CC BY
75
УДК 81 '373. 21 (571. 54/55)
Жамсаранова Раиса Гандыбаловна
Zhamsaranova Raisa Gandybalovna
ЭТНОТОПОНИМИЯ САМОДИЙСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ В СИСТЕМЕ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ ВОСТОЧНОГО ЗАБАЙКАЛЬЯ
Представлены результаты лексико-семантического, этимологического анализа микрото-понимических названий, собранных в ходе полевых экспедиционных поездок по территории Забайкалья. Ареальность распространения селькупской (южно-самодийская языковая группа) микротопонимии позволила выявить топонимы этнонимно-го характера. Лексико-семантическая, этимологическая интерпретация этнотопонимов предоставляет исследователю возможность выдвинуть гипотезу об этническом составе тунгусского населения Забайкалья
Ключевые слова: региональная система субстратных географических названий; топонимы; самодийские племена (фратрии); селькупские географические термины; самодийские этнонимы; тунгусы Забайкалья; антропонимы; архивные данные; этногенез хори-бурят
Ареальность распространения селькупской (селькупы - одна из южносамодийских групп народов Сибири) микротопонимии [Сундуева и др. 2007, 82-118] способствовала поискам топонимов этнонимного характера. Этнотопонимы предоставляют не только пути миграции самодийских народов и места их былого обитания, но и позволяют «проникнуть» в особенности их образования и происхождения.
По мнению этнографов, древние сибирские народы в эпоху тотемизма отличались особым почитанием диких и домашних живот-
ETHNOTOPONYMS OF SAMOYEDIC ORIGIN IN THE SYSTEM OF EAST TRANSBAIKALIA PLACE NAMES
The article represents results of lexico-semantic, etymological analysis of microtoponymic names, collected during field expeditionary trips by territory of Transbaikalia. Area of distribution of Selkup (South Samoyedic group) microtoponyms favours to identify ethnonymic type toponyms. Lexico-semantic, etymological interpretation of ethnotoponyms gives the researcher an opportunity to hypothesize about ethnic structure of Transbaikalia Tungus population
Key words: regional system of substrate place names; toponyms; Samoyedic tribes (phratries); Selkup geographical terms; Samoyedic ethnonyms; Trans-Baikal Tungus; anthroponyms; repository data; ethnogeny of khori-Buryat
ных. К сожалению, в этнографической и лингвистической литературе по языкам Сибири сохранилось мало сведений подобного рода. Тем не менее, существует предположение, что к тотемам, почитаемым самодийскими и палеоазиатскими народами, относились и птицы. В этом аспекте интересно замечание Р.А. Агеевой в отношении селькупов: «Еще М.А. Кастрен (1860) отмечал наличие дуальной организации у остяков-самоедов (селькупов): "Баишенские и карасинские самоеды, т.е. селькупы распадаются на две большие ветви -Лимбель-гум и Казель-гум. Название Лимбель-
гум Кастрен расшифровывает как «Орлиные люди», Казель-гум как «Окуньи люди». Это названия явно тотемного характера. Лимбель-гум называются также "журавлиными", "гусиными", "тетеревиными" людьми. ...образ птицы - тотема фратрии, устроителя мира - можно считать древнейшим. Этот образ характерен для Сибири и Северной Америки и встречается также в русских народных сказаниях; он является типичным мотивом мифологии индейцев северо-западного берега Америки, встречается также у чукчей и у гиляков. По-видимому, мотив птицы-тотема возник в азиатской среде, и его распространение связано с некоторыми группами монголоидной расы» [Агеева 1970, С. 199-200].
Топонимы-этнонимы одной из двух селькупских фратрий - Казъя-кум («окунь-человек») образуют самые плотные ареалы в Шилкинском, Сретенском, Нерчинском, Карым-ском и Газимуро-Заводском районах (из обследованных) Читинской области. В количественном отношении топонимов с основой от селькупского Лимбель-кум («лебедь-человек») выявлено меньше, чем от Казъя-кум. Гораздо чаще встречаются названия, образованные от селькупского диалектного "чинг-" 'лебединые люди'[Пелих 1980]: в Газимуро-Заводском районе: с. Ченгуль, п. Чунгар, п. Чингар, п. Чинга-руха. р. Ченгуль (пр.пр.р. Куренга), п. Прямой Чингар; в Чернышевском р-не: р. Чонгол (пр.пр.р. Ундурга); в Сретенском р-не: ур. Чи-ния, р. Ниж. Шинтаинга, уч. Чонгуль, п. Чон-гули Удьчанская, п. Чёнгули; в Нерчинском рне: п. Чинкериха, п. Верх.Чанкейка; в Улетов-ском р-не: ур. Ченгурук. оз. Ченчик, оз. Лебедино р. Чингильтуй, д. Ченгурук (Улетовский р-он); в Карымском р-не: р. Цигэл (л.пр.р. Та-лача); с. Чингильтуй (Калган. р-он).
