CC BY
93
ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
УДК 340.113
Мартыненко Б.К.
ЭТИОЛОГИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО НАСИЛИЯ
В статье рассматриваются истоки и корни применения политического насилия в политике. Автор подчеркивает, что причины существования политического насилия объективны и в основном неустранимы именно как причины. При этом, выделяется структурное насилие (непрямое и не всегда связанное с лицом), которое определяется как «социальная несправедливость».
In the article sources and roots of application of political violence are examined in a policy. The author underlines that reasons of existence ofpolitical violence are objective and mainly irre-movable exactly as reasons. Thus, structural violence (indirect and not always related to the person) which is determined as a «social injustice» is distinguished.
Ключевые слова: насилие, политика, политическое насилие, истоки, элита, амби-ции, политические интересы, диаспоры, этнос, насилие.
Key words: violence, policy, political violence, sources, elite, ambitions, political interests, diaspores, ethnos, violence.
Насилие пронизывает всю современную цивилизацию, являясь её составной частью и выступает в качестве первопричины в многообразной детерминации форм общественной жизни [1, с. 24].
Нам представляется довольно убедительной точка зрения А.С. Третьякова, подчеркнувшего, что с позиции сегодняшнего дня, современного общественного развития можно заключить, что во все годы существования человечества на Земле насилие было и остается одним из самых негативных явлений жизни, причиняющее страдания. Монархический режим со своими постоянными экзекуциями, кровавые революции, фашизм с претензией на мировое господство, захватнические войны различных масштабов, международный терроризм и рост тяжкой насильственной преступности в современной России с автоматными очередями и взрывами, похищениями детей, захватами заложников, убийствами, разбойными нападениями - все это с достаточной убедительностью показывает подлинное содержание насилия, заключающееся в уничтожении людей, в причинении вреда их физическому и психическому здоровью [2, с. 23].
Верно замечено, что «переживаемое нами время характеризуется, как мы уже отметили ранее, цивилизационной бифуркационностью - переходом к новому типу обществ на планете, который сопряжен и с глубоким кризисом прежних социальных, государственных и идеологических основ, что вызвало современную эскалацию политического
насилия. В ее основе лежит целый комплекс причин, состоящий из двух качественно различных по своей природе «блоков», ответственных за те или иные зоны и формы политического насилия.
Первый «блок» образуем из причин-следствий разрушения почти вековой системы взаимного сдерживания и баланса между либеральными и мобилизационными обществами. Распад СССР означал не просто распад империи, каковых ранее было немало, он означал крушение единственного, субстанциального носителя коммунизма как одной из великих идеологий Просвещения. Другая из них
- либерализм - в условиях полной дискредитации противника, похоже, стала превращаться в разновидность социально-естественного верования.
Это вызвало целую серию серьезных связанных друг с другом последствий, ставших причинами эскалации политического насилия.
Победная эйфория, «приглашение к доминированию» американских и западноевропейских элит, особенно первых, породила два важных следствия:
а) кризис прежних основных международных институтов политического умиротворения (СБ ООН, ОБСЕ) и экспансию структур евроатлантической безопасности в Евразию; б) агрессивную вестернизацию, «экспорт демократии», западных культурных ценностей и образа жизни в страны Азии и Востока. Отсутствие прежнего сдерживающего советского патронажа привело к радикализации палестино-израильского конфликта (интифада), победе режима талибов, хронической политической
нестабильности, конфликтам, гражданским столкновениям в Средней Азии, Закавказье, Молдове. Началась прямая военная и политическая экспансия НАТО на Восток: война с Сербией, включение в структуры организации восточноевропейских государств. Прежняя терпимость и мирное сосуществование на основе угрозы взаимного гарантированного уничтожения сменилась «демократической нетерпимостью», выражающейся в целой системе политической, правовой, информационной, экономической дискриминации и максимализирующейся в блокаде и травле так называемых «государств-изгоев».
