CC BY
93
Сведения об авторах Змеева Ольга Васильевна,
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра гуманитарных проблем Баренц-региона Кольского научного центра РАН
Сулейманова Олеся Анатольевна,
младший научный сотрудник Центра гуманитарных проблем Баренц-региона Кольского научного центра РАН
Zmeyeva Olga Vasiliyevna,
PhD (History), Senior Research Fellow of the Barents Centre of the Humanities of the Kola Science Centre, RAS
Suleymanova Olesya Anatolyevna,
Junior Research Fellow of the Barents Centre of the Humanities of the Kola Science Centre, RAS
УДК (470.21):050"1981/2005"
О.А.Бодрова
ЭТНОКУЛЬТУРНЫЙ ОБЛИК КОЛЬСКОГО СЕВЕРА
В ПЕРИОДИЧЕСКИХ ПЕЧАТНЫХ ИЗДАНИЯХ
(НА МАТЕРИАЛЕ ЖУРНАЛОВ ПОСТПЕРЕСТРОЕЧНОГО ПЕРИОДА)
Аннотация
В статье исследуется этнокультурная специфика региона Мурманской области в СМИ на материале научно-популярных журналов постсоветского периода. Проанализированы журнальные публикации при помощи дискурсивного анализа. Описаны тематика и содержание журнальных текстов, выявлены языковые способы конструирования географического и этнического образа.
Ключевые слова:
географический образ, воображаемое сообщество, СМИ, Кольский Север, саамы, поморы.
О.А-Bodrova
THE ETHNOCULTURAL IMAGE OF THE KOLA NORTH
IN THE PERIODICAL PRINTS (A CASE STUDY OF MAGAZINES OF THE 1980’S-2000’S) Abstract
The paper investigates the ethnocultural specifity of the Murmansk region in educational magazines of the 1980'S-2000'S Magazine articles are analysed using the discourse analysis. Topics and content of the texts are described. Language means to construct both geographical and ethnic image are examined.
Key words:
geographical image, imagined community, mass media, the Kola North, the Sami people, the Pomors.
Географический образ региона [Замятин, 2003: 183] является примером так называемого воображаемого пространства [Миллер, 2001] - продукта коллективных представлений о территории, которые, с одной стороны, основаны на реальных знаниях, с другой стороны, сознательно конструируются заинтересованными силами. В качестве географического образа, образованного из совокупности наиболее важных, ярких, запоминающихся знаков, символов и мнений о каком-либо пространстве [Бочкарева, Есимова, Замятин, 2005: 31], можно рассматривать Кольский Север, которому в административно-территориальном плане соответствует регион Мурманской области.
29
В формировании образа Кольского Севера важной вехой стала постперестроечная эпоха, с которой связаны некоторые политические и культурные перемены в жизни государства. В начале 1990-х гг. в России произошла трансформация политического статуса регионов, которые из административно-территориальных единиц превратились в государственные образования - члены РФ, являющиеся самостоятельными участниками международных и внешнеэкономических связей [Конституция РФ. Гл. 3. Ст. 65, URL: http://constitution.garant.ru/rf/'chapter/3/#block_3000; Федеративный договор..., URL: http://constitution.garant.ru/act/federative/170280/].
С изменением нормативно-правовой базы большой геополитический интерес (прежде всего для Евросоюза) стали представлять северо-западные регионы РФ, географически связывающие Россию (с перспективой на Азию) и Северную Европу [Маркушина, 2011: 103]. В первую очередь, вышесказанное касается арктической зоны России, частью которой является Мурманская область. Одним из факторов успешного международного сотрудничества России с другими северными государствами является формирование образов общей северной идентичности, основанных на общности природно-климатических условий (суровом климате, ранимой природе), значительной удаленности от национальных центров, малой плотности населения, исторических и торговых контактах, даже генетическом родстве ряда этносов [Белобородова, URL: http://barentsculture.karelia.ru].
Возросшее внешнеполитическое значение Северо-Западного федерального округа РФ сопровождается рождением своеобразной политической мифологии, в соответствии с которой Россия после распада Советского Союза все чаще идентифицируется как северная держава [Маркушина, 2011: 104]. «Северность» российских северо-западных регионов и государства в целом стала не только обозначать географическое положение, но и приобрело ментально-культурные коннотации. В геополитическом аспекте «северность» ряда российских территорий, в том числе Мурманской области, отображается в политических метафорах: например, в названиях международных проектов «Новый Север»1,
«Северное измерение»1 2, «Северный совет»3, в которых подчеркивается новый политический курс на транснациональное содружество.
Концепция «северности» находит свое отражение не только во внешне-, но и во внутриполитической сфере РФ. Одной из задач государственной идеологии можно считать разработку стратегии по формированию национальной идентичности среди населения, которая направлена на создание воображаемой географии, включающей в себя комплекс дискурсивных практик: идеологическое обоснование, символическое, топонимическое, художественное освоение определенной территории таким образом, чтобы общественное сознание осмысливало это пространство как часть именно «своей», национальной территории [Миллер, 2004: 270]. Конструирование русских географических и геополитических образов в императорской России выглядело как процесс формирования представлений о государстве как об особого рода географической целостности [Бассин, 2005]. То же самое можно сказать и о Советском Союзе. В XX в. произошли некоторые изменения в восприятии государственного пространства, и все чаще стало подчеркиваться, что русская культура имеет северный
1 Концепция стратегии северных стран в мировой политике, выдвинутая исландским президентом О.Гримссоном
2 Международный проект ЕС, охватывающий страны Северной Европы, Балтии, Россию
3 Организация для координации сотрудничества между парламентами стран Северной Европы
30
характер. Еще академик Д.С.Лихачев отметил связь между русской культурой и Севером: «Но самое главное, чем Север не может не тронуть сердце каждого русского человека, - это тем, что он самый русский. Он не только душевно русский, - он русский тем, что сыграл выдающуюся роль в русской культуре» [Лихачев, 2004: 3]. Можно сказать, что произошла своеобразная мифологизация северных территорий России, особенно ее северо-западных регионов, в результате которой родился культурный миф о «Русском Севере», воспринимаемом обыденным и отчасти научным сознанием как «монолитная древнерусская культура», сохранившая в «первозданном виде главные культурные достижения наших предков» [Теребихин, 2004; Белобородова, URL: http://barentsculture.karelia.ru].
