CC BY
39
ПАРТИИ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ
ПОЗДРАВЛЯЕМ!
Редакция журнала "Современная Европа" сердечно поздравляет известного российского учёного - историка и политолога, члена редакционной коллегии и постоянного автора нашего журнала Владимира Яковлевича Швейцера с 70-летием со дня рождения.
Владимир Швейцер
ЕВРОПА: МЕТАМОРФОЗЫ ПАРТИЙНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ СИСТЕМ В НАЧАЛЕ ХХ! ВЕКА
Государства европейского континента можно разделить как по географической, так и по социально-политической и экономической градациям на три группы. В первую входят страны, ставшие членами Евросоюза ещё в конце 90-х годов ХХ века. Ко второй следует отнести новичков ЕС из стран бывшего "социалистического" лагеря. Наконец, в третьей мы обнаружим государства, входившие ранее в состав СССР. Вполне естественно, что и партийно-политическая система в названных группах эволюционирует прежде всего под влиянием страновых и региональных факторов их новейшей истории. На всё это, безусловно, накладывают свой отпечаток процессы общеконтинентального и глобального характера.
© Швейцер Владимир Яковлевич - доктор исторических наук, главный научный
сотрудник Института Европы РАН. E-mail, partsist@ list.ru Ключевые слова: партии, парламенты, Евросоюз, постсоветское пространство.
Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект №13-03-00092 «Большая Европа: идеи, реальность, перспективы».
От эволюции к деградации
Партия как субъект политического процесса не может существовать вне целостной партийно-политической системы, основным признаком которой является её интеграция в структуры органов законодательной и исполнительной власти. Во всех европейских государствах, вне зависимости от продолжительности периода формирования и функционирования этих структур, критерием партийности власти считалось присутствие в ней партий как несущих опор демократического строя. Сформировавшийся к концу ХХ века "социализированный капитализм" - триединство социальной рыночной экономики, социального государства и социально-политического партнёрства - так или иначе действовал в рамках ряда национальных государств. Иная ситуация складывается в условиях непредсказуемых трудностей становления объединённой Европы. Сбои при её создании усугубляются разновек-торными глобализационными процессами.
Ограниченность сугубо партийных механизмов управления финансовой, экономической, экологической и социальной сферами подтверждается привлечением к высшим государственным должностям экспертов, не связанных с теми или иными политическими партиями. Налицо замена координационных встреч лидеров партий совещательными процедурами на надгосударственном уровне. Составной частью европейского политического процесса стало конфликтное состояние взаимоотношений властей и значительной части населения даже при совпадении формального членства тех и других в одной и той же партии.
Характерной особенностью очевидной деградации устоявшихся конструкций является обозначившийся сбой в сложившейся системе партийных координат. Их основным элементом изначально была дифференциация на правых и левых с добавлением к этому центризма разных оттенков. Правда, и сегодня соответствующие игроки на политическом поле Европы прибегают к привычной самоидентификации, которая, по существу, сохраняется лишь в их идейно-программном багаже, всё меньше характеризуя реальный политический курс основных субъектов партийного пространства Европы.
Этот курс размежёвывает сегодня ведущие политические силы Старого Света по двум основным направлениям. Первое охватывает партии, стремящиеся разными путями найти выход из кризисной ситуации, совершенствуя систему интеграционных и глобализационных отношений. Этими просистемными партиями являются и демохристиане (консерваторы), и либералы - прежние экспоненты правого лагеря. Рядом с ними - весь европейский спектр социал-демократии вне зависимости от её географических ареалов. Отчасти их поддерживают экологисты, большинство которых всё же можно отнести к антисистемным партиям. В этом лагере разброс по прежним идейно-политическим критериям ещё более велик. Здесь и радикал-социалисты - совокупность партий, отколовшихся соответственно от коммунистов и социал-демократов, недовольных реальным в период кризиса демонтажем социального государства. Одним из важных звеньев "антисистемщиков" являются радикал-националисты, которые не приемлют иммиграционный компонент современной европейской жизни, порождены, по их мнению, поспешной интеграцией Европы и её вписанностью в глобализированный мир. В интеграции видят корень зла и сепаратистские партии, резко критикующие региональную политику Евросоюза, усматри-
вая зачастую в новом переделе национального государства ключ к решению проблем сохранения своей самобытности.
В складывающейся ситуации утрачивает прежнюю политическую значимость термин "центризм" как выражение особой, промежуточной сущности соответствующих партий. Добавление к этому термину приставок "право-" либо "лево-" нередко может означать лишь эквивалент слабовыраженных компромиссных политических решений. Постоянно оставаться в этих рамках не позволяет быстроменяющаяся социально-экономическая и частично внешнеполитическая конъюнктура. Политическим выражением "центризма" становится уже обозначенное выше самоустранение партий от управления в острых кризисных ситуациях, привлечение беспартийных менеджеров, создание временных коалиционных союзов на весьма зыбкой компромиссной основе. В отдельных случаях такие правительства могут включать в себя не только "системные" партии, но и их антагонистов - "антисистемщиков". Но этот вариант отправления власти возможен лишь как паллиативное решение при неустойчивом парламентском большинстве системных партий.