Упадок духа и пораженческие настроения постсоветской компрадорской элиты сменились реваншистскими амбициями современной, опирающейся на имперский нефтегазовый ресурс. Вновь потихоньку началось «собирание земель» с его первой фазы восстановления прежнего влияния на постсоветском пространстве в соперничестве с теми, кто сумел уже проникнуть в зоны традиционной «российской ответственности» через механизмы «бархатных революций» и международных правозащитных организаций. Отсюда явные военные конфликты (Чечня, Южная Осетия, Абхазия), консервация тлеющих конфликтов низкой интенсивности (оппозиция русскоязычных диаспор в странах Балтии, Молдове, Казахстане) [2], пиар-войны с Украиной и Белоруссией.
Другая группа взаимообусловленных причин связана с поистине небывалыми событиями последних десятилетий, приведшими к складыванию новых этнических, технологических и геополитических реалий, образующих формат современного глобального терроризма.
Второе великое переселение народов в виде «глобального просачивания» народов Азии, Африки и Латинской Америки в мегаполисы стран «золотого миллиарда». Этнос традиционных обществ глобализуется в виде своих повсеместных диаспор. И хотя территория «исторической родины» остается предметом ностальгии и спорадического паломничества, большинство неевропейских жизнеспособных этносов переходят в качественно новую форму существования - от национальной к глобальной, создавая всеобъемлющие сетевые структуры [4]. Следует признать, что это более адаптивные и, вероятно, эволюционно более перспективные сообщества, нежели национально-государственные образования старой Европы.
Новая технологическая революция в сфере коммуникаций чрезвычайно способствует «революции этноса», создавая новую архитектуру мировых связей через киберпространство. Диаспоры и родина образуют свои автономные и самодостаточные культурные и религиозные миры, инкорпорированные, но одновременно невидимые для окружения в европейских национальных территориях, население которых, наоборот, дезинтегрируется под воздействием новых информационных сред.
Новый существенный фактор политической нестабильности, провоцирующий амбиции и притязания, вызовы и угрозы, - так называемое «возвышение полупериферий». Помимо традиционных участников прежнего мирового пасьянса (Россия и Китай), к ним относятся также Бразилия, Индия, Пакистан, Иран и др., всё более смело предъявляющие претензии на «передел уже поделенного мира». Они склонны искать нетрадиционные пути достижения целей, использовать спорные методы и средства, тайно поддерживая силы и организации, способные нанести ущерб, подорвать влияние нынешних гегемонов.
Потому и по сей день если есть «система» с «государством», господствующей властью в виде США и североатлантических государств старой Европы, то непременно опять появляются радикальные элементы, «партизаны», которые не то что «придумывают» - они своим нонконформистским духом, протестом, революционной волей вдыхают новую жизнь в какую угодно замшелую старую идеологию» [5, с. 136-139].
Чем же обусловлено применение насилия в политике?
Прежде всего - несовместимостью интересов различных социальных групп. Несовместимость интересов классов, социальных групп заставляет их ради реализации своей воли прибегать к средствам принуждения, с их помощью противодействовать другим группам.
Противоположность политических интересов
- объективная реальность. Однако формы и масштабы насилия в политике могут быть разными. Характер насилия тесно связан с формой реализации политической власти. Власть может реализовываться в двух основных формах: господство и руководство. Господство предполагает абсолютное доминирование какого-либо класса или группы в обществе. Оно опирается на применение насилия в крайних, прямых формах. Это проявляется не только в форме физического, но и идеологическо-
го, психологического принуждения. Такая форма власти характерна для автократических режимов: «Автократические и тоталитарные режимы, существовавшие и в древности, и в наше время, всегда провоцируют крайние формы политического недовольства в силу более высокой интенсивности монополизации власти и соответствующего более серьезного, чем обычно, ущемления остальных групп в их политическом участии - и столь же крайними средствами их подавляют. Также время от времени в общественном развитии появляются противостояния между господствующими культурами и новыми радикальными контркультурами, служащие питательной почвой для самых крайних форм протеста и политического насилия [5, с. 150].
В демократических режимах власть реализуется в форме руководства, которое предполагает осуществление социальной воли той или иной группы или класса с помощью, главным образом, авторитета, убеждения, влияния, экономического стимулирования, а также использования не прямых форм принуждения.
