УДК 81'373.21 ББК 81.2-3
Г.Е. КОРНИЛОВ
ЭТНОТОПОНИМИЯ РЕСПУБЛИК ПОВОЛЖЬЯ (БАШКОРТОСТАН, КОМИ, МАРИЙ ЭЛ, МОРДОВИЯ, ТАТАРСТАН, УДМУРТИЯ, ЧУВАШИЯ) - XXXIV: А-АНЛАУТНЫЕ ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ НАЗВАНИЯ*
Ключевые слова: компаративистика, этимология, контактология, ономатология, топонимика.
Статья продолжает инвентаризацию и интерпретацию топонимов и апеллятивов с компонентом
«ана / ока» в языках Поволжья.
G. KORNILOV TOPONIMICS OF THE VOLGA REGION REPUBLICS (THE BASHKIR, THE KOMI, THE MARI, THE MORDVA, THE TATAR, THE UDMURT, THE CHUVASH REPUBLICS) - XXXIV: A-ANLAUT GEOGRAPHIC NAMES
Key words: comparative linguistics, etymology, contactology, onomatology, toponymy.
The article continues the inventarization and interpretation of toponims and appeals with the «ана / ока» component in the languages of the Volga region.
0.0.2.6.3. АКА / ОКА - башкирский и русский варианты названия одного из правых притоков реки Ик (бас. Уфы) в Башкортостане, положенные в основу комонимов Большая Ока / Оло Ана, Средняя Ока / Урта Ана, Малая Ока / Бэлэкэй Ана (офиц. назв. последней д. Азикеево / Эжекэй) - тат. нп. в быв. Большеокин. и Малоустьин. с-тах Мечетлин. р-на. На татарское происхождение указывают этнический состав селений и наличие татарско-чувашского поселка Ана в быв. Елаур. с-те Октябр. р-на Татарстана.
Согласно авторам «Словаря топонимов Башкирской АССР», последовательный рус. вариант этих названий с О- анлаутом позволяет привлечь для сравнения потамоним Ока [10. С. 21], назв. крупнейшего правого притока р. Волги, в устье которого ныне расположен г. Нижний Новгород (болг.-чув. Чолхола / Чулхула), о котором у В.Н. Татищева: «Князь великий Юрий заложи град от болгор на усть Оки реки, имяновав его Новгород Нижний, бе бо ту первее град болгарский» [12. С. 360].
Гидронимии бассейна р. Оки, некогда порубежной для балто-славян и степных полукочевых этносов (индо-иранцев и тюрков), посвящена специальная книга Г.П. Смолицкой [11], в которой перечислены «реки бассейна Оки в гидрографическом порядке», и перечисление начинается с указания вариантов: р. Ока (Ака), далее - р. Ака-ПРяз [8. С. 969], р. Берег-Ключ, р. Вока -ПКолом [7. С. 69, 342], при этом вариант Берег-Ключ, возможно, отражает порубежный характер реки, а анлаутный губно-зубной В= варианта Вока может рассматриваться как элементарная протеза или субституция древнего *Й-, ср.: *Йолга / Волга, по восточнославянским говорам местоимение йон / он / &н, йона / вона / она, фитоним йолха / ольха / вльха и т.п.
Относительно происхождения В.А. Никонов полагал наиболее веской «этимологической гипотезой» выведение из фин. Йокки «река». Эта основа, по его мнению, «в фин. языках на Оке могла звучать в форме, более близкой к современному гидрониму». Далее, отмечая, что Р. Шмитлейн «считает основу общей слав.-балт.-герм. для наименования наземных вод [6. С. 305; 21. 1958, №4, с. 241-248]», В.А. Никонов ему возражает, указывая на очевидный факт: «гидроним многократно повторяется севернее и восточнее: река,
* Исследование выполнено при финансовом содействии Министерства образования и науки РФ (грант ГО 2-1.6-123).