Деградация партийной системы Европы, хотя и получила существенный импульс в период нынешнего кризиса, усиливается тенденциями, обозначившимися ещё на рубеже ХХ-ХХ1 веков. Это сокращение численности политических партий, утрата их влияния в среде организаций профессионального, возрастного, гендерного типа. Ослабевает влияние партийной прессы, тают партийные источники пополнения финансовой базы. Налицо и коррупционные скандалы, многие из которых подрывают авторитет традиционных партий, ибо их участниками становятся люди из близкого партийной верхушке окружения, а то и сами партийные верхи. Уходит в небытие престиж некогда могучих межпартийных объединений глобального масштаба (например, Социнтерна). Заменой этим связям пока не стали организации межъевропейского партийного сотрудничества. Практика работы Европарламента свидетельствует, что значительная часть принимаемых решений определяется, судя по всему, не по партийному, а по страновому принципу.
Поскольку кризисные процессы, присущие глобализации и евроинтеграционному строительству, не находят пока устойчивых форм противодействия, постольку и партийный дискурс современной Европы вряд ли может дать каких-либо осязаемых перспектив к выздоровлению.
В обозримом будущем партии будут находиться в тисках двух реальных сил. Одна из них - авторитарный глобализационный неокорпоративизм, который всё более берёт на себя функцию всемирного регулятора финансовых, экономических, социальных процессов. Другая напирает на политические партии снизу в виде массовых непартийных движений, стремящихся бороться с неокорпоративизмом, минуя рамки традиционных партийных решений. Можно предположить, что партии в этих условиях при всей их склонности к политическому маневрированию смогут играть роль преимущественно рекомендательных органов, в лучшем случае посредников в ходе острых внутренних и внешнеполитических конфликтов1.
В рамках журнальной статьи нет возможности подробно рассмотреть всех основных представителей "просистемных" и " антисистемных" партий. Исходя из со-
1 См. подробнее Ы1р:// www.russiacouncil.ru 03.12.2012.
бытий последних лет обратим внимание на два отряда партийно-политического пространства Западной Европы - "просистемных" социал-демократов и "антисистемных" сепаратистов.
Социал-демократия на распутье
В начале XXI века обозначилась тенденция электоральных потерь и ослабления позиций в системе исполнительной власти у партий западноевропейской социал-демократии. На 1 мая 2013 года социал-демократы, социалисты и лейбористы 15 ключевых стран-членов ЕС находятся в оппозиции в Великобритании, Германии, Швеции, Испании, Португалии. Они лишь младшие партнёры консерваторов, де-мохристиан и либералов в Финляндии, Нидерландах, Греции, Ирландии, Люксембурге. Однопартийно они у власти только во Франции, возглавляя коалиции в Австрии, Бельгии, Дании, Италии.
Электоральный спад социал-демократов стал заметен при последних (июнь 2009 г.) выборах в Европейский парламент. Тогда представители реформаторских сил проиграли консерваторам и демохристианам в 12 из 15 стран-старожилов Евросоюза, набрав лишь 22% общеевропейских голосов против 36% у их традиционных политических противников1.
Обратимся в этой связи к недавнему прошлому. После окончания Второй мировой войны социал-демократия начинает укреплять свои политические позиции. В процессе восстановления серьёзно затронутой войной экономики Европы она активно защищает социальные и материальные интересы малообеспеченных слоёв населения, укрепляет свои связи с профсоюзным движением. В 1960-1970-е годы главным политическим аргументом реформаторов является создание так называемого "социального государства" - системы гарантий для лиц наёмного труда, служащих, студентов, пенсионеров. "Социальное государство" становится одним из компонентов сформировавшегося к концу столетия "социализированного капитализма" -триединство социальной рыночной экономики, социального государства и социально-политического партнёрства. В последнем социал-демократы видели стержневой элемент властной структуры Европы, отстаивая классовые интересы большинства своего электората в рамках переговорного процесса, в том числе и на правительственном уровне, с политическими экспонентами различных фракций частных собственников (демохристианами, консерваторами, либералами).
Свою роль в деле укрепления социал-демократических позиций в Европе сыграли вклад социал-демократии в процесс европейской и международной разрядки, усилия по локализации взрывоопасных конфликтов в станах Азии, Африки и Латинской Америки. Достаточно последовательно вели себя социал-демократы в отношениях с коммунистической частью рабочего движения, вступив на путь диалога и даже краткосрочного сотрудничества с коммунистами во Франции, Финляндии, Италии и Португалии. С другой стороны, социал-демократы никогда не признавали закономерным явлением нарушения общепринятых норм демократии в СССР и других странах "социалистического содружества".
Самоликвидация коммунистической системы, начало активной фазы строительства общеевропейского дома, смена знаковых ориентиров в международных делах,
1 http://www.elections.com/2009-results en.html 0806 2009.