В документах Государственного Архива Читинской области в «ревизских» описях «тунгусов » [ГАЧО ф. 19] имеется упоминание о Чиндыльдурском роде «инородцев». У бурят известен подрод Ьэнгэлдэр (Ьэнгэлдырский Чиндылдурский), упомянутый Ц.Б. Цыдендам-баевым [Цыдендамбаев 1972, С. 292].
Семантика этих названий с основой "чинг/ченг/чинд/Ьэнг" из тунгусо-маньчжурских и монгольских языков не поддается адекватному этимологическому объяснению. В этом случае представляется возможным обращение к частично сохранившимся самодийским языкам, в частности, к селькупскому. Известный этнограф Г.И. Пелих, исследуя шаманизм у селькупов, описала фетиши - антропоморфные птичьи фигурки, каждый из которых имел свое название. Так, например, информатор-селькуп - шаман Л., рассказывая о своих фетишах, называл фигурку орла "лимбы" - особо почитаемой селькупами «божьей птицы». Остальные птичьи фигурки назывались "чингыГ. Г.И. Пелих замечает, что «.термин "чингы" многозначен. Селькупы говорят: "Чинг" - «лебедь», "ч'анг'е" - «галка», "чинг" - «гусь». ... В шаманской символике образ лебедя является символом женского начала» [Пелих 1980; С. 44-47].
Самоназвание «сель-куп», полагаем, сохранилось в следующих топонимических названиях: р. Челкима 1-я, р. Челкима 2-я, р. Челкима 3-я (пр.пр.р. Ундурга); р. Челкима Первая (л.пр.р. Ундурга); р. Целкема (л.пр.р. Белый Урюм), п. Челбахта (Шилкинский р-он), р. Шилка (басс.р.Амур), хр. Шилкинский, г. Шилка, Шилкинский район (устар. Шилька-ри/Силькар( и). Выдвигаемая нами гипотеза об их селькупском происхождении подтверждается тем фактом, что в микротопонимии Шилкин-ского района (из обследованных) функционируют географические названия, объясняемые только посредством селькупских географических терминов (гидронимических, оронимиче-ских, тельмографических). К тому же исследованная территория, на которой замечены топонимы селькупского происхождения, это в основном высокогорье со смешанным лесом, в некоторых местах переходящее в лесостепь. К северу, где проходит граница с Тунгокоченским районом, ландшафт несколько меняется -лесные чащи богаты ягелем - начинаются территории, исконно освоенные оленными эвенками - орочонами.
На этой же территории обнаружились топонимические названия, которые, вероятно, относятся к селькупским родовым названиям -патронимам Дуройский и Байгульский роды селькупов [Долгих 1960]: с. Новое (устар. Дурой), р. Дуралей (пр.пр.р. Нерча), п. Дураково, ур. Дурой, п. Вершина Дуралея, с. Дурой, ур. Дурай, п. Дурента, п. Дураково, покос Дураково, с. Новоберезовка (устар. Дуралей); пос. Багульное, с. Байгул, п. Байкал, п. Сырой Байгу (Нерчинский р-он), п. Сырой Байгул, п. Сухой Байгул (Чернышевский р-он), р. Байга (пр.пр.р. Чита). Не исключена и вероятность этимологизации имени знаменитого озера Байкал от родового названия селькупов. Полагаем, что названия Дуралей (река, падь, село), Дураково (покос) являются переосмысленными патротопонимами. Вероятно, что микротопоним Дуралей ранее произносился Дур(а) +гли, где суффиксальное -гли могло быть суффиксом посессивности из тюркских языков, также, как и название Дураково может быть поздней переосмысленной формой топонима Дуралей.
