CC BY
24
В. Л. Макарова
Et abigo ea manu cordis:
О НЕКОТОРЫХ МЕТАФОРИЧЕСКИХ УПОТРЕБЛЕНИЯХ ЛЕКСЕМЫ COR В «ИСПОВЕДИ» АВРЕЛИЯ АВГУСТИНА
Резюме. В тексте «Исповеди» Аврелия Августина лексема cor 'сердце' употреблена 186 раз, при этом всегда речь идет о сердце человека. Всего в трех контекстах бл. Августин употребил слово cor анатомически, во всех остальных случаях оно выступает в метафорических значениях, ср.: manu cordis 'рукой сердца' в значении «мысленно»; aures cordis 'уши сердца'; incrassatus corde 'ожиревший сердцем'; cor dicit ‘сердце говорит' и др. В статье делается попытка объяснить обилие в «Исповеди» подобных метафор.
Ключевые слова: латинский язык, «Исповедь» Аврелия Августина, метафорическое употребление лексемы cor 'сердце'.
В тексте «Исповеди» Аврелия Августина обнаруживается 186 случаев употребления лексемы cor 'сердце'. Следует отметить, что речь у Августина идет о сердце человека; слово cor в «Исповеди» не употребляется по отношению к сердцу животного и не обозначает абстрактных понятий1. Интересно, что всего три контекста в 13 книгах «Исповеди» представляют нам сердце как анатомический орган2. Во всех остальных случаях лексема cor употребляется бл. Августином в метафорических значениях3.
Как латинский христианский писатель, Августин (354430 гг.) сформировался в условиях особой языковой ситуации, сложившейся в Римской империи IV - начале V в.:
1 Как, например: Tert. anim. in corde terrae 'в сердце земли'; Ps 45:3 cor maris 'сердце моря'.
2 Aug. Conf. 6. 1. 1, 8. 6. 15, 10. 39. 64.
3 Медицинские знания периода поздней Римской империи позволяли составить подробное представление о строении и функционировании сердца (см. об этом, например: Стрельцов 1888; и др.). Видимо, Августин, следуя христианской онтологии и морали, придавал телу мало значения, и сердце как орган тела его интересовало мало.
ситуации (на большей части территории Империи) билингвизма, осложненной структурными сдвигами в системе языка. Два функциональных стиля латыни оказали влияние на язык его произведений - разговорная форма латинского языка (народная латынь), и письменно-литературная форма, адресатом которой была образованная публика. Перед Августином стояла задача выразить новое мировоззренческое содержание на языке, доступном пастве.
Эта сложная задача обусловила конвергенцию значений отдельных лексических единиц и появление новых метафор в его текстах. Известные значения лексем не всегда позволяли Августину - философу, теологу, епископу и проповеднику - выразить новые смыслы, которые он хотел донести до читателей и слушателей. Решая задачу «передачи смыслов», Августин дополняет семантику отдельных слов новым (метафорическим) содержанием.
Среди метафорических употреблений лексемы cor 'сердце' у Августина выделяется целый ряд метафор, включающих названия частей человеческого тела.
Одна из таких метафор - manu cordis 'рукой сердца' в значении «мысленно». В 10 Книге «Исповеди» Августин начинает рассуждение о процессе познания исследованием памяти. Погружаясь в глубины своей памяти, он обнаруживает там сокровища бесчисленных образов разного рода вещей, воспринятых чувствами: Aug. Conf. 10. 8. 12 uenio in campos et lata praetoria memoriae, ubi sunt thesauri innumerabilium imaginum de cuiuscemodi rebus sensis inuectarum. Ibi reconditum est, quidquid etiam cogitamus. В памяти хранится то, что мы обдумываем, в том числе - ненужные мысли, которые prosiliunt in medium quasi dicentia: «Ne forte nos sumus?» Et abigo ea manu cordis a facie recordationis meae donec enubiletur quod uolo atque in conspectum prodeat ex abditis 'выскакивают в центр, как бы говоря: «это, случайно, не мы ли?». Я гоню их прочь рукой сердца от лица моих воспоминаний, пока не прояснится то, что я хочу, и не выйдет на обозрение из
тайников', - говорит Августин о таких мыслях и образах4. Когнитивная деятельность сердца подтверждается глаголом випЬПате 'становиться ясным, проясняться'5. Manu cordis в значении «мысленно» можно отнести к метафорам, имеющим, согласно Дж. Лакоффу и М. Джонсону, эмпирическое основание «понимание есть схватывание» (Лакофф, Джонсон 1990 : 403-404)6.
