации. И откомандирование на Урал в массовом поряд-
ке специалистов-геологов и, тем более, масштабное использование спецпереселенцев носило принудительный характер, весьма распространенный в условиях мобилизационной модели развития.
Фактор конкуренции. В странах с рыночной экономикой этот фактор всегда выступает в качестве одного из ключевых и определяет динамику развития практически любой отрасли. Однако мобилизационная модель экономики, реализовывавшаяся в России, через систему государственного планирования искусственно подавляла этот фактор. Государство регулировало производство и распределение продукции так, что на второй план отходили вопросы себестоимости и эффективности капиталовложений. Кроме того, уровень цен на все группы товаров жестко устанавливался плановыми органами. При этом в основе ценообразования лежали не соображения прибыли, а разнообразные интересы - военные, пропагандистские, внешнеполитические, ведомственные и др. Так, например, государство как собственник всей крупной промышленности и транспортных коммуникаций в стране, могло назначать любые удобные ему цены на перевозку кузнецкого угля на Урал. Но даже с учетом этого факта транспортные издержки на этот проект были очень велики. Следует заметить, что каменный уголь и кокс Кузбасса не являлся для уральских местных углей прямым конкурентом, так как занимал свою нишу на топливном рынке региона, поскольку уральские угли или не имели способности к коксованию, или требовали примеси того же кузнецкого угля. Привозная нефть и нефтяные останки имели в промышленности Урала лишь ограниченное употребление, а собственные нефтяные месторождения еще находились в стадии разведки. Древесный же уголь все активней выходил из употребления.
Если в 1910-1920-е гг. угли отдельных месторождений Урала еще конкурировали между собой, порою достаточно жестко, то с началом нового витка индустриализации производственные возможности уральских бассейнов уже начинали не успевать за растущим спросом со стороны новых потребителей, и эти элементы конкурентной борьбы также исчезли. А активное вхождение на быстро растущий рынок новых производителей (Кузбасс, Караганда, Печорский бассейн) прошло для уже действующих в регионе предприятий отрасли безболезненно.
Примечания
1 Российсикй государственный архив экономики (далее РГАЭ). Ф. 3139. Оп. 1. Д. 260. Л. 1 об, 2, 2 об.
2 Матушкин, П. Г. Урало-Кузбасс. Челябинск, 1965. С.132-138.
3 Пятилетний план народнохозяйственного развития СССР. М., 1930. Т. 3. С. 201-202.
4 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 3. Д. 2162. Л. 153; ЦДО-ОСО. Ф. 4. Оп. 6. Д. 6. Л. 227.
5 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 3. Д. 2527. Л. 47, 50.
6 Центр документации общественных организаций Свердловской области (далее ЦДОО-СО). Ф. 4. Оп. 6. Д. 332. Л. 51.
7 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 3. Д. 2528. Л. 2 об.
8 История народного хозяйства Урала (19171945). Ч. 1 / редколл. М. А. Сергеев и др. Свердловск, 1988. С. 71.
9 Там же. С. 94.
10 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 3. Д. 2528. Л. 12.
11 История народного хозяйства Урала. С. 72.
12 Там же. С. 106.
13 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 3. Д. 2185. Л. 11.
14 Там же. Д. 2528. Л. 32 об, 33.
15 Данилин, Л. В. К истории электрификации Урала в первой пятилетке (1928-32 гг.) // Вопр. истории Урала. 1965. Вып. 6. С. 124126.
16 ЦДООСО Ф. 4. Оп. 6. Д. 6. Л. 247.
17 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 3. Д. 2528. Л. 12; ГАСО. Ф. Р-339. Оп. 6. Д. 434. Л. 4.
18 Матушкин, П. Г. Урало-Кузбасс. Челябинск, 1965. С. 234.
19 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 3. Д. 2528. Л. 83.
20 ЦДООСО Ф. 4. Оп. 8. Д. 53. Л. 52, 53, 56.
21 ЦДООСО Ф. 4. Оп. 9. Д. 125. Л. 1, 16.
22 Там же. Л. 16.
23 Постников, С. П. Социокультурный облик промышленных рабочих Урала (19001941 г.) / С. П. Постников, М. А. Фельдман. Екатеринбург, 2006. С. 106-107.
24 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 419. Л. 10.
25 Хозяйственное и культурное строительство на Урале. Свердловск, 1934. С. 44.
26 ОГАЧО. Ф. 962. Оп. 6. Д. 6. Л. 246.
27 Там же. Л. 246.