Другая крупная фратрия селькупов -Казъя-кум нашла более широкое распространение в микротопонимии Восточного Забайкалья. Многочисленны микротопонимические названия с основой на каз-: п. Казистая, п. Казенная, с. Казаново, Казановское городище, г. Подкозопчино, г. Подкузобчино (Шилкинский р-он); п. Козуля, п. Казанчева, ур. Казенная Елань, п. Козья, п. Ниж. Кузмина, п. Верх. Куз-мина, хр. Газимурский (Сретенский р-он); п. Кузьмина (4 названия), п. Кузькина, п. Кузнечи-ха (2 названия), п. Казаниха, п. Казенная Су-хушка, п. Казачкова, п. Кузнечиха, п. Козлиха, п. Каженный Долон, п. Кузькина (Нерчинский рон); ур. Заимка Гужеева, п. Гуслитова, р. Кузьмина, р. Гужеева (Карымский р-он); р. То-пока-Казарменная (л.пр.р.Бел.Урюм) (Чернышевский р-он); р. Газимур, с. Газимурский Завод, д. Газимурские Кавыкучи, п. Государево (Газ-Заводской р-он); руч. Казачий (Улетовский р-он).
Предполагая, что многие географиче-
ские названия подверглись переосмыслению, считаем возможным отнести к этому ряду следующие названия Казачья, Кузьмина / Кузьми-ха / Кузмишиха. Ряд таких топонимов, как например, Казачья могли образоваться относительно недавно (во 2-й половине XVII в.), когда появились пограничные казачьи караулы. Однако по архивным документам известны названия всех пограничных караулов, где несли службу забайкальские казаки. Встречающиеся на карте топонимы Казачий, Казачья не совпадают с установленными в свое время пограничными рубежами. Поэтому названия типа Казачья вполне могут быть этнонимного происхождения так же, как и переосмысленные топонимы Кузьмина, Кузьмиха. Топонимические названия, где угадывается основа каз-, распространены, в основном, в Нерчинском, Сретенском, Шилкинском, Карымском районах.
Приведенные этимологические замечания исследователей позволяют нам предположить, что этноним "Лимбель-гум" М.А. Кастре-на означает "чинг" Г.И. Пелих, и могут быть соотнесены с баргузинскими родами бурят "Чингылдурский"/Ьэнгэлдэр Ц.Б. Цыдендам-баева. Также в архивных документах ГАЧО имеется упоминание о Челкагирском роде «тунгусов». Потому вполне закономерен вопрос об этнической принадлежности челкаги-ров Забайкалья, Иэнгэлдэров бурят, которые могут быть соотнесены с челканцами (лебединскими татарами) В.В. Радлова. Самодийцы проживали смежно с тюркоязычными племенами и народами на всей территории Западной Сибири. Родовые объединения тюркосамодийских племен, как и все кочевые конфедерации в далеком историческом прошлом, мигрировали, объединялись, распадались, исчезали, чтобы появиться уже под новыми самоназваниями, принять другой язык и культуру.
Поэтому вполне оправданно обращение к данным этнографии народов Забайкалья. В бурятском мифологическом пантеоне среди типично номадной тотемной лексики выделяется «праматерь-лебедь» хоринских бурят. Хори-буряты почитают лебедь "хун-шубуун"
(досл. «человек-птица») как женское начало всех 11 родовых объединений. Мифологические предания хори-бурят о женщине-лебеди, ставшей женой Хоридоя и матерью его 11 сыновей - предков основных хори-бурятских родов, ономастические данные как документов ГАЧО, так и последние по микротопонимии региона, убеждают в возможной вероятности предлагаемой нами гипотезы о селькупском компоненте в этногенезе бурят и тунгусов Восточного Забайкалья.
Исторические факты из прошлого хори-бурят также могут прояснить степень их родства с древними самодийцами. Территория Забайкалья к началу XVII в. была именно тем пограничным регионом, где происходила консолидация и собственно образование бурятского этноса как составляющей части монгольского мира. При обращении к архивам, в частности, к «Материалам по изучению населения Забайкалья после Нерчинского договора» [ГА-ЧО ф. 239] сказано, что «Хоринские буряты кочевали в западном Забайкалье по р. Селенга с ея притоками с левой стороны по Темнику, с правой по Чикою, Хилку, Уде, Курбе, Оне, Ку-дуну и Итанце. Среди инородцев положение хоринских бурят было исключительное. Они не были покорены» (Л. 62). Далее поясняется «Оклад положить на них (хори-бурят - Р.Ж.) было нельзя, так как они жили с монгольскими немирными родами смежно», говорится в окладной книге 1697 г. Пришлые «служивые» люди различали в забайкальском населении XVII-XVIII вв. «мунгалов» и «инородцев», что позволяет подтвердить немонгольское происхождение части хори-бурят.