впадающая в Белое море; приток Ловати (р. в Новгородской обл., впадающая в оз. Ильмень. - Г.К.); приток Уфы в Башкирии (неточно: в бассейне р. Уфы, но впадает не в р. Уфу, а в р. Ик, являющуюся лишь притоком р. Уфы. - Г.К.); левый приток Ангары (имеет два варианта произношения и написания: Ока и Аха, протекает через Бурятию и Иркутскую обл., впадает ныне в Братское водохранилище. - Г.К.); наконец, Оката (Охота) на Дальнем Востоке...» [6. С. 305, 316]. Данный перечень В.А. Никонова неполный; на самом же деле в пределах «Атласа мира» имеются еще: р. Ока в бас. Эбро (Испания, Иберия) [2: 109-110, кв. Б-8], а также Ока (Кит.) [2: 156-157, кв. М-12]; Ока (Нигерия) [2: 200-201, кв. И-7]; Ока (Япония, Миэ) [2: 159-160, кв. Н-17]; Ока (Яп., Осака) [2: 161, кв. Ж-8], ср. также: Ака (Швеция, Вестерноррланд) [2: 91-92, кв. К-14]; Ака (Африка, бас. Конго) [2: 203-204, кв. В-6].
Предполагать, что эти географические названия, разбросанные на территориях Западной и Восточной Европы, Скандинавии, исторической Монголии, Китая, Японии и Африки, гомогенны, т.е. восходят к диалектам некогда единого (ностратического?) праязыка или оставлены одним исторически мигрировавшим (кочевавшим) или гегемонствовавшим этносом, разумеется, можно, но доказать это одному ученому, не имеющему в полном объеме необходимых для этого историко-лингвистических и экстралингвистических аргументов и фактов, представляется нереальным. Однако В.А. Никонов прав, считая, что это ставит под сомнение исключительно «слав.-балт.-герм.» происхождение потамонима, на котором настаивал выше упомянутый Р. Шмит-лейн, а М. Фасмер однозначно полагал, что Ока - «родственно гот. aha «река», д.-в.-н. aha, ср.-в.-н. ahe «вода, река», нов.-в.-н. Aa - название реки в Вестфалии, Швейцарии, лат. aqua «вода» [22. Т. III. С. 127], при этом, по его мнению, «нужно отбросить популярную этимологию Ока из фин. joki «река». [22. Т. III. С. 127]. С балто-славянскими параллелями рус. око «глаз», перен. «глубокое место в реке» следует сравнивать, по мысли М. Фасмера, лит. по-тамоним Akele, латыш. Ace - название пруда, лит. äkas «полынья» (ср. чув. Атал коде / кудё «полынья», букв. «глаз Волги». - Г.К.), латыш. aka «колодец» (но значение «глаз», «око» у латыш. acs, мн. ч. acis. - Г.К.), словацк. Ока -озёра в Татрах. [22. Т. III. С. 127]. Литовское соответствие для латыш. acs выглядит akis (- iäs) «глаз, око; петля; окно; омут; глазок; ячея, ячейка; очко». О.Н. Трубачев в дополнении к соответствующей словарной статье М. Фас-мера назвал крайне сомнительным «предпринимаемое Шмитлейном ... объяснение Ока из «еще не обнаруженного сибирского нарицательного слова» (ср. ламут. (эвен.) okat(ang) «река».)» [22. Т. III. С. 127].
Возможность происхождения башк.-тат. Ака / Ока «от финно-угор. корня jok, jogi «река», вслед за А.С. Кривощековой-Гантман, как выше указывалось, допускают и авторы "Словаря топонимов Башкирской АССР"» [10. С. 21а], но в наших глазах это выглядит несколько странным, поскольку названные авторы являются специалистами по тюркским языкам и, тем не менее, не видят очевидное морфологическое членение: а%- / ах- / аг- / йох- / йух- «течь, протекать, вытекать» плюс -а (причастно-деепричастно-именной суффикс), почему-то отсутствующий в перечислении производных форм от ак- / йох- / йух- у Э.В. Севортяна [9. С. 118-120], но очевидно проявляющий себя в живом языковом и речевом словоупотреблении, ср. тат. аГа торган «текущий, проточный, (про)истекающий и т.п.» (ак-м-ас «непроточный», но аГ-а-р «проточный, текучий»), т.е. аГа из *ака (результат интервокального озвончения); любопытно отсутствие подобных живых форм и у М. Рясянена [20. S. 12б, 13а].
