CC BY
49
УДК 94(47)
ФАКТОР ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В РАЗВЕРТЫВАНИИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В СИБИРИ (ВНУТРИ- И ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ)
Михаил Викторович Шиловский
Новосибирский государственный университет, 630090, Россия, г. Новосибирск, ул. Пирогова, 2, доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой истории России гуманитарного факультета, тел. (383)336-40-39; Институт истории СО РАН, 630090, Россия, г. Новосибирск, ул. Николаева, 8, зав. сектором, тел. (383)330-38-21, e-mail: istorik.novosib@gmail.com
Анализируется процесс выработки бывшими союзниками России по Антанте внешнеполитического курса, оправдывающего интервенцию на Дальнем Востоке и в Сибири. В качестве непосредственной причины вмешательства было использовано присутствие в Азиатской России военнопленных немцев и венгров, добровольно вступивших в Красную Армию. Фактор Первой мировой войны вплоть до конца 1918 г. оказывал существенное воздействие на эскалацию политического конфликта в России.
Ключевые слова: Первая мировая война, интервенция, военнопленные, Чехословацкий корпус, антибольшевистские силы, дипломатические представители.
WORLD WAR I AS A FACTOR IN LAUNCHING THE CIVIL WAR IN SIBERIA (DOMESTIC AND FOREIGN POLICY ASPECTS)
Mikhail V Shilovskiy
Novosibirsk State University, 6330090, Russia, Novosibirsk, 2 Pirogova St., Doctor of Historical Sciences, Professor, Head of Chair of Russian history of the Humanities Department, tel. (383)336-40-39; Institute of History SB RAS, 630090, Russia, Novosibirsk, 8 Nikolaeva St., Head of Sector of History of the Second Half of the XVI - Early XX Centuries, tel. (383)330-38-21, e-mail: istorik.novosib@gmail.com
The paper analyzes how Russia's former allies, the Entente Powers, developed a foreign policy aimed at justification of foreign intervention in Siberia and Far East. The fact that German and Hungarian prisoners of war located in Asian Russia voluntarily joined the Red Army was used as an excuse for the military intervention in Siberia and Far East. Until the end of 1918 World War I remained a significant factor causing a political conflict to escalate in Russia.
Key words: World War I, intervention, prisoners of war, Czech and Slovak Army Corps, anti-Bolshevik forces, diplomatic representatives.
Среди причин, приведших к полномасштабной гражданской войне в России в 1918-1920 гг., важную роль сыграло подписание большевиками Брестского сепаратного мирного договора. Фактор Первой мировой войны вплоть до конца 1918 г. оказывал непосредственное воздействие на эскалацию политического конфликта в России с точки зрения внутриполитической и внешнеполитической ситуаций, в которых оказалась Сибирь в 1917-1918 гг. Февральская революция породила феномен «революционного оборончества», суть которого И. И. Серебренников 16 марта 1917 г. изложил следующим образом: «Меня тревожит будущее России. Я воспряну духом, когда узнаю, что революция не только не ослабила силу сопротивления нашей армии, но многократно увеличила ее. Я
жду с нетерпением того момента, когда русские войска дадут решительный отпор германским посягательствам на русскую свободу» [1, с. 323].
Мною установлено, что в первые недели революции практически все действующие политические объединения региона выступили за продолжение войны в духе революционного оборончества [2, с. 67]. В подобном же духе социалистические группировки высказывались летом-осенью 1917 г., требуя «решительных мер для подавления предательских действий в тылу и на фронте во имя спасения завоеванных революцией свободы и народовластия» [3]. Даже местные коммунисты по этому вопросу отошли от генеральной линии партии, правда, с других, чем меньшевики и эсеры, позиций. На 2-м Всесибирском съезде Советов в Иркутске (16-26 февраля 1918 г.) большевики добились принятия резолюции, «не считать себя связанным с мирными договорами, если таковые заключает Совет народных комиссаров с Германским правительством, и, посылая свой братский привет борющемуся пролетариату Австрии и Германии, съезд выражает твердое намерение бороться до конца за интернациональный социалистический мир» [4, Съезды..., с. 140].