Далее архивные документы повествуют: «Хоринские буряты укочёвывали в Монголию, нападали на русских жителей, травили поля, грабили и отгоняли скот. Буряты считали себя хозяевами тех мест, где кочевали и протестовали против заселения их русскими. К 1700 г. они распространились по р. Селенга у Байкала (прим. авт. - т.е. вернулись к исконным местам обитания). 31 марта 1701 г. по ходатайству селенгинских казаков они были приписаны к
Удинску и перечислены в ведение Иркутской волости. В 1703 г. по жалобе их на селенгинских казаков хоринцы снова причислены к Нерчинску, вместо Итанцинского острога. Они оберегали ревниво свою подчинённость Нерчинску, а не Селенгинску. Это давало им тройную выгоду:
1) имея стойбища главным образом по р. Удъ и р. Онъ, они получали возможность кочевать по всем степям от Байкала до Яблонового хребта и распространяться далее до Нерчинска;
2) отдалённость г. Нерчинск делала их зависимость номинальной;
3) такое положение дало возможность бурятам скрывать действительную численность их и, по отчётности, их было всегда меньше, чем в действительности. В 1703 г. сын Турукая Баденъ Туракинъ был признан царскою грамотою зайсаном Галзутского рода. И с этого времени зависимость хоринских бурят становится более или менее реальной, чем и объясняется значительное увеличение числа ясачных и поступление ясака, наблюдаемое в 15-летний промежуток времени с 1700 по 1715 гг.» (л. 65).
Ранее «с 1689 по 1696 гг. они платили ясак скотом по 80 и по 100 скотин со всех 11 родов» (л. 63). Злоупотребление царских приказчиков вызывало «массовое переселение хоринцев в Монголию» (там же). Видимо, эти периоды скитания хоринцев заставили их принять и следовать этноязыковым реалиям монголов, недавних своих «хозяев», до разрушения империи Чингиз-хана. Став монголоязычными, хори-буряты, тем не менее, сохранили свои мифологические предания, сумели создать свои верования и традиции, синкретично переплетающие в традиционном фольклоре, мифах и генеалогических преданиях, исторических хрониках связь с палеосибирскими этносами.
В этом контексте новое значение приобретают слова Ц.Б. Цыдендамбаева «Следовательно, хоринцы хорошо помнили, что название «бурят» закрепилось за ними лишь с XVII в. Отсюда становится понятным, почему уст-
ная традиция не могла отнести хоринцев непосредственно к бурятам, а предпочла связать их узами братства. Это по-народному мудро в том отношении, что, в конечном счёте, дело ведь не столько в названии, сколько в прохождении в идентичных условиях исторического процесса обурячивания теми компонентами, которые потом составили бурятскую народность» [Цыдендамбаев 1972, С. 292].
Полагаем, в этой связи будут более понятными слова хоринского летописца Т. То-боева: «Они откочевали на реки Итанца и Ку-дара, а оттуда перекочевали и расселились по берегам Байкала и острову Ольхону. Вследствие того, что поблизости существует издревле находившийся на северной и южной сторонах Байкала народ по имени буряты, они стали, в подражание им, называться русским наименованием - буряты одиннадцати родов хорин-ских» [Бурятские летописи 1995, С. 7]. Следовательно, современные ономастические результаты позволяют вполне оправданно и опираясь на историко-документальные факты предполагать о возможном наличии самодийского компонента в этногенезе бурят.
Одним из весомых доказательств освоения селькупами территории Восточного Забайкалья являются «ревизские описи инородцев», сохранившиеся в фондах Государственного Архива Читинской области (ГАЧО). Изучение антропонимикона забайкальских «инородцев», как называли их в документах от 1831-1858 гг., пока только начинается и может явиться именно той недостающей частью в воссоздании далекого прошлого народов Забайкалья. Поясним, что забайкальское население в XVII-XVIII вв. подвергалось интенсивной христианизации. Некоторые тунгусские роды к 1831 г. были уже насильственно окрещены и приведены в православную веру, и потому в ревизских описях (в некоторых) приведены их языческие имена наряду с христианскими. Понятно, что безусловную ценность приобретают те материалы, в которых даны сведения о «некрещеных» тунгусах, т.е. антропонимические данные.