Нам представляется, что нельзя упускать из виду разнооформленность многих собственных имен, включая географические названия, в языке и речи, а
именно - то очевидное обстоятельство, что в языке имя обязательно двух-компонентно, состоит из определяемого номенклатурного термина (река, озеро, гора, село, город и т.п.) и определения к нему, ср. выше: Нижний Нов(ый) город, болг.-чув. Чол хола / Чул хула «Камень-град»; Ока-река (у В.Н. Татищева), Волга-речка (в рус. фольклоре), Москва-река (в старорус. письм. текстах) и т.д., в этом ряду полным тюркским названием интересующего нас потамонима является Ак,а су(г) / Ак,а суб / Ак,а сув, или в башкирском - Ак,а hыу (без притяжательного ауслаутного -ы / -и, поскольку а%а - не существительное, а причастие в значении «текущая; протекающая», образованное живым суффиксом -а / -е на базе интранзитива а%- / йок- / йох- / йух-). В речи (устной и письменной) номенклатурный термин обычно опускается и вместо Нижний Новгород говорят Нижний (в Нижнем, из Нижнего и т.д.), вместо Ока-река говорят (и пишут) Ока / Ака / Вока, вместо Москва-река - просто Москва и т.п., это происходит по двум причинам: с целью речевой экономии и потому, что значение номенклатурного термина очевидно из речевой ситуации (при устном общении), или из контекста (в письменном жанре), или по форме графических изображений (на географической карте).
Со временем этимологически затемнившиеся речевые формы географического имени (по происхождению определения, утратившие определяемый географический номенклатурный термин) начинают функционировать в качестве самостоятельных имен существительных собственных и им часто приписывается нарицательное значение «река», «озеро», «гора» и т.д. Об этом, кстати, писал еще О.Н. Трубачев в своей последней книге: «... Элементарно невозможно согласиться с мнением, будто слав. *dunajь - это апеллятив, обозначавший вообще водное пространство, потом - сперва «Днепр» и лишь после всего - «Дунай». Я понимаю, что в польской науке укоренились суждения о том, что не только Dunaj, но и Wista были первоначально апеллати-вами (так! - Г.К.)... Но с макрогидронимами чаще дело обстоит наоборот, распространена их вторичная апеллативизация (так! - Г.К.). До сих пор мне памятен случай, как маленький литовский мальчик, привезенный из Литвы к нам в семью (дело было на Украине), смотрит на потоки дождевой воды на улице и кричит: «Ыётипаэ! Ыётипаэ!» («Неман»).» [13. С. 362]. В многочисленных диалектологических экспедициях и мне не раз приходилось в ответ на вопрос, что означает название главной реки данной местности, слышать: Сура означает «Река», Цивиль означает «Река», даже Волга означает «Река» и т.д. Поэтому поиски в германских, славянских, тюркских и финно-угорских языках древних произносительных вариантов потамонима Ака / Ока / Вока со значением «река» не представляются перспективными.
Рассмотрим тюрк а%- / ах- / йок- / йох- / йух- в сравнительно-историческом аспекте, опираясь исключительно на реальные данные языков и диалектов. Во-первых, отметим неполноту данных этимологических словарей В.Г. Егорова [4. С. 352], М.Р. Федотова [14. Т. II. С. 495-496], М. Рясянена [20. С. 12б], Э.В. Севортяна [9. С. 118-119], в которых чувашская параллель указана или только в варианте анатри юх- / йух- (у В.Г. Егорова, Э.В. Севортяна), или в двух вариантах юх- / йох-, стандартных для анатри и тури (у М.Р. Федотова, М. Рясянена), но самые показательные варианты из словаря Н.И. Ашмарина не упоминаются вовсе (!).
Мы имеем в виду: йок- / jok- «течь», при йук- v.quae im, coitum [3. Вып. IV. С. 312], (ср. рус. течка о брачном периоде у животных), на основе чего притяжательная форма йок(к)-и- «течение кого-чего», напр., шу йокки «течение воды», то же, что и шу йох-ан-ь (притяжательная форма причастия наст. вр. действ. залога) [3. Вып. XVII. С. 206].
