CC BY
461
УДК 008
ЭВОЛЮЦИЯ "ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ПАРАДИГМЫ" В ТРУДАХ ШПЕНГЛЕРА, ТОЙНБИ, ХАНТИНГТОНА: ТЕЗИС, АНТИТЕЗИС, СИНТЕЗ
А.В. Кореневский
Едва ли не над всеми теоретиками цивилизационного подхода тяготеет обвинение в эпигонстве. В.С. Соловьев утверждал, что Н.Я. Данилевский всего лишь пересказал идеи Г. Рюккерта [1]. Л. Февр называл "Закат Европы" О. Шпенглера "заново перелицованным старьем" [2, с. 74-75]. С легкой руки П. Сорокина, запустившего в оборот выражение "шпенглеровско-тойнбианская трактовка" [3, р. 125], хрестоматийным, тиражируемым чуть ли не в каждом учебнике по философии истории, стало суждение о теории Тойнби как о "продолжении линии О. Шпенглера" [4] и причисление ее автора к "нео-шпенглерианцам" [5, с. 137]. Уже упомянутый Л. Февр облек этот приговор в многостраничный разбор, изобилующий резкими - на грани брани - выпадами [2, с. 78-96]. Не больше повезло и С. Хантингтону: с точки зрения его многочисленных критиков, концепция столкновения цивилизаций - "это в сущности лишь развитие взглядов Тойнби" [6], "повторение его заблуждений" [7, р. 432], или попросту "вопиющая банальность" [8].
Но такое объяснение слишком просто, чтобы быть правдой. Начнем с того, что само по себе "продолжательство" вовсе не зазорно. Многовековая академическая традиция предписывает ученому скрупулезно проанализировать весь тот багаж знания по исследуемой проблеме, который накоплен до него, и отдать дань уважения предшественникам. "Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов", - таково предельно емкое и афористичное выражение этого нравственного императива из письма Исаака Ньютона Роберту Хуку [9]. Впрочем, за шесть веков до него о "карликах на плечах гигантов" писал Иоанн Солсберийский,
Кореневский Андрей Витальевич - кандидат исторических наук, доцент, директор Центра междисциплинарного индивидуального гуманитарного образования (МИГО), доцент кафедры зарубежной истории и международных отношений Южного федерального университета, 344082, г Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 33, e-mail: root1961@list.ru, т. 8(863)2184064.
указывая в качестве автора афоризма своего старшего современника Бернарда Шартрского [10]. Да и слово "эпигоны" в своем исходном мифологическом (применительно к потомкам "семерых против Фив") и историческом (касательно "диадохов") значении не имело какого-то уничижительного смысла. Оно означало лишь то, что последователям удалось завершить нечто, неудавшееся предшественникам. Но именно в этом и отказывают критики всем трем классикам цивилизационного подхода, не видя в их трудах никакой новизны и оригинальности.
Однако, если внимательно проанализировать суждения оппонентов, то окажется, что большую их часть можно условно разбить на три категории. Чаще всего это замечания а propo, сделанные по ходу изложения иных сюжетов, или первые - и потому достаточно поверхностные - впечатления от знакомства с цивилизационными теориями. Пример тому - П. Сорокин, который позже пришел к выводу, что между ним и Тойнби "гораздо больше согласия, чем разногласий" [11, р. 436], а на склоне лет, по свидетельству Г.О. Осипова, даже говорил о "полном духовном единении" с ним и "абсолютном совпадении взглядов" [12, с. 9]. Среди более пространных критических отзывов преобладают оценки непримиримых противников любых исторических метанарративов, a priori не допускавших возможности диалога с "конструкторами систем" [13, с. 65-67] и не стеснявшихся в выражениях, вплоть до argumentum ad personam. Пример тому -уже упомянутый Люсьен Февр, или превзошедший его в резкости суждений Питер Гейл, сделавший "обличение" тойнбианства, равно как и любого иного проявления "августи-
Andrey Korenevskiy - Southern Federal University, 33 Bolshaya Sadovaya Street, Rostov-on-Don, 344082, e-mail: root1961@list.ru, tel. +7(863)2184064.
новско-шпенглерианской схемы истории" [13, р. 65], буквально смыслом всей своей жизни. Однако ни в одном из указанных случаев аргументы если и приводятся, то это не идет дальше выявления сходства терминов или отдельных выражений. Разумеется, этого явно недостаточно для формирования адекватного представления об эволюции "цивилизаци-онной парадигмы" и значимости вклада в ее развитие каждого из мыслителей. Решение данной задачи требует комплексного сравнительного анализа ключевых идей классиков цивилизационного подхода с опорой на первоисточники, в том числе - и на эго-документы. Конечно же, в полном объеме указанная проблема не может быть рассмотрена в рамках статьи. Данный формат побуждает редуцировать ее хронологически, ограничив минувшим столетием (поскольку именно в этот "век крайностей" цивилизационная теория оказалась в эпицентре общественного внимания), и предметно, сосредоточившись на творчестве авторов самых резонансных текстов о теории цивилизаций - О. Шпенглера, А.Дж. Тойнби и С. Хантингтона. При этом двум последним представителям данной триады будет уделено преимущественное внимание, поскольку они -отчасти из-за большей писательской продуктивности, отчасти из-за близости к политической элите - смогли транслировать свои идеи не только на интеллектуальный бомонд, но и в более широкие слои общества и оказали непосредственное влияние на формирование современного политического дискурса.