комплекс проблем, порождённых глобализацией, - всё это требовало от социал-демократии поиска новых ответов, способных не только сохранить, но и приумножить их влияние в европейском электорате. В 1990-е годы это отчасти удалось не только с помощью инерции прошлых заслуг, но и за счёт достаточно гибкой реакции на крах мирового коммунизма, очевидного вклада социал-демократии в становление Евросоюза, умелых дирижистских шагов регулирования тогда ещё вполне здоровой европейской экономики.
Однако события рубежа ХХ-ХХ1 веков показали, что социал-демократы начинают пробуксовывать в основных направлениях внешней, внутренней и общеевропейской политики. Они явно не набрали очков в так называемых миротворческих усилиях на территории бывшей Югославии. Бомбёжки Белграда и других сербских городов пришлись на время, когда большинство правительств стран-членов НАТО возглавляли социал-демократы. Бойня в боснийской Сребренице произошла при полном бездействии миротворцев из Нидерландов, где у власти тогда были местные социал-демократы. Одним из "соавторов" Дж. Буша по вторжению в Ирак был лейбористский премьер Великобритании Тони Блэр.
Социал-демократы оказались на вторых ролях и в процессе дальнейшего развития Евросоюза. Основными чиновниками этой организации стали (и по сей день являются) европейские демохристиане, консерваторы и либералы. Невнятно выглядят позиции социал-демократов в Европарламенте (ЕП). Если в 1990-е годы их фракция была самой многочисленной, то за последние десять лет они уступили первую строчку демохристианам и консерваторам.
Новые явления в мировой экономике и политике, казалось, должны были вызвать всплеск социал-демократической мысли. На поверку же вышло, что ни Социнтерн -традиционная головная организация международной социал-демократии, ни его европейский аналог - Партия европейских социалистов, не дали какого-либо внятного толкования происходящему в Европе и мире.
Чисто декларативно социал-демократы вроде бы совершили "перезагрузку" своего идейного инвентаря, взяв на вооружение тезис "новый социализм". Однако вся новизна последнего была описана лишь в самых общих выражениях. И "Манифест" социал-демократов, обнародованный в канун выборов в ЕП (2009 г.), и последние резолюции Социнтерна никак не объясняли европейцам сути новой доктрины. Им предлагались лишь количественные критерии. Самым брендовым в Манифесте было лишь слово "более": более справедливое, более безопасное общество, более тесное сотрудничество в Европе, более активные меры в экономике. В разных глагольных формах воспроизводились и практические рекомендации социал-демократии: "предлагаем", "можем", "намерены", "будем"1.
С осени 2008 года и по сей день Европа, не добиваясь серьёзных успехов, ведёт тяжёлую борьбу с финансово-экономическим кризисом. Здесь постоянно в проигрыше правящие партии, которыми, на их несчастье, оказались в период кризиса во многих странах ЕС социал-демократы, социалисты и лейбористы. Британские лейбористы не нашли путей к оздоровлению национальной экономики, банковской системы, не отрегулировав исторически сложные отношения с Евросоюзом. Как следствие, в течение трёх последних лет бразды правления находятся в руках консерваторов и
1 См. Ы1р:// www.russiacouncil.ru 15.05.2013.
либералов. Такой же тандем сменил в Германии социал-демократов и "зелёных". На юге Европы ситуация ещё хуже. Неизбежные меры по оздоровлению экономики, связанные с сокращением социальной части бюджетов, смели социалистические правительства Греции, Португалии и Испании.
Объективности ради следует сказать, что и противоположный, консервативный фланг европейской политики также уязвим в период кризиса. И Н. Саркози, и С. Берлускони были вынуждены покинуть свои посты во многом из-за неудач в борьбе с кризисом. Правда, ответ на вопрос, будут ли более успешны пришедшие на смену силы, в том числе и социалистические, может быть получен лишь после реализации ими обещанных мер антикризисного характера.
В целом европейские социал-демократы оказались в достаточно сложном положении. С одной стороны, на них давят политические партнёры-соперники в системе власти из консервативно-демохристианского лагеря, предлагающие такие шаги по оздоровлению экономики, которые малосовместимы с традиционной социальной ориентацией европейских реформаторов. С другой стороны, социал-демократов подпирают радикал-социалистические партии как юга, так и севера Европы, требующие от них последовательной защиты малоимущих слоёв населения. Как показывает пример Греции, они способны оттеснить местных социалистов из ПАСОК почти на обочину политического пространства. Социал-демократия испытывает также давление и радикал-националистов, берущих на себя функции главных защитников "социального государства" от дележа его благ с потоком иммигрантов, претендующих в условиях растущей безработицы не только на социальную защиту, но и на места, занимаемые национальной рабочей силой.
Все эти обстоятельства, несомненно, скажутся на амплитуде политических качелей, освоенных социал-демократией. Речь, естественно, не идёт об исчезновении этой части партийного спектра Старого Света. Как показывает практика, окончательно теряют свой вес в политике лишь те, кто утрачивает собственный главный ориентир. Для социал-демократов он будет существовать до тех пор, пока в Европе остаются люди, нуждающиеся в их поддержке, пусть непоследовательной, но всё же отличающейся от того, что предлагают и делают другие политические силы.