В процессе свержения советской власти в регионе летом 1918 г. почти одновременно министры Временного правительство автономной Сибири ВПАС) на Дальнем Востоке 8 июля и руководитель Временного Сибирского правительства П. В. Вологодский 13 июля высказались за противодействие (ведение военных действий) против «австро-германской коалиции, в полном согласии с союзными державами» [2, с. 126; 5, С. 224]. В Акте об образовании верховной власти, подписанном в Уфе 23 сентября 1918г. объявлялось о непризнании Брестского договора и заявлялось о продолжении войны «против германской коалиции» [6, с. 166]. Временное Сибирское правительство, если судить по дневникам его руководителя П. В. Вологодского, своего отношения к Первой мировой войне не высказывало. Пришедший к власти в результате военного переворота 18 ноября 1918 г. адмирал А. В. Колчак, первоначально в своих декларациях (Обращении к населению и приказе по армии от 20 ноября, Декларации правительства от 21 ноября 1918 г.) позицию по поводу мировой войны не зафиксировал и только в так называемом манифесте Колчака от 23 ноября того же года, адресованном офицерам и солдатам русской армии, констатировал: «Великая война окончилась великой победой, но мы не участники на мировом торжестве, второй год мы, отказавшиеся от борьбы с историческим нашим врагом, немецкими бандами, ведем внутреннюю борьбу с немецким большевизмом, обратившим великое государство наше в разоренную, залитую кровью и покрытую развалинами страну» [6, с. 175].
Для того, чтобы понять эту фразу следует обратить внимание на внешнеполитическую ситуацию, связанную с отношением антибольшевистских сил и Антанты к проблеме участия России в завершающем этапе Первой мировой войны. Проследим ее эволюцию, анализируя документы из сборника, подготовленного дальневосточными историками под руководством Б. И. Мухачева и М. И. Светачева. После прихода большевиков в к власти в Петрограде, французское правительство, по мнению российского посла в Париже В. А. Маклакова (телеграмма от 23 ноября 1917 г.), предполагало «не предпринимать никаких
шагов, которые бесповоротно толкнули бы страну в сторону Германии» (С. 45). Примерно также оценивали ситуацию в Лондоне. В частности министр иностранных королевства А. Бальфур 30 января 1918 г. писал советнику президента США полковнику Э. Хаузу: «Мы не хотели ссориться с большевиками. Наоборот, мы смотрели на них с некоторой степенью благожелательности до тех пор, пока они не отказывались заключить сепаратный мир». (С. 92).
Когда стало ясно (записка американского государственного секретаря Р. Лансинга президенту США В. Вильсону от 10 декабря 1917 г.), что «большевики решили определенно воспрепятствовать дальнейшему участию России в войне» и данная акция «приведет к затягиванию войны на 2 или 3 года» и потребует от США «большого количества солдат и денег» (С. 45, 46), он предложил 13 декабря 1917 г. «поддержать любое движение, стремящееся к предотвращению подобного бедствия, если даже у него мало шансов на успех» (С. 47). Не предусматривали бывшие союзники до начала февраля 1918 г. интервенции (С. 89, 95).
Ситуация кардинально меняется после подписания советской делегацией 3 марта 1918 г. Брестского мира. Уже 6 марта этого года А. Бальфур информирует Э. Хауза: «Когда большевики безоговорочно сдались, то стало делом величайшей важности спасти богатые запасы снабжения в Сибири от рук германцев, и единственным способом, которым это могло быть достигнуто, являлась японская интервенция в значительном масштабе» (С. 104). Формального участника Антанты Японию, американцы, французы и англичане, армии которых вели интенсивные боевые действия в Европе, пытались использовать в Сибири. В свою очередь Япония, судя по заключению ее министра иностранных дел А. Мотоно (апрель 1918 г.), должна была «рассматривать нашу военную операцию в Сибири как составную часть войны против Германии, которую с таким напряжением в данное время ведут союзные державы; мы должны показать всему миру, что именно в этом заключаются наши намерения. Для указанной цели мы не должны останавливаться ни перед какой ценой». К тому же «очевидно, что на предстоящей мирной конференции одним из главных будет русский вопрос и его несомненное воздействие на Восточную Азию, крайне важно, чтобы Япония заблаговременно обеспечила себе базис для приобретения на ней влиятельного голоса. Если мы не будем располагать прочной позицией на русской территории, наше воздействие на решение русского вопроса окажется слабым, у нас не окажется веского аргумента при рассмотрении проблемы территориального единства России, а также других аспектов поддержания мира в Восточной Азии. Для нас самым лучшим способом приобретения влиятельного голоса на конференции явилось бы овладение прочным положением непосредственно на русской территории» (С. 118).