Из всех институтов общественного мнения, которые могут влиять на массовое сознание [Андерсон, 2001], самую значительную роль в конструировании воображаемого пространства / географического образа играют СМИ, которые занимаются сбором (и отбором), осмыслением и трансляцией информации о регионе на базе относительно узкого набора тем и событий [Титков, 1999]. Ведущее значение в этом процессе, без сомнения, отводится телевидению и Интернету, однако нельзя недооценивать и печатную прессу. Согласно опросу ВЦИОМ, имевшему целью выяснить степень доверия пользователей интернета различным информационным ресурсам, люди чаще полагаются на информацию, полученную вне Интернета. Печатным СМИ доверяют 63% опрошенных. Большее количество голосов (70%) получили только выпуски теленовостей. Печатную прессу читают 77% опрошенных, электронную - только 59% [Российская периодическая печать, 2013: 43-44]. Доверие читателей печатным источникам СМИ превращает последние в мощное орудие манипуляции общественным мнением и представлениями о каком-либо регионе, в том числе о его этнокультурных особенностях. При этом пресса не только способствует формированию этнических гетеростереотипов, но и «закладывает основы самопознания и самоопределения, в том числе и национального» [Глазырин, 2011: 238-239], другими словами, влияет на этническую самоидентификацию. Некоторые исследователи рассматривают этничность как механизм, интегрирующий отдельных индивидов в единую общественную систему при помощи массовой информации. По словам исследователя глобальных коммуникаций М.Е.Прайса, «радио, телевидение, печать становятся не только поддерживающими мультиэтническую гармонию генераторами, но и опасными орудиями, способными подорвать многолетний этнокультурный уклад различных этнических общностей и привести к межнациональной напряженности» [Прайс, 2004: 25].
***
Для изучения публикаций СМИ обычно используется метод контент-анализа. Этот метод был применен в ряде исследований печатной прессы Мурманской области на материале газетных текстов [Давыдова, 2009; Лукина, 2007; Иванищева, 2008, 2013 и др.]. Из данных работ особый интерес для настоящей статьи представляет монография О.Н.Иванищевой, в которой была выявлена роль региональной прессы в формировании толерантного отношения жителей области к представителям других этнокультурных сообществ [Иванищева, 2008: 64]. В частности, было отмечено, что местные СМИ создают положительный образ Мурманской области как толерантного региона, в котором уживаются люди различных национальностей [Там же: 71]. При всех достоинствах метода контент-анализа хочется отметить, что, на наш взгляд, наиболее широкие возможности для изучения содержания текстов предоставляет
31
все же дискурс-анализ - «самый разносторонний и многообразный из всех методов, позволяющих анализировать процесс человеческого общения» [Леонтович, 2011: 104], независимо от канала передачи информации
(в данном случае таким каналом является письменное сообщение) [Моль, 2008]. Именно дискурс, сложное коммуникативное явление, объединяющее интра- и эксгралингвисгические факторы, раскрывает в полной мере социальный мир коммуникантов, в результате которого происходит совместное творение смыслов [Дейк, 1989]. Дискурсивный анализ позволяет рассмотреть образ Кольского Севера как воображаемое пространство, а этнические группы этого региона - как воображаемые этносы, возникающие в ходе интеракции между авторами журнальных публикаций, сообщающими некую информацию, и читателями, интерпретирующими эту информацию в рамках определенных фреймов1 [Дейк, 1989: 12-13, 16]. Представляется, что журнальные тексты имеют некоторые преимущества перед газетными материалами в силу того, что выходят в свет значительно реже газет, а значит, отличаются более основательным содержанием, хотя и с некоторыми потерями оперативной информации. Если способ подачи газетного материала способствует формированию у читателя «мозаичной», разрозненной картины мира, состоящей из иерархически не упорядоченных сообщений [Моль, 2008: 46], то журнальные тексты являются не только более объемными, но и более информативными и аналитическими. Так как они не привязаны ни к новостному поводу, ни к пространственно-временной шкале, то способны создать любой образ, например, «выстроить образ древности, занимающий центральное место в имплицитном представлении об общности людей» [Бергер, Лукман, 1995: 22] или сконструировать этнокультурный облик региона.
Материалом для исследования этнокультурной специфики Кольского Севера в СМИ послужили журналы постсоветского периода, главным образом, центральные издания, имеющие более широкий круг читательской аудитории по сравнению с региональной прессой. В источниковую базу не были включены так называемые электронные (онлайн) журналы, которые меняют отношения с читателем, стимулируя желание взаимодействовать с изданием более длительное время [Российская периодическая печать, 2013: 39], и уводят масс-медиа из пространственной во временную плоскость. Взамен типологии по критерию территории распространения, в которой выделяются центральные, региональные, муниципальные издания, электронные источники приобретают совсем другие характеристики. Кроме того, онлайн-журналы и электронные версии печатных изданий относятся, скорее, к интернет-дискурсу и поэтому остаются за рамками нашего внимания.
Наиболее важными критериями для дискурс-анализа этнокультурного облика Мурманской области в СМИ являются следующие:
• хронологические рамки;
• область распространения;
• историко-культурный контекст;
• характеристика отправителя и получателя информации;
• тематика и содержание публикаций;
• цель интеракции.
1 Концептуальные системы, организованные вокруг некоторых концептов, которые содержат основную, типическую и потенциально возможную информацию, ассоциированную с тем или иным концептом
32
Историко-культурный контекст
Несмотря на упомянутый миф о Русском Севере, важный для формирования общерусской идентичности, исследователи все же отмечают, что европейский Север России (Северо-Западный федеральный округ РФ) никогда не являлся сугубо русской территорией, а был и остается полиэтничным регионом [Шабаев, 2010: 76], в котором, тем не менее, отмечается численное превосходство этнической группы русских. Так, на примере Мурманской области видно, что русские составляют 80,75% всего населения данного региона [Всероссийская перепись населения 2010 года, URL: http://www.gks.ru/fhee_doc/new_site/peiiepis2010/croc/peiiepis_itogi1612.htm], что, вероятно, и позволило им оценивать себя как доминантную этнокультурную группу, а свое окружение как культурную периферию.
На протяжении истории освоения Кольского полуострова этнический состав его жителей постоянно изменялся и усложнялся. Население этого региона принято делить на а) постоянное, к которому относятся коренные жители саамы и старожилы поморы, и б) непостоянное, включающее русских колонистов и их потомков, а также переселенцев советского, а затем и постсоветского времени. Эпоху Советского Союза можно считать наиболее статичным этапом в истории Кольского Севера, когда в целом был сформирован его этнический состав [Змеева, 2011: 20]. Процессы урбанизации, унификации образа жизни, а также идеология советского режима, ориентированная на «дружбу народов» и формирование «советского человека», привели к усилению контактов и определенному нивелированию культурно-этнических различий между представителями различных групп Мурманской области. В сознании людей закреплялось восприятие этнической идентичности как «вторичной» на фоне национальной, «общесоветской» идентичности. Распад СССР, последовавшие за ним экономический и политический кризис вызвали новую волну изменения этнического и численного состава населения. С одной стороны, названные обстоятельства привели к перманентному снижению численности жителей Мурманской области (в том числе за счет уезжающих с Севера), с другой стороны, ее этнический состав в 1990-е гг. пополнился так называемыми «новыми мигрантами» из бывших союзных республик, особенно «южных» [Там же: 22]. Напротив, потомки «старых мигрантов» (русских переселенцев из других регионов) активно стали покидать Кольский Север. Этот процесс исследователи называют «деколонизацией» [Шабаев, 2010: 76], в результате которой доля нерусских этнических групп в составе населения Русского Севера постоянно возрастает. Все вышесказанное приводит к определенным противоречиям между географическим образом-мифом (Русского Севера в целом и Кольского Севера в частности) и реальным положением дел, когда на фоне выстраивания знака тождества между понятиями «Север» и «русский» реальное северное пространство становится русским все меньше.