Сепаратисты в наступлении
В ряду наиболее актуальных тем международной жизни конца 2012 года - начала 2013 года, после кризиса зоны евро и трагических событий на Ближнем Востоке, безусловно, привлекает внимание оживление сепаратистских настроений в отдельных европейских государствах. Представители этого сегмента партийного пространства Старого Света добились заметных успехов на выборах в местные органы власти испанской Каталонии (ноябрь 2012 г.) и бельгийской Фландрии (октябрь 2012 г.). Лидеры шотландских сепаратистов, одержав победу на местных выборах в мае 2011 года, вынудили Лондон обсуждать с ними вопрос проведения референдума о независимости этой части Соединённого Королевства. После развала кабинета Берлускони бывший партнёр Сильвио по коалиции - сепаратистская Лига Севера - вновь стала заявлять о нежизнеспособности нынешнего унитарного итальянского государства. В
ноябре 2011 года Лига потребовала учреждения "парламента Севера" с достаточно широкими административными полномочиями1.
Хотя политическое представительство сепаратистских сил в ряде регионов Европы весьма мозаично, на сегодня среди них можно выделить ряд крупных региональных партий, более сильных, чем местные отделения общенациональных партий. В Каталонии это объединение "Конвергенция и Союз", чей лидер А. Мас занимает пост председателя правительства данной автономии. В Шотландии высший орган в системе исполнительной власти возглавляет А. Сэлмонд, представляющий Шотландскую национальную партию. В бельгийской Фландрии весьма популярна партия Новый фламандский альянс, получившая на выборах в местные органы власти ( октябрь 2012 г.) более 30% голосов избирателей. Её руководитель Б. де Вевер является сегодня бургомистром Антверпена - второго по величине города Бельгии. В органах законодательной и исполнительной власти Северной Ирландии весомо представлена партия Шинн Фейн. Уже упомянутая Лига Севера после выборов в апреле 2013 года уверенно держит пальму политического первенства в местных органах власти. Сепаратисты широко представлены и в национальных парламентах указанных выше государств, причём их представительство даже имеет тенденцию к увеличению. После выборов в испанские кортесы 2011 года депутатами этого высшего органа законодательной власти впервые стали представители коалиции баскских сепаратистов "Амайур". Отметим, что многие из упомянутых выше партий имеют своих представителей в Европарламенте.
Всплеск активности сепаратистов можно рассматривать с точки зрения внутриполитической ситуации в соответствующих государствах. Однако специфические страновые нюансы нельзя отделить и от общей социально-экономической и финансовой нестабильности в странах Евросоюза. Нельзя сбрасывать со счетов и глубинные исторические корни такого внутренне противоречивого явления, как европейский сепаратизм.
Сепаратизм в ряде государств Старого Света исторически порождён конфликтом этнонациональных, конфессиональных, культурно-обособленных меньшинств с политикой представителей титульных наций, ограничивавших их суверенные права. Накладывая эту кальку на Великобританию, мы увидим, что шотландский сепаратизм проистекает из некогда очевидного равновесия на территории нынешней Великобритании двух царствовавших до объединения в 1707 году династий - английской и шотландской. Шотландцы никак не могут смириться с тем, что длительное время они являлись лишь "младшим партнёром", да, к тому же, обделёнными рядом прав, имеющихся у англичан. Дополнительным стимулом шотландского сепаратизма стало открытие в конце 1970-х годов на шотландском шельфе нефти и газа. Иная причина коренится в североирландском сепаратизме, основой которого, после образования Ирландской республики, было стремление католиков северной части острова объединиться с его большей, независимой от англичан-протестантов частью.
Во второй больной сепаратизмом точке Европы также исторически наличествуют две недовольные своим положением области - Каталония и Страна Басков. Население этих частей Испании всегда страдало от принижения центром их национальных, культурных и языковых особенностей. При диктатуре Франко произошла полная унификация - лишение каталонцев и басков каких-либо региональных прав. Они бы-
1 Ы1р:// www.russiacouncil.ru 12.03.2013.
ли восстановлены лишь после состоявшегося в последней трети двадцатого века перехода страны к демократическим формам правления. Очевиден и экономический фактор - хозяйственный подъём Каталонии, дающей сегодня пятую часть национального ВВП. Схожая с испанской ситуация принижения суверенных прав меньшинства имела место в Бельгии, где вплоть до середины двадцатого века была очевидна гегемония франкоязычной Валлонии над нидерландоязычной Фландрией. Долгие годы фламандцы были в политическом отношении младшим партнёром валлонов. Положение изменилась после того, как фламандцы численно превзошли валлонов, а экономический потенциал Фландрии стал решающим фактором бельгийской хозяйственной жизни. Экономика является альфой и омегой сепаратистов Севера Италии, считающих, что эта индустриально развитая часть страны является кормилицей коррумпированного центра Италии и особенно экономически депрессивного и мафиозного Юга.
