И. М. САМПИЕВ
ЭТНОКУЛЬТУРНЫЙ ДИАЛОГ КАК ФАКТОР СТАБИЛЬНОСТИ КАВКАЗСКОГО РЕГИОНА
В статье анализируется структура межэтнического культурного диалога в Кавказском регионе. Доказывается, что в условиях трансформации многосоставного сообщества этнокультурный диалог становится важным фактором устойчивого развития региона.
Ключевые слова: межэтнический культурный диалог, горская кавказская цивилизация, этнокультурная политика.
Культурные факторы стали определяющими в развитии социально-политических процессов последнего времени. Тем более это верно в отношении такого многонационального и полиэтнического региона, как Кавказ. Исходя из тезиса, что культурное взаимодействие народов имеет амбивалентный характер и реализуется как через сотрудничество, так и через конфликты, мы полагаем, что необходимо проанализировать структуру и состояние межэтнического культурного диалога в Кавказском регионе.
Этнокультурный диалог в этом регионе, как мы полагаем, можно рассматривать в различных аспектах: 1) взаимодействие субъектов межкультурных отношений может принимать формы сотрудничества, соперничества, взаимообогащения, амбивалентности (ситуационности), культурного экспансионизма, ассимиляции, аккультурации, неприятия, толерантности и пр.; 2) субкультурные единицы взаимодействуют как друг с другом, так и с иными культурами; 3) нарастающие глобализационные процессы оказывают влияние на культуру, при этом одни субкультуры являются проводниками, а другие объектами такого влияния (очевидно, глобализационные процессы будут восприниматься по-разному в связи с неоднородностью этнокультур в плане их традиционности); 4) межэтнический диалог в регионе имеет свою собственную историю и носит преемственный характер, который эксплицируется в традициях этнокультурного взаимодействия; 5) этнокультурное взаимодействие во многом определяется этническими авто- и гетеростереоти-пами; 6) сформирован определенный баланс культур, который неоднократно подвергался внешним воздействиям, что привело к системному кризису последних десятилетий на всем постсоветском пространстве, причем на Северном Кавказе он зачастую принимал формы этнической и межконфессиональной конфликтности.
Из множества субъектов межкультурного диалога в данной работе мы рассматриваем только этнокультурные общности, под которыми имеются в виду не только этнонации, но и этнические меньшинства, диаспоральные группы, этнокон-фессиональные общности и т. д.
Кавказ рассматривается отдельными специалистами как периферия различных цивилизаций (исламской, российской, европейской) или как
зона их контакта. Некоторые ученые пытаются доказать существование особой кавказской цивилизации, основу которой составляют глубинные естественные социокультурные факторы и этно-генетические аспекты кавказской ментальности (1). В частности, убедительные аргументы в пользу этой гипотезы приводит В. Е. Давидович (2).
Иной подход предложен А. В. Лубским, который утверждает, что Северный Кавказ является периферией российской цивилизации, поскольку «включен в единое символическое пространство, задаваемое российской государственностью» (3).
В. В. Черноус пришел к выводу, что горские народы Кавказа, испытав воздействие различных цивилизаций, религий и культур, создали к XV-XVI векам кавказскую горскую цивилизацию (4). По его мнению, эта цивилизация характеризовалась полиэтничностью, религиозным синкретизмом (синтезом местного язычества с элементами христианства и различными течениями ислама); сочетание высокогорья, предгорий и равнин определило взаимосвязь террасного земледелия, альпийского скотоводства и наездничества; психологические черты этносов были закреплены в своеобразных этических горских кодексах, преобладали негосударственные (но не догосударс-твенные) формы самоорганизации (5).