Суверенизация, сопровождающая распад Советского Союза, создала почву для новой актуализации этничности взамен этничности советской. Так, саамское население, этническая культура которого сильно пострадала в советское время в результате коллективизации и укрупнения поселений [Гуцол, Виноградова, Саморукова, 2007; Allemann, 2013], в перестроечную и постперестроечную эпоху приобрело более высокий статус по сравнению с другими этническими группами Мурманской области за счет возросшего этнического самосознания и тесных контактов с западными саамами. Сейчас кольские саами стали своего рода этнокультурным маркером Кольского Севера как в туристической, так и в научной сфере [Разумова, Петров, 2005]. Отмечается высокое этническое самосознание и среди поморского
33
населения, которое претендует на статус самостоятельного этноса, хотя традиционно поморы считаются локальной группой русских [Русские, 1997: 108-111; Всероссийская перепись населения 2010 года,
URL: http ://www .gks. ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/perepis_itogi 1612.htm]. Несмотря на то что исторически поморы не являются коренными жителями Кольского Севера, их территориальные претензии на освоенные земли привели к определенному этноцентризму, при котором представители непостоянного населения, например, переселенцы, прибывшие на заработки, стали называться «чужанами» [Шабаев, 2010: 77]. Вместе с тем в массовых представлениях поморы устойчиво ассоциируются либо с общерусской, либо с мифической общесеверной культурой, отражающейся в стереотипах восприятия Севера как метапространства со специфическими природными и культурными особенностями, в частности, с повышенной «духовностью» северян [Разумова, Петров, 2005].
Хронологические рамки и область распространения
Для настоящего исследования были отобраны журнальные публикации в соответствии с индикатором «этническая культура Мурманской области». Нас интересовали временные рамки середины 1980-х - начала 2000-х гг., которые принято называть в отечественной историографии постсоветским периодом. Выше кратко были рассмотрены основные этнические процессы на Кольском Севере этого времени, в контексте которых были созданы журнальные тексты: формирование российской «северной» национальной идентификации, рост этнического самосознания, переосмысление результатов колонизации северных территорий и так далее. Материалом для проведения исследования послужили публикации в центральных изданиях, имеющих в отличие от региональных журналов наиболее широкий ареал распространения.
Характеристика участников интеракции
Участниками интеракции в рассматриваемых журналах являются читатель и автор. Большинство авторов журнальных публикаций, описывающих этнокультурные особенности населения Мурманской области, не являются местными жителями и оказываются на Кольском полуострове в составе участников любительских или паранаучных экспедиций, о которых сообщается в текстах [Белых, 1989; Барышев, Филин, 2000; Лазарев, 1996, 2000; Ткачев, 2001; Горшков, 2000; Стоцкий, 1991]. Предметом внимания этих авторов может становиться как культура этнических групп, так и уникальные культурные или природные объекты Кольского полуострова. По профессиональной занятости среди авторов встречаются журналисты [Белых, 1989; Лазарев, 1996, 2000], исследователи-путешественники
[Барышев, Филин, 2000], ученые (к.и.н., сотрудник Института этнографии имени Н.Н.Миклухо-Маклая АН СССР С.Я.Серов [Серов, 1990], ученый-гидронавт, сотрудник ПИНРО1 М.Л.Заферман [Заферман, 1990], к.геогр.н., основатель Музея-Архива истории изучения и освоения Европейского Севера России в г.Апатиты Б.И.Кошечкин [Кошечкин, 1989])1 2. Местных авторов оказывается сложнее
1 Полярный научно-исследовательский институт морского рыбного хозяйства и океанографии
2 Последние два автора, хотя и не являются уроженцами Мурманской области, прожили на Кольском полуострове долгое время и оставили ощутимый вклад в его научное и культурное освоение
34
идентифицировать по профессиональному признаку. Только две публикации сопровождаются указанием на сферу деятельности авторов: статьи к.г.-м.н., сотрудника КФ АН СССР Я.Киселева и руководителя школьного кружка художественного творчества в г.Мончегорске В.Плюхина. В остальных случаях информация об авторе ограничивается подписью «местный житель», или же о регионе его проживания становится понятно только из содержания публикации.
Роль читателя в анализируемых текстах, на первый взгляд, является не такой явной, как в отношении автора. Однако именно на читателей ориентировано все письменное сообщение в публикации. Так как речь идет о центральных изданиях, распространенных по всей территории России и имеющих крупный тираж, можно считать, что они охватывают самый широкий круг читателей и адресованы как столичной, так и региональной аудитории. Нами были выбраны журналы, тематически посвященные отдельным аспектам географических образов в области отечественной географии, истории, культуры: «Вокруг света», «Наука и религия», «Наука и жизнь», «Гео», «Северные просторы», «Мир Севера», «Родина», «Мы». Понятно, что интерес к этим изданиям со стороны читателей обусловлен сферой их персональных или профессиональных интересов. Познавательно-просветительская направленность журналов указывает на статусное и культурное положение читателей, которые по уровню образованности или, как минимум, информированности находятся «ниже», чем авторы этих текстов [Дубин, 2001: 109]. При этом читатели являются не просто потребителями готовых представлений и стереотипов, касающихся определенного воображаемого пространства или этноса, но и сами участвуют в дальнейшем конструировании образа региона путем интерпретации и трансляции полученной информации. Следует отметить, что этнические образы, репрезентируемые в текстах, являются экстраобразами по отношению как к приезжим, так и к местным авторам, описывающим культуру не своей этнической группы.
Тематика и содержание публикаций
Содержание рассмотренных публикаций можно отнести к нескольким тематическим группам: 1) природа Кольского полуострова; 2) саамы; 3) поморы; 4) результаты колонизации; 5) социальные и этнические проблемы народов Мурманской области; 6) мифическая северная прародина человечества.
1. Природа
В описаниях Кольского полуострова подчеркивается его северное географическое положение: «Нет, это не Карелия, куда доходят даже школьные походы, это значительно севернее. Фактически, оттуда до Северного полюса ближе, чем до Москвы» [Ткачев, 2001: 137]. Авторы отмечают, что природный мир Кольского полуострова «для жизни человека приспособлен, кажется, похуже красных песков Марса» [Там же: 137], поэтому «на Кольском живут главным образом по надобности: у градообразующего комбината, рыбацкого производства, базы ядерных ракет, базы подводных лодок или просто военной части. Жизнь на среднюю полосу глубоко непохожая» [Там же]; «человеку тут в принципе делать нечего» [Там же: 140]. На непригодность Севера для обитания и даже путешествий указывают многие эпитеты: пейзаж изображается как «безжизненный»,
«марсианский» [Там же: 140], горы - «гиблые» [Там же: 137],
35
тундра - «пустынная», «мрачная» [Киселев, 1981: 33], ветра
Арктики - «жестокие» [Горшков, 2000: 22]. На читателя нагнетается ощущение опасности Кольского края: из здешних болот «не выходят», в «карликовых лесах по колено <...> умудряются заблудиться» [Ткачев, 2001: 137]. Тундра называется прекрасной, но «смертоносной каменной пустыней» [Там же: 139]. Подобные характеристики отчасти отражают суровые реалии северной природы, однако также являются непременным атрибутом при создании этнических образов народов Кольского Севера.