Проблема острого противоборства части населения вышеобозначенных государств с центральной властью не ограничивается лишь перечисленными странами Европы. В последнее время периодически заявляют о своих суверенных от Дании правах жители Гренландии и Фарерских островов. Свои проблемы, прежде всего в сфере культурно-национальной и языковой автономии, у турок в Болгарии, у венгров в Румынии и Словакии, у русскоязычного меньшинства в странах Балтии. Правда, здесь программой-максимум являются вопросы удовлетворения прав меньшинств в рамках существующих государств, а не отделение от них либо присоединение к странам с этнически и лингвистически однородным им населением.
Ещё совсем недавно некоторая часть европейских сепаратистов использовала вооружённые методы борьбы. Вспомним хотя бы столь характерные для последней трети двадцатого века действия Ирландской республиканской армии (ИРА) в Ольстере (Северная Ирландия) или террористические вылазки баскской ЭТА. Наконец, нелишне упомянуть и о террористических актах на Корсике, организованных теми, кто не готов сохранить средиземноморский остров в составе Франции.
Сегодня эти крайние меры сепаратистского свойства являются лишь слабыми отголосками того, что имело место в недавнем прошлом. Умеренное крыло сепаратистских сил, представленное партиями и движениями, популярными в соответствующих регионах Европы, встало на путь переговоров с центральными властями, добившись при этом положительных для себя результатов. Лейбористское правительство Великобритании предоставило шотландцам и североирландцам право созыва региональных парламентов с достаточно широким кругом полномочий. Лондон в 2011-2012 годах пошёл на уступки Эдинбургу в вопросах финансовой и налоговой самостоятельности. Сепаратисты Каталонии добились от центра конституционно оформленного права считать их родину особым субъектом Испанского королевства. В переговорах между лидерами сепаратистов и Мадридом наметился прогресс в вопросе о проведении референдума как начального этапа к возможному образованию самостоятельного каталонского государства. Однако власти Мадрида весьма негативно отреагировали на объявленное в конце января 2013 года решение каталонского парламента о суверенитете этой части Испании. На путь переговоров с такой же целью стали политические лидеры Страны Басков. ЭТА открыто заявила о прекращении вооружённой борьбы; приступила к самороспуску и североирландская ИРА.
В целом политические силы зоны сепаратистской активности в Европе готовы добиваться своих целей методами демократического диалога, не отказываясь при
этом от таких форм сопротивления, как массовые акции протеста, забастовки регионального масштаба, использование в своих целях средств массовой информации и Интернета.
Встав на путь достижения своих целей, лидеры сепаратистов не могут не учитывать достаточно призрачные шансы на то, что русские большевики в 1912 году весьма неосторожно назвали "правом нации на самоопределение, вплоть до отделения".
Прежде всего далеко не всё население соответствующих зон сепаратизма готово отказаться от имеющейся государственности ради весьма неясной перспективы обретения "новой родины". Последние опросы общественного мнения в Каталонии и Шотландии свидетельствуют, что у сепаратистов нет устойчивого большинства в случае начала процесса подготовки референдума. Противники сепаратистов, как в центре, так и на местах используют аналогичные сепаратистским методы политической борьбы. И в Каталонии, и в Шотландии в конце 2012 года прошли многочисленные митинги противников раскола. В начале 2013 года в Белфасте сторонники сохранения Северной Ирландии в составе Великобритании потребовали постоянного присутствия британского флага на фасадах региональных органов власти. На улицы Брюсселя с демонстрациями в поддержку целостности Бельгии выходят десятки тысяч противников фламандских сепаратистов.
Отметим ещё одно важное обстоятельство: процедура выхода из, соответственно, Испании и Великобритании предполагает согласие на это других субъектов данных федераций, в том числе и центральных парламентов. Последнее слово скажут и местные монархи. В частности, бельгийский король Альберт II неоднократно заявлял, что он не готов к саморазрушению Бельгии. Сходную позицию занимает и испанский монарх Хуан Карлос I. Крайне негативно настроена против сепаратистов Каталонии и Страны Басков католическая церковь Испании. Сепаратистов заставляет призадуматься и экономическая составляющая раскола. Ведь возможные новые государства враз лишатся экономических связей, которые они имеют в границах нынешних государств. Показателен и резкий спад настроений в пользу воссоединения с Ирландией у ольстер-цев. Последние отдают себе отчёт в том, что желаемая ими родина является сегодня одной из слабейших частей Европы в экономическом и финансовом отношении.
Неясен и вопрос с суверенизацией природных богатств новообразований. В частности, власти Великобритании чётко заявили, что нефть в шотландском шельфе Северного моря не может стать в полном объёме собственностью Эдинбурга.
Существенным тормозом на пути сепаратистов является и позиция Евросоюза. В новой редакции его Конституции чётко зафиксировано, что новообразованные страны не становятся членами ЕС автоматически, а обязаны вновь пройти всю, как показывает практика новичков из Восточной Европы, многосложную процедуру обретения полноправного членства. Сходную позицию относительно новичков занимает и НАТО. Наконец, перманентный кризис еврозоны, нарастающие инфляционные процессы, увеличение числа безработных, практически неконтролируемый рост числа иммигрантов из беднейших стран мира, нерешённые экологические и энергетические проблемы - всё это и многое другое заставляет сепаратистов более трезво оценивать свои шансы.