Наиболее часто в тексте «Исповеди» встречается выражение aures cordis 'уши сердца' (Aug. Conf. 1. 5. 5, 4. 5. 10, 11. 16, 15. 27). Августин употребляет его при описании общения человека с Богом. После слов о величии Бога Августин обращается к нему с просьбой: Aug. Conf. 1. 5. 5 Sic dic, ut audiam. Ecce aures cordis mei ante te, domine; aperi eas et dic animae meae: Salus tua ego sum 'Так скажи, чтобы я
услышал. Вот уши сердца моего пред Тобой, Господи:
открой их и скажи душе моей: «Я спасение твое»'7. В
другом отрывке Августин (потерявший друга) просит у
4 Значение выражения точно передано в переводах. М.Е. Сергеенко: «Я мысленно гоню их прочь» («Исповедь» 2006 : 252). То же значение в переводе П. Лабриоля: «Je les chasse, avec la main de l'esprit, du visage de mon souvenir... / Я отгоняю их рукой разума от лица моих воспоминаний» (Confessions 1994 : 248).
А. Садов заметил, что африканские писатели (Августин род. в североафриканском г. Тагасте) употребляют отвлеченные существительные вместо наречия, произведенного от соответствующего прилагательного, и объясняет эту особенность «пуническим влиянием»: в семитских языках не было соответствующих наречий (Садов 1917 : 192).
5 Ср.: Tert. Apol. 35. 11 et clarissimis lucernis uestibula enubilabant 'и от ярких фонарей прихожая становилась светлой'. Глаголы со значением «освещать, просвещать» употреблялись Августином, когда речь шла о процессе познания. В отрывке Aug. Conf. 2. 8. 16 Illuminare 'освещать, просвещать' - синоним docere 'учить, обучать': Quis est, qui doceat me, nisi qui inluminat cor meum et discernit umbras eius? 'Кто Тот, Кто обучит меня, если не Тот, Кто просвещает мое сердце и рассеивает его тени?'.
6 Примеры таких метафор есть в римской литературе. См. у Плавта: Plaut. Merc. 346 nec quid corde nunc consih capere possim scio 'не знаю, какое бы мне теперь принять [букв.: схватить сердцем] решение'.
7 Августин дословно повторяет просьбу царя Давида в Ps 34:3: dic animae meae: salus tua ego sum.
Бога разрешение «приблизить ухо сердца» к Его устам: Aug. Conf. 4. 5. 10. Possumne audire abs te, qui ueritas es, et admouere aurem cordis mei ori tuo. К Богу он обращается как к Истине (qui ueritas es 'Который есть Истина') и хочет услышать Истину (просит объяснить ему природу его собственного плача по умершему другу: ut dicas mihi, cur fletus dulcis sit miseris? 'чтобы сказал Ты мне, почему плач сладок несчастным?').
Уши сердца глохнут, если в них вливается не-Истина, а суетное, внешнее, противоположное тому, что в следующем примере выражено прилагательным в сравнительной степени interior 'внутренний'. Рассказывая об обстоятельствах работы над книгой «О прекрасном и соответственном», Августин впоследствии назвал собственные мысли «выдумками». По его словам, это были Aug. Conf. 4. 15. 27 corpo-ralia figmenta obstrepentia cordis mei auribus, quas intendebam, dulcis ueritas, in interiorem melodiam tuam 'телесные образы, оглушавшие уши моего сердца, их <уши сердца> я втягивал, о сладкая Истина, в <звучащую> глубоко внутри мелодию Твою'.
Оказавшись в ситуации «внешнего», человек не слышит внутреннего слова. Его сердце искажается8. Incrassatus corde 'ожиревший сердцем'9, - назвал себя Августин, повествуя о своей жизни в Риме: Aug. Conf. 7. 1. 2. Ego itaque incrassatus corde. Такое сердце уже не различает, что есть добро, а что -зло: Aug. Conf. б. 11. 20 amans beatam uitam timebam illam in sede sua et ab ea fugiens quaerebam eam 'любя счастливую жизнь, я боялся <найти> ее там, где она находится, и, убегая от нее, искал ее'. «Не распознающее» сердце находится вне досягаемости голоса Бога, но не потому, что Бог молчит, а потому, что не слышит Его голоса. Вот как
8 М. Нейш назвал такое сердце un coeur sourd ‘глухое сердце'. «Глухота сердца» у Августина - фигура речи, передающая состояние «внешнего», а не «внутреннего» человека (Neusch 1986: 77).