Если исходить из архетипа *рк,-, получается, что тюркские языки огузо-кыпчакского типа утратили анлаут (ср. продобное: йалан / йелань / алан «поляна», «поляне», Ябалак / Абалак [1. С. 160], Ярыш / Арыш [1. С. 189], Алын / Йалын [1. С. 231] или освоение кит. *'идЫеид через тюрк. Шид / Шик в виде рус. утюг [16. С. 63-64; 18. С. 166] с утратой ]-). Не исключено, что Ч- восстанавливаемого архетипа, в свою очередь, восходит к *к'- или Т-, подобному Т- в индоевропейских параллелях праслав. Тек-: Ч'вкй, др.-инд. ¿ак: ¿акИ (любопытно белорус. цяку «теку», иллюстрирующее принципиальную возможность развития *т'- > *ц'- > *ч'- > й- > 0-). Значения и.-е. корня Тек- (-к- с губным призвуком. - Г.К.) «бежать», «течь» [19. Б. 1059-1060] повторены частично в чув. йок- / йох- / йух-, но почему-то указанные у Н.И. Ашмарина [3. Вып. V. С. 18-19] семемы «двигаться, направляться», «быстро подвигаться» у В.Г. Егорова и М.Р. Федотова остались неотмеченными.
Приведенное выше чув. вирьяльское (тури - малокарачкин.) йок(к)и невозможно не сравнивать с фин. (суоми) рк «река, речка», в котором допустимо вычленять кореньр-, ср. р-е-п ¿акапа «за рекой», раавур-е-Не «спуск к реке», ]о-е-п «речной» (родит. принадлежности), репга^а «речной берег», корень йо- / йу- регистрируется и у чув. йок- / йох- / йух-, ср. йу - «скользить» [3. Вып. IV. С. 312], явный имитатив (сюда же чув. йу / йо «полынья»).
Таким образом, чувашская производная основа йокки / йуххи / йоххи и производящий корень йок- / йух- / йох- на базе йу- / йо- имеют в границах диалектной речи исчерпывающую этимологию, с помощью которой фактически объясняются и все другие тюркские, финно-угорские, уральские и т.д. параллели. Имеется полное семантическое соответствие для чув. йок(к)и и суоми рк в русской топонимии, ср. названия рек: Теча - прав. приток р. Исеть (бас. Оби) [2: 38-39, кв. Ж-15], Теча - приток Оки [2: 32-33, кв. Д-5].
Попытки дать этимологию финно-угорских параллелей суоми рк «река» (как мы видим выше, полностью совпадающую с чув. тури йокки «течение; поток») предпринимались неоднократно, впервые они были обобщены в семитомном этимологическом словаре суоми (финского) языка [23], использованном В.И. Лыткиным и Е.С. Гуляевым (в то время вышли из печати только первые три тома), которые привели как родственные: коми ю «река» (полное совпадение с вышеприведенными чув. йу- / йо-. - Г.К.), ю-ёль «реки, речки, речная система»; удм. ю-шур «река» (ср. чув. шыв-шур «воды», «реки и речки». - Г.К.), возводимые к общеперм. *]и... || фин. рк «река», саам. N ркка «река» (ср. геминацию -кк- в чув. йокки. - Г.К.), эрз. рч (приток р. Мокши), венг.р «река» (в письменных памятниках и названиях рек). = Доперм. *рке- ... ? мар. йогы «течение, поток», йогаш- «течь» (ср. чув. йокас- / йохас- / йухас-«(чтобы) течь». - Г.К.), хант. рддп, рЬап, рхап «река» (ср. чув. йоГан / йохан / йухан «проточный, текущий, текучий и т.д.» - прозрачные причастия наст. вр. действ. залога, ср. также тюрк. аГа / ака (торган) «пребывающий в состоянии течения, протекания, вытекания», «проточный» - Г.К.) [5. С. 334а]. Целью этимологического словаря является - дать словообразовательный (морфемный) анализ объясняемых производных и непроизводных основ, но, как видно, в статьях финского и коми словарей приводится просто список предполагаемых родственных слов.