Не отказываясь от независимости как конечной цели, они рассчитывают сегодня на решение программы-минимум: получение ещё больших, чем прежде, уступок со стороны центральных властей, прежде всего в плане экономической поддержки регионов, ещё большего развития системы самоуправления, укрепления культурно-
языковой идентичности в зонах сепаратистской активности. Признавая справедливым удовлетворение этих требований, следует всё же подчеркнуть, что сам сепаратизм в условиях становящегося перманентным кризиса Евросоюза является деструктивным фактором, осложняющим становление той гармоничной во всех отношениях Европы, к которой на словах стремятся лидеры ЕС.
Партии, выборы и власть на постсоветском пространстве
В 2011-2012 годах в Российской Федерации и в ряде бывших советских республик - Армении, Беларуси, Грузии, Литве и Украине состоялись выборы в законодательные органы власти. Они показали как сходство, так и отличие не только по итогам самих выборов, но и в обстановке, сложившейся до и после них.
Российские реалии. При всех очевидных нарушениях, допущенных на выборах в Госдуму и на пост президента России, их результаты подтвердили отсутствие персональной альтернативы вновь избранному президенту, а также лидерство, хотя и не столь очевидное, как в недавнем прошлом, партии "Единая Россия". На повестке дня стоит задача выработки стратегии противоборства ползучему авторитаризму, выхолащиванию норм и принципов демократии, свойственных современным европейским государствам.
Налицо насущная необходимость переформулирования, а в ряде случаев и пересмотра важных положений Конституции РФ и Закона о политических партиях. Без этих новаций нельзя, на наш взгляд, говорить о существовании в России партийно-политической системы. Главным критерием последней, и об этом свидетельствует опыт и практика всех без исключения стран Западной и Восточной Европы, является полная интеграция партий в структуру законодательной и исполнительной власти. Именно политические партии, выражающие интересы различных слоев и групп населения, а не искусственно созданная "вертикаль власти", являются несущими опорами демократического строя.
Текст нынешней Конституции в разделах, посвящённых формированию органов законодательной и исполнительной власти, содержит ряд противоречий, в лучшем случае неувязок. Так из ст. 3 (п. 2 и п. 3), казалось бы, вытекает, что именно результаты референдумов и свободных выборов являются "выражением власти народа". Что касается органов государственной власти и органов местного самоуправления, то они, согласно логике вышеизложенного, создаются по итогам свободных выборов. Но, в таком случае, непонятно, почему президент, избранный волей народа, лишь согласует с Государственной думой (см. ст. 83а), также избранной всенародным голосованием, кандидатуру председателя правительства РФ. Выходит, что голос, отданный президенту, имеет больший вес, чем голоса за народных избранников. Однако в тексте Конституции нет указаний на приоритетность именно президентских выборов. То обстоятельство, что президент является гарантом Конституции, определяет основные направления внутренней и внешней политики, обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти, делает его лишь первым среди равных во властной иерархии. Это, кстати говоря, вытекает и из статьи 11 (п. 1), где в одну строчку обозначены и президент, и Федеральное собрание, и правительство РФ, и судебная власть1.
1 Конституция Российской Федерации с комментариями для изучения и понимания. Москва. ИНФРА-М. 2001. С. 5, 8, 36.
В связи с изложенным логичнее была бы формулировка: "Президент РФ назначает председателя правительства РФ, опираясь на итоги выборов в Госдуму РФ". Данное положение не следует понимать таким образом, что президент обязан отдать мандат на формирование правительства лидеру победившей партии. Такой вариант возможен лишь в том случае, если соответствующая партия получила более 50% голосов. Европейский опыт показывает, что правилом является именно отсутствие у какой-либо партии абсолютного большинства. И здесь президент, как гарант функционирования основных ветвей власти, имеет право после соответствующих консультаций с лидерами основных парламентских фракций назначить премьером лидера той партии, которая сформирует коалицию с устойчивым большинством в Госдуме.
Ключевым элементом партийно-политической системы России является сама партия. В Закон о политических партиях уже был внесён ряд, причём достаточно существенных, поправок. Наверное, можно согласиться с цифрой в 500 человек для регистрации политической партии. Однако регистрация - это не самоцель для конкретного политического образования. Поэтому надо установить численный критерий членства для партий, желающих участвовать в парламентских выборах. Здесь, думается, планка может быть повышена до 10 тысяч членов, исходя при этом из округленной цифры в 100 млн граждан России, имеющих право голоса. Что касается выборов в региональные и местные органы власти, то здесь можно сохранить планку на искомых 500 членах. Для тех же, кто хочет выступать от имени региональных движений или местных инициативных групп, можно установить для их регистрации планку в 100 человек.
Нельзя, однако, исключить наличие корыстных мотивов у тех, кто стремится провести в различные органы власти своих представителей, поэтому следует тщательно продумать механизм противодействия различного рода фальсификациям. В Уголовный кодекс должны быть внесены статьи, карающие за подкуп ради стимулирования к вступлению в партию. Сам процесс регистрации членов партии для её участия в выборах должен быть индивидуальным, по месту жительства при предъявлении не только членского билета партии, но и паспорта. Таким образом, можно будет избежать многочленства в партиях тех, кто желает заработать путём многократной регистрации.