2. Саамы
Подавляющее большинство журнальных публикаций посвящено коренным жителям Кольского полуострова - саамам. При этом крайне мало внимания уделяется вопросам их материальной культуры, хозяйственных и социокультурных особенностей. Напротив, с избытком описаны экзотические, особенно мистические явления, связанные с саамами: культ сейдов (или сами сейды) и шаманизм, - очевидно, то, что могло вызвать наибольший интерес у читателей.
В текстах публикаций сейды характеризуются как культовые памятники саамов [Барышев, 2000: 22], боги саамов [Там же], святилища [Ткачев, 2001: 140], уникальные памятники культуры [Киселев, 1981: 33]. Встречаются
описания различных внешних обликов сейдов: сложенные из плоских камней пирамиды [Ткачев, 2001: 140], антропоморфные и зооморфные каменные фигуры [Барышев, 2000: 22], валуны [Заферман, 1990: 105]. Кольский полуостров - Лапландия - признается «настоящим царством» сейдов, несмотря на их распространение и в более южных регионах [Заферман 105]. В отношении сейдов авторы публикаций единодушно используют метафору этнографа В.В.Чарнолуского «летучий камень». Однако встречаются расхождения в объяснении происхождения «летучих камней». Увлекающиеся мифологией журналисты ссылаются на работы участников «гиперборейских»
экспедиций, считающих сейды творением рук гиперборейцев - северных пралюдей. История сейдов смешивается с современным фольклором, порождающим «страшные рассказы» о гибнущих в районе сейдов туристах: «Саамы знают, что озеро - святилище сейдов, священных летающих камней, которым поклонялись их предки. Не понравившихся им духи сейдов (или сами камни-сейды - все-таки летающие) безжалостно убивают. Те четверо ребят погибли как раз на обратном пути с озера. Все местные, меняясь в лице, утверждают, что их смерть была “ужасной”» [Ткачев, 2001: 138]. Надо отметить, что не все авторы спекулируют на читательском любопытстве и тяге к мистическому. По словам одного из таких журналистов, «тайны народа саами - только для самих саами» [Горшков, 2000: 24].
Авторы-ученые при описании сейдов наряду с этнографическими сведениями приводят геологические факты. Самый распространенный вид сейдов характеризуется ими как валун из твердых пород, имеющий три подставки из мягких, созданных природой минералов [Киселев, 1981: 32], резко отличающихся от коренных пород [Заферман, 1990: 105]. Происхождение эпитета «летучий» объясняется тем, что эти валуны - «особенные», они «прилетели издалека», их принесли ледники [Там же: 105]. Впоследствии предки саамов, чувствуя необычность «летучих камней», обожествили
36
их и сделали предметом поклонения [Там же]. Геолог Я.Киселев в своей публикации предположил, что сейды на подставках принадлежали роду, а с булыжниками наверху - семьям, и создание сейдов имело несколько этапов. Первоначально саамы поклонялись валунам, лежавшим на приметных местах, затем стали поднимать их на подставки; следующий этап - сооружение сейдов из нескольких валунов разной величины и формы, придание этим сооружениям очертаний того или иного существа - птицы, зверя и, наконец, человека [Киселев, 1981: 33]. В отдельных публикациях встречаются описания
конкретных сейдов: например, сейдов, найденных в 1999 г. в Кандалакшском заливе Белого моря сотрудниками Морской арктической комплексной экспедиции [Барышев, 2000: 22], или сейдов «Праудедки» и «Летучий камень», обнаруженных В.В.Чарнолуским, по следам которого была предпринята еще одна экспедиция [Горшков, 2000: 18].
Второй популярной темой в публикациях, посвященных культуре кольских саамов, является шаманизм. В основном деятельность саамских нойдов описывается по этнографическим дореволюционным источникам: трудам Н.Н.Харузина, исследователя сибирского шаманизма В.М.Михайловского, зарубежных авторов Я.Циглера и И.Шеффера. Текст В.М.Михайловского можно узнать в сообщениях о социальной функции, подвижничестве саамского нойды: «Да, шаман, действительно посредник, но посредник между людьми и суровой Арктикой, которую он очеловечивает; посредник между членами сообщества в разрешении их конфликтов, наконец, посредник в установлении внутреннего мира сомневающегося и страдающего соплеменника. Таким образом, нойда старается привести к гармонии все, на что обращается его искусная деятельность» [Рыков, 1991: 61]. Только в одной публикации встречается описание личной встречи автора с саамским шаманом, но лишенное этнической экзотики и романтики. Тот предстает как «безумного вида <...> человек лет 27. Зубов у него не хватает, на лице - страшноватая улыбка, одет он как нечто среднее между бомжом и клоуном» [Ткачев, 2001: 143]. Этот же автор стал свидетелем одного из магических умений, правда, другого шамана, который мог ввести в транс [Там же].
В журнальных публикациях сообщаются фольклорные сюжеты, связанные с колдовством саамов, например, о вызывании урагана и ветра при помощи развязывания узелков [Рыков, 1991: 59]. В одном из текстов приводится интересная интерпретация получения дара нойдой: одному
нойде явился дух-карлик (возможно, имеется в виду чахкли) с деловым предложением заключить с ним договор и стать шаманом [Там же]. Рассказы о колдовстве сопровождаются современными мифами о гибели туристов: «До сих пор в Саамиедне (земле саамов) бушуют ураганы и гибнут путники» [Там же]. Мистический ореол, окутывающий Кольский полуостров, может осознанно обыгрываться в тексте публикации. Так, упоминания паранормальных и мистических явлений, а также стиль статьи «Куйва» указывают на сказочный характер подобных сведений: «Да, в округе неоднократно наблюдали снежного человека, некоторые бабки так и просто утверждают, что его подкармливают» [Ткачев, 2001: 139]; «А по дороге на Сейдозеро лежит себе спокойненько обломок самого настоящего НЛО. Главное божество саамов зовут не иначе как Куйва. Такая вот интересная жизнь на Крайнем Севере» [Там же].