Определенный интерес вызвали списки «тунгусов» Перводулигарского рода Урульгин-ской Степной Думы [Жамсаранова 2004]. Это родовое объединение было достаточно многочисленным, делилось на несколько подразделений (Перводулигарский, Втородулигатский). В Перводулигарском роду «тунгусов», бывших в ведении Оловской инородной управы, согласно переписи 1823-1831 гг. «крещеных» насчитывалось 285 чел. мужского пола, «некрещеных» - 92. Оказалось, что значительное количество антропонимов некрещеных тунгусов может быть соотнесено с селькупским именником [Гемуев 1972]: Азарай от Азырча, Арчидай от Арака/ Арепча, Анчудай от Аноуш, Мулкой от Молгет, Мычей от Мыдя, Мыргей от Мер/Мар, Зангей от Сонгу, Ерентей от Ира и т.д. Также обнаружено небольшое количество имен, совпадающих по своему фонетическому оформлению с селькупскими именами: Ан-биль, Бана, Батурак, Бургу(лепъ), Васка, Ван-ка, Гергелтуй, Ечип, Екуна, Моко, Мыткуй.
В архивном именнике забайкальских тунгусов антропонимы монгольского происхождения (Гонбо, Сакия, Очиръ, Зодбо, Буянтуй) по своей частотности уступают таковым селькупским. Первоначальный анализ антропонимико-на ревизских описей некрещеных тунгусов позволил выявить следующие любопытные особенности: имена собственные, в том числе и фамилии, записаны, по-видимому, в фонетической и грамматической передаче монголоязычных «толмачей». Это явление выражено: в фонетическом оформлении некоторых звуков/букв в именах, например, селькупское ч в монгольское ш/ц (Чакка - Шакопъ; Чуля - Целуй; Чора - Шера +лдаепъ); селькуп. инициальное к в монг. г (Корга - Гургалдай); з в ж (Лоза/Лузань - Лужанъ); в характерном для тюрко-монгольских языков суффиксальном -ту/-туй/-дай/-дей: Уталтуй, Дегелту/Декелтуй, Алайту, Г ургалдай, Сенелтуй, Целуй, Ирелту; Чюлдей, Конелтуй/Котелкуй;
Суффиксальное -опъ/-овъ/-епъ/-инъ в отфамильных именах свидетельствует о процессе русификации (приведения в православ-
ную веру) забайкальских тунгусов, значительная часть которых к 1831 г. имела соответственно русские фамилии. Предполагаем, что некоторая часть языческих селькупских имен закрепилась в фамилиях современных забайкальцев: Логинов > Лога; Матюхин /Матюшкин >Матюшка >Мыта /Мата /Матур, Мамкин > Момка; Кондаков>Кандакопъ(Кондэ+куп)4 Мар-хоев (бурят) / Мархонов / Марков (русск.) >Мар(ко/хо). Замечено, что антропонимикон бурят и старожильческого русскоязычного населения Забайкалья имеет известное сходство, что может свидетельствовать об общем этногенезе.
Заметим, что работы исследователей топонимии Прибайкальского региона не обходят стороной вопрос о субстратных географических именах собственных, о времени их появления на этой территории. Впервые в бурятской топонимике М.Н. Мельхеевым было выделено более трех десятков кетоязычных, около пяти десятков самодийских, более семи десятков тюркоязычных, а также около трех десятков названий с ираноязычными субстратными элементами [Мельхеев 1969]. В свою очередь Ц.Б. Цыдендамбаев дополняет его, ссылаясь на труды Г.Н. Румянцева, что контакты самодийцев, протобурят и эвенков в окрестностях Байкала случались «. в доскотовод-ческий период их жизни, т.е. приблизительно во II тыс. до н. э.» [Цыдендамбаев 1976, С. 6-7]. Полагаем, что именно давние контакты, возможно единая когда-то тюрко-самодийская общность сибирских народов и явилась основой для лексико-семантических совпадений в ономастиконе отдельного региона, как Восточное Забайкалье. Давние историко-этнические процессы, затронувшие и северные регионы
1. Жамсаранова Р.Г. Топонимическая картина Восточного Забайкалья. Гпава 3. / Языковая культура Восточного Забайкалья: научное издание / Д.Б. Сундуева, С.Е. Баянова, Л .М. Любимова, Е.А. Валикова, Р.Г. Жамсаранова. - Чита: ЧитГУ, 2007. - 135 с. - С. 82-118.