В плане обоснования необходимости вмешательства во внутренние дела России американский посол в Японии Р. Моррис 16 мая 1918 г. сделал основной акцент «не на германскую угрозу, а на необходимость восстановления порядка, поддержания более умеренных группировок и подавления большевистского движения» (С. 178). Развернутую позицию по этому вопросу сформулировал 5 июля 1918 г. генеральный консул США в Иркутске Гаррис в записке госсекретарю Р. Лансингу. Прежде всего, ссылаясь на личные впечатления (в 1917 г.
«проехал 18 тыс. миль по Финляндии, России, Туркестану и Сибири»), он дал резко негативную оценку большевистского режима: «Всякий бизнес практически уничтожен. 75 процентов всех магазинов закрыты. Частные банки захвачены, а их денежные фонды конфискованы. Суды ликвидированы, общее образование сведено к минимуму. Внешняя торговля национализирована. Земельные владения, большие и малые, захвачены и поделены. Заводы национализированы, рабочие получают плату за ничегонеделание. Денежная система сведена к печатанию неограниченного количества ничего не стоящих бумажек. Не довольствуясь разорением России с помощью позорного договора с Германией, большевики позволяют немцам скупать, где только можно, все сырье и продовольствие для отправки в Германию, в то время как русские умирают с голоду. 50 процентов советских властей в каждом городе составляют евреи наихудшего образца, многие из них анархисты» (С. 183).
Выход из создавшейся ситуации дипломат видит в организации свержению советской власти на востоке России 70 тыс. вооруженных чехов, к которым «присоединятся многие антибольшевики». «Как только после свержения большевиков в Сибири и России прочно обоснуется новое правительство, нам следует признать его и помочь ему всеми возможными способами воссоздать антигерманский фронт. Воздействие такой русской акции на Австрию и Турцию оказалось бы неоценимым. В связи с этим я рекомендую, чтобы чехи остались в данный момент в Сибири и чтобы немедленно был рассмотрен вопрос о совместной интервенции» (С. 184). Таким образом, антантовцам для интервенции и использования в ней чехов, необходим был повод, связанный непосредственно с продолжающейся мировой войной.
Он был найден в лице так называемых «интернационалистов» из числа военнопленных венгров и немцев, добровольно вступивших в Красную Армию и участвовавших, в частности, в боях против атамана Г. М. Семенова в Даурии весной-летом 1918 г. 13 мая сего года русский дипломатический агент в Харбине Эльтеков информировал российского посланника в Пекине Н. А. Кудашева о том, что «к большевикам прибыли подкрепления из австрогерманцев», т. е. интернационалистов (С. 204).Всего их, по данным Н. С. Ларькова, на востоке России к лету 1918 г. насчитывалось 6 тыс. чел. [7, с. 99]. Антибольшевистские силы использовали данное обстоятельство для давления на союзников. В упомянутой выше декларации ВПАС от 6 июля 1918 г. предлагалось: «Первым шагом на пути фактической борьбы с германской коалицией Временное Правительство считает непременной своей обязанностью выступить самым активным образом против враждебных действий военнопленных, которые, организовавшись, явились авангардом вооруженных австро-германских сил в пределах России» (С. 224). Во исполнение заявления ВПАС вручило местным консулам для передачи своим правительствам ноту, в которой, формулировалась «просьба о союзной интервенции в Сибири и России с целью интернирования австрийских и германских пленных и создании нового русского фронта против Германии» (С. 227).
Обращение было услышано и в начале августа 1918 г. последовали декларации правительств Японии, США и Великобритании о целях их участия в интервенции на востоке России. Первыми, 2 августа это сделали японцы, заявив,
что «перед лицом угрожающей опасности, которые действительно подверглись чехословацкие войска в Сибири, оказавшиеся в руках германцев и австровен-герцев, союзники, естественно, нашли для себя невозможным оставаться в положении равнодушных зрителей течения события, и некоторое число их войск уже получило приказ отправиться во Владивосток» (С. 264). Примерно в том же духе 5 августа высказались американцы: «Военные действия в России допустимы в настоящее время, только чтобы оказать возможное покровительство и помощь чехословакам против нападающих на них вооруженных австрийских и германских пленных, а также поддержать все попытки самоуправления или самозащиты, в которой сами русские могли бы пожелать принять помощь». Не упоминая вооруженных военнопленных, но в духе противодействия захватническим стремлениям Германии, британское правительство 11 августа апеллировало к россиянам: «Мы приходим как друзья помочь вам спастись от раздела и гибели, грозящих вам от руки Германии, которая старается поработить ваш народ и использовать для себя неисчислимые богатства вашей страны»(С. 265).
