CC BY
58
В общефилософском смысле свобода есть возможность действовать в соответствии со своим выбором, границы которой определяются социальными и культурными нормами, а также нормами права и морали. При этом юридическое восприятие свободы фактически сводится к институту диспозитивности, т.е. выбору одного из нескольких вариантов поведения, что и получило наиболее широкое признание в праве. В российском законодательстве о свободе совести гарантируется возможность выбора убеждений и мировоззрений как религиозного, так и нерелигиозного (философского, научного, светского) толка. Выбор убеждения не является основанием для каких-либо преследований, дискриминации и находится под защитой государства.
Социальная же практика неизбежно вносит коррективы в содержание признанных свобод, в том числе, в понимание и юридическое толкование свободы совести. С субъективной стороны свобода совести - это возможность индивида самостоятельно определять свои мировоззренческие позиции, делать нравственный выбор. С объективной стороны свобода совести представляет собой нормативно закрепленное право, признанное и гарантированное государством. В этом отношении право на свободу совести рассматривается как неотъемлемый атрибут нравственного самоопределения личности в отношении к возможности выбирать ту или иную веру, а также придерживаться нейтральной позиции в отношении к религии или быть атеистом. Правовое регулирование свободы совести является комплексным и межотраслевым: оно включает нормы, определяющие содержание этой свободы, а также меры ее защиты и ограничения.
Российское законодательство в регулировании вопросов свободы совести опирается на ряд международных правовых документов: Всеобщую декларацию прав человека 1948 г., Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г., Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод 1950 г., Декларацию о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений 1981 г.
Правоотношения в области реализации религиозных прав и свобод гражданина регулируются нормативными правовыми актами, принадлежащими к различным отраслям права. Особая роль здесь принадлежит Конституции Российской Федерации (ст. 13, ст. 14, ч. 2. ст. 19, ст. 28, ч. 2. ст. 29, ст. 30, ч. 3. ст. 59 и др.). К числу важнейших базовых законов относится Федеральный закон от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях». Кроме него, на федеральном уровне в общей сложности действует свыше 90 федеральных законов и более 100 иных нормативных правовых актов, в которых в том или ином аспекте упоминаются вопросы свободы совести и деятельности религиозных объединений.
Однако действующее законодательство и правоприменительная практика далеки от совершенства, не только оставляя нерешенными проблемы статуса традиционных и нетрадиционных религиозных объединений в России, но и допуская злоупотребления правом. Доказательством роста злоупотреблений правом со стороны государственной власти является тенденция постоянного роста обращений религиозных объединений и отдельных граждан к Уполномоченному по правам человека. М.И. Одинцов приводит статистику таких обращений: в 2008 г., утверждает он, в почте Уполномоченного насчитывалось чуть более 350 заявлений, в 2009 г. - более 3200, а в 2010 г. - 5400. «Практически каждый день, - пишет М.И. Одинцов, - на страницах федеральных и региональных правозащитных, религиозных, научных и религиоведческих изданий, в обобщающих аналитических материалах и в средствах массовой информации, включая Интернет-ресурсы, появляются все новые и новые сообщения о многочисленных фактах нарушений и конфликтных ситуаций в этой сфере; рассказывается о трудностях и сложностях, с которыми приходится сталкиваться верующим в различных органах государственной власти и местного самоуправления, в достижении справедливого их разрешения» [1]. К этому можно добавить, что Европейский суд по правам человека принимает уже шестое решение по жалобам разных российских религиозных организаций, но вердикт Суда не меняется: «Россия виновна в нарушении Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод».
Таким образом, не только российское законодательство еще требует существенного пересмотра и совершенствования, но и ощущается сложность, неоднозначность позиции официальной власти. Очевидно, что между органами власти и гражданским обществом существует диссонанс в оценках
реальной ситуации: если одни расценивают ее исключительно позитивно, то другие высказывают недовольство и сомнение в отношении общего курса государства в защиту свободы совести и вероисповедания.
В истории права идея злоупотребления (chicane) обсуждалась еще римскими юристами, которые признавали возможность таких случаев, когда лицо, имеющее права, пользуется им не столько для достижения собственных интересов, сколько в целях причинения вреда другому лицу. С течением времени данная идея получила две основные трактовки: первая касалась злоупотребления властью, т.е. теми правами и полномочиями, которые возложены на уполномоченное лицо, вторая подразумевала злоупотребление гражданами своими субъективными правами и свободами.