9 Образ «ожиревшего сердца» Августин почерпнул в Библии. В Псалмах Давид говорит о гордецах (superborum): Ps 118:70 coagulatum est sicut lac cor eorum ‘загустело их сердце, подобно жирному молоку'.
пишет Августин о карфагенском периоде своей жизни (370-3S3 гг.), когда он не хотел внять уговорам матери обратиться в христианство и вести праведную жизнь: Aug. Conf. 2. 3. 7 Et audeo dicere tacuisse te, deus meus, cum irem abs te longius? Itane tu tacebas tunc mihi? Et cuius erant nisi tua uerba illa per matrem meam, fidelem tuam, quae cantasti in aures meas? Nec inde quidquam descendit in cor, ut facerem illud 'И я осмеливаюсь говорить, что Ты, Боже мой, молчал, когда я уходил от Тебя <все> дальше? Да разве Ты тогда молчал? И чьи, если не Твои были те слова, которые через мою мать, верную Твою <слугу>, Ты твердил в уши мои? И ни одно из них не сошло в сердце мое, чтобы я это сделал'. Причину глухоты сердца следует искать в «грохоте суеты». Августин, призывая свою душу не быть суетной, просит: Aug. Conf. 4. 11. 1б Noli esse uana, anima mea, et obsurdescere in aure cordis tumultu uanitatis tuae... '... и не оглушай ухо сердца грохотом суеты твоей...'. .
Метафора aures cordis, которые человек «приближает» (admovere) или «дотягивает» (intendere)10 к устам Бога, дополнена в «Исповеди» метафорическим выражением esse aures ad cor 'приложить уши к сердцу' (Aug. Conf. 3. 11. 19, 7. 7. 11, 9. 12. 33). В «Исповеди» Бог прикладывает уши к сердцу человека. Рассмотрим пример Aug. Conf. 3. 11. 19. Однажды, рассказывает Августин, его мать увидела вещий сон, в котором ее сын стал христианином. Это была давняя мечта Моники. И Августин восклицает: nisi quia erant aures tuae ad cor eius 'разве не были приложены уши Твои к сердцу ее?'.
В сердце заключена сущность человека, скрытая для людей, но открытая для Бога11. Объясняя цель своего исповедания, Августин пишет о том, что многие люди, желаю-
10 Интересно, что intendere (tendre vers) > фр. entendre 'слышать, слушать, понимать' (Dauzat, Dubois, Mitterand 1964 : 266), в то время как другие романские языки взяли форму audire. Ср. итал.: audire > udire.
11 «Я сужу не так, как понимает человек, - говорит Господь Самуилу, - ведь человек видит то, что явлено, Господь же понимает сердце»: I Sam 16:7 et dixit Dominus ad Samuhel:.. nec iuxta intuitum hominis iudico: homo enim videt ea quae parent, Dominus autem intuetur cor.
щие знать, что представляет собой он, Августин, истинный, в данный момент времени, не могут этого знать, ведь Aug. Conf. 10. 3. 4 sed auris eorum non est ad cor meum, ubi ego sum quicumque sum 'ухом своим они не могут приникнуть к моему сердцу, где я таков, каков я есть'. Поэтому, пишет Августин, они хотят услышать его исповедь, чтобы понять: каков этот человек в глубине себя? - но до чего quo nec oculum nec aurem nec mentem possunt intendere 'они не могут дотянуться ни зрением, ни ухом, ни умом'.
Замечено, что метафора у Августина редко встречается изолированно. Ее дополняют новые метафоры, и их цепь составляет развернутую аллегорическую картину (Степан-цов 2006: 19-22). В 7 Книге «Исповеди» Августин расширяет образ aures cordis до образа слуха сердца. Он задается вопросом: что есть истинное понимание, Истина? - и слышит ответ на этот вопрос в самом себе: Aug. Conf. 7. 10. 16 Et audiui, sicut auditur in corde 'Я услышал так, как слышат в сердце'. Услышанное в сердце не оставляет повода для сомнений, что же такое Истина, постигаемая рассудком через все то, что сотворено: et non erat prorsus, unde dubitarem faciliusque dubitarem uiuere me quam non esse ueritatem, quae per ea, quae facta sunt, intellecta conspicitur.