Мы полагаем также, что на Кавказе взаимодействуют несколько цивилизаций: горская кавказская, православная русская, европейская, исламская, восточно-христианская, буддистская. Однако отсюда не следует, что регион можно рассматривать как культурно-цивилизационную периферийную или контактную область. При необычайной пестроте этнического, языкового, конфессионального и социального многообразия культурная целостность Кавказа свидетельствует о существовании устойчивого ядра социокультурной общности и о наличии определенного культурно-цивилизационного фундамента, корни которого восходят к так называемой «палеокав-казской» общности. Обоснованным можно считать мнение В. С. Поликарпова о том, что многообразие этнических культур Кавказа образует не просто «мозаику культур», а вполне определенный культурный ландшафт, имеющий в своей основе общий субстрат (6).
Очевиден центральный статус горской кавказской цивилизации, распространяющей свое вли-
яние на предкавказские и закавказские равнины, предстающие контактными зонами. Именно наличие этой цивилизации как фундамента и интегратора этнокультурных ареалов делает регион Кавказа не просто местом эклектического и беспорядочного контакта культур, но и определяет его облик как эмпирически наблюдаемой социокультурной целостности. Именно в таком ключе, как нам кажется, во всей силе и красоте выявляется метафора Ю. А. Жданова: «Кавказ - солнечное сплетение Евразии» (7).
Из вышесказанного следует, что этнокультурный диалог на Кавказе, с одной стороны, имеет глубочайшие, чуть ли не архитипичные, исторические традиции, а с другой - осложнен и переплетен множеством фоновых коммуникативных взаимовлияний, важнейшие из которых связаны с этническими, языковыми, цивилизационными и конфессиональными различиями. Межэтнические коммуникации в своем естественном развитии, как правило, обретают диалоговую форму, и только внутриэтнические напряжения или внешние возмущения, культурная экспансия генерируют конфликтное взаимодействие. Теоретически важно выделить два типа межэтнических коммуникаций: прямые и опосредованные, в которых наличествует посредник в лице третьей культуры и / или государство. В последнем случае этнокультура и язык так называемого «государствообразующе-го» народа имеют очевидные преимущества перед остальными, что может рассматриваться как фактор потенциальной дисгармонии в межкультурных коммуникациях, а потому всегда сопрягается с этнокультурной и этноязыковой политикой, направленной на снижение конфликтности в межкультурных коммуникациях. Поэтому в анализе этнокультурного диалога в регионе важное место занимает исследование культурной политики государства как мощного субъекта и в то же время посредника этнокультурных взаимодействий.
Важнейшей методологической проблемой является выявление индикаторов состояния этнокультурного диалога в определенных пространственных и хронологических рамках. Какие же исторические факты межэтнических взаимодействий позволяют утверждать наличие традиций этнокультурного диалога на Кавказе? Какие факторы повлияли на изменение их характера?
Если анализировать проблему с точки зрения саморазвития культурного поля региона, то можно утверждать, что диалоговая форма межэтнической коммуникации (а значит, и этнокультурной) не только существовала в регионе, но и доминировала. Аргументируем наш тезис.
Вплоть до XIX века в регионе при чрезвычайном культурном многообразии не было монопольного одностороннего культурного влияния. Не могли оказывать такого влияния и региональные державы - Турция и Персия. В то же время Кавказ издревле характеризуется интенсивным культурным и торговым обменом не только с близлежащими областями, но и с весьма отдаленными, например, Китаем (через Кавказ проходил Великий шелковый путь), Египтом, Венецией, Генуей и др.
На Кавказе исторически выработалась особая культура межэтнической коммуникации, базовыми параметрами которой выступают императивы собственного достоинства, уважения и терпимости. Проживающие здесь этносы выработали особый ключ к взаимопониманию в условиях многоязычия и культурного многообразия. Таким ключом, на наш взгляд, была своеобразная регламентация поведения при помощи моральных кодексов и этикетных норм. Не случайно этические кодексы кавказских народов типологически близки.