37
3. Поморы
Количество публикаций, посвященных поморам, по сравнению с описаниями кольских саамов, довольно незначительно. При изображении культуры поморов подчеркивается их обособленность от «большого» этноса русских: «Поморы отличаются от великороссов и обликом, и диалектом, и бытом» [Серов, 1990: 54]. Главное отличие строится на специфике хозяйственного комплекса, так или иначе связанного с морем: «А море стало для здешних жителей кормильцем, ведь скудная северная земля и суровый климат не дают простора земледельцам» [Там же: 55]; поморы «морем кормились и жили» [Белых, 1989: 33]. Значение морских промыслов для поморов отразилось в их образе жизни, в материальной культуре и праздничных ритуалах, что породило поговорку «И радость, и горе помору - все от моря» [Там же]. Море являлось и главной дорогой для «прибрежных людей» [Серов, 1990: 55]. Собственно, на связь с морем указывает уже сама внутренняя форма этнонима «поморы», первоначально обозначавшего жителей южного побережья Мурманского полуострова и Кондопожской губы [Там же: 54]. К морской тематике относятся также региональные слова, упомянутые в публикациях: котляна (несколько морских артелей, которые едят «из одного котла»), поездник (карбас), поездовать (ловить рыбу) и другие [Там же: 55].
Журнальные публикации о саамах и поморах можно рассматривать как уникальный материал для выявления этнокультурных стереотипов, ассоциаций и символов, играющих структурообразующую и этнодифференцирующую роли, значимые для самоидентификации этноса [Белова, 2005]. Автор статьи о поморах С.Серов описывает основные образы, ассоциирующиеся с поморами, которые можно рассматривать как стереотипы восприятия поморской культуры. Среди них фигура «архангельского мужика» М.В.Ломоносова [Серов, 1990: 54], переселенцы-старообрядцы, книжный «поморский» орнамент и «поморское литье»: латунные иконки и кресты, доходившие вплоть до русских колоний в Америке [Там же: 55]. Как видно, названные стереотипы отражают представления о «духовности» поморской культуры, воплощенные в религиозных (старообрядцы, литые иконки и кресты) и научных (Ломоносов, книжный орнамент) образах. Что касается стереотипов восприятия культуры саамов, встречающихся в журналах, то они связаны, с одной стороны, с древними источниками (трудами зарубежных ученых, древнерусскими летописями), изображающими саамов как великих шаманов, «племя могущественных и загадочных магов» [Ткачев, 2001: 139], с другой стороны, с текстом «Калевалы», в которой преувеличиваются опасности, подстерегающие путников в Лапландии: «Народу в негостеприимных страшно-прекрасных краях гибнет порядком. А мы собрались в место не просто труднодоступное, но и овеянное очень дурной славой среди местного населения» [Там же: 137]. На примере большинства статей можно также наблюдать процесс возникновения этнической символики в описаниях саамской и поморской культур. На наш взгляд, в качестве этнического символа выступает материал: дерево и камень. Если дерево устойчиво ассоциируется с поморами, у которых «в поселках и городах все было деревянным - дома, тротуары, даже дороги» [Серов, 1990: 54], то символом культуры саамов становится камень. Недаром большая часть публикаций посвящена саамскому культу каменных сейдов, а в описаниях природных особенностей Кольского Севера превалирует изображение «каменного» ландшафта: валунов, скал, ущелий. Как замечает один из авторов, Кольский полуостров - традиционное место обитания группы кольских саамов - это «страна камня» «[Заферман, 1990: 105].
38
4. Арктида
Ряд публикаций посвящен описанию поисков северной прародины человечества на Кольском полуострове. Одни авторы называют ее Арктидой по аналогии с легендарной Атлантидой, другие - Гиперборей, вслед за В.Н.Деминым, руководителем экспедиций «Гиперборея-97» и «Гиперборея-98». В статьях утверждается, что имеются доказательства существования мифической страны: «В конце июня 2001 г. экспедиция исследователей Сергеева и Карташева нашла материальные подтверждения былого существования Арктиды. И какие - столицу! И где - в России, возле Ловозера, городка среди болот в центре Мурманской области» [Стоцкий, 2005: 32]. По словам автора данной публикации, удалось даже установить называние этой столицы: «Филологи-исследователи из центра “Гиперборея” утверждают,
что столица носила название Колий. Отсюда происходит название Кольского полуострова, как видите, пережившее и город, и цивилизацию!» [Там же: 32]. Как и участники гиперборейских экспедиций, авторы подобных текстов связывают исчезнувшее государство с культурой саамов, наделяемых статусом потомков Арктиды. Центром и прародиной северной древней культуры считают район озера Сейдозеро: «По некоторым данным, именно там зародилась несколько тысяч лет назад легендарная цивилизация Гипербореев, достигшая очень высокой степени развития - некой аналог Атлантиде» [Ткачев, 2001: 138]. Сейдозеро рассматривается как место оккультной силы, священная территория, центр шаманской активности [Там же: 139]. В частности, ущелье Эльморайок связывают с древним культом Великой Богини-Прародительницы, а фьорды самого озера считают указателями на особые точки уже не существующего полярного материка [Лазарев, 2000: 23]. О достоверности результатов подобных экспедиций кратко пишет автор одной из публикаций: «...следы применения некоего чудовищного оружия и разрушенные магические сооружения какие-то экспедиции вроде как обнаруживали. Хотя местные на это говорят, что обнаружили они распилы геологов 40-летней давности, мусор и прочий хлам, поваленный за годы. Верить нынче никому нельзя» [Ткачев, 2001: 139].
В журнальных текстах можно встретить упоминания о связи загадочной древней страны не только с кольскими саамами, но и с другими северными культурами, в частности, с поморами. Можно сказать, что в изложении авторов публикаций мифическая Гиперборея приобретает черты общесеверной цивилизации прачеловечества, имеющего даже собственную письменность, о существовании которой свидетельствуют некириллические знаки, напоминающие руны, найденные на бревнах в районах поселения поморов [Лазарев, 1996: 62]. Автор эзотерических статей о гиперборейских истоках саамской культуры Е.Лазарев в некоторых своих публикациях распространяет территорию Гипербореи и на побережья Русского Севера. Так, про Терский берег Кольского полуострова он пишет, что тот «чист и мудр, как первозданный Рай», называет его «берегами легендарной Гипербореи», «одним из немногих на Земле мест, почти не оскверненным грешным человечеством, утратившим Рай» [Там же]. Другой автор отождествляет Кольский Север с прародиной если не всего человечества, то индоевропейцев и таким образом поддерживает миф о северном характере русской культуры, используя вместо древнегреческого наименования сказочной земли русское название «Лукоморье»: «В русских легендах (а русские, согласно теории, - потомки гипербореев и есть, как и прочие арийские расы, от немцев до цыган) эту землю называютне иначе как Лукоморье. Дуба с котом, описанного Пушкиным, конечно, не сохранилось.» [Ткачев, 2001: 139].