Мы как будто слышим ictus cordis 'удары сердца', которыми сопровождалось осторожное «прикосновение к Вечности» матери и сына в их последней беседе: Aug. Conf. 9.
10. 24 attingimus12 eam modice toto ictu cordis. Удары сердца противопоставлены Августином скрипу языка, повествующему в данном случае о земных, обыденных делах, к которым мать и сын вернулись после беседы о вечном: et remeauimus ad strepitum oris nostri.
В изложении Августина сердце при общении с Богом Aug. Conf. 1. 18. 28 cor dicit / 9. 3. 6 cor dixit 'сердце говорит / говорило', в примере Aug. Conf. 9. 12. 29 voce13 cordis 'голосом сердца'. Человек, чтобы быть услышанным Богом, направляет к Его ушам голос сердца: Aug. Conf. 10. 35. 57 ad aures tuas
12Attingimus: GHMOPQ; attigimus: SW (Confessions 1994 : 226).
13 Voce voce - такое прочтение дает самая ранняя рукопись S (VII-VIII вв.) (ibid.: 222).
uocem cordis intendimus14. В минуты сильного душевного волнения cor damabat ‘сердце кричало' (Aug. Conf. 7. 1. 1; 12. 15. 22 cor clamavit). В рассказе о молитвах матери встретилось выражение clamor cordis 'крик сердца', которым она «ежедневно взывала к Господу», моля Бога о сокровенном
- чтобы сын стал на правильный путь: Aug. Conf. 6. 13. 23 forti clamore cordis abs te deprecaretur cotidie.
Поскольку сердце говорит или даже кричит, имеет голос, Господь слышит обращенный к Нему крик сердца человека, логично (по аналогии с audire in corde / aures cordis) предположить существование еще одной метафоры для наименования соответствующего «органа» сердца. Такая метафора встретилась нам в 9 Книге «Исповеди»: os cordis 'уста сердца'. Августин передает последнюю беседу с умирающей Моникой, матерью и сыном был пережит мистический экстаз. Они говорили о Вечной жизни15: Aug. Conf. 9. 10. 23 inhiabamus ore cordis in superna fluenta fontis tui, fontis uitae, qui est apud te, ut inde pro captu nostro aspersi quoquo modo rem tantam cogitaremus 'мы жадно стремились устами сердца к потокам Высшего источника Твоего, Источника жизни, который есть у Тебя, чтобы оттуда, окропленные <его водами>, каким-нибудь образом и в меру нашего понимания [букв.: pro captu 'схватывания'], мы бы охватили мыслью <эту вечную жизнь>'.
Еще более яркий пример содержится в 6 Книге «Исповеди». Августин рассказывает о епископе Амвросии Меди-оланском16, бывшем для него примером святой жизни.
14 Ср.: Act 7:56 exclamantes autem voce magna continuerunt aures suas 'закричав громким голосом, они <собравшиеся> удержали уши свои' (не прислушались к словам праведника Стефана).
15 В этом рассказе Августин описывает в духе неоплатонизма путь, которым человек идет к просветлению: от явлений природы - внутрь себя - к соприкосновению с Единым. Обращение Августина «внутрь себя» связано с Плотином. См. об этом: Cary 1999 : 455.
16 Амвросий Медиоланский (род. в 333/34 или 339/40 г., ум. в 397 г.) - представитель патристики, гимнограф, с 374 г. - миланский епископ, оказал значительное влияние на становление Августина как христианина. Страстные проповеди Амвросия сильно воздействовали на слушателей. Приехав в Италию и получив
При чтении Писания Амвросий переживает радость: Aug. Conf. 6. 3. 3 et occultum os eius, quod erat in corde eius, quam sapida gaudia de pane tuo ruminaret 'и <те> скрытые уста, которые находились в его сердце, какие радости, имеющие вкус, пережевывали они от хлеба Твоего'17.
Источником аудиальных метафор в «Исповеди» была Библия18. При этом, заметим, в Библии ни разу не встретилось выражение aures cordis. Похожее выражение есть у Апулея19. В сочинении «О божестве Сократа» Апулей следующим образом выразился о верящих в приметы людях: Apul. Soc. 19 non animo sed auribus cogitant 'они мыслят не душой, а ушами' (т. е. слишком доверяют различным слухам).
Интересно, что, при таком обилии аудиальных метафор, в «Исповеди» ни разу не встретилось выражение, связанное со зрением сердца (оптическая метафора).