Определенный политический и силовой паритет, экономическая необходимость в торговле с соседями, во многом сходная географическая среда, природные условия при всех имеющихся локальных отличиях не могли не способствовать выработке традиций межэтнических коммуникаций толерантного диалогового типа, что фиксировалось в таких общераспространенных культурных комплексах, как гостеприимство, побратимство, этикет и национальные кодексы, важнейшей составляющей которых было понятие чести и достоинства. Они же значительно облегчали коммуникации и между отдельными индивидами. Каждый странник знал, что он может рассчитывать на гостеприимство, безопасность и помощь со стороны иноплеменных кунаков и побратимов в инородной среде, причем отличительной особенностью этих норм была их универсальность. На межгрупповом уровне особая кавказская культура межэтнического поведения включала помимо указанных факторов и религиозную терпимость, неизбежную при конфессиональном синкретизме.
Согласно библейским рассказам, Кавказ является одним из очагов человечества. В исторической науке общепринятым считается представление о языковом родстве народов Кавказа, или о пракавказском культурном единстве. Его отголоски проявляются во многих чертах духовной и материальной культуры. Особенно это заметно в фольклорных формах, нартском эпосе, восходящем к бронзовому веку, в ценностно-смысловом наполнении культурных комплексов. Составные компоненты рассматриваемых этнокультур вариативны, при этом для них характерны глубокое взаимопроникновение и типологическое сходство. Это и создает благоприятные условия для ценностно-смыслового консенсуса культур, их уважительного диалога.
Исследователи отмечают преемственность культуры и антропологического типа жителей гор Кавказа при смешении и бесчисленных миграциях на равнинах Предкавказья. Миграционные волны несли новые культурные влияния, часть из которых перенималась и закреплялась в этнокультурных системах. В сложном и многозначном процессе этнокультурного взаимодействия происходило становление кавказского культурного круга, который в силу относительно равновесного баланса множества культур не мог не быть стихийно ориентирован на диалоговые формы.
В этнокультурные системы народов Кавказа органической частью входили обмен ценностями, знаниями, технологиями, обычаями. Традиции со-
трудничества выступали базисом взаимопонимания народов. Бесспорно, общежитие таких разных по происхождению, культуре, религии и языку народов не всегда носило только бесконфликтный характер. Однако существенно то, что и в самых драматических ситуациях на Кавказе конфликты и вооруженные инциденты (настоящих войн между своими народами Кавказ никогда не знал) всегда регулировались и строго регламентировались общепризнанными нормами и процедурами, которые во многом напоминают европейское «право войны», а процедуры миротворчества были весьма проработаны, носили конвенциальный характер и в силу этого были весьма эффективны.
Другая важная особенность миротворчества на Кавказе заключалась в том, что внутриэтничес-кие и межэтнические конфликты улаживались на базе единых принципов и опирались на сходные механизмы. Очевидно, все это не могло не отражаться на универсальном характере применения миротворческих процедур в отношении разных этносов и их представителей. Есть еще одна замечательная особенность традиционного урегулирования внутри- и межэтнических конфликтов на Кавказе, на которую практически не обращалось внимания. Речь идет о том, что в ситуации, когда нет никакой третьей превосходящей силы, которая могла бы «принуждать» к миру противостоящие стороны, при известном балансе сил, когда победа одной стороны и капитуляция другой просто невозможны, при кровной мести (как общем для всех народов институте) решения, принимаемые третейским судом, устные договоренности сторон или даже уступки просьбам авторитетных посредников, старейшин безукоснительно соблюдались.
Конфликтность на Кавказе была строго регламентирована традиционными правилами. Поэтому и методы разрешения, улаживания конфликтов были весьма развиты и представляли собой универсальные процедуры, включенные в этнокультурные системы всех народов. На основе этого мы вправе говорить о позитивных социальных функциях таких горских традиций, как гостеприимство, старшинство, куначество, рассматривая их как особые формы этнокультурного диалога.
Надо полагать, что такое межэтническое поведение входило составной частью в нормативно-ценностные системы каждого народа, в представления о чести и достоинстве, недаром ингушская пословица гласит: «Лучше воевать с благородными людьми, чем дружить с бесчестными». Представляется, что именно такие ментальные черты кавказских народов, как свободолюбие и достоинство, уважение к собственным традициям и культурным ценностям, служили прочной базой для понимания аналогичных чувств и поведения других народов и уважения их достоинства и прав.