Итак, насколько обоснованы суждения об "эпигонстве" классиков цивилизационного подхода? Пожалуй, по отношению к Шпенглеру насмешливо-пренебрежительный тон оценок можно считать расплатой за его эпатаж-ный стиль и непомерное самомнение: автор "Заката Европы" не склонен был осмысливать свой вклад в соотнесении с достижениями предшественников, ибо считал, что произвел переворот в истории, равный ниспровержению Коперником птолемеевой системы. Даже теорию Н.Я. Данилевского, генетическое родство с которой ощущается в "Закате Европы" более чем с какой-либо иной концепцией, Шпенглер не удостоил ни единым упоминанием. И это при том, что доподлинно известно: в его библиотеке имелся экземпляр "России и Европы" [14, с. 166]. Трудно сказать, правы ли авторы, видящие в данной позиции русофобскую подоплеку [15, с. 48], или причину
следует искать в "каннибальской" вражде Шпенглера к академическим атрибутам науки [16], но в любом случае это дает право усомниться в оригинальности его взглядов.
Однако подобные инвективы вряд ли справедливы по отношению к Тойнби, который, вполне в духе Бернарда Шартского, осознавал себя "карликом на плечах гигантов", и в своих трудах уделял достаточно много места сопоставлению собственных взглядов с подходами предшественников, в первую очередь - автора "Заката Европы". На протяжении всей жизни Тойнби "выяснял отношения" со Шпенглером, доказывая, что является не столько его продолжателем, сколько оппонентом. Благодаря этому мы из первых уст знаем об обстоятельствах знакомства Тойнби с "Закатом Европы" и его отношении к предшественнику. Это произошло летом в 1920 г., когда его друг Льюис Нэймир привез ему книгу Шпенглера. По признанию Тойнби, она с одной сторны потрясла его, а с другой - оттолкнула своим догматизмом и жестким детерминизмом. В противовес автору "Заката Европы" он попытался предложить такое видение истории, в котором человек предстал бы ее творцом, а не игрушкой слепых законов, по которым каждое общество фатально предопределено к упадку и гибели "в точном соответствии с определенным устойчивым графиком" [17].
Такова "официальная", зафиксированная в опубликованных работах Тойнби, версия генезиса его теории. Однако обращение к личному архиву мыслителя, хранящемуся в Бодлеанской библиотеке Оксфордского университета, дает основания для ее корректировки. Интересные сведения, существенно меняющие наше представление о степени оригинальности теории Тойнби в сопоставлении с концепцией О. Шпенглера, содержатся в переписке мыслителя с известным историком Г.С. Хьюзом, автором одной из наиболее авторитетных научных биографий Шпенглера [5]. В письме от 31 мая 1951 г. тот напомнил автору "Постижения истории" о беседе, в которой Тойнби вскользь обронил, что замысел книги возник у него еще в 1912-1913 гг. В связи с этим Хьюз просил Тойнби уточнить, правильно ли он его понял и, если возможно, рассказать об этом подробнее [18].
В ответном письме от 4 июня 1951 г. [19] Тойнби рассказал, что отчетливо помнит момент, когда возникла идея параллельно-
го сосуществования в истории различных цивилизаций: случилось это 23 мая 1912 г., когда он сидел на вершине цитадели Мистры в Лаконии. Именно тогда он вдруг понял, что не существует никакого абстрактного Древнего мира, Средневековья, Нового времени, но у каждого общества своя древность, свои средние века, свой модерн. Более отчетливым это представление стало под влиянием Первой мировой войны, а первую попытку сформулировать данную гипотезу он предпринял летом 1920 г. Но тогда это ничем не закончилось, потому что именно в тот момент Тойнби познакомился с книгой Шпенглера. Как пишет он в письме Хьюзу, одновременно две мысли потрясли его. Первая: "этот человек сделал то, что я задумывал"; вторая: нет, не то же самое, так как это "чересчур неубедительно и догматично" [19].
Данное свидетельство побуждает задать, как минимум, два вопроса: во-первых, можно ли как-то подтвердить слова Тойнби, и, во-вторых, почему в опубликованных работах он высказывался на сей предмет более осторожно. Относительно первого вопроса, следует заметить, что некоторые исследователи творчества Тойнби, даже не будучи знакомы с данным свидетельством, также приходят к выводу, что к идее множественности цивилизаций он пришел независимо от О. Шпенглера. Так, К. Томпсон усматривал черты "цивилизацион-ного подхода" в лекции по истории Древней Греции, прочитанной Тойнби в мае 1920 г., т.е. почти за месяц до его знакомства с теорией Шпенглера [20, с. 210]. К этому можно добавить ссылку на книгу Тойнби "Новая Европа", изданную в 1915 г., где термин "цивилизация" несколько раз употреблен в значении локальной целостности (например, "наша цивилизация" - в отношении Западной Европы [21, р. 18], "славянская цивилизация" - в отношении Украины [21, р. 78]).
К тому же позволительно задать вполне естественный вопрос: почему Нэймир дал почитать "Закат Европы" именно Тойнби, а не кому-либо другому из однокашников? Очевидно, это было обусловлено характером и тематикой их общения: видимо, идеи Шпенглера показались ему созвучными тому, что ранее уже было предметом их обсуждения. О том, что такие разговоры велись между Нэймиром и Тойнби, мы знаем из мемуаров последнего. В очерке, посвященном Неймиру, Тойнби писал о том, как в рассказах
его друга о Восточной Европе ему открывался новый завораживающий мир, совершенно незнакомый и непохожий на западную часть континента [22].
Что же касается второго вопроса, то, пожалуй, осторожность Тойнби объясняется той обстановкой, которая сложилась вокруг него в "профессиональном цеху". Тойнби слишком часто становился объектом беспощадной (иной раз - за гранью приличий) критики со стороны своих коллег, поэтому подобные высказывания, не подтвержденные доказательствами, лишь подлили бы масла в огонь.
Итак, суммируя все прямые и косвенные свидетельства, можно достаточно определенно утверждать, что обвинение Тойнби в эпигонстве несостоятельно, так как он пришел к идее локальных цивилизаций независимо от Шпенглера. Но насколько обоснован "второй пункт" обвинения - в отсутствии сколь-нибудь значимой новизны теории Тойнби в сравнении с концепцией его предшественника?
