CC BY
157
ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
УДК 82.01 А. А. ДЫРДИН
ЭСТЕТИКА ПРИРОДЫ В ТВОРЧЕСТВЕ М. А. ШОЛОХОВА
Рассматриваются мировоззренческие аспекты изображения природы в творчестве М. А. Шолохова как проявление эстетики писателя, связанной с национальной культурной традицией.
Ключевые слова: М. А. Шолохов; эстетика природы; пантеизм, реалистическая символика; народное сознание, христианско-православный контекст.
Существует множество определений эстетической сути природы. Вот одно из них: <...> «выступая последним критерием прекрасного, природа как бы объективно ею обладает, и в то же время, она бессильна её, свою эстетическую ценность, окончательно выявить, она нема, искусство за неё свидетельствует об этой ценности» [17, с. 55]. В плане нашей темы это суждение и есть ключ к эстетике природы у Шолохова. Природа в мире автора «Тихого Дона» - это и характеристика донского пейзажа с его местным колоритом, и «зеркало» душевных движений тех, кто обитает на донской земле. В обрисовке сходства состояний человека и природы, в авторской сопричастности природной жизни выражается мировидение писателя.
Обратимся к шолоховской философии природы, ставшей основой, по Б. А. Ларину, его «синтезированного словесного пейзажа» [4, с. 11].
В прозе Шолохова ценностью наделяются и жизнь в целом (космос, его законы), и её естественные феномены (живая и мёртвая природа, степной ландшафт, водная стихия, земная плоть). Сравнение двух миров - человеческого и природного - константа шолоховского стиля. Уже в ранних произведениях Шолохова (рассказы и повести 1925-1927 гг.) «образы природы зачастую несут символическое „опережение" событийного ряда, концентрируя в себе его трагедийную сердцевину», - констатирует И. Б. Ничипоров [7]. Здесь выявился принцип непрерывности движения мысли в воспроизводимом жизненном пространстве. Всё в нём пронизано единством, всё прозрачно для авторского взгляда. Человеческие отношения и природная среда взаимопроникаемы. Эта соприродность земной органике, постоянное проникновение друг в друга различных энергий
© Дырдин А. А., 2013
- животного, растительного мира и психологии героев - особенность изображения природы у Шолохова. Не только тварные существа, но и вещи, звенья миропорядка (солнце, небо, звёзды, степь, Дон), начинают жить самостоятельной жизнью. Данная черта эстетики Шолохова часто рассматривается в рамках архетипического политеизма или пантеизма.
Как следует из целого ряда шолоховедческих работ, источником «природоцентризма» писателя является пантеистически органистическая идея. Такое утверждение стало общим в статьях, диссертациях и монографиях, посвящённых теме природы в художественном мире Шолохова. Отношение к природе писателя многими исследователями определяется с помощью понятия «пантеизм». При этом не уточняется, какая разновидность пантеизма избрана автором в качестве природоописательной модели: натуралистический (материалистический), мистический (трансцендентный) или имманентно-трансцендентный пантеизм, признающий присутствие Творца во всех вещах и предметах (всего насчитывается около десятка типов пантеистического миропонимания).
Образцы такого подхода многочисленны. Приведём лишь несколько примеров.
В разделе «Текстемы» «Словаря языка Михаила Шолохова» читаем: «Шолоховский „пантеизм"" - языческое мироощущение, которое представляет реальный мир в одушевлённости всех сил природы. <...> „Пантеизм" писателя
- явление земного, дольнего мира, вышний небесный мир надприроден, он с высоты небес смотрит на мирскую жизнь и, сосуществуя, безразличен к ней» [10, с.160]. Как видим, мироотношение Шолохова безоговорочно отнесено к языческому типу.
Автор объёмной монографии, рассматривая зооботанический аспект шолоховской прозы,
демонстрирует «пантеистическую слитность» героев с природой. Мышление Шолохова прочно связано с земными стихиями, поэтому исследовательница интерпретирует его как переходное от античного анимализма к романтизму: природа одушевлена, но она безмолвна, безразлична, чужда человеку. Если образ природы у Шолохова содержит языческие элементы (даже Гремячий Лог получает название «от удара Перуновой молнии» - [6, с. 111]), то каким образом одним из шолоховских открытий становится «максимальное (курсив автора монографии, - А. Д.) преображение мира» [6, с.357]? Между тем, на последних страницах книги эмоционально и доказательно говорится о выходе писателя «на онтологические грани бытия» [6, с. 356], о проникновении Шолохова в тайны мироздания, заставляющем читателя пережить нравственное очищение - катарсис, что указывает на иные - духовные - смыслы природного бытия.