Общая деградация традиционной культуры кавказских народов привела во многом и к утрате традиционных механизмов разрешения противоречий и конфликтов. Между тем этот опыт требует самого пристального исследования и осмысления в условиях, когда нарастают мировые тенден-
ции передачи государством многих регулирующих функций общественным структурам. Однако речь должна идти именно об осмыслении традиционных форм регуляции этнокультурных коммуникаций, а не о механической их актуализации.
С присоединением Кавказа к России существенно изменились структура и содержание этнокультурных коммуникаций. Включение всех народов края в единое политическое пространство с мощной культурой и специфической государственной политикой нарушило этнокультурный баланс и сами социальные механизмы этнокультурного взаимодействия. Появился единый для всего макрорегиона язык межнационального общения, новые сферы этнокультурных взаимодействий, формируемые русской культурой, выступающей в роли посредника между европейской и кавказскими культурами, в чем проявилось ее несомненное позитивное влияние.
В то же время внедрение формально-правового регулирования, чужеродных форм политического управления, вытеснение традиционных форм жизнеобеспечения этносов не могло не вести к трансформации этнокультур Кавказа, носившей противоречивый характер. С одной стороны, усваивались новые культурные ценности и технологии, обогащавшие и усложнявшие традиционные кавказские культуры, с другой - культурная агрессия выбивала многие элементы этих культур, приводила к межэтническим и внутриэтническим конфликтам, разрушала ценностно-функциональный традиционный комплекс культурного взаимодействия, особенно его диалоговые формы.
Хотя кавказские культуры оказали, в свою очередь, существенное влияние на русскую культуру (литературу, художественное творчество, хирургию, военное дело и т. д.), межкультурные коммуникации стали в большей степени монологичными. Советский период также не может быть оценен как однозначный в плане этнокультурного развития. Безусловные достижения в области образования, развития национальных литератур, искусства и т. д. были сопряжены с разрушением многих этнокультурных ценностей, традиционных регуляторов индивидуального и коллективного поведения.
Социально-экономические и политические преобразования последних лет обнажили противоречия и проблемы в межэтнических взаимодействиях в регионе, принявших во многих случаях конфликтную форму. Оказалось, что многие традиционные процедуры согласования интересов утрачены, советские образцы себя дискредитировали, а новые еще не сложились. В этой ситуации понятен всплеск интереса к традиционным ценностям и механизмам межнационального общения. Однако нельзя войти дважды в одну и ту же реку: надо четко отдавать себе отчет, что напрямую традиционные модели этнокультурных взаимодействий не могут применяться, так как изменились сами субъекты этих взаимодействий, предметы их отношений, исторические условия. Поэтому усилия элит в этом направлении объективно могут дать результат только при определен-
№ 3 (28), 2008
"Культурная жизнь Юга России" ^
ных условиях. Речь может идти, на наш взгляд, только о возрождении традиционного духа и гуманистических принципов традиционной модели этнокультурных взаимоотношений с учетом опыта всего человечества. Главное, что в условиях, когда все эти народы и общности включены в единое государство, такие модели должны стать органической частью государственной национальной и культурной политики.
Современное этнокультурное взаимодействие на Кавказе, формируемое во многом культурной и национальной политикой государства, носит противоречивый характер. Это проявляется в ряде проблем.
Во-первых, статус различных этнокультурных целостностей в официально культивируемой системе коммуникаций неодинаков. Наблюдается очевидное официальное ранжирование культур, на которое налагается цивилизационное и конфессиональное. На самом деле государству объективно трудно быть аэтничным и нейтральным культурно, ведь даже в самом демократическом государстве нельзя обойтись без государственного, и уже в силу этого привилегированного, языка, в данном случае русского. Аналогичное положение складывается и в сфере театра, поддержки национальных литератур, издательской деятельности, телевещательной политики и т. д.