В современной юридической науке нет однозначного мнения относительно использования термина злоупотребления правом, его отраслевой принадлежности и даже обоснованности его правовой природы. В основном исследователи делятся на тех, кто признает наличие достаточных юридических признаков у категории «злоупотребление правом», и тех, кто их отрицает. Среди последних можно упомянуть С.Н. Малеина, уверенного, что злоупотребление правом не может быть отнесено ни к общей норме права, ни к продуктивной научной и теоретической идее, поскольку «возможно одно из двух: если субъект действует в границах принадлежащего ему права - и тогда он не злоупотребляет своим правом, или он выходит за пределы, установленные законом, и таким образом, нарушая закон, не злоупотребляет правом, а совершает элементарное правонарушение, за которое должна следовать ответственность» [2, с. 160]. Несмотря на столь четкую позицию, понятие злоупотребления все же используется в различных отраслях права, где имеются такие нормы, как «злоупотребление должностным положением», «финансовые злоупотребления», «злоупотребление правом на проведение агитации» и т.д.
В контексте исследуемой темы злоупотребление правом приобретает особое теоретическое и практическое значение, поскольку здесь вопросы права, философии и морали находятся в тесной взаимосвязи. Сущностная основа злоупотребления правами заключается в конфликте между внешне правомерным использованием лицом своих возможностей и, в принципе, аморальным антиобщественным поведением. Достаточно отметить, что этимологическое значение слова «злоупотребление» отправляет нас к анализу философских категорий зла, добра, справедливости, должного, т.е. к системе понятий, на которых основан дух закона. Вероятно, именно эта идея права и закона обусловила появление позиции, согласно которой злоупотребление правом должно находится в сравнительном ряду типов правового поведения - правомерного и противоправного.
Как писал Жан-Луи Бержель о соотношении «буквы» и «духа» права, «есть случаи, когда какие-то лица по форме соответствуют существующей правовой системе, но, придавая своим действиям полную видимость юридической правильности, на самом деле используют свои права, отдельные правила или институты в целях, противоположных тем, которые преследуются позитивным правом. То есть они следуют букве права, но нарушают его дух. Поэтому именно дух права должен быть в центре внимания, поскольку дух есть синоним естественной направленности, или конечных целей, на которых основывается любая юридическая система» [3, с. 441]. Продолжая эту мысль, он утверждает, что за такие формы поведения, которые не нарушают «буквы» объективного права, но противоречат духу права, следует наказывать, поскольку они связаны с правовым злоупотреблением и мошенничеством.
Сходное представление развивал болгарский правовед Я. Янев, в 80-х гг. ХХ в. он относил данное явление к типу осуществления права, находящегося в противоречии с целями и предназначением права. По его мнению, необходимо не только отличать правомерное поведение от правонарушения, но и видеть различия в злоупотреблении правом и правонарушении. «Когда действия или бездействия ни прямо, ни косвенно не нарушают правовых норм и принципов права, но находятся в противоречии с принципами морали и правилами социалистического общежития, нарушают эти правила, в отношении которых закон требует, чтобы они уважались и соблюдались, то в принципе это будет злоупотребление правом» [4, с. 184]. Поэтому злоупотребление правом сводится к тому, что по форме данное явление правомерное, а по сути - аморальное.
Отталкиваясь от этого и других подходов к определению злоупотребления правом, современный российский правовед А.А. Малиновский отмечает, что исследование злоупотребления правом должно
осуществляться не только с помощью традиционных критериев «правомерности-неправомерности», но также и с точки зрения цели права, возможности его использования во вред общественным отношениям, осуществления в противоречии с его назначением» [5, с. 27]. Он вводит критерии квалификации деяния как злоупотребления правом, признавая при этом, что вопросы квалификации при отсутствии четких признаков злоупотребления в качестве общей нормы права вызывают серьезные сложности, но не исключают теоретического интереса к данной проблеме.
По мнению А.А. Малиновского, для того, чтобы установить, является ли конкретное деяние злоупотреблением права, необходимо утвердительно ответить на следующие вопросы: 1) обладает ли субъект конкретным правом, 2) совершил ли он действие по осуществлению своего права; 3) осуществлено ли субъективное право в противоречии с его назначением и 4) был ли причинен вред личности, обществу, государству в результате осуществления права? Таким образом, он признает, что злоупотребление правом возможно, как минимум, при наличии субъективного права и свободы выбора способов его реализации.
Исследований, посвященных злоупотреблению правом в сфере свободы совести и вероисповеданий не так много, и работа А.А. Малиновского одна из тех, где приводятся конкретные примеры и анализируется правоприменительная практика, хотя не все доводы автора являются в равной мере убедительными. Кроме того, в описанных им случаях нередко даны характеристики неправомерной формы злоупотреблений, т.е. подлежащих санкциям административного, уголовного, семейного, гражданского права, что представляет меньший научно-теоретический интерес, чем правомерные формы.