Выразителем «традиционной пантеистической, природозащитной позиции» называет Шолохова И. В. Ширина [14]. Часто, говоря об интеграции языческого и христианского начал в шолоховском художественном мире, исследователи забывают о разных уровнях текста, причисляя элементы народной религии, религиозно-магические воззрения к сфере авторских взглядов.
В самом понятии «пантеизм», как и в эпитете «языческий», нет ничего крамольного, тем более что «язычество» в переводе со старославянского на современный русский язык прочитывается не только как поклонение идолам (от языцы -язычники), но ещё и как «народничество» (от язык - народ). Но это не даёт оснований для поисков корней шолоховского мироотношения исключительно в русле пантеизма и язычества [11, с. 364]. Объяснительные возможности пантеистической философии невелики. Её роль в эстетике Шолохова, на наш взгляд, явно преувеличена.
Эпическая природа прозы требует от Шолохова прямого обращения к действии-тельности. Но аксиологический смысл действий распространяется у него и на ближайшую к его героям природную среду, постепенно подчиняясь духовному началу. Свобода воли (или её утрата) и «открытая живая совесть» (И. А. Ильин), поднятые из глубин народной судьбы, из душевной жизни героев, становятся у Шолохова образами-идеями, координатами его художественной мысли. Они обусловливают воссоздание жизни человека в расколотом мире, в трагическом его замере. Писатель охватил эту
реальность в многообразных проявлениях: на перепутьях мирного бытия, войны и революции, в органической связи с родной землей, в созвучии и дисгармонии с категориями социальной жизни, семейным укладом, в обжигающей страсти, в грешной и чистой любви и возносящей человека над его будничным существованием вере. Синтез национально-самобытного и вселенского, всечеловеческого начал в русле православной традиции определяет своеобразие художественной мысли Шолохова.
«Во многом были правы некоторые из исследователей творчества писателя, - пишет Е. А. Костин, - отмечавшие, что в его произведениях есть нечто от пантеистического мироощущения». Однако, по мысли шолоховеда, это не совсем тот «пантеизм», который утверждает «„присутствие Бога" во Вселенной». Е. А. Костиным перечислены важнейшие отличительные особенности шолоховской эстетики: «преодоление крайнего субъективизма», «человеческого своеволия», идея единства и целостности природной материи, «драматизм воспроизведённого бытия» [3, с. 118]. Всё это позволяет отказаться от пантеизма как описательной модели шолоховского чувства природы. В итоговом суждении исследователь повторяет: то, что в текстах Шолохова называют пантеизмом, напрямую не соотносится «с известным типом философского сознания». Шолоховская «открытость бытию», присущая русской литературной классике, проявляется «по-новому» на материале жизни народа «в эпоху смыкания двух исторических, социальных и художественных эпох» [3, с. 118].
С. Г. Семёнова уверена, что о Шолохове «нельзя говорить, как о пантеисте, принимающем и обожествляющем природный порядок бытия» [9, с. 165]. Рассматривая первичную, «основную данность мира», которая «расстилается <.. .> для человека в своих бесчисленных тварях и состояниях наглядными и тайными притчами значений и смыслов» [9, с. 112], автор работы о связях поэтики художника с его мировоззрением находит для обоснования шолоховского «природоцентризма» новую идею. Суть этой космологически-философской идеи состоит в соизмерении человеческого разума с космосом, когда природная сфера как бы настраивается по внутреннему миру личности. Писатель живописует природные мгновения, родственные или контрастные психологическому миру казаков. Посредством обмена между пейзажными образами и совершающимися в душах людей переменами (страшные картины
войны - ужасный лик земли) на поверхность выносятся символическо-мифологические представления, стихийно зародившиеся в народном сознании. Этот архетипический комплекс, с точки зрения С. Г. Семёновой, несёт в себе те же смыслы, что и сложившийся во второй половине XX века «антропный принцип», устанавливающий соотнесённость, корреляцию «между миром, Вселенной, макрокосмом, и человеком, микрокосмом» [9, с.113].