Проблема, очевидно, не в самой асимметрии, носящей во многом объективный характер, а в диспропорциональном распределении ресурсов развития и функционирования культуры, непонимании и игнорировании региональной специфики на уровне центральных органов. Этнокультуры выступают здесь, скорее, как объекты воздействия, чем партнеры в культурном диалоге, что формирует негативное восприятие культурного воздействия. Роль государства в таком случае должна быть прямо противоположной, по крайней мере, включать в себя механизмы как защиты регионального культурного многообразия, так и презентации его на общефедеральном уровне.
Во-вторых, неадекватная культурная политика почти целиком оперирует официальными каналами коммуникаций, а все взаимодействие культур сводится к его внешней форме в виде дней культуры, юбилеев и т. п. Однако важнее то, как доминирующая (официальная) культура выполняет свою роль посредника межэтнического взаимодействия.
И здесь мы переходим к третьему комплексу проблем, связанному, как нам видится, с глобали-зационными процессами, точнее, с той их частью, которая имеет отношение к агрессивной экспансии массовой культуры. На наш взгляд, искусство и средства массовых коммуникаций в большей степени, чем наука и образование, подвергаются коммерциализации. Искусство, рассчитанное на массовое потребление, становится потребительским товаром. Собственно, выбора у человека нет - не спрос рождает предложение, а монополизированное предложение - спрос. Это предложение коррелируется с определенной культурной поли-
тикой, стимулирующей внедрение низкопробных культурных предпочтений и установок.
Особенно негативна роль телевидения, которое (может быть, за исключением канала «Культура») агрессивно внедряет нигилистическое отношение к национальной культуре и искусству (и русская культура здесь не исключение), пропагандируя низкопробные образцы, симуля-кры вестернизированной массовой культуры. О каком посредничестве между общечеловеческой культурой и культурами народов России можно говорить в условиях пропаганды секса, насилия, безнравственности при помощи наиболее эффективного средства межкультурного общения - телевидения?
Да и в сфере искусства проводимая государством политика вызывает тревогу. В условиях, когда искусство все более превращается в коммерческое предприятие, рассчитанное на массового потребителя, когда, по выражению одного из артистов, «пипл хавает», государство должно было бы поддерживать «нерентабельное» народное и классическое искусство, ставшее недоступной роскошью для рядового члена общества. Вместо этого создаются «тепличные» условия для низкопробных продуктов шоу-бизнеса, скандальных поп-групп и исполнителей. Совершенно очевидно, что телевидение активно провоцирует этнокультурную депривацию, резко снижает уровень общей культуры, по своему духу и содержанию антагонистично национальным культурам народов Кавказа как конкретным социальным феноменам, их ценностному и нравственному содержанию.
В целом культурная политика по ряду существенных характеристик - асимметричности, низкому уровню этнокультурного плюрализма, нарушению этнокультурного баланса, этнокультурному нигилизму - не может быть признана позитивной. Культурный стресс, провоцируемый ею, толкает к поискам замещающей идентичности (в частности, конфессиональной), провоцирует реактивный этнокультурный фундаментализм. Декультурация, разрушение этнических культур ведет к общей де-социализации, закономерно эксплицируется в эт-нополитическую напряженность.
Деструктивные процессы в межэтническом взаимодействии, утрата диалогового характера такого взаимодействия дискриминируют традиционные морально-нравственные ориентиры, что на Северном Кавказе чревато разрушением долгими десятилетиями складывавшегося конфессионального и этнического ценностно-смыслового консенсуса. Поскольку этнокультурный диалог является одним из необходимых механизмов социальной регуляции в полиэтническом сообществе, его нарушение ведет к общей социальной дезорганизации и усилению иных механизмов поддержания социального порядка, в первую очередь силовых.
Как справедливо пишет В. Россаде, культурная политика становится фактором любой политики и, наоборот, демократическая политика
по отношению ко всему обществу может пониматься только как культурная политика в широком смысле этого слова (8). Отсюда с учетом вышеизложенного напрашивается вывод, что общая демократизация полиэтничного и многоконфессионального государства требует равноправного диалога этнокультур. Таким образом, в условиях трансформации многосоставного сообщества этнокультурный диалог становится одним из важнейших факторов стабильного социально-политического развития.