Самый полный список параллелей для суоми рк приведен в трехтомном историко-этимологическом словаре венгерского языка, где примеры из обско-угорских и уральских (самодийских) языков даны в детальной транскрипции и в большем числе, правильно указано, что эрз. рч - название реки Мокши (а не ее притока, как утверждается у Лыткина и Гуляева), венг. р считается вы-
мершим словом, древним наследием уральской эпохи, сохранившимся в диалектах в качестве определяемого географического номенклатурного термина со значением река: Sa-jo, Berettyo, Hejo и т.д. Марийские основы могут считаться результатом смешения слов финно-угорского и чувашского происхождения. К сожалению, исчерпывающий морфологический анализ соответствующего круга параллелей у авторов также отсутствует, указано лишь, что ауслаутные -n, -l обско-угорских производных являются суффиксами (суффиксами чего - не сказано) [15. Т. 2. С. 276а].
Последней попыткой дать этимологию вышерассмотренного круга слов следует считать соответствующую словарную статью в этимологическом словаре эстонского языка, где указаны: эстон. jogi, основы косвенных падежей -joe-; joge «природная проточная вода, каковая вследствие наклона земной поверхности постоянно течет самотеком, формируя свое русло (углубление)», лив. jo'ug «река», вод. jotsi «река», суоми (фин.) joki «река», исури jogi «река», карел. диал. jogi «река», людик. d'ogi «река», вепс. jogi «река», саам. johka «река», эрз. Jov (река Мокша), коми ju «река», старо-венг. jo (в окончаниях географических названий). Вывод: финно-угорская основа. «Часто об-ско-угорские и самодийские основы представляют собой соответствия основе juga...» [17. С. 102б-103а]. Как видим, отсутствует какая-либо попытка реконструкции финно-угорского и уральского архетипов, значение статьи в исчерпывающем (?) характере списка собственно эстонско-финских диалектных вариантов, при этом бросается в глаза полное отсутствие каких-либо ссылок на первоисточники и на предшественников (что в академических трудах до последнего времени считалось обязательным).
Рассмотренные нами выше взгляды, аргументы и факты позволяют сделать следующее заключение. Круг допускающих привлечение для сравнения с башк.-тат. потамонимом Ак,а / Ока (название правого притока р. Ик в бассейне р. Уфы) других имен и апеллятивов весьма широк, в полном объеме он позволяет пытаться решить проблему на ностратическом уровне, в объеме территории Западной Европы - на индоевропейском уровне, в объеме Восточной Европы - на уральском (финно-угорско-самодийском) уровне, в объеме Урало-Поволжья - на тюркском (болгаро-чувашско-кыпчакском) уровне, в совокупности тюркских и финно-угорских данных - на урало-алтайском уровне.
(Продолжение следует) Литература
1. АлишинаХ.Ч. Ономастикон сибирских татар. Тюмень: Изд-во Тюмен. ун-та, 1999. Ч. 1. 240 с.
2. Атлас мира. М.: Гл. управл. геодезии и картографии МВД СССР, 1954.
3. Ашмарин Н.И. Словарь чувашского языка. Чаваш самахесен кенеки. Казань; Чебоксары: Чувашгосиздат, 1928-1950. Вып. I-XVII.
4. Егоров В.Г. Этимологических словарь чувашского языка. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1964. 355 с.
5. Лыткин В.И., Гуляев Е.С. Краткий этимологический словарь коми языка. М.: Наука, 1970. Переиздание с дополнением. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1999. 430 с.
6. Никонов В.А. Краткий топонимический словарь. М.: Мысль, 1966. 510 с.
7. Писцовые книги Московского государства XVI в., Коломенский уезд. СПб., 1872. Ч. I. Отд. 1; СПб., 1877. Ч. I.
Отд. 2.
8. Писцовые книги Рязанского края XVI и XVII вв. / под. ред. В.Н. Сторожева. Рязань, 1898. Т. I, вып. 1; Рязань, 1900. Т. I, вып. 2; Рязань, 1904. Т. I, вып. 3.
9. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на гласные. М.: Наука, 1974. 767 с.