39
5. Результаты колонизации
Как видно из текстов журналов, вопросы колонизации Кольского полуострова не потеряли своей актуальности и в постсоветский период. Авторы публикаций прибегают к ретроспективе колонизационного процесса, переосмысливая исторические события в таком ключе, чтобы подчеркнуть дружеский, мирный характер освоения Кольского Севера, даже если это противоречит историческим фактам: «В начале этого тысячелетия на Белое море пришли русские поселенцы из новгородских и верхневолжских земель и застали широкую землю и широкое море, кормившее здешних саамов и карелов, не слишком, может быть, щедро, но места и рыбы хватало всем» [Серов, 1990: 54]; «Селились русские поморы. И расширялось село <Поной - О.Б.>, принимая в себя саамские семьи, а затем и выходцев из коми. И никогда не было вражды меж ними. Часто случались смешанные браки... дружно народ жил...» [Смирнов, 1991: 11]. При этом переселенцы-поморы предстают
как «отважные мореплаватели и первопроходцы, мастеровитое и вольнолюбивое поморское племя» [Белых, 1989: 33], имеющие определенные
территориальные претензии на осваиваемые земли, которые явно разделяются авторами, сочувствующими не коренному населению, а колонистам: «Пришельцы, где смешались со старожилами, где поделили берег, а где потеснили коренных жителей: идиллий в истории не бывает» [Серов, 1990: 54]; Европейский Север России - «древняя, трудная территория многострадальных и мужественных предков наших» [Белых, 1989: 33]. В переосмыслении процесса колонизации Кольского края отчасти отражается миф о Русском Севере. Право на его территорию отдается поморам как представителям русского этноса, недаром называемым «предками нашими».
6. Социальные и этнические проблемы
В журнальных статьях затрагиваются многие социальные и этнические проблемы населения Кольского Севера, в частности, проблема пробуждения этнического самосознания среди кольских саамов, которая свидетельствует об интересе российской аудитории постсоветской эпохи к возрождению этнических культур, нивелированных социально-экономическими мероприятиями и советской идеологией продвижения национальной идентичности. Как пишут авторы, в советское время саамы стали участниками эксперимента по созданию «гомо советикус». Их стали загонять в категорию «культурных оленеводов» [Смирнов, 2005: 162], что имело печальные социальные последствия:
«К распаду СССР полторы тысячи российских саамов, как и прочие коренные народы нашего Севера, подошли в печальном состоянии: алкоголизм, ранняя смертность, утерянные представления о национальной самобытности» [Там же]. Утрата этнической идентичности, на взгляд авторов, грозит саамскому населению трансформацией «в сообщество без аборигенных признаков и отличий. Другими словами, в безнациональный (безликий) российский народ, знающий только язык большинства населения страны» [Богданов, 2004: 37]. Из последнего высказывания следует, что утрата этнической самобытности в советское время произошла даже не столько с саамами, сколько с русским народом. Поэтому понятен интерес авторов к теме возрождения других этнических культур, из сопоставления с которыми возникает возможность собственного этнического самоопределения.
40
Примечательно, что основным способом пробуждения национального самосознания у кольских саамов авторы считают не столько возрождение хозяйственных промыслов и традиционного образа жизни, сколько взаимодействие с зарубежными саамскими группами, при этом в стороне остаются исторически сложившиеся культурные различия между ними: «Однако полнокровное и осознанное национальное развитие кольских саамов как этноса в будущем, может быть обеспечено только вхождением их в орбиту общесаамского этнокультурного и социально-экономического сотрудничества на равных» [Там же: 36]. Наличие родственных этнических групп на территории
благополучных соседних государств рассматривается как большое преимущество российских саамов перед другими КМНС1, «которым не на кого опереться в этом мире» [Смирнов, 2005: 162]. После того как кольские саамы обнаружили,
что «рядом с ними живут богатые, образованные, политически активные и довольно многочисленные браться по крови, готовые прийти им на помощь» [Там же], заявления об общесаамской идентичности приобрели политический характер и стали актуальны, в первую очередь, для самого саамского населения Мурманской области. Несколько преувеличенные представления о тесных контактах между кольской и скандинавскими группами привели к распространению в журнальных публикациях мнения о массовой эмиграции российских саамов в соседние страны: «Норвежский север для российских лопарей сегодня - это то же самое, чем были США для разрушенной послевоенной Европы: источник надежды и предмет мечтаний» [Там же]; «В районе проживает немало коренных жителей саамов, которых некогда “окультурила” Советская власть, дав им в качестве письменности кириллицу, а ныне их принимают Финляндия и Норвегия, подобно тому, как немцев принимает Германия, а евреев - Израиль. Некоторая часть уехала, другая - осталась» [Ткачев, 2001: 138].
Наряду с постулатами о необходимости роста этнического самосознания у саамского населения в текстах публикаций встречается мнение о том, что кольские саамы и без посторонней поддержки успешно двигаются в этом направлении. По мнению одного из авторов, их отличает от других народов Севера России «высокий уровень образования и культуры, мобильности и гибкости в общении с представителями других народов и слоев общества» [Богданов, 2004: 37]; для них характерно стремление «к овладению разносторонними и высококвалифицированными профессиями; к восстановлению духовных и культовых обрядов, бытовых особенностей ведения хозяйства, традиционных видов одежды, обуви и головных уборов; к совершенствованию национальных ремесел, песен и танцев. К характерному, только для русских саамов, морально-этническому самовыражению» [Там же]. Согласно точке зрения сторонников этого мнения, незнание культуры саамов обусловлено вовсе не низким уровнем развития и сохранения их этнической культуры, а отсутствием интереса со стороны российского общества, которое зарубежные традиции привлекают гораздо больше, чем этнокультурные особенности народов собственной страны: «Чудеса совершенно необязательно искать в других странах. В своей полно. Живя в Москве, как-то привыкаешь, что шаманы, снежные люди, страшные орудия исчезнувших цивилизаций, добрые и злые духи - герои газетных
1 Коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ
41
публикаций, но никак не более того» [Ткачев, 2001: 137]. Как говорит в этой связи автор публикации, посвященной мастерам-ремесленникам саами, «уронить можно не заметив, но, чтобы поднять, надо прежде увидеть»
[Плюхин, 1983: 18]. Однако другие авторы полагают, что оригинальная культура кольских саамов («саамский мир») существовала только до активного
вмешательства советской власти в жизнь этого народа: до коллективизации, промышленного освоения края, ликвидации некоторых погостов
[Кошечкин, 1989: 4]. В частности, эта позиция отражается в названии текста Б.И.Кошечкина «В поисках уцелевшего снега» [Там же], в котором слово «снег», по всей видимости, можно считать метафорой по отношению
к традиционной саамской культуре.