Таким образом, даже в демократических государствах насилие имеет место, но оно сведено к минимуму, ограничено четкими правовыми и нравственными рамками.
Следует обратить внимание на то, что и в демократическом обществе сталкиваются разнообразные социальные интересы. Но для демократических режимов характерна политика согласования интересов различных групп в обществе. Всякое нарушение принципа компромиссного согласования интересов общественных групп на основе общих интересов может привести к нарушениям и конфликтам [6].
Причины существования политического насилия, таким образом, объективны и в основном неустранимы именно как причины. Это, однако, не означает, что их нельзя ввести в формат предсказуемости и контроля» [5, с. 150].
«Политическое насилие имеет в качестве причин своего существования как «метафизические», т. е. неотъемлемые от природы самого общества и власти, так и преходящие, социокультурные и исторические. Вероятно, с первыми невозможно «бороться», они есть и будут, их надо просто разумно учитывать и по возможности минимизировать их негативные проявления. Но вот вторые лучше поддаются устранению через их рационализацию, понимание и сознательное стремление к преодолению.
В отношении первых, «метафизических», причин можно сказать следующее. Любая форма отношений власти предполагает ассиметрию, неравенство - всегда есть господствующие и подчиненные, это постоянно существующая основа для возмущения и неравенства. Однако эти отношения, будучи в формате легальности и легитимности, уже не вызывают особо сильного раздражения, помимо привычного повсеместного «недовольства правительством или начальством», возлагающего на них ответственность за периодические ухудшения своей жизни.
Важнее другая неустранимая структурная причина: неравное положение, постоянно существующие прямые и скрытые столкновения групповых интересов. В обществе всегда имеет место мозаика групп, обособляющихся от других по тем или иным основаниям: экономическим, религиозным, культурным, и конкурирующих между собой за ресурсы и статус. Ничто не стоит на месте: одни группы «нисходят» по влиянию, активности, временно оставаясь в прежнем статусе, другие «восходят», будучи какое-то время ущемленными в распределении общественного пирога. Ясное дело, что подобные группы болезненнее других будут реагировать на социальные изменения и охотнее, решительнее других прибегать к радикальным, насильственным мерам по коррекции своего положения... Потому политическое насилие - как выражение критических моментов прямых столкновений между ними в периоды неурегулированности, обострений, нестабильности - всегда будет существовать в той или иной степени интенсивности своего проявления. Также неустранима и бюрократия, слой специалистов-управленцев, особая каста, «служебная машина», имеющая свои внутренние автономные механизмы существования и особое корпоративно-групповое сознание, в той или иной степени отчужденное от остального общества, паразитирующее на властном ресурсе и вызывающее глухое неприятие остального населения. И государство, и бюрократия обладают таким консервативным качеством, как инерционность, неумение быстро изменяться, адаптироваться к новым условиям, требованиям мобилизованных групп. Всё это может вызывать политическое насилие даже в самых демократических странах» [5, с. 148-150].
Можно утверждать, что носителем насилия является сама социальная система, представляющая собой систему коммуникаций. При этом насилие можно рассматривать как особую коммуникацию
действий либо реакций на действия. Таким образом, «насилие встроено в систему общества и само является не чем иным, как системой» [7].
Причины и условия насилия могут вытекать из особенностей:
а) экономической ситуации в стране;
б) общей политической обстановки в государстве;
в) социально-психологических отношений, господствующих в обществе.
Именно такая расстановка групп отношений, влияющих на рост насилия, представляется нам вполне обоснованной.
По мнению Н.И. Китаева, социальное насилие производно от экономических отношений, цель его применения определяется экономическими интересами классов и социальных групп [8, с. 11]. Г.Н. Киреев провозглашал причиной возникновения и существования насилия классовые различия и имущественное неравенство [9, с. 41]. В.В. Денисов считал, что насилие порождено социальными, прежде всего экономическими, условиями антагонистического общества и потребностями конкретных классовых отношений, противоречий и борьбы [10, с. 5]. Э.И. Скакунов заявляет, что в объяснении современных форм социального насилия приобретает значение факт неравномерности цивилизационного развития, порождающий ресурсный дефицит отстающих в развитии социальных групп, а с ним - и дискриминацию этих групп [11, с. 29-30]. Подобная трактовка мотивов группового насилия широко используется при анализе современных форм терроризма [2].