Литература
1. Абдулатипов Р. Г. Кавказская цивилизация: самобытность и целостность // Научная мысль Кавказа. 1995. № 1. С. 56-57.
2. Давидович В. Е. Существует ли Кавказская цивилизация? // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 28-29.
3. Лубский А. В. Северный Кавказ - периферия российской цивилизации // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 36.
4. Черноус В. В. К вопросу о горской цивилизации // Россия в XIX - нач. XX в. Ростов н/Д, 1992. С. 36-37.
5. Черноус В. В. Кавказ - контактная зона цивилизаций и культур // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 32.
6. Поликарпов В. С. Культурный ландшафт Кавказа // Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия: тез. докл. и собщ. все-рос. науч.-практ. конф. Ростов н/Д, 1999. С. 85.
7. Жданов Ю. А. Солнечное сплетение Евразии. Ростов н/Д, 1999.
8. Россаде В. Социокультурные и этнокультурные подходы к проблемам преобразования Европы // Этничность. Национальные движения. Социальная практика. СПб., 1995. С. 92.
I. M. SAMPIYEV. ETHNO-CULTURAL DIALOGUE AS A FACTOR OF THE CAUCASUS AREA STABILITY
This article is dedicated to the structure and state of inter-ethnic cultural dialogue in the Caucasus area. The author reveals that the ethno-cultural dialogue becomes a significant factor in conditions of transformation of multi-national community for sustainable development of the area.
Key words: inter-ethnic cultural dialogue, mountainous Caucasian civilization, ethno-cultural politics.
С. Н. ЛУКАШ
РУССКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ МЕНТАЛИТЕТ: СПЕЦИФИКА ЮГА РОССИИ
В статье рассматриваются вопросы типологии ментальности русского народа с учетом регионализации его культуры. Автор анализирует ментально-ценностную сферу культуры казачества как одного из субэтносов русского народа.
Ключевые слова: менталитет, Юг России, казачество, культура, педагогический потенциал.
Понятие «менталитет» (от лат. - ум, мышление, образ мыслей, душевный уклад) впервые начало употребляться в средневековой схоластике еще в XIV веке (1). Этот термин получил развитие на рубеже XIX-XX столетий во Франции в исследованиях представителей школы «Анналов», развивающих идеи исторической антропологии. В частности, М. Блок, Л. Февр, И. Хайзенга, Ф. Айрес, Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби довольно широко трактовали понятие «ментальность», включая в него эмоциональное ощущение мира, «коллективное бессознательное» (2). Основоположники исторической антропологии призывали историков отказаться от приоритета письменных, архивных источников и повернуться «лицом к ветру», привлекая для решения современных проблем не только опыт людей прошлого, но и их привычки мыслить, почувствовать алгоритмы их действий в различных обстоятельствах.
Сторонники «новой исторической науки» Л. Февр и М. Блок стремились к воссозданию целостного представления о жизни людей, смело раздвигая для этого рамки исторической науки и используя понятийный аппарат и данные других
наук - географии, экономики, психологии, лингвистики. Л. Февр писал: «Удобства ради человека можно притянуть к делу за что угодно - за ногу, за руку, а то и за волосы, но, едва начав тянуть, мы непременно вытянем его целиком. Человека невозможно разъять на части - иначе он погибнет» (3). Ментальность и явилась тем научным инструментом, с помощью которого ваяли свой «антропологический заряд» представители школы «Анналов».
Категория «ментальность» в настоящее время вошла в понятийный аппарат целого ряда наук: истории, этнографии, этнологии, психологии, фольклористики, литературоведения и т. д. Интересны замечания классика французской исторической антропологии Жака Ле Гоффа о тенденции сближения ряда наук в связи с введением понятия ментальности (4). О том, что такая тенденция действительно существует, свидетельствует и появление новых дисциплин в отечественной науке. Направление исторической психологии успешно развивается, в частности, А. Я. Гуревичем, впервые использовавшим в 80-х годах XX столетия предшествующий опыт, накопленный запад-