должность ритора в Медиолане (384 г.), Августин начал регулярно посещать проповеди епископа. Амвросий был знаком с трудами неоплатоников, знал некоторые трактаты Плотина. Августин прослушал цикл его проповедей «Шестоднев»: «Об Исааке, или о душе», «О благе смерти». После проповедей Амвросия Августин пришел к неоплатонизму, а в 387 г. крестился вместе с сыном Адеодатом и другом Алипием («Исповедь» 7. 1. 1; 9. 13; Голенищев-Кутузов 1972: 77; Courcelle 1968: 106-l38, 311— 382; Stock 1996: 113-116).
17 М. Е. Сергеенко, комментируя «Исповедь», обратила внимание на буквальный перевод глагола ruminare 'пережевывать'. Августин, по ее мнению, сравнил людей, которые, раздумывая над словами Писания, часто возвращаются к одному и тому же месту, со жвачными животными («Исповедь» 2006: 460). Возможно, добавим, молодому Августину, еще не пришедшему к христианству, не была понятна привычка перечитывать по нескольку раз один и тот же текст Писания (6. 3. 3 nec expertus eram 'я <такого> не испытал', - пишет он о себе).
18 В Библии сердце говорило: Ps 26:8 dixit cor; человек кричит в сердце своем: Ps 118:145 clamavi in toto corde. Сердце имеет уста (в нашем примере - «льстивые уста», на что и жалуется Давид Господу): Ps 11: 3 labra dolosa, in corde et corde locuti sunt 'в сердце -льстивые уста, и говорят они в сердце'.
19 Заметим также, что блестящий стилист, ритор Апулей (род. ок. 124 г.) - писатель-неоплатоник североафриканского происхождения.
Вйдение дает человеку возможность находиться вне самого себя20. В «Исповеди» видеть - это функция души, а не сердца21. Как заметил М. Мерло-Понти, «глаз должен быть понят как окно души»; он совершает чудо, когда, оставаясь в темнице тела, позволяет душе воспринимать существующую вне ее красоту Вселенной (Мерло-Понти 1992: 51). Для сравнения возьмем употребляемое Августином выражение oculus animae 'око души'. В 7 книге «Исповеди» он, в соответствии с плотиновским методом «познания себя», бродит по «лабиринтам своей души»: Aug. Conf. 7. 10. 16 redire ad memet ipsum intraui in intima mea duce te... Intraui et uidi qualicumque oculo animae meae supra eundem oculum animae meae, supra mentem meam lucem incommutabilem 'я вернулся к себе самому и вошел вглубь себя, руководимый Тобой... Я вошел и увидел оком души моей, каким бы оно ни было <слабым>, над этим самым оком души моей, над разумом моим, Свет немеркнущий'22.
20 «...изнутри участвовать в артикуляции Бытия», по выражению французского философа, представителя феноменологии М. Мерло-Понти (1908-1961 гг.) (Мерло-Понти 1992: 51).
21 Существительное anima нередко употреблялось Августином как синоним cor, как, например, в эпизоде 7 Книги «Исповеди». Размышляя о природе зла, Августин испытывает сомнение: найдена ли истина? - и находит опору в своем собственном сердце: Aug. Conf. 7. 5.7 stabiliter tamen haerebat in corde meo in catholica ecclesia fides Christi tui, domini et saluatoris nostri, in multis quidem adhuc informis et praeter doctrinae normam fluitans, sed tamen non eam relinquebat animus, immo in dies magis magisque imbibebat 'но стойко держалась в моем сердце вера во вселенскую церковь Христа Твоего, Господа и Спасителя нашего, во многом еще неопределенная, расплывчатая, не имеющая догматов, но душа ее не покидала, и все больше и больше день ото дня ее впитывала'. Лат. anima, ae f 'душа'; animus, i m 'дух, душа'; mens, mentis f 'ум, разум'; spiritus, i m 'дух' известны как синонимы cor (Латинская синонимика Шмальфельда : 207).
22 «Свет немеркнущий» - это Бог, к единению с которым стремится душа. Qui nouit ueritatem, nouit eam, et qui nouit eam, nouit aeternitatem 'Кто узнал истину, узнал Его, и кто узнал Его, узнал вечность', - читаем мы далее у Августина.
Ф. Кери, комментируя данный отрывок, заметил, что через метафору внутреннего ока и способности интроспекции Августин осмысливает свой внутренний мир (Cary 2000 : 142).