К примеру, он считает, что одним из наиболее распространенных видов злоупотребления свободой совести является навязывание мировоззрения одного лица или группы лиц другому, что, по его мнению, противоречит правовой норме самостоятельного выбора личностью своих убеждений. Однако способен ли кто-то из экспертов, психологов, юристов, философов дать точные критерии, когда выбор является самостоятельным, а когда он совершается под воздействием кого-либо извне. По сути, личность всегда совершает выбор под воздействием чьих-либо авторитетных для нее мнений. Применение же особых техник психического, эмоционального, вербального воздействия на ум и волю человека довольно редко удается доказать и фактически установить. К тому же, то лицо, на которое было направлено подобное воздействие, как правило, не осознает, во-первых, наличие этого воздействия, а во-вторых, какую-либо угрозу извне, в особенности умышленное причинение вреда, что как раз и важно для констатации юридических признаков злоупотребления.
Всего А.А. Малиновский выделяет шесть типичных видов деяний, которые можно расценивать как злоупотребления свободой совести [5, с. 88-96]. Первое связано со склонением лиц, нуждающихся в медицинской помощи, к отказу от нее полностью или частично, включая вакцинацию, переливание крови, использование определенных лечебных препаратов и т.п. Причем, сам автор понимает, что, если данный факт имел место и он доказан, то последуют санкции: в соответствии с действующим российским законодательством, такая религиозная организация будет ликвидирована на основании п. 2. ст. 14 ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях». Любопытно, что в соответствии с законодательством других стран такое деяние может рассматриваться именно как правомерное злоупотребление, а не противоправное деяние.
Второй пример злоупотребления относится к деятельности религиозного объединения или его лидера, направленной на разрушение семьи. И вновь автор делает поправку на сложившиеся в обществе традиции воспитания и законодательство стран, по которым данные обстоятельства могут лежать вне сферы злоупотреблений. Как правило, так называемое «разрушение» семьи происходит вследствие расхождения взглядов на приоритет ценностей и смыслов совместного бытия, ведения хозяйства, воспитания детей и т.п. Лицо, исповедующее убеждения, отличные от тех, которые сложились в данной семье, изменяет и свой образ жизни, что, скорее всего, приводит не к «разрушению» семьи, а к сложностям в межличностных отношениях. В некоторых случаях «разрушение» сопровождается реальным уходом члена семьи из дома, отказом исполнять свои семейные обязанности, и в данных обстоятельствах можно говорить о злоупотреблении, но лишь в той мере, в которой возможно доказать, что лицо принимает решение против своей воли и остальным членам семьи наносится ущерб.
Третий пример злоупотребления свидетельствует о нарушениях в связи с препятствиями в получении образования. При этом автор уточняет, что в случае, если доказан факт воспрепятствования получения обязательного образования со стороны конкретных лиц (например, родителей, принадлежащих определенной религиозной общине) или религиозной организации, то это является правонарушением, а не злоупотреблением, однако, если речь идет о внушении мысли о нецелесообразности обучения в средних специальных или высших учебных заведениях, то можно говорить о правомерном злоупотреблении.
Четвертый пример - принуждение лица к отчуждению своего имущества в «добровольном порядке». Опять же заключается в малоубедительной доказательной базе применения специальных психотехник, мошенничества, сокрытия подлинной информации, утаивания с целью завладения чужим имуществом. Как правило, такое злоупотребление доверием, введшее в заблуждение и являющееся наказуемым деянием, может произойти и при отсутствии религиозного воздействия. Что же касается случаев, когда новообращенные лица все же принимают подобного рода добровольное решение, то оно находится вне сферы злоупотребления.
Пятый пример - злоупотребление свободой совести в связи с принудительным исполнением ритуалов, наносящих вред психическому, физическому здоровью личности, оказывающих деструктивное влияние, включая участие в изнурительных обрядах при недостаточном количестве сна, питания, отдыха, а также соблюдение строгих требований диет, сексуальных воздержаний, дыхательных упражнений и т.п., ослабляющих общее психо-эмоциональное, волевое и когнитивное состояние организма. В квалификации данного деяния существенную роль играет фактор добровольности, именно он лежит в основе критерия правомерного или противоправного характера злоупотребления, поскольку тот, против кого осуществляется «насилие», воспринимает ограничения как «благо» и ни в коей мере не признает их деструктивное воздействие, соответственно элиминируя состав правонарушения.