Жупел присутствия в Забайкалье и на Дальнем Востоке австрогерманских военных и в последующем активно использовался интервентами и антибольшевистскими государственными образованиями. Так, летом 1918 г. японский МИД информировал своего посла в Вашингтоне К. Исию: «Советские войска под фактическим командованием вооруженных германских и австрийских пленных в настоящее время прижали войска Семенова к китайской границе» (С. 272). В инструкции главнокомандующему японскими экспедиционными войсками в Приморье генералу Отани от 10 августа сообщалось: «Иметь ввиду, что императорское правительство старается создать ядро антибольшевистских элементов, которые в настоящее время пытаются покончить с германским и австрийским влиянием в Сибири» (С. 279). Госсекретарь США Р. Лансинг 18 августа докладывал президенту: «.К северу от Владивостока, вдоль Амура, имеются значительные силы из германских и австрийских пленных и отрядов Красной гвардии (около 80 тыс.), так что для отражения их нападения на указанный порт потребуются все остающиеся там чехословацкие войска вместе с высадившимися союзными войсками» (С. 271). Наконец, генеральный консул США в Иркутске Гаррис13 сентября 1918 г. информировал Р. Лансинга о состоявшихся в Иркутске встречах П. В. Вологодского с дипломатическим представителями союзников, во время которых он «сказал, что Омское правительство всецело просоюзническое, что оно хотело бы, чтобы союзники вступили в Сибирь и помогли России избавиться от немцев» (С. 292).
По инерции антигерманская риторика продолжала использоваться союзниками и нашла гипертрофированное воплощение в упомянутом в самом начале Манифесте А. В. Колчака от 23 ноября 1918 г. в словосочетании «внутренняя война с немецким большевизмом». С конца сентября 1918 г. кардинально изменяется отношение интервентов к происходящему в Сибири и местным антибольшевистским государственным образованиям. Гаррис 23 сентября, информируя Р. Лансинга о положении дел в регионе и отмечая воздействие германской агитации, негативно оценивает существующие местные правительства, кругозор руководителей которых «не выходит за пределы видимости с деревен-
ской колокольни» (С. 293). Примерно в таком же ключе характеризует антибольшевистскую элиту региона и посол США в Японии Р. Моррис в донесении от 18 октября, считая, что даже омский кабинет П. В. Вологодского «занимается изданием постановлений, назначением представителей на места, раздачей должностей, созданием армии, но не показал себя властью, где бы то ни было». Поэтому дипломат не рекомендовал: «Не представлять признания и никакой помощи так называемым всесибирским правительствам» (С. 290). Поворот, на мой взгляд, был связан с общим наступлением войск Антанты в Европе, начавшимся 26 сентября, которое к 20 октября привело к разгрому германских войск. Принципиально ситуация не изменилась после установления диктатуры А. В. Колчака.
Использовав фактор Первой мировой войны, антибольшевистские силы на востоке России и руководство стран Антанты не смогли выработать согласованной политики поддержки первых, вернее, победители не хотели брать на себя какие-то обязательства в этой области, ориентируясь на новую геополитическую ситуацию, сложившуюся в Европе в рамках Версальской системы, игнорирующую российские интересы. Не случайно такой осведомленный человек в омских коридорах власти, каковым был Г. К. Гинс, признал: «Поражение Германии оказалось роковым для дела борьбы с большевизмом... Главный фактор союзнической интервенции - война с Германией - сразу отпал, а вместе с тем изменились и задачи союзников. Если раньше они должны были бы поддерживать чехо-словаков в борьбе с германизированными большевиками, то теперь оставалось только охранять отдых чешской армии» [8, с. 261-262].
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Серебренников И. И. Претерпев судеб удары. Дневник 1914-1918 гг. Иркутск, 2008.
2. Шиловский М. В. Политические процессы в Сибири в период социальных катаклизмов 1917-1920 гг. - Новосибирск, 2003.
3. Сибирь (Иркутск). 1917. 6 июля
4. Съезды, конференции и совещания социально-классовых, политических, религиозных, национальных организаций в Иркутской губернии (март 1917 - ноябрь 1918 гг.). -Томск, 1991.
5. Подготовка и начало интервенции на Дальнем Востоке России (октябрь 1917 - октябрь 1918 г.). Документы и материалы. Владивосток, 1997 (далее сноски на издание непосредственно по тексту).
6. История «белой» Сибири. - Кемерово, 1995.
7. Ларьков Н. С. Начало Гражданской войны в Сибири: Армия и борьба за власть. -Томск, 1995.
8. Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 19181920. - М., 2008.
© М. В. Шиловский, 2016