Если принять во внимание фундаментальную значимость для современной культуры гегемонии зрения23, то душа иерархически находится выше сердца24.
В «Исповеди» оптические метафоры передают вйдение Бога. Бог видит людские сердца: Aug. Conf. 11. 2. 3 uides in corde meo 'Aug. Conf. Ты видишь в сердце моем', многократно, обращаясь к Нему, отмечает Августин (Aug. Conf. 4. 6.
11, 6. 6. 9, 10. 37. 60, 39. 64). Сердце человека находится в поле зрения Бога: Aug. Conf. 6. 2. 2 est in conspectu tuo... cor meum. Даже cor clausum 'закрытое сердце' не отдалено от глаза Божьего: Aug. Conf. 5. 1. 1 oculum tuum non excludit cor clausum. В сравнении с выражением a corde abеssе 'далеко от сердца' в значении «непонятно»25 это означает: «закрытое сердце понятно Богу». В трактате «О Троице», который соз-
Осознавая необходимость «очищения умственного взора для получения благодати, Августин настаивает на отвлечении взгляда от вещей внешних» (Казанский 2009: 72). См. также исследование Г. О'Дэйли, представившем многочисленные используемые Августином термины при описании интроспекции: redire in se (met) ipsum, se sibi reddere, se ipsum in se colligire, in se intendi, reverti, converti (O'Daly 1987: 208).
23 Ср.: «картина мира».
24 Это логично: сердце - это часть тела, а в христианской традиции «душа стоит выше тела, животворит его, и не только не принадлежит телу, но и, в принципе, может существовать сама по себе (в частности, после смерти тела)» (Ситников 2001: 124). В средневековой иерархии из органов чувств самым благородным признавалось зрение (Бицилли 1995: 54, Гуревич 1984: 70).
25 Выражение a corde abеssе Августин употребляет в 10 Книге «Исповеди»: Aug. Conf. 10. 22. 32 Absit, domine, absit a corde serui tui, qui confitetur tibi, absit,.. beatum me putem 'да будет, Господи, да будет далеко от сердца раба Твоего, который исповедуется Тебе,.. чтобы я считал себя счастливым'. Смысл выражения помогает раскрыть Псалом 63:7. Давид говорит Богу о врагах: они Ps 63:7 defecerunt scrutantes scrutinio accedet homo et cor altum 'проводили вновь и вновь расследования, и <благодаря> расследованию стал понятнее [букв.: приблизился] человек и [его] глубокое сердце'. В 13 Книге Августин употребляет это библейское выражение, разъясняя, что следовать за Господом нудно для того, чтобы понять мудрые слова Учителя. Но этого не случится , если Aug. Conf. 13. 19. 24, Mt 6. 21 quod non fiet, nisi fuerit illic cor tuum 'только не будет там сердце твое'.
давался Августином почти одновременно с «Исповедью»26, Августин написал: Aug.Trin. 8. 2. 3 Deus lux est: non quomodo isti oculi uident, sed quomodo uidet cor' Бог есть свет; но не тот свет, которым видят глаза, а тот, которым видит сердце'.
В других произведениях Августина нечасто, но встречаются метафоры, связанные со слепотой сердца. Сердце, в котором поселились какие-либо негативные чувства (гнев, ненависть, упрямство), закрыто от знания, оно слепо27. «Слепое сердце» упоминается в Библии: Isaiah 6:10 excaeca cor populi huius et aures eius adgrava et oculos eius claude ne forte videat oculis et auribus suis audiat et corde suo intellegat et convertatur et sanem eum 'ослепло сердце этого народа, и уши его отяжелели, и глаза его закрыты; да немного увидит он глазами и услышит ушами своими, и не узнает сердцем, и не обратится он, чтобы я исцелил его', - говорит Серафим Исайе. Людей, ненавидящих христиан, считает Августин, ждет наказание: Aug. civ. 20.8 in quorum cotidie... caecis et profundis cordibus includatur diabolus 'ежедневно в их слепых и падших в бездну сердцах будет заключен дьявол'.
М. Нейш заметил, что тема «глухоты» в произведениях Августина имеет связь с темой «слепоты». «Сердце глухое есть сердце слепое» (Neusch 1986: 77). Обратим внимание на следующие строки Августина из «Рассуждения на Евангелие от Иоанна»: Aug. In Jo. Eu. tract. 1. 7 'они были просвещены тогда, когда не были глухи'.