Наконец, шестым примером злоупотребления А.А. Малиновский называет склонение к самоубийству. При этом он четко указывает, что «данное злоупотребление нельзя рассматривать в качестве такого преступления, как доведение до самоубийства... поэтому в большинстве случаев, злоупотребление свободой совести и свободой вероисповедания в виде склонения адептов к самоубийству не наказуемо» [5, с. 96]. Это более чем странное утверждение находится в противоречии с содержанием п. 2 ст. 14 ФЗ № 125 «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26 сентября 1997 г., где четко указано: «Основаниями для ликвидации религиозной организации и запрета на деятельность религиозной организации или религиозной группы в судебном порядке являются ... склонение к самоубийству.». А это значит, что склонение к самоубийству нельзя отнести к правомерной форме злоупотребления, по крайней мере, в нынешней формулировке этой правовой нормы.
В качестве примеров злоупотреблений свободой совести, приводимых российскими правозащитными организациями, отстаивающими интересы малочисленных религиозных объединений, прежде всего протестантского направления, отмечаются такие негативные действия со стороны власти, как: неправомерная ликвидация или ограничение (воспрепятствование) деятельности религиозного объединения, отказы в регистрации религиозных организаций, волокита в деле возвращения бывшей так называемой церковной собственности, необоснованные препятствия в строительстве культовых зданий, факты разжигания религиозной ненависти и вражды в СМИ и в публичной сфере и др.
Воспрепятствования деятельности религиозной организации в совершении религиозных обрядов, проведении религиозных встреч осуществляется в наиболее грубой форме, к гражданам применяются различные принудительные меры, начиная от задержания и административных арестов и вплоть до обысков и личных досмотров, изъятия имущества, фотографирования и дактилоскопирования.
Как отмечается в документах Уполномоченного по правам человека, «Представители правоохранительных органов, ссылаясь на необходимость проверки поступивших к ним сведений о распространении "религиозной экстремистской литературы" или заложенных взрывоопасных предметов и т.п., вторгаются в молитвенные помещения (иногда с оружием в руках); прерывают богослужения; в жесткой форме проводят проверку документов у присутствующих граждан, среди
которых находятся старики и дети; составляют поименные списки верующих; изымают религиозную литературу; задерживают и доставляют граждан в отделения полиции; фотографируют и дактилоскопируют; допрашивают и составляют административные протоколы о распространении якобы экстремистской» литературы [1].
В этой связи необходимо особо отметить, что обвинения в экстремизме становятся наиболее распространенным примером злоупотреблений в отношении малочисленных религиозных объединений. В списке экстремистских организаций, публикуемых Минюстом России [6], по состоянию на 20 апреля 2013 г. числится 1 802 пункта, среди которых упоминаются печатные издания, сайты религиозных организаций, решение по которым принимали городские, районные, краевые, областные суды, а также давались определения Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, послужившие основанием для мер предупредительного характера со стороны уполномоченных органов.
Однако, по мнению аналитиков и правозащитников, обвинения в экстремизме довольно часто носят популистский характер и служат средством идеологической борьбы власти с неправославными объединениями как способом поддержки и демонстрации лояльности власти к официальной позиции РПЦ [7]. Широкую огласку получили решения Европейского суда по правам человека в отношении религиозного объединения «Свидетели Иеговы», который вынес оправдательное решение, что, тем не менее, не привело к исключению преследований и вмешательств во внутреннюю жизнь организации, по-прежнему включенной в списки экстремистских [8]. Следствием обвинений в экстремистском характере религиозных объединений, как правило, являются злоупотребления в запрете мессианской деятельности и прозелитизма.
Таким образом, анализируемые примеры правовых злоупотреблений в сфере свободы совести и вероисповеданий относятся не только к стороне правоотношений, которая защищает свои религиозные убеждения, но и указывают на неправомерность подходов власти к установлению паритетов конфессиональной политики светского государства. Пространство правомерных злоупотреблений заполняется примерами, где, ни власть, ни общество, ни отдельные группы не признают ценности духа закона и права, соответственно ставится под угрозу правовой порядок государства в целом. В этой ситуации механизм противодействия злоупотреблению свободой совести может работать лишь в установлении пределов и ограничений права субъектов.
Литература
1. Одинцов М.И. Свобода совести в России: проблемы реализации прав граждан и законных интересов религиозных объединений, перспектива совершенствования законодательства и правоприменительной практики // http://www.rusoir.ru/president/works/275/
2. Малеин Н.С. Юридическая ответственность и справедливость. М., 1992.
3. Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000.
4. Янев Я. Правила социалистического общежития (их функции при применении правовых норм). М., 1980.
5. Малиновский А.А. Злоупотребление правом. М., 2002.
6. http://minjust.ru/ru/extremist-materials
7. Никитин В. Экстремизм по признаку вероисповедания // http://www.religiopolis. org/publications/980-ekstremizm-po-priznaku-veroispovedanija. html
8. Владимир Лункин заступился за «Свидетелей Иеговы» в Юрге http://www.sclj.ru/news/detail. php ?SECTION_ID=3 5 8&ELEMENT_ID=4787