Среди других проблем, затрагиваемых в журналах, следует назвать результаты проникновения на Кольский Север «цивилизации», под которой, видимо, надо понимать модернизацию и глобализацию, противопоставляемые этническим культурам. Эта тема поднимается в связи плачевным положением поморского населения Мурманской области постсоветского времени. Двойственность социально-экономических процессов этой эпохи иллюстрирует наличие в Умбе двух заводов-антагонистов. Назначение первого заключается в сохранении местных природных ресурсов, являющихся основой хозяйственного комплекса поморов, второй относится к эпохе промышленного развития: «Сосуществуют в Умбе мирно два завода: рыбоводный и рыбоконсервный. Один, не жалея сил, растит и множит нежнейшую молодь ценных пород рыб. Другой с еще большим рвением ту же рыбную поросль, на просторе набравшую вес, готовит к нашему употреблению» [Белых, 1989: 34]. В результате освоения и модернизации края происходит утрата этнокультурных особенностей поморов Кольского полуострова, о чем свидетельствует «печальный факт сегодняшнего дня: перечисляя множество блестящих занятий и промыслов, чем славен здешний край, то и дело приходится подставлять безутешительные словечки: “некогда”, “когда-то”, “в те еще времена”, “прежде”, “раньше”» [Там же: 35]. Лучше всего суть реалий быта поморов после развала СССР отражает слово «разруха». По словам местной учительницы, «не цивилизация наступала на деревню - развал надвигался сокрушительный» [Там же: 34]. Разруха, развал проявились во всех сферах жизни: «Все как и “положено”: как ведется у нас “от Москвы до самых до окраин”: потихоньку, но верно сводится окрестный лес, ветшают и рушатся бесприютные памятники старины, тончает экологическая мембрана» [Там же: 33-34], самым бесстрашным образом растаскиваются средства, материалы, различная техника (даже оленье стадо), которые вливаются сюда как в бездонную бочку [Там же: 41]. По аналогии с продукцией рыбоконсервного завода рождается каламбур: «Места здесь отменные, жить красиво, но нелегко, - скажет главный инженер колхоза. - Бьемся в собственном соку» [Там же]. Причины подобной разрухи не называются прямо, однако могут быть установлены при обращении к текстам других публикаций, написанных местными авторами. В статьях «Промыслы лежат преизящные, но для кого?» и «Реалии против красивых деклараций» речь идет о борьбе жителей региона с чиновничьим аппаратом области и несовершенством государственной системы в отношении коренного и старожильческого населения. В одной из публикаций описывается противостояние между жителями возрождающегося села Поной и Мурманским
42
правительством, запрещающим ловить рыбу местному населению, но подписавшим контракты с иностранцами на спортивную ловлю [Смирнов, 1991: 12].
Содержание второй публикации отталкивается от Конвенции № 169 МОТ «О коренных народах и народах, ведущий племенной образ жизни в независимых странах». По мнению автора, правительство не обеспечивает право кольских саамов как коренного народа Кольского полуострова вести традиционный племенной образ жизни. Не соблюдаются их права и на сохранение и развитие родного языка, национальной культуры, традиций и обычаев, гарантированных Уставом Мурманской области [Богданов, 2004: 36].
Цель интеракции в СМИ
Для определения цели интеракции в рассматриваемых источниках СМИ незаменимым методом является дискурс-анализ, при помощи которого, путем изучения семантических и формальных свойств текста, можно выявить взаимоотношения между текстом и дискурсом, а также влияние контекста на дискурс, так как любой «мир знаков», в том числе масс-медиа, оперирует идеями через семантику и слова [Моль, 2008: 76]. Заголовки журнальных текстов, на наш взгляд, в этом плане наиболее продуктивны для исследования с использованием как качественных, так и количественных методов. Простой количественный подсчет выявляет приоритеты авторов при выборе темы. Из 17 публикаций, соответствующих индикатору «этническая культура Мурманской области», 11 текстов так или иначе связаны с кольскими саамами, 3 посвящены поискам Гипербореи, 2 - поморам, 1 - социально-экономическим проблемам разных этнических групп Мурманской области.
Если говорить в целом, то понятно, что цель интеракции в СМИ - это привлечение внимания аудитории к какой-либо проблеме. В случае масс-медийных репрезентаций этнокультурной специфики Кольского Севера цель заключается в изменении отношения читателей к вопросам этничности. Если не считать советский период отечественной истории, когда этническое самосознание сознательно вытеснялось в пользу национальной идентичности, то можно сказать, что большую часть времени освоения северных территорий, особенно в эпоху колониальной экспансии императорской России, одной из основных особенностей общественных представлений об аборигенных этнических культурах являлась этноцентричная модель мира, согласно которой земли «инородцев» наделялись характеристиками антимира и противопоставлялись «русским» территориям [Теребихин, 2004: 5].
Как показывают журнальные публикации постсоветского периода, к концу XX в. этот вектор сместился в противоположную сторону, что отчетливо видно на примере Мурманской области. Знаком плюс стали наделяться нерусские этнические группы, в первую очередь, кольские саамы, а также локальная группа русских поморы. Однако количественный показатель и семантический анализ заголовков журнальных текстов демонстрируют, что главной целью авторов публикаций является привлечение внимания все же только к саамской культуре. В заголовках двух статей, посвященных поморам [Серов, 1990; Белых, 1989], авторы прибегли к прямой референции (называнию денотата одним словом в его основном значении), что четко обозначает тематику статьи, но проигрывает в плане пробуждения интереса у читателя. Напротив, в названиях публикаций о саамах используется целый арсенал художественно-изобразительных средств языка:
43
• метафоры: «В поисках уцелевшего снега» [Кошечкин, 1989], «Неуловимая керресь» [Плюхин, 1983], «’’Летучие камни” Севера» [Заферман, 1990];
• каламбур «Неуловимая керресь» [Плюхин, 1983];
• антитеза «Реалии против красивых деклараций» [Богданов, 2004];
• гипербола «Самое счастливое меньшинство» [Смирнов, 2005] (этот же заголовок можно рассматривать как оксюморон, если принять во внимание контекст: традиционно жизнь этнического меньшинства описывается в негативном ключе);
• аллюзии: к очеркам В.В.Чарнолуского - «’Летучие камни” Севера» [Заферман, 1990], к творчеству писателя Федора Абрамова, употребившего выражение «искать уцелевший снег» по отношению к художнику С.Г.Писахову, которому посвящена статья Б.И.Кошечкина [Кошечкин, 1989], к документам XVII в., которые упоминал в своих трудах И.Ф.Ушаков, - «Промыслы лежат преизящные, но для кого?» [Смирнов, 1991];
• развернутые словосочетания и предложения: «Куйва живет в Лукоморье» [Ткачев, 2001], «Священные камни у Белого моря» [Барышев, Филин, 2000], «Священные камни саамов» [Киселев, 1981], «К шаманам, которые не умирают» [Горшков 2000], «Наше великое прошлое в скалах Саами» [Стоцкий, 2005].
В литературоведении принято говорить, что перечисленные языковые средства способствуют созданию образности. Действительно, они являются строительным материалом для конструирования не только художественного, но и этнического образа кольских саамов. Последний можно рассматривать как часть географического образа Кольского Севера. Метаморфоза политического статуса региона Мурманской области конца 1980-1990-х гг. и последовавшее за этим изменение отношения к вопросам этничности перенесло внимание читательской аудитории и журналистов от Центра к северным территориям и к населяющим их коренным народам. Саамы Кольского полуострова, ставшие объектом пристального интереса, наилучшим образом отвечали задачам СМИ и публицистики этой эпохи. Во-первых, они воплощали представления о Севере как об этнической территории их проживания, способствуя тем самым формированию географического образа одного из регионов России. Во-вторых, помогали росту этнического самосознания представителей самого русского общества, почти утратившего этническую идентичность в советское время. В-третьих, родство групп российских и скандинавских саамов, из которых последние описывались как эталон развития народа, совмещающего традиционные промыслы и высокий «европейский» стандарт жизни, могло служить дополнительным стимулом к международному сотрудничеству с западными государствами.