Иное понимание шолоховской эстетики природы предлагает Н. В. Корниенко. В своей книге «„Сказано русским языком...". Андрей Платонов и Михаил Шолохов: Встречи в русской литературе» она обращается к скрещению смыслов и символики пейзажных картин «Тихого Дона» с песнопениями Псалтири: «Первая природа <...> „чудесно" исполняет у Шолохова <...> славословие миру языком хвалебных песенных молитв Псалтири - хора и голоса». Шолоховский лейтмотив «сокровенного звучания» мира, по Корниенко, является экспозиционным образом, который «мотивирует хвалебные молитвы в других пейзажных зарисовках и сценах 4-й книги» («Тихого Дона», - А. Д.), обретая «значение символа Всеединства» [2, с. 126].
Книга псалмов отражает природу по-особому. Первозданная красота одухотворена и осмыслена. Здесь, скорее не природа очеловечивается, а то, что происходит во внутреннем мире человека, открывается по созвучию с природным состоянием. Это не столько «субъективный пейзаж», известный в литературе, сколько красота человека, обуздавшего страсти, исполненного жизненной полноты в её природных отражениях. Многое из такого восприятия природы мы находим у Шолохова. Сопоставляя человеческую жизнь с природным бытием в «Тихом Доне», писатель обращается к Псалтири, перенимает смысловые акценты символической метафоры «человек-трава». У древнего псалмопевца: «Дни человека - как трава; как цвет полевой так цветёт. Пройдёт над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его» [Пс.102:15-16]. В романе-эпопее: « <...> коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы» [16, т. 2, с. 172]; «Лишь трава растёт на земле, безучастно приемля солнце <...>» [16, т. 3, с. 239]. Связь шолоховского развёрнутого образа-сравнения с библейским стихом не может не бросаться в глаза.
В основе такой картины мира - переживание бытия как творения, дорожащего всякой частью мироздания. Под этим углом зрения подходят к проблеме «человек и природа» представители
«липецкой» школы шолоховедения (Л. Г. Сатарова, Н. В. Ершова, Н. В. Стюфляева). Н. В. Стюфляева, формулируя главную идею творчества Шолохова в понятиях православной культуры, замечает: «Соборность предполагает и любовное, бережное отношение человека к природе, органическое слияние с ней, подразумевающее общее, национальное единство» [12].
В шолоховском постоянном обращении к природе важно, с каким чувством художник подходит к ней. М. Пришвин, чью прозу Шолохов сравнивал с прозрачной водой из родника [15, с. 150], размышляет о способности «одарённых людей, художников, видеть мир с лица» [8, с. 202]. «Я лично, подхожу к ней (природе, - А. Д.) готовым человеком, тем самым сыном человеческим, откровения которого с мукой и стенанием „ждёт вся тварь" («природа»), - писал он Е. А. Мра-винскому [8, с. 753].
Реальный мир, с которым беспрерывно взаимодействует человек, предстаёт у Шолохова в полифонии движений, красок и звуков. В его произведениях мы сталкиваемся не с простым олицетворением органической натуры, а с природой в её сущностных проявлениях. В природном бытии обнаруживается родственный человеку слой, видимый только тому, у кого есть внутренний дар - дар одушевлять окружающую действительность. Мысль Пришвина, высказанная в Дневнике 1928 года, объясняет истоки поэтизации природы у Шолохова: «Крестьяне, моряки, звероловы, по моим наблюдениям, наблюдают природу исключительно через себя. Народные песни, причитания, сказ дают нам громадное полотно такой очеловеченной природы» [8, с. 197]. Способность «пропускать природу через себя» помогает понять связь между избранным подходом к явлениям природы и творческой установкой, авторским замыслом, художественными целями. Здесь обнаруживается созвучие эстетических взглядов Шолохова и А. П. Платонова, с его идеей одухотворения природы, прикосновения человека к миру «обнажённым сердцем». «„„Прохождение сил мира" через существо человека» [5, с. 22] -такова, по словам Н. М. Малыгиной, формула