Сегодня в России формируется социальная структура классового типа с присущим ей конфликтом «труда и капитала» [13]. Усиливается неравенство между господствующим классом и массовыми слоями населения в доступе к здравоохранению, образованию и т. п.; реально встает перед государством проблема вымирания государственно образующей нации. Все это позволяет расценивать сложившееся в обществе положение как структурное насилие [14].
Автором этой теории является И. Галтунг, полагающий, что структурное насилие (непрямое и не всегда связанное с лицом) определяется как «социальная несправедливость». Оно встроено в социальные структуры и поддерживается ими.
Все вышесказанное - верно, но нас, в первую очередь, интересует характер потенциального или реального насильственного разрешения конфликта между большими социальными группами (классами).
Этот конфликт обычно возникает в тех случаях, когда интересы сильных классов в рамках системы противоположны. В остальных случаях коммуникация относительно стабильна и характеризуется независимостью, поддержкой, подчиненностью и др. Российское общество в нынешнем временном периоде отличается от восточноевропейских обществ явным отсутствием сколько-нибудь сильного независимого класса. Как следствие, российские условия далеко не идеальны для групп, соперничающих друг с другом за экономические и властные рычаги. Интеллектуальные ресурсы при этом являются важными орудиями общества, пока борьба за власть остается более или менее в рамках коммуникативной сферы. Когда же соперничающие группы прибегают к таким действиям, как насилие, последнее само становится ресурсом.
Именно по причине отсутствия сильных классов российское общество оказалось в ситуации конфликтов социально слабых групп, где нет в системе коммуникации ни господства, ни подчиненности, ни независимости.
Общество столкнулось не только с социальными конфликтами, но и с попытками их насильственного разрешения, которые возникают как в силу объективных причин (отсутствие стабильных и сильных групп), так и из-за пренебрежения к экономическим и социальным правам подавляющей части населения. Вследствие этого можно предположить и попытаться доказать, что это насилие приобретает форму эпидемии и на деле поддерживается самим обществом и государством.
Одна из самых важных проблем, связанных с крупными конфликтами, заключается в необыкновенно высокой поляризации общества, вызванной заметным неравенством доходов. Логика рыночных реформ порождает структурную безработицу, бедность - словом появление совершенно беззащитных слоев. Обычно государство регулирует и смягчает недовольство этих слоев рядом мер, включая и угрозу насилия. Однако в современных российских условиях государство не в состоянии поставить под контроль насилие против слабых со стороны других социальных групп.
В качестве факторов, способствующих появлению социального насилия, в западной и российской социологии указываются такие социальные явления, как демографический взрыв, конфликт поколений; социальные процессы - например, урбанизация; социально-политические причины - социальное неравенство на уровне наций, стремление к национальному суверенитету; социально- психологические факторы - отчуждение личности, потре-
бительское отношение к жизни, воздействие СМИ и кинематографа на сознание людей [15].
Представляется, что на современном этапе развития человечества действительной причиной возникновения международного терроризма являются конфликтные ситуации в отдельных регионах мира, периодически возникающие в ходе непрекращаю-щейся борьбы за мировое господство, ведущейся с 50-х годов второй половины XX века иными методами и средствами, чем ранее.