Список литературы
Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма. М.: КАНОН-пресс-Ц Кучково поле, 2001. 286 с.
Барышев И., Филин П. Священные камни у Белого моря // Наука и религия. 2000. № 8. С. 22.
Бассин М. Россия между Европой и Азией: Идеологическое конструирование географического пространства // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. М.: Новое издательство, 2005. С. 277-310.
Белобородова И.Н. Евро-Арктический Баренцев регион в геополитической перспективе. URL: http://barentsculture.karelia.ru.
44
Белова О.А. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. М.: Индрик, 2005. 288 с.
Белых В. Поморы // Родина. 1989. № 10. С. 33-41.
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. 322 с.
Богданов Н. Реалии против красивых деклараций // Мир Севера. 2004. № 1. С. 36-37.
Бочкарева И., Есимова А., Замятин Д. Образы Центральной Азии в России и России в Казахстане (анализ ответов студентов и публикаций в СМИ) // Вестник Евразии. 2005. № 3. С. 30-47.
Всероссийская перепись населения 2010 года. Т. 4 - «Национальный состав и владение языками, гражданство». URL: http://www.gks.ru/fhse_doc/new_site/ perepis2010/croc/perspis_itogi 1612.htm.
Глазырин А.Е. Информационная модель основания этничности // Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2011. Вып. 2. С. 238-245.
Горшков В. К шаманам, которые не умирают // Вокруг света. 2000. № 7. С. 18-24.
Гуцол Н.Н., Виноградова С.Н., Саморукова А.Г. Переселенные группы кольских саамов. Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2007. 86 с.
Давыдова А.С. Религиозная ситуация в Кировско-Апатитском районе Мурманской области (по материалам прессы) // Кольский Север в XX-XXI вв.: культура, наука, история. Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2009. С. 125-135.
Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация: Сб. работ. М.: Прогресс, 1989. 310 с.
Дубин Б.В. Слово-письмо-литература: Очерки по социологии
современной культуры. М.: Новое литературное обозрение, 2001. 416 с.
Замятин Д.Н. Гуманитарня география: Пространство и язык
географических образов. СПб.: Алетейя, 2003. 331 с.
Заферман М. «Летучие камни» Севера // Наука и жизнь. 1990. № 2. С. 105.
Змеева О.В. «Новый дом» вдали от родины: этнические мигранты на Кольском Севере. Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2011. 95 с.
Иванищева О.Н. Социолингвистический портрет приграничного северного региона: Подходы и методы исследования. Мурманск: МГПУ, 2008. 164 с.
Киселев Я. Священные камни саамов // Вокруг света. 1981. № 2. С. 32-33.
Конституция РФ (принята всенародным голосованием 12.12.1993). URL: http://constitution.garant.rU/rf/chapter/3/#block_3000].
Кошечкин Б. В поисках уцелевшего снега // Вокруг света. 1989. № 12. С. 2-6.
Лазарев Е. Вехи Алмазного города // Наука и религия. 2000. № 8. С. 23.
Лазарев Е. Руны Русского Севера // Наука и религия. 1996. № 2. С. 62.
Леонтович О.А. Методы коммуникативных исследований. М.: Гнозис, 2011. 224 с.
Лихачев Д.С. Русский Север // Гемп К.П. Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука; Архангельск: Поморский ун-т, 2004. С. 3-4.
Лукина Т.С. Освещение деятельности Русской православной церкви в печатных периодических изданиях Мурманской области // Региональное сообщество в период социальных трансформаций: Кольский Север, начало XXI века. Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2007. С. 105-109.
Маркушина Н.Ю. Внешние связи Северо-Западного Федерального округа Российской Федерации и концепция «Нового Севера» // Балтийский регион. 2011. № 2. С. 102-111.
45
Матонин В.Н. «Северность» русской культуры // Историческая и социально-образовательная мысль. 2012. № 5. С. 35-36.
Миллер А.И. Империя и нация в воображении русского национализма: Заметки на полях одной статьи А.Н. Пыпина // Российская империя в сравнительной перспективе. М.: Новое издательство, 2004. С. 269-285.
Миллер А.И. Тема Центральной Европы: история, современные дискурсы и место в них России // Регионализация посткоммунистической Европы. М., 2001. С. 33-64.
Моль А. Социодинамика культуры. М.: Изд-во ЛКИ, 2008. 416 с.
Плюхин В. Неуловимая керресь // Вокруг света. 1983. № 11. С. 18-21. Прайс Монро Э. Масс-медиа и государственный суверенитет: глобальная информационная революция и ее вызовы власти и государства. М.: Институт проблем информационного права, 2004. 332 с.
Разумова И.А., Петров В.П. Проблемы и перспективы социально-антропологических исследований этнокультурной ситуации на Кольском Севере // Формирование основ современной стратегии природопользования в Евро-Арктическом регионе. Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2005. С. 108-118.
Российская периодическая печать: состояние, тенденции и перспективы развития. Отраслевой доклад. М.: ООО «Аналитик», 2013. 92 с.
Русские / отв.ред. В.А. Александров. М.: Наука, 1997. 828 с.
Рыков В. Шаманы Лапландии // Наука и религия. 1991. № 8. С. 58-61. Серов С. Поморы // Наука и жизнь. 1990. № 10. С. 54-55.
Смирнов А. Самое счастливое меньшинство // Гео. 2005. № 10. С. 150-160. Смирнов В. Промыслы лежат преизящные, но для кого? // Северные просторы. 1991. № 7. С. 11-12.
Стоцкий Ю. Наше великое прошлое в скалах Саами // Мир Севера. 2005. № 2-3. С. 31-33.
Теребихин Н.М. Метафизика Севера. Архангельск: Поморский
университет, 2004. 272 с.
Титков А.С. Образы регионов в российском массовом сознании // Полис (Политические исследования). 1999. № 3. С. 61-76.
Ткачев Д. Куйва живет в Лукоморье // Мы. 2001. № 1. С. 137-143. Федеративный договор от 31.03.1992. URL: http://constitution.garant.ru/ act/federative/170280/.
Шабаев Ю.П. «Русский Север» в этнокультурном и этнодемографическом измерении // Известия Коми научного центра УрО РАН. 2010. № 3. С. 75-81.
Allemann L. The Sбmi of the Kola Peninsula. About the life of an ethnic minority in the Soviet Union. Tromsш: University of Tromsш, Centre for Sami Studies, 2013. URL: http://septentrio.uit.no/index.php/samskrift.
Сведения об авторе
Бодрова Ольга Александровна,
кандидат исторических наук, научный сотрудник Центра гуманитарных проблем Баренц региона Кольского научного центра РАН
Bodrova Olga Aleksandrovna
PhD (History), Research Fellow of the Barents Centre of the Humanities of the Kola Science Centre RAS
46