Рассмотрев сердце как некое подобие тела человека, поставим вопрос: какой источник приводит части этого тела в движение? У Августина мы нашли упоминание о таком источнике - это ignis cordis 'огонь сердца'. В 7 книге «Исповеди» содержится его рассказ об отце. Одно время тот вместе с другом увлеченно занимался астрологией. Августин назвал их занятия «пустяками», тем не менее, друзья «равным усердием и соучастием в этих пустых делах
26 Согласно изысканиям П.-М. Омбера, трактат «О Троице» был написан Августином в 400-415 гг. (Hombert 2000: 638).
27 У Акция есть следующие строки: Acc. Trag. 450 œr ira fervit caecum 'сердце, пылающее гневом, слепо'.
раздували огонь своего сердца»: Aug. Conf. 7. 6. 8 Qui pari studio et conlatione flatabant in eas nugas ignem cordis sui.
Сенека в одном из писем Луцилию написал, что в теле человека скрытым источником, от которого исходит энергия и зависят состояния частей тела, является само сердце. Обратим внимание на интересное совпадение. В метафорическом представлении сердца как скрытого источника энергии у Сенеки фигурирует существительное manus, us f «рука»28: Sen. Epist. 95. 64 cor illud, quo manus vivunt, ex quo impetum sumunt, quo moventur, latet 'сердце, благодаря которому живут руки, от которого они получают порыв, которым они приводятся в движение, - сердце глубоко сокрыто'. Вспомним, что, начиная исследование подобных метафор у Августина, мы встретили Aug. Conf. 10. 8. 12 manu cordis 'рукой сердца'.
Действия, выполненные auribus cordis et ore cordis, передаются глаголами, делающими предмет материальным
- зримым, слышимым, ощутимым: admovere, inhiare, intendere, ruminare.
Следующая метафора представляет нам Августина как тонкого психолога в его знаменитом рассказе о воровстве груш во 2 Книге «Исповеди». Будучи подростком, он, вместе с другими мальчишками, забрался в соседний сад. Августин так описывает состояние себя-подростка после совершения нехорошего поступка: Aug. Conf. 2. 9. 17 Risus erat quasi titillato corde, quod fallebamus eos, qui haec a nobis fieri non putabant et uehementer nolebant 'стоял смех, словно от щекотки по сердцу [досл.: сердцем, которое пощекотали], потому что мы обманывали тех, кто и не думал, что такое может быть совершено нами, и очень горячо не хотел бы этого'.
Августин подметил, что смех не овладевает человеком, когда тот находится наедине с собой (а если такое и случается, то очень редко): Solus non facerem furtum illud, in quo me non libebat id quod furabar, sed quia furabar: quod me solum facere prorsus non liberet, nec facerem 'Один я бы не совершил этого воровства, в котором мне нравилось не
28 И сопоставим с Aug. Conf. 10. 8. 12.
то, что было украдено, а то, что я был вором; то, чего мне одному вовсе бы не понравилось делать, и я бы этого не делал'29.
Обратим внимание: действие щекотки по сердцу передано через страдательное причастие от глагола titillare 'щекотать'; букв. titillato corde 'сердцем, которое пощекотали', что позволяет считать данную метафору антропоморфной. Сердце в данном примере явно играет страдательную роль. Далее, в соответствии с изложенной выше схемой, возникает смех как псевдонарушение правил и явно прослеживается связь смеха с воровством как действием, нарушающим нормы морали.
Теперь можно сделать попытку объяснить изобилие в «Исповеди» метафор, связанных с названиями частей тела. С одной стороны, такие метафоры типичны для различных языков, так как образ человеческого тела является универсальной категорией, порождающей метафоры (Уль-манн 1970: 277-281). С другой стороны, в поздней античности зародилось представление: мир - иерархия символов. К Августину оно пришло от Порфирия. На символизируемое переносятся свойства символа, иначе говоря, духовное приобретает физические свойства30.
Попробуем также соотнести сказанное с тем, что Г. Ма-дек31 назвал «дематериализацией» образа. Г. Мадек имел в
29 А. Г. Козинцев анализирует этот пример в монографии, посвященной исследованию природы смеха. Опираясь на данные нейропсихолога Г. Дикона, он показывает, что смех является знаком коллективистской негативистской игры, направленной против речи, как системы коммуникации, и против культуры -свода обременительных правил и запретов, порождаемых речью (Козинцев 2002 : 5 - 43).