Действительно, при беглом знакомстве с текстами этих двух мыслителей может броситься в глаза некоторое сходство в посто-ении исторической схемы. Для обоих неприемлем европоцентризм, а Шпенглер вообще призывает "вычеркнуть из истории" слово "Европа" как "географический предрассудок" [23, с. 144]. Оба предпочитают оперировать такими понятиями как "Восток" и "Запад", видя в последнем особую культурно-историческую целостность, а в первом - целую мозаику культур / цивилизаций - самоценных субъектов исторического развития. Но, пожалуй, на этом сходство и заканчивается.
Одно из самых очевидных различий в шпенглеровской и тойнбианской трктовках истории - терминологическое. Если Шпенглер противопогаает цивилизацию культуре как ее завершающую фазу, то в понимании Тойнби цивилизация - это весь цикл развития общества от его зарождения до гибели. Однако это отнюдь не самое существенное расхождение двух теорий. Кардинальное расхождение между двумя теориями обнаруживается в трактовке понятия "всемирная история".
С точки зрения Шпенглера, не существует никакой единой истории: каждая культура абсолютно герметична, имея "собственную идею, собственные страсти, собственную жизнь, волнения, чувствования, собственную
смерть" [23, с. 151]. Для Тойнби такой подход совершенно неприемлем. С его точки зрения, тот факт, что большая часть цивилизаций либо уже погибла, либо обнаруживает явные симптомы деградации, не означает фатальной обреченности человечества. Во-первых, сколь бы ни был трагичен исход бытия отдельных цивилизаций, каждая из них привносит свой вклад в коллективный опыт рода людского, в чем и проявляется прогрессивное развитие истории. Во-вторых, именно благодаря накоплению позитивного опыта человечество извлекает уроки из прошлого и на определенном этапе обретает средства преодоления "надлома".
Разобщенность цивилизаций - это, с точки зрения Тойнби, тенденция, обнаруживаемая лишь при поверхностном взгляде на историю, тогда как глубинной ее сутью является межцивилизационное взаимодействие. Именно поэтому поворотным моментом в человеческой истории Тойнби считал 1500 год (традиционная точка отсчета Нового времени), когда эта тенденция стала явной, и народы из своих "квартир"-цивилизаций начали собираться под общей крышей "земного дома человечества" [24, р. 64-65]. При этом, отнюдь не являясь апологетом Запада, признавая, что по отношению к остальной части мира он всегда был и остается "архиагрессором", Тойнби считал, что именно западная цивилизация сыграла в данном процессе ключевую роль. Именно по этой причине "вестернизация" - путь, который остальной части человечества неизбежно придется пройти, отвечая на вызов превосходства Запада. Этот ответ может быть двояким: либо "геродианство" - осознанное и добровольное усвоение западных ценностей, либо "зелот-ство" - противоборство, которое в итоге все равно оборачивается вестернизацией, поскольку, сопротивляясь экспансии Запада, "незападное" общество вынуждено заимствовать те достижения врага, которые являются источником его силы.
В связи с этим более чем странным представляется утверждение нашего маститого "тойнбиведа" Ю.Н. Семенова, что "в первых десяти томах А.Дж. Тойнби более или менее последовательно отвергает идею поступательного развития человечества после возникновения цивилизации. А в последнем томе он допускает прогресс всего человечества, но ограничивает его лишь сферой рели-
гии" [25]. В действительности уже с третьего тома "Постижения истории" Тойнби говорит не только о воздействии Запада на остальной мир, но и высказывает мысль о возможности обратного влияния, наиболее полно воплощенную в сюжетах, посвященных русской истории.
И здесь мы вновь видим кардинальное расхождение теорий Тойнби и Шпенглера. В "Закате Европы" Россия противополагается Западу: "Одно только слово "Европа" с возникшим под его влянием комплексом представлений связало в нашем историческом сознании Россию с Западом в некое ничем не оправданное единство" [23, с. 144]. По мнению Шпенглера, подлинная, враждебная Европе "матушка Россия", находит свое истинное выражение в Толстом, Аксакове, Достоевском, тогда как личность Петра Великого воплощает иллюзию включенности России в западный мир.
"Русская тема" в трудах Тойнби представлена значительно богаче и противоречивее. На протяжении всей своей жизни он многократно менял свое мнение, то однозначно включая Россию в культурный круг Запада, то почти соглашаясь с автором "Заката Европы". В своей первой крупной работе "Национальность и война" (1915) Тойнби, решительно осуждая русофобские предрассудки своих соотечествеников, предпринял экскурс в историю России, дабы доказать несомненную ее принадлежность к Европе. Он утверждал, что эта страна внесла неоценимый вклад в культуру человечества, а русская литература XIX в. "столь же значима и важна для мировой духовной истории, как и французская литература восемнадцатого столетия" [26].
Особое значение для понимания "русской темы" в трудах Тойнби имеет тот факт, что началу его работы над "Постижением истории" предшествовало грандиозное евразийское турне 1929-1930 гг. от Лондона до Киото, включавшее поездку через всю территорию Советского Союза. Тойнби осознавал, что для создания задуманного opus magnum ему не достает личных впечатлений о разных странах и народах, в том числе - о России, о которой он грезил, читая Тургенева, Аксакова, Достоевского и Толстого. Но романтизированный образ "Святой Руси" не выдержал столкновения с советской дейсвтительностью. Десятидневная тряска в транссибирском экспрессе, загадочное исчезновение вагона-ресторана, "пролетарское
нашествие" советских пассажиров, по чьей-то злой воле подселенных к иностранцам, и прочие неприятности превратили интеллектуала-русофила в нового маркиза де Кю-стина. Тойнби покинул Россию с убеждением в непоколебимости ее "византийского духа" и закономерности победы большевиков: "Если Кремль демонстрирует непрерывность русской истории в политическом плане, то собор Ивана Грозного на Красной площади доказывает то же самое на более глубоком уровне - в плане идейном и эмоциональном. Этот ужасный памятник русского духа с очевидностью свидетельствует, что Россия пребывала во власти тьмы еще до того, как власть захватили большевики" [27].