10. Словарь топонимов Башкирской АССР. Уфа: Башк. кн. изд-во, 1980. 199 с.
11. Смолицкая Г.П. Гидронимия бассейна Оки (список рек и озер). М.: Наука, 1976. 404 с.
12. Татищев В.Н. История государства Российского. М.: Ладомир, 1995. Т. IV.
13. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. 2-е изд., доп. М.: Наука, 2002. 489 с.
14. Федотов М.Р. Этимологический словарь чувашского языка: в 2 т. / ЧГИГН. Чебоксары, 1996. Т. I-II.
15. A magyar nyelv törteneti-etimologiai szotara. Harom kötetben. II k. H-O. Budapest: Akademiai kiado, 1970. 1111 ol.
16. Die slavischen Sprachen. Salzburg, 1984. № 6.
17. Eesti etümoloogia-sönaraamat. Tallinn: Eesti Keele Sihtasutus, 2012. 792 s.
18. Menges K.H. The Turkic Languages and Peoples. An Introduction to turkic Studies // Ural-Altaische Bibliothek. Wiesbaden, 1968. Bd. 15.
19. Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bern, 1959. Bd. 1.
20. Räsänen M. Versuch eines etymologischen Wörterbuchs der Türksprachen. Helsinki: Suomalais-ugrilainen seura, 1969. [Lexica societatis Fenno-Ugricae XVII. 1.]. 533 S.
21. Revue Internationale d'Onomastique. 1958. № 4
22. Russisches Etymologisches Wörterbuch von M. Vasmer. Heidelberg, 1950-1958. Bd. 1-3. Перевод и дополнение О.Н. Трубачева: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I-IV. М.: Прогресс, 1964-1973 (=1986-1987; 1996).
23. Suomen kielen etymologinen sanakirja. Helsinki, 1955-1981. T. I-VII.
КОРНИЛОВ ГЕННАДИЙ ЕМЕЛЬЯНОВИЧ - доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания, декан филологического факультета, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (gennkorn@rambler.ru).
KORNILOV GENNADIY - doctor of Philology, professor, head of the General and Comparative-Historical Chair, dean of the Philology Faculty, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
УДК 811.512.111'373 ББК Ш12=635.1*321
Э.В. ФОМИН
СЕМАНТИЗАЦИЯ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИ СВЯЗАННЫХ АГНОНИМОВ
ЧУВАШСКОГО ЯЗЫКА*
Ключевые слова: семантика, семантизация, агнонимы, фразеологизмы, чувашский язык. Исследована семантизация агнонимов чувашского языка, существующих в пределах фразеологизмов. Затемненные смысловые компоненты таких единиц могут быть осознаны благодаря отсечению из значения фразеологизмов семантически прозрачных компонентов и подтверждаются контекстом, а также этимологическими исследованиями.
E. FOMIN
SEMANTIZATION OF AGNONIMS IN PHRASEOLOGISMS OF THE CHUVASH LANGUAGE
Key words: semantics, semantization, agnonims, phraseologisms, the Chuvash language.
This article deals with semantization of agnonims, functioning in phraseologisms in the Chuvash language. Unknown semantic components of these units can be comprehensive through removing of semantically known components in phraseologisms and confirmed by the context, as well as the etymological researches.
Интереснейшую проблему в современном чувашском языкознании представляет пласт агнонимичной лексики и фразеологии (об агнонимах подробнее см.: [6]). Чувашская лексикография в свое время спешно зафиксировала уходящие лексические единицы с неизвестным значением и завещала их се-мантизацию будущим поколениям лингвистов [1. Т. 6. С. III]. К настоящему времени из более чем 2000 абсолютных агнонимов около тысячи получили более или менее уверенное толкование (см., напр., [2; 7-11]). Как правило, представление новых семантизаций научной общественности происходило в виде статей и сообщений, составленных или по этимологическому, или по структурному принципу. Данный подход наиболее точно отвечает внутренней сути изучаемого объекта.
Настоящая статья продолжает традицию и предлагает освещение новой группы абсолютных агнонимов - единиц, исходно существующих в рамках фразеологизмов, например:
* Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 13-04-00045.