2. Агеева Р.А. Об этнониме чудь/чухна, чу-
Центральной Азии, способствовали образованию новых и исчезновению древних народов, появление которых нашло отражение в языках, в частности, в топонимии. Лексические параллели самодийских и монгольских языков (и не только в сфере охотничье-бытовой лексики) возможны и, как видно, вполне вероятны и в географической терминологии.
Таким образом, на основе топонимических примеров возможно обратиться не только к ономастическим фактам, но и к этнографическим данным. Полагаем, что на этой основе представится возможность объяснить наличие «белых пятен» в далеком этническом прошлом сибирских народов и территорий. Представленная географическая терминология самодийского субстрата, примеры терминологических параллелей географической лексики самодийских (в частности, селькупского) и монгольских языков позволяет поставить под сомнение некоторые факты об этническом прошлом Забайкалья, этногенезе автохтонных народов Прибайкалья.
Ономастические данные иногда оказываются теми единственными свидетельствами далекого исторического прошлого народов отдельного региона, которые в состоянии адекватно ответить на многие вопросы. Особенно в тех случаях, когда вопрос касается этногенеза племенных сообществ приграничных регионов, оказавшихся некогда на перекрестке миграционных путей народов далекого прошлого. Детально и комплексно обследованные регионы в отношении этнолингвистических фактов могут дать ответы на многие вопросы не только в области языкознания, но и истории, этнографии, культурологии, антропологии, а также этногенеза народов региона. _________________________________Литература
харь / Р.А. Агеева //Этнонимы. - М., 1970. - С. 199-200.
3. Пелих Г. И. Материалы по селькупскому шаманству //Г.И. Пелих //Этнография Северной Азии. - Новосибирск, 1980.
4. Государственный Архив Читинской области (ГАЧО): ф.19. оп.1, д. 86.
5. Цыдендамбаев ЦБ. Бурятские исторические хроники и родословные / ЦБ. Цыдендамбаев. - Улан-Удэ, 1972. - 662 с.
6. Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. /Б.О. Долгих. - М., 1960.
7. Государственный Архив Читинской области (ГАЧО): ф. 239, оп. 1 д. 27.
8. Бурятские летописи / Сост. Ш.Б. Чи-митдоржиев, Ц.П. Ванчикова. - Улан-Удэ, 1995.
9. Жамсаранова Р.Г. К проблеме этимологизации некоторых имен собственных забайкальских «инородцев» XVII-XVIII вв. (на материале «ревизских сказок» ГАЧО) //Сб. статей IVмежре-
Коротко об авторе________________________________
Жамсаранова Р.Г., к. филол. наук, доцент кафедры теоретической и грикладной лингвистики, Читинский государственный университет(ЧитГУ) служ. тел. 35-91 -13
Научные интересы: ономастика, этнонимика, антропонимика (историческая), топонимика (региональная)
гиональной научно-практической конф. «Кулагин-ские чтения». - Чита: ЧитГУ, 2004. - Ч. II.
10. Гемуев И.Н. К истории семьи и семейной обрядности селькупов /И.Н. Гемуев //Этнография Северной Азии. - Томск, 1972.
11. Мельхеев М.Н. Топонимика Бурятии / М.Н. Мельхеев. - Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1969.
12. Цыдендамбаев ЦБ. Изучение ономастики Бурятии и исторически связанных с ней регионов - одна из актуальных задач современного бурятоведения / ЦБ. Цыдендамбаев // Ономастика Бурятии. Труды Бурят. инст-та общ. наук БФ СО АН СССР. - Улан-Удэ, 1976.
___________________________Briefly about author
Zhamsaranova R.G., Ph.D. (Philology), Assistant Professor, Theoretical and Applied Linguistics Department, Chita State University (ChSU)
Scientific interests: onomastics, ethnonymy, anthroponymy (historical), toponymy (regional)