К чести Тойнби следует отметить, что он сравнительно недолго оставался в плену раздражения, порожденного советским бытом и сервисом. Уже в лекции, прочитанной им осенью 1932 г. в цикле передач Би-Би-Си, он решительно выступает против отождествления "русского" и "советского". Тойнби подчеркивает, что эта страна возникла отнюдь не в 1917 г., и что лично для него Россия ассоциируется с Толстым и другими писателями, с ее литературой, искусством, балетом, которые, являются "великим даром России миру" [28, р. 190].
Таковы события интеллектуальной биографии Тойнби, предшествовавшие написанию "Постижения истории" и предопределившие особое место "русской темы" в этом труде. Можно с уверенностью говорить, что Тойнби в полной мере стал самим собой, а не продолжателем Г. Рюккерта, Н.Я. Данилевского и О. Шпенглера именно в тот момент, когда соприкоснулся с конкретикой русской истории. Она поставила мыслителя в тупик своей парадоксальностью и заставила искать выход за пределами схемы членения истории на локальные цивилизации. Именно из этой интеллектуальной коллизии выросла его концепция вестернизации - процесса усвоения незападными обществами опыта западной (как наиболее жизнеспособной) цивилизации.
Внимание Тойнби было сфокусировано на грандиозной фигуре Петра Великого, вырвавшего Россию из орбиты "византизма" и обрекшего ее на испытание вестернизацией. Впервые он обращается к осмыслению вклада Петра I в историю при работе над третьим томом "Постижения истории", но будет возвращаться к этой теме на протяжении всей
последующей жизни. При этом он подчеркивал, что именно с преобразований Петра Великого начинается эпоха вестернизации, и именно в его жизненном пути следует искать ключ к пониманию этого процесса. Но в еще большее смятение повергал английского мыслителя образ Ленина, в ком он видел второго "русского Антихриста" - одновременно и продолжателя и ниспровергателя наследия царя-реформатора. В зигзагах русской истории он увидел диалектическую взаимообусловленность "геродианских" и "зелотских" импульсов творческой элиты вестернизизируемых обществ и описал данное явление, как ритм "Отхода-и-Возврата": "Россия, смирившись со своим включением в Великое сообщество, пытается в то же время на какой-то срок порвать со средой, в которую оказалась втянутой помимо собственной воли, и она делает этот шаг, стремясь сыграть в будущем роль творческого меньшинства, которое найдет решение насущных проблем Великого сообщества" [29]. Какое значение сам Тойнби придавал концепту "Отхода-и-Возврата", говорит тот факт, что в сокращенном издании "Постижения истории" данным сюжетом, озаглавленным "Какой должна быть роль России в истории Запада?", завершается раздел, посвященный анализу "Отхода-и-Возврата" в развитии цивилизаций [30].
В дальнейшем, вплоть до последних лет жизни, Тойнби неоднократно возвращался к проблеме цивилизационного взаимодействия России и Запада, а в поздних работах он даже стал склоняться к теории конвергенции. В 1967 г., в статье, посвященной 50-летию Октябрьской революции, Тойнби изрекает такое пророчество: "К концу второй половины столетия существования Союза Советских Социалистических Республик термины "советский" и "социалистический" потеряют всякий смысл, т.к. конституции Советского Союза и Соединенных штатов станут фактически идентичными" [31, р. 26].
Таким образом, ни о каком "эпигонстве" Тойнби по отношению к Шпенглеру говорить не приходится: в понимании истории и ее перспектив между ними больше различий, чем сходства. Но именно в этом аспекте обнаруживаются наибольшие расхождения между Тойнби и тем, в ком видят его продолжателя - С. Хантингтоном.
Когда летом 1993 г. журнал "Foreign Affairs" опубликовал статью гарвардского
профессора Сэмюэла Ф. Хантингтона "Столкновение цивилизаций?", западный интеллектуальный бомонд уже давно признал теорию Тойнби "старомодной" [32, с. 5]. Даже столетний юбилей мыслителя в 1989 г. был никем не отмечен и не замечен. Но всего через год после выхода книги Ф. Фукуямы "Конец истории и последний человек" [33], возвестившей триумф западного мира, самый авторитетный американский политологический журнал публикует статью, опровергающую выводы Фукуямы и содержащую очевидные тойнбианские коннотации: "конец истории" -иллюзия, и мир стоит на пороге новых конфликтов, причины которых определяются не идеологией или экономикой, а цивилиза-ционными различиями [34].
Публикация вызвала шквал критики и ответную статью Хантингтона [35, р. 186194], в которой он предрек Америке перспективу - если она не научится договариваться с другими цивилизациями - "отправиться вслед за другой идеологически ангажированной сверхдержавой на свалку истории" [35, р. 189-190]. Это в одночасье сделало Хантингтона властителем дум российских интеллектуалов: уже в 1994 г. появился перевод его статьи [36], а в январе следующего года и сам он был приглашен для чтения цикла лекций в Дипломатической академии МИД РФ. В них Хантингтон сказал то, что более всего хотели услышать в Москве: "Западу придется привыкать к тому, что он уже не в состоянии, как раньше, навязывать свои ценности незападным обществам" [37, р. 135]. Более того, ему придется выстраивать отношения со "стержневами государствами" других цивилизаций, в том числе - Россией, которая, будучи лидером Православного мира, "несет ответственность и должна пытаться улаживать конфликты между государствами, входящими в данную цивилизацию, и другими цивилизациями" [37, р. 136].
Наконец, в 1996 г. выходит книга Хантингтона с тем же названием, что и первая статья, но с многозначительно убранным вопросительным знаком и красноречивым подзаголовком "Передел мирового порядка" [38]. Ее русский первод увидел свет в 2007 г. [39], всего за год до кончины автора. В этой книге, которую сегодня ставят в один ряд с "Постижением истории" и "Зкатом Европы", тойн-
бианские коннотации, только угадывавшиеся в первой статье, подкреплены многочисленными цитатами из Тойнби и соответствующим бибилиографическим инструментарием.