Раньше государства боролись за мировое господство, в основном используя обобщенное оружие низких приоритетов: физическое и редко оружие геноцида. Соответственно встречали и противодействие оружием низкого приоритета как от государств подвергавшихся экспансии, так и от политических группировок: национальноосвободительные и гражданские войны. При этом с заведомо сильным соперником велись войны партизанскими методами. Однако теперь насилие осуществляется в основном информационным и экономическим оружием, обладание которым в необходимых масштабах стало возможно лишь на государственном уровне (за исключением наркобизнеса), да и. то не для всех государств. Воздействие этими двумя видами оружия настолько велико, что подавление активного сопротивления хотя и не достигается сразу, но принимает широкие масштабы и устойчиво сохраняется на длительный период. Мировое правительство через СМИ и международные финансовые органы стремится насильно насаждать «общечеловеческие» и фактически «американские» ценности в ущерб национальным особенностям тех или иных народов. При этом перед СМИ ставится задача по притуплению национального чувства и подавлению воли к сопротивлению у любого народа. Этим достигается ликвидация социальной базы гражданской или национально-освободительной войны. Однако интернациональное воспитание общества на «общечеловеческих ценностях», какими бы финансами это не вскармливалось, не имеет полного успеха, а в некоторой его части это вызывает и устойчивую неприязнь, тем более на фоне экономического и идеологического закабаления страны [16].
Литература
1. Третьяков А.С. Уголовно-правовая превенция тяжких насильственных преступлений: Дисс. канд. юрид. наук. Челябинск, 2004.
2. До лучших времен в эпоху разрушения прежних норм международного права, когда этнический сепара-
тизм приобретает вполне либерально-прогрессивный вид борьбы против геноцидов: сначала Албания, затем последовали Южная Осетия и Абхазия.
3. Там же. С. 23.
4. Стоит где-то чему-то с кем-то случиться, на улицах мегаполисов мы видим представителей, казалось бы, или несуществующих, или экзотических народов: ассирийцев, тибетцев, уйгуров. Даже имеющие свои исконные территории и сильно к ним привязанные народы имеют разветвленные диаспоры по всему миру, например, монголы, туркмены, турки и т. д.
5. Красиков В.И. Насилие в эволюции, истории и современном обществе. Очерки. М., Водолей. 2009.
6. Бакалов А.И. Политический конфликт и насилие // Сборник научных трудов. Серия «Право». Вып. 1 (5) // СевКавГТУ Ставрополь, 2003.
7. Дмитриев А.В. Насилие - российский вариант // http://www.nns.ru/analytdoc/konf2.html
8. Китаев Н.И. Социальное насилие в современном классовом противоборстве. Минск, 1980.
9. Киреев Г.Н. Сущность насилия. М., 1990.
10. Денисов В.В. Социология насилия. Критика современных буржуазных концепций. М., 1975.
11. Скакунов Э.И. Природа политического насилия. Проблемы объяснения // Социс. 2001. № 12.
12. Мюнклер Г. Асимметричные угрозы // Goethe Merkur. Bonner Universitatsdruckerei. 2003. № 1. С. 5-13; Олтман Й. О вечной войне // Goethe Merkur. Bonner Universitatsdruckerei. 2003. № 1. С. 34-40; Терроризм в современной России: состояние и тенденции («круглый стол») // Социс. 2001. № 5. С. 3-11; Чемпиль Э.О. Вернется ли война назад? // Goethe Merkur. Bonner Universitatsdruckerei. 2003. № l. C. 14-24.
13. Никовская Л.И. Трансформация в России в контексте социального конфликта. М., 2003. Ч. 1. С. 200; Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике: Автореф. ... докт. дисс. социол. наук. М., 2000. С. 11; Шкаратан О.И. Российский порядок: вектор перемен. М., 2004. С. 191.
14. Серебрянников В.В. Социология войны. М., 1997. С. 335; Третьяков В. Нужен ли нам Путин после 2008 года // Российская газета. 2005. 23 июня. С. 7.
15. Дарендорф Р. Современный социальный конфликт: Очерк политики свободы. М.: Росспэн, 2002; Денисов В.В. Социология насилия. Критика современных буржуазных концепций. М., 1975. С. 43-44; Дроздов А.Ю. «Агрессивное» телевидение: социальнопсихологический анализ феномена // Социс. 2001. № 8. С. 62-67; Мюнклер Г. Асимметричные угрозы // Goethe Merkur. Bonner Universitatsdruckerei, 2003. № 1. С. 5-13; Тарасов К.Л. От насилия в кино к насилию «как в кино»? (На материалах западных исследований) // Социс. 1996.