Сам Закон о политических партиях должен быть освобожден от многих, абсолютно абсурдных по своей сути, ограничений. Ни в одной европейской стране нет запрета на партийную деятельность на производстве, либо в учебных и общеобразовательных учреждениях. С другой стороны, вполне оправдана позиция, зафиксированная в п. 5 статьи 13 Конституции РФ, где указаны ограничения на создание партий, проповедующих "насильственное изменение основ конституционного строя", "нарушение целостности Российской Федерации"1, "разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни". Однако Закон о политических партиях в его нынешней редакции, по существу, искажает данное положение, ибо в этом документе уже запрещается создание партий по признакам профессиональной, расовой, национальной или религиозной принадлежности2. Если бы в современной Европе власти руководствовались подобной доминантой, то там не осталось бы аграрных или рабочих партий, партий, представляющих интересы национальных меньшинств,
1 Конституция Российской Федерации с комментариями для изучения и понимания. Ук. Соч. С. 9.
2 Федеральный Закон о политических партиях. М. 2001. С. 7.
а также конфессионально ориентированных партий. Между тем партии подобного рода распространены в Европе повсеместно, не угрожая своей деятельностью основам конституционного строя соответствующих государств.
В целом формирование партийно-политической системы в России должно идти по пути творческого, а не догматического использования европейского опыта, с учётом той реальной ситуации, в которой находится наша страна в начале второго десятилетия XXI века.
Реалии постсоветских государств. Совпавшие в одном узковременном пространстве выборы в парламенты России и пяти бывших советских республик, дают некоторые основания порассуждать на тему возможности реального перехода от авторитарной власти в СССР к мозаичной демократической альтернативе на обломках погибшего государства. Хотя двадцать с небольшим лет срок по историческим меркам ничтожный, тем не менее, и он позволяет сделать, хотя и весьма предварительные, выводы относительно произошедшего на шестой части нашей планеты.
С одной стороны, прогресс в направлении той формы демократии, которая вроде бы утвердилась на европейском пространстве, очевиден, хотя и не во всём вразумителен. Система назначений сверху донизу, сменилась переходом к избирательным механизмам по разным причинам ещё далеко не отлаженным. С другой стороны, борьба нового со старым не близка к завершению, поскольку имеют место попытки вписать в новые демократические формы власти старое, слегка обновленное авторитарное содержание.
Этот внутренне противоречивый, а оттого и конфликтный сюжет постсоветской политической жизни вполне объективен, ибо люди, участвующие в этом процессе, в большинстве своем родились и сформировались политически и нравственно в старом СССР. Их менталитет всё ещё несёт на себе черты чинопочитания и смирения с существующим положением вещей. Вспоминается гамлетовская дилемма: "мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться?". Добавим к этой художественной метафоре и соображения вполне житейского свойства. На всём постсоветском пространстве с трудом пробивают себе дорогу ростки подлинной альтернативности. Тем более когда с помощью диффамаций и репрессивных действий пытаются задушить эти ростки ещё на стадии зачатия.
Не оправдались бытовавшие на исходе советской системы надежды на благотворный пример Запада. Какой-либо социально-экономической устойчивости там не наблюдается. К тому же, казалось бы, отлаженные механизмы властной демократии работают с перебоями. Евросоюз не выглядит пока исторически устойчивой альтернативой бывшему Советскому Союзу. Европарламент как инструмент высшей законодательной власти ЕС также никак себя не проявляет, разве что в виде расплывчатых резолюций по разным, в том числе и явно второстепенным поводам. Какой-либо эффективной конструкции исполнительной власти ЕС, образованной по итогам выборов в законодательные органы (Европарламент) не прослеживается. Все решения ЕС принимаются узким кругом лидеров стран-членов Евросоюза, иной раз без какой-либо предварительной консультации с парламентами и даже правительствами собственных стран.
Все эти обстоятельства посредством СМИ, а теперь и Интернета регулярно доводятся до сведения европейцев, в том числе и тех, кто проживает на постсоветском пространстве. В результате эта причудливая смесь бывшего советского менталитета с полуфеодальными принципами покорности любой власти и менталитета, сформиро-
ванного с помощью современных информационных технологий, не позволяющих верить в благополучие завтрашнего европейского дня, - всё это в совокупности даёт тот результат, который мы видим в итогах парламентских постсоветских выборов.
Однако бывшие советские люди, это не некий абстрактный советский народ, а жители весьма отличавшихся и в СССР различных этнических, лингвистических, а отчасти и конфессиональных зон проживания. Украина исторически делилась на Восточную, Западную и Центральную части, с совершенно особенным Югом. Грузия только в обыденном сознании представлялась страной одного народа, хотя на самом деле понятие "грузин" скорее определяло гражданство, чем этнос. Более этнически компактно чувствовали себя армяне, большая часть которых, впрочем, проживала вне Армянской ССР. Белоруссия также сложилась уже в советское время, как совокупность и православных, и католических культур, ибо западная часть Белоруссии была исторически тесно связана с Польшей. Наконец, Литва - это католическая в конфессиональном плане часть бывшего СССР, к тому же вкусившая в межвоенный период плоды, хотя и горькие, независимого существования.