Для русскоязычного читателя этот эффект созвучия мыслей подкрепляется и тем обстоятельством, что раздел с почти таким же названием - "Столкновения цивилизаций" - содержит многократно издававшийся сборник эссе Тойнби "Цивилизация перед судом истории". Некоторые отечественные "тойнбиведы", не потрудившись заглянуть в оригинал, делают из этого глубокие выводы [40, с. 33; 41]. В действительности же здесь имеет место классический пример утери смысловых оттенков при переводе. Точно так же, как и в названии всего сборника (которое правильнее бы звучало как "Цивилизация перед испытанием"), в заглавии эссе переводчик взял на себя смелость существенного сужения смыслового содержания слова. В оригинале этот очерк назван "Encounters between Civilizations" [24, р. 213] в отличие от хантингтоновского концепта "Clash of Civilizations". Понятие, использованное Тойнби, значительно шире и предполагает не только конфликты и столкновения. Это, скорее, "встреча", "контакт", который может закончиться стычкой или конфликтом, а может и нет - зависит от самих встречающихся. И в этом - отражение одной из ключевых идей Тойнби: человек - не игрушка слепых сил, а творец истории. Хантнгтон, как мы видели, также не склонен к фатализму, но все-таки в своих представлениях о будущем он расходится с Тойнби, мечтавшим об установлении "экуменического сообщества".
При всем внешнем сходстве понятийного аппарата и базовых дефиниций "Столкновение цивилизаций" отличает иное видение перспектив человеческой истории и характера межцивилизационного взаимодействия. Хантингтон отвергает отождествление понятий "модернизация" и "вестернизация", а те тенденции в развитии незападных обществ, которые Тойнби определял как "геродианство" и "зелотство", являются, по его мнению, разными стадиями одного процесса. Первоначально военно-техническое превосходство Запада вынуждает элиты незападных обществ проводить вестернизаторскую политику, но затем происходит то, что Хантингтон на-
зывает "индигенизацией (от лат. indigenus -коренной, туземный) второго поколения": "... когда незападные общества чувствовали себя слабыми в отношениях с Западом, они обращались к западным ценностям. чтобы узаконить свое сопротивление западному господству. Теперь, когда они из слабых превратились в исключительно мощные страны, они не упускают случая напасть на те же ценности, которые до этого использовали для преследования своих интересов" [39, с. 132-133]. Соответственно, лишь на первом этапе модернизации может возникнуть иллюзия сближения цивилизаций, тогда как в дальнейшем поверхностно вестернизиро-ванные сообщества, наоборот, еще больше отдаляются от Запада.
По мнению Хантингтона, принимать некоторые сугубо внешние изменения в образе жизни стран Востока за признаки вестер-низации означает опошлять саму западную культуру: "Суть западной цивилизации -это Magna Carta, а не Magna MacDonald's. Тот факт, что жители не-Запада могут съесть гамбургер, вовсе не подразумевает, что они примут Хартию" [39, с. 75-76]. Более того, эта иллюзия опасна в первую очередь для самого Запада, так как распространение за его пределами поп-культуры, одежды, еды и элементов бытового комфорта вовсе не влечет за собой улучшение отношения к тому обществу, из которого заимствованы эти новшества. Скорее, наоборот: "Где-нибудь на Ближнем Востоке пять-шесть молодых парней вполне могут носить джинсы, пить колу, слушать рэп, а между поклонами в сторону Мекки мастерить бомбу, чтобы взорвать американский лайнер" [39, с. 76]. Даже распространение английского языка отнюдь не является аргументом в пользу развития процесса вестернизации: "Это средство общения, а не признак идентичности или общности. Если японский банкир и индонезийский банкир говорят друг с другом по-английски, то это не означает, что кто-то из них англизирован или вестернизирован" [39, с. 81]. Более того, сам английский язык, превратившись в lingua franca, "деэтнизировался", перестал быть выражением определенной идентичности, а его использование помогает людям сохранять собственную культурную самоидентификацию.
Итак, в своих выводах Хантингтон оказывается гораздо ближе к Шпенглеру, чем
к Тойнби. Но это - отнюдь не повторение идей первого и не отрицание второго. Хантингтон разводит понятия "вестернизация" и "модернизация", но признает, что на первом этапе преобразований в незападных обществах они не просто "идут рука об руку", но и, строго говоря, практически невозможны друг без друга. Так, ссылаясь на работы Али Маз-руи [42, с. 4-5], он обращает внимание на то, что неудавшиеся реформы Мухаммеда Али в Египте в 30-х годах. XIX в. именно тем и отличалась от кемализма, что представляли собой попытку "технической модернизации без чрезмерной культурной вестернизации" [39, с. 104]. Независимо от того, стремятся ли незападные лидеры реформировать свое общество, не допуская заимствований, либо проводят "вестернизацию без модернизации" или же полностью отождествляют первое и второе - в любом случае реальная траектория изменений будет существенно отличаться от субъективных устремлений вождей. На начальном этапе реформируемое общество просто "приговорено" к заимствованиям не только в организационно-технической, но и в культурной сферах, так как две эти стороны оказываются неразрывно связаны в образовании первого поколения реформаторов. Но результатом этой фазы развития общества оказывается рост его экономической и политической мощи, с одной стороны, и кризис культурной идентичности - с другой. А закономерным следствием того и другого становится культурное и религиозное возрождение, сопровождающееся отдалением от Запада, а иногда и открытой конфронтации с ним. При этом сам ход мысли Хантингтона очень напоминает тойнбианскую мифологему "Отхода-и-Возврата" с той, однако, разницей, что Тойнби считал антизападные демарши в вестернизируемых обществах явлением временным, за которым вновь последует сближение цивилизаций, а Хантингтон таких надежд не питает: "На фундаментальном уровне мир становится более современным и менее западным" [39, с. 110]. Он доказывает, что в целом Шпенглер был прав в своем диагнозе: действительно, к началу ХХ в. Запад достиг пика могущества, и Первая мировая война была первым симптомом надвигающегося кризиса. Но Хантнгтону чужд шпенглеровский апокалиптизм". Крушение Запада наступит не завтра; 400 лет понадобилось этой цивили-
зации для утверждения своего господства, и, быть может, столько же лет займет обратный процесс: "Сейчас господство Запада неоспоримо, и он останется номером один в плане могущества и влияния также и в двадцать первом веке. Однако постепенные, неотвратимые и фундаментальные перемены также имеют место в балансе власти между цивилизациями, и могущество Запада по сравнению с мощью других цивилизаций будет и дальше снижаться" [39, с. 115].