30 Приведем мнение П. М. Бицилли: «в развитии человеческой речи был период, когда то, что для нас является метафорами, продолжающими обращаться в употреблении толко потому, что они уже умели и влачат призрачное существование, было когда-то самым точным воспроизведением мысли» (Бицилли 1995 : 67-68).
31 Мнение Г. Мадека приводится в изложении С. А. Степанцова (Степанцов 2006: 13). Г. Мадек нашел у Августина прием (замеченный у Плотина) «взаимоуничтожающего столкновения» об-
виду отвлечение внимания от материальных значений слова. Тогда при его переносном употреблении остается лишь «ценностная коннотация». Освободившись от старшего значения (сердце как орган физического тела), лексема cor у Августина приобретает ряд новых (метафорических) значений.
Литература
Блаженный Августин. Исповедь. Пер. и комм. М. Е. Сергеенко. М.: ЭКСМО, 2006.
Бицилли П. М. Элементы средневековой культуры. СПб.: Мифрил, 1995.
Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984.
Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. М.: «Наука», 1972.
Казанский Н. Н. Исповедь как литературный жанр // Вестник истории, литературы, искусства. РАН. Отделение историкофилологических наук.Том шестой. М., 2009. С. 73-90.
Козинцев А. Г. Об истоках антиповедения, смеха и юмора // Смех: истоки и функции. СПб.: «Наука», 2002. С. 5-43.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Пер. с англ. Н. В. Перцова // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990.
С. 387-415.
Латинская синонимика Шмальфельда. Пер. А. Страхова. М.: Университетская типография, 1890.
Мерло-Понти М. Око и дух. Пер. с французского, предисл. и комм. А. В. Густыря. М.: «Искусство», 1992.
Плотин. Первая Эннеада. Вторая Эннеада. Пер. с древнегреческого, вступительная статья и комментарии Т. Г. Сидаша, Р. В. Светлова. СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2004.
Садов А. Латинский язык в памятниках христианской письменности древнейшего времени (до VIII века). Опыт исторического и системного обзора языка древних западных христиан-латинян. Часть первая - историческая. Вып. I. Петроград: Синодальная типография, 1917.
Ситников А. В. Философия Плотина и традиция христианской патристики. СПб.: Алетейя, 2001.
разов на примере семантики высоты. Душа приобретает блаженство, устремляясь «вверх» и «вглубь». Такой прием способствует стиранию материальных признаков образа.
Степанцов С. А. Добрый корень: любовь в образном языке проповедей блаженного Августина (по «Рассуждениям на Послание Иоанна к Парфянам») М.: ИВИ РАН, 2006. Стрельцов А. Врачи у древних римлян: Эпиграфические очерки.
М.: Тип. О. О. Гербека, 1888.
Ульманн С. Семантические универсалии. Пер. с английского // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 5 (Языковые универсалии). М.: Прогресс, 1970. С. 250-299.
Saint Augustin. Confessions. Texte ét. et trad. par P. le Labriolle.
T. II. Livres IX-XIII. Paris: Les belles letters, 1994.
Cary F. Augustine's Invention of Inner Self. The Legacy of a Christian Platonist. Oxford, 2000.
Cary F. Interiority // Augustine through the Ages: An Encyclopedia / Gen. Ed. A. D. Fitzgerald. Grand Rapids (Mi.); Cambridge, 1999. P. 454-456.
^urcelle P. Recherches sur les Confessions de Saint Augustin. 2 éd. Paris, 1968.
O'Daly G. Augustine's Philosophy of Mind. London, 1987.
Dauzat A., Dubois J., Mitterand H. Nouveau dictionnaire étymologique et historique. Paris: Librairie Larousse, 1964. Hombert P.-M. Nouvelles recherches de chronologie Augustinienne.
Paris: Institut d'Études Augustiniennes, 2000.
Neusch M. Augustin. Un chemin de conversion. Une introduction aux Confessions. Paris: Declée de Brouwer, 1986.
Stock B. Augustinus the Reader. Meditation, Selt-Knowledge, and the Ethics of Interpretation. Cambridge (Mass.); London: The Belknap Press of Harvald University Press, 1996.
Summary
The article discusses a series of metaphorical meanings of the Latin word cor (heart) in St. Augustine's "Confessions". We also analyze the verbs and adjectives used with cor in selected contexts of the "Confessions". The metaphorical meanings discussed are Augustine's original creationes and some of them are only found in Augustine's works. In the study we explicate the causes for the appearance of such metaphors in the "Confessions".