И вот теперь выясняется, что старое, в том числе и очень старое легко не забывается, а с помощью политически заинтересованных в этом лиц постоянно инкорпорируется в национально-государственный менталитет граждан новых независимых стран. Неудивительно, что вышеупомянутые компоненты политической борьбы занимают своё особое место в электоральных процессах на постсоветском пространстве.
Главными всё же являются факторы сугубо материальные, непосредственно связанные с уровнем жизни граждан из бывших советских республик. И коль скоро уровень жизни осязаемо при той или иной власти отнюдь не улучшается, то она, хотя и не всегда, рискует утратить свои государственные позиции. На небольшом географическом пространстве таких стран, как Литва и Грузия, это происходит быстрее, чем в Украине, где властям не только с помощью правоохранительных органов, но и посредством небольших предвыборных социальных подарков проще убедить свой, хотя и поредевший электорат, в возможности сохранения старой власти у руля государства. Пример Белоруссии и Армении даёт основания видеть аналогичную украинской тенденцию при более низкой планке экономических и социальных потребностей значительной части населения. К тому же оппозиция в упомянутых постсоветских республиках, как правило, раздроблена, а оттого и легко подавляема. Отчасти она представлена людьми, уже вкусившими власть и поэтому не вызывающими к себе той критической массы электорального доверия, которая позволила бы вновь занять трон в высших структурах власти.
При наличии всех составляющих процесса формирования органов законодательной и исполнительной власти в постсоветских государствах - харизматичности лиц, претендующих на власть, популизме и административном ресурсе как решающих методах воздействия на избирателя, политической пассивности определённой части населения, наконец, решающей роли средств, вкладываемых в избирательные кампании местными, а отчасти и зарубежными олигархами, - тем не менее каждые из парламентских выборов 2012 года имели свои национально-государственные особенности.
В Украине, в Белоруссии и Армении важнейшим фактором, определившим итог выборов, стала позиция первых лиц государства - президентов, пока не исчерпавших своей властью кредит доверия у большинства населения. Сами партийные структуры этих стран, выглядели лишь как инструмент управления сверху выбором избирателя.
Последний не без основания считал, что именно первое лицо может, если не улучшить, то хотя бы стабилизировать, прежде всего, социально-экономическую ситуацию.
Иной сценарий дают нам парламентские выборы в Грузии и в Литве. В первой, президент не смог переломить наметившийся уже в последний период его правления общественный крен в сторону оппозиции. Литовский же случай вообще феноменален, так как народ не послушался мнения высшего должностного лица относительно лидера ведущей оппозиционной партии, обвиняемого в коррупционности. Свою роль сыграло и то, что в Литве президент, согласно Конституции, обладает скорее декоративно-европейскими, чем постсоветско-авторитарными функциями. В Грузии же сам правящий президент внёс такие изменения в Конституцию, которые лишали этот пост тех властных рычагов, которые более двадцати лет были характерны для первых лиц этого государства.
Грузинский, а отчасти и литовский примеры, дают основание характеризовать власть как устойчиво непартийную. И дело не только в том, что партии там появляются и исчезают как в калейдоскопе. Членство в них также временно, причём даже западные компаньоны так называемых "партий" с удивлением узнают о смене лиц в руководстве то ли старых, то ли новых партий. В ином ключе следует рассматривать партийный механизм Украины, где практически отсутствует идейно-программная ориентация на такие устойчивые в западном понимании образцы, как христианская демократия, политический либерализм и социал-демократизм. Намеков на эти образцы нет по вполне естественным причинам в электорально однопартийной Белоруссии; не намного больше их и в плюралистически партийной Армении.
Соглашаясь с тем, что хаотичная многопартийность на постсоветском пространстве является отчасти следствием той непростой истории и даже предыстории соответствующих государств, что Запад сегодняшнего образца дает скорее по ряду параметров образец деградации, чем эволюционного развития европейской партийной системы, отметим всё же главную, на взгляд автора, причину неприживаемости партийного компонента в большинстве постсоветских стран. Она зиждется на сугубо личном интересе политической элиты, интересе, прежде всего материальном, интересе краткосрочном, без какой-либо осязаемой перспективы. Между тем партийная система может функционировать лишь в случае органического сочетания личных и общественных, а не сугубо групповых интересов, при максимальной прозрачности внутрипартийных процессов, визуально доступных не только функционерам партий, но и всем гражданам соответствующих государств.
Однако в таком случае возникает необходимость законодательного описания партийной деятельности, её транспарентности для широкого понимания голосующим населением сути этих законов, а главное - конституционного признания именно политических партий в качестве стержня всей демократической системы власти. Реализовав этот проект, можно ожидать формирование нового демократического менталитета, составной частью которого, хотелось бы надеяться, станет укоренение в сознании граждан неизбежности именно партийных основ в структуре власти.