Естественно, такая ситуация по самой своей природе конфликтогенна. Теряющий власть испытывает необоримое искушение сохранить ее любой ценой, а те, кто долгое время вынужден был эту власть терпеть -не прочь ускорить процесс. Но и в этой долгосрочной перспективе нет фатальной предопределенности: столкновение цивилизаций - пессимистический, но не единственно возможный сценарий.
В заключительной главе своей книги Хантингтон формулирует несколько рекомендаций, прислушавшись к которым политики Запада могли бы помочь миру избежать подобного развития событий. Среди них - совет, к которому оставались глухи прошлые и нынешняя американские администрации, но - как знать? - может, прислушается та, что придет им на смену: "... признать Россию как стержневую страну православной цивилизации и крупную региональную державу, имеющую законные интересы в области обеспечения безопасности своих южных рубежей" [39, с. 510]. Итоговый же вывод оказывается весьма созвучен инвективам А. Дж. Тойнби в адрес западной цивилизации. По мысли Хантингтона, в интересах США и европейских стран - "... осознать, что вмешательство Запада в дела других цивилизаций является, вероятно, единственным наиболее опасным источником нестабильности и потенциального глобального конфликта в полицивили-зационном мире" [39, с. 510]. Если у Запада хватит мудрости отказаться от глобалистских претензий, а США научатся договариваться со "стержневыми" государствами других цивилизаций, у мира есть шанс на выживание, и в нем найдется место для Запада.
Итак, ни Тойнби не был эпигоном Шпенглера, ни Хантингтон - продолжателем Тойнби. Скорее, это можно рассматривать в качестве своеобразного итога диалектического развития "цивилизационной парадигмы"
в ХХ в. Если Тойнби всю жизнь доказывал, что он - оппонент автора "Заката Европы", то Хантингтон, будучи последним звеном этой гегелевской триады, соединил в своей концепции подходы обоих предшественников, не повторяя ни одного из них.
Со времени выхода статьи Хантингтона "Столкновение цивилизаций" прошел двадцать один год - немалый срок для нашего динамичного времени. Мир шагнул в новое тысячелетие. Выросло новое поколение. Изменилась политическая карта мира: одни государства отвоевали свое право на существование, другие - канули в небытие; одни конфликты удалось затушить, другие - нет; одни общества, которые Хнтингтон определял как "расколотые", сохраняют видимость политического единства, другие, действительно, раскололись. У автора концепции "столкновения цивилизаций" появляются как продолжатели, так и оппоненты, причем не только на Западе, но и на Востоке: бывший президент Ирана М. Хатами выдвинул альтернативную концепцию "диалога цивилизаций" [43], а 2001 год был объявлен ООН "годом диалога цивилизаций". И тем не менее, пока, увы, сбываются прогнозы Хантингтона, а не его критиков.
ЛИТЕРАТУРА
1. Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. Т. 1. M.: Правда, 1989. 610 с. С. 561-591.
2. Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991. 630 с.
3. Sorokin P.A. Arnold J. Toynbee's Philosophy of History // The Pattern of the Past: can we determine it? / By P. Geyl, A.J. Toynbee and P.A. Sorokin. Boston: The Beacon Press, 1949. Р. 95-126.
4. Ивин А.А. Философия истории: Учебное пособие. М.: Гардарики, 2000. 528 с. С. 14.
5. Hughes H.S. Oswald Spengler: A Critical Estimate. London; New York: Scribner & Sons, 1952. 176 p.
6. Поляк В.С. Израиль и Россия в XXI веке: Геополитика - геоэкономика - геокультура // Библиотека духовной науки [Электронный ресурс]. URL: http://bdn-steiner.ru/modules.php?name=Books&go=pa ge&pid=6402#4-1
7. Matlock J.F. Jr. Can Civilizations Clash? // Proceedings of the American Philosophical Society. 1999. Vol. 143. № 3. September. Р. 428-439.
8. Малер А. Эпоха по имени Хантингтон // Клуб Катехон [Электронный ресурс]. URL: http: //www. katehon.ru/html/top/politologia/epoha_po_imeni_ hantington.htm
9. Newton I. Letter from Sir Isaac Newton to Robert Hooke (February 5 1675) // Historical Society of Pennsylvania. Digital Library. [Электронный ре-
сурс]. URL: http: //digitallibrary.hsp.org/index.php/ Detail/Object/Show/object_id/9565
10. The Metalogicon of John of Salisbury: A Twelfth-century Defense of the Verbal and Logical Art of the Trivium / Trans. and ed. Daniel D. McGarry. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1955. 306 p. Р. 167.
11. Sorokin P.A. Arnold J. Toynbee's Critical Inquires // Pitirim Sorokin in Review / Ed. by Philip J. Allen. Durham: Duke University Press, 1963. P. 426-436.
12. Осипов Г.В. Три встречи с Питиримом Сорокиным // Социологические исследования. 2004. № 5. С. 4-10.
13. Geyl P. Use and Abuse of History. New Haven: Yale University press; London: Geofrey Cumberlege, Oxford University Press, 1955. 98 p.
14. Пивоваров Ю.С. Николай Данилевский: в русской культуре и в мировой науке // Мир России. 1992. Т. 1. № 1. С. 163-216.
15. Шапаренко В.В. Историческая модель Н.Я. Данилевского в свете концептуальных построений О. Шпенглера, А. Дж. Тойнби и С. Хантингтона // Cogito. Альманах истории идей. Ростов н/Д, 2008. Вып. 3. С. 45-57.
16. Султанов К.В. Социальная философия Н.Я. Данилевского: Конфликт интерпретаций. СПб.: Изд-во СПбГТУ, 2001. 248 с. С. 48.
17. Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории. М.: "Прогресс" - "Культура"; СПб.: Ювента, 1995. 478 с. С. 27.
18. Hughes H.S. Letter to A.J. Toynbee. 31.05.1951 // Bodleian Library. Special Collections. Toynbee Papers. Box 40.
19. Toynbee A.J. Letter to H.S. Hughes. 4.06.1951 // Ibid.
20. Thompson K.W. Toynbee's Approach to History Reviewed // Toynbee and History: Critical Essays and Reviews. Boston: Porter Sargent, 1956. P. 200-220.
21. Toynbee A.J. The New Europe. Some Essays in Reconstruction. London; Toronto: J.M. Dent & Sons Limited, 1915. 86 р.
22. Тойнби А.Дж. Пережитое. Мои встречи. М.: Айрис-пресс, 2003. 672 с. + вклейка 8 с. С. 344-345.
23. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории: В 2 т. Т. 1. Гештальт и действительность. М.: Мысль, 1993. 664 с.
24. Toynbee A. J. Civilization on Trial. N.Y.: Oxford University Press, 1948. 264 p.
25. Семенов Ю.Н. Философия истории: общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней. М.: Современные тетради, 2003. 776 с. С. 178.
26. Toynbee A.J. Nationality and the War. London; Toronto: J.M. Dent & Sons Limited, 1915. 522 р. Р. 298.
27. Toynbee A.J. A Journey to China, or the Things which Are Seen. London: Constable, 1931. 346 p. Р. 329.
28. Toynbee A.J. Russia // Our Neighbors To-day and Yesterday: Germany, France, Russia, The United States. London: Gerald Howe Ltd, 1933. Р. 177-190.
29. Toynbee A.J. A Study of History. London; N.Y.; Toronto: Oxford University Press, 1934. Vol. 3. 552 p. Р. 365.
30. Toynbee A.J. A Study of History. Abridgement of Volumes I - VI by D.C. Somervell. N. Y., 1987. 618 р. Р. 239-240.
31. Toynbee A.J. Looking Back Fifty Years // The Impact of the Russian Revolution of 1917-1967: the influence of Bolshevism on the world outside Russia / with an introductory essay by Arnold J. Toynbee. London; N.Y.: Oxford University Press, 1967. Р. 1-31.
32. Уколова В.И. "Старомоден" ли профе^ор Тойнби? // А.Дж. Тойнби. Цивилизация перед судом истории. М.: Издательская группа "Прогресс" - "Культура"; СПб.: Ювента, 1995. С. 5-18.
33. Fukuyama F. The End of History and the Last Man. N. Y.: Free Press, 1992. 464 p.
34. Huntington S. The Clash of Civilizations? // Foreign Affairs. 1993. Vol. 72. № 3. Summer. Р. 22-49.
35. Huntington S. If Not Civilizations, What? Paradigms of the Post-Cold War World. // Foreign Affairs. 1993. Vol. 72. № 5. November/December. P. 186-194.
36. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1. С. 33-48.
37. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций и что оно может означать для России // Общественные науки и современность. 1995. № 3. С. 133-136.
38. Huntington S. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. N.Y.: Simon & Schuster, 1996. 368 p.
39. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2007. 572 с.
40. Кирсанов А.И. С. Хантингтон о "столкновении цивилизаций" в контексте глобальных трансформаций // Философия и общество. 2008. № 3. С. 320-343.
41. Философия истории / Под ред. А.С. Панарина. М.: Гардарики, 1999. 432 с. С. 179.
42. Mazrui A.A. Cultural Forces in World Politics. London: James Currey Publishers, 1990. 262 p. Р. 4-5.
43. Хатами М. Ислам, диалог и гражданское общество. М.: РОССПЭН, 2001. 240 с.
REFERENCES
1. Solov'ev B.C. Sochineniya in 2 vols [Works in 2 vols]. Moscow, Pravda, 1989. 610 с.
2. Fevr L. Boi za istoriyu [Battles for history]. Moscow, Nauka, 1991. 629 p.
3. Sorokin P. A. Arnold J. Toynbee's Philosophy of History. In: P. Geyl, A.J. Toynbee and P.A. Sorokin.
The Pattern of the Past: can we determine it? Boston, The Beacon Press, 1949. pp. 95-126.
4. Ivin A.A. Filosofiya istorii [Philosophy of history]. Moscow, Gardariki, 2000. 528 p.
5. Hughes H.S. Oswald Spengler: A Critical Estimate. London; New York, Scribner & Sons, 1952. 176 p.
6. Polyak VS. Izrail' i Rossiya v 21 veke: Geopolitika
- geoekonomika - geokul'tura [Israel and Russia in the 21st century: Geopolitics - geoeconomics -geoculture]. Biblioteka dukhovnoy nauki [Library of spiritual science], available at: http://bdn-steiner.ru/ modules.php?name=Books&go=page&pid=6402#4-1
7. Matlock J. F. Jr. Proceedings of the American Philosophical Society, 1999, Vol. 143, no 3, September, pp. 428-439.
8. Малер А. Эпоха по имени Хантингтон. Клуб Катехон, available at: http: //www.katehon.ru/html/ top/politologia/epoha_po_imeni_hantington.htm
9. Newton I. Letter from Sir Isaac Newton to Robert Hooke (February 5 1675). Historical Society of Pennsylvania. Digital Library, available at: http: // digitallibrary.hsp.org/index.php/Detail/Object/Show/ object_id/9565
10. The Metalogicon of John of Salisbury: A Twelfth-century Defense of the Verbal and Logical Art of the Trivium. Trans. and ed. by Daniel D. McGarry. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1955. 305 p.
11. Sorokin P.A. Arnold J. Toynbee's Critical Inquires. Pitirim Sorokin in Review. Ed. by Philip J. Allen. Durham: Duke University Press, 1963, pp. 426-436.
12. Osipov G.V. Sotsiologicheskie issledovaniya, 2004, no 5, pp. 4-10.
13. Geyl P. Use and Abuse of History. New Haven: Yale University press; London: Geofrey Cumberlege, Oxford University Press, 1955 97 p.
14. Pivovarov Yu.S. Mir Rossii, 1992, Vol. 1, no 1, pp. 163-216.
15. Shaparenko V.V. Istoricheskaya model' N.Ya. Danilevskogo v svete kontseptual'nykh postroeniy O. Shpenglera, A. Dzh. Toynbi i S. Khantingtona [Historical model by N.A. Danilevsky in the light of conceptual ideas of O. Spengler, A.J. Toynbi and S. Huntington]. Cogito. Al'manakh istorii idey [Almanac of the history of ideas]. Rostov-on-Don, 2008. Issue 3, pp. 45-57.
16. Sultanov K.V. Sotsial'naya filosofiya N.Ya. Danilevskogo: Konflikt interpretatsiy [Social philosophy NA Danilevsky: the Conflict of interpretations]. St. Petersburg, St. Petersburg, State Tecnol. Univ. Press, 2001. 247 p.
17. Toynbi A.Dzh Tsivilizatsiya pered sudom istorii [Civilization before the court of history]. Moscow, "Progress"
- "Culture"; St. Petersburg, Yuventa, 1995. 478 p.
18. Hughes H.S. Letter to A.J. Toynbee. 31.05.1951. Bodleian Library. Special Collections. Toynbee Papers. Box 40.
19. Toynbee A.J. Letter to H.S. Hughes. 4.06.1951.
Special Collections. Toynbee Papers. Box 40.
20. Thompson K.W. Toynbee's Approach to History Reviewed. Toynbee and History: Critical Essays and Reviews. Boston: Porter Sargent, 1956, pp. 200-220.
21. Toynbee A.J. The New Europe. Some Essays in Reconstruction. London; Toronto: J.M. Dent & Sons Limited, 1915. - 85 р.
22. Toynbi A.Dzh. Perezhitoe. Moi vstrechi [The experiences. My meetings]. St. Petersburg, Ayris-Press, 2003. 672 p.
23. Shpengler O. Zakat Evropy. Ocherki morfologii mirovoy istorii. Vol.1. Geshtal't i deystvitel'nost' [The Decline of Europe. Essays on the morphology of world-howl's history. Vol.1. Gestalt and reality]. Moscow, Mysl', 1993. 664 p.
24. Toynbee A.J. Civilization on Trial. New York: Oxford University Press, 1948. 263 p.
25. Semenov Yu.N. Filosofiya istorii: obshchaya teoriya, os-novnye problemy, i de i i kontseptsii ot drevnosti do nashikh dney [Philosophy of history: a General theory, fixed problems, ideas and concepts from ancient times to our days]. Moscow, Sovremennye tetradi, 2003. 776 с.
26. Toynbee A. J. Nationality and the War. London; Toronto: J.M. Dent & Sons Limited, 1915. 522 р.
27. Toynbee A.J. A Journey to China, or the Things which Are Seen. London: Constable, 1931. - 345 p.
28. Toynbee A.J. Russia. Our Neighbors To-day and Yesterday: Germany, France, Russia, The United States. London: Gerald Howe Ltd, 1933, pp. 177-190.
29. Toynbee A.J. A Study of History. London; New York; Toronto: Oxford University Press, 1934. Vol. 3. 551 p.
30. Toynbee A.J. A Study of History. Abridgement of Volumes I - VI by D.C. Somervell. New York, 1987. 617 р.
31. Toynbee A.J. Looking Back Fifty Years. The Impact of the Russian Revolution of 1917-1967: the influence of Bolshevism on the world outside Russia. London; New York: Oxford University Press, 1967, pp. 1-31.
32. Ukolova V.I. «Staromoden» li profescor Toynbi? [Is Professor Toynbee "old-Fashioned"]. Toynbi A.Dzh. Tsivilizatsiya pered sudom istorii [Civilization before the court of history]. Moscow, «Progress» -"Culture"; St. Petersburg, Yuventa, 1995, pp. 5-18.
33. Fukuyama F. The End of History and the Last Man. New York: Free Press, 1992. 464 p.
34. Huntington S. Foreign Affairs, 1993, Vol. 72, no 3, Summer, pp. 22-49.
35. Huntington S. Foreign Affairs, 1993, Vol. 72, no 5, November/December, pp. 186-194.
36. Khantington S. Polis, 1994, no 1, pp. 33-48.
37. Khantington S. Obshchestvennye nauki i sovremen-nost', 1995, no 3, pp. 133-136.
38. Huntington S. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. New York: Simon & Schuster, 1996. 368 p.
39. Khantington S. Stolknovenie tsivilizatsiy [the Clash of civilizations]. Moscow, AST, 2007. 576 p.
40. Kirsanov A.I. Filosofiya i obshchestvo, 2008, no 3, pp. 320-343.
41. Filosofiya istorii [Philosophy of history]. Ed. by A.S. Panarin. Moscow, Gardariki, 1999. 432 p.
42. Mazrui A.A. Cultural Forces in World Politics. London: James Currey Publishers, 1990. 262 p.
43. Khatami M. Islam, dialog i grazhdanskoe obshchestvo [Islam, dialogue and civil society]. Moscow, ROSSPEN, 2001. 240 p.
15 августа 2014 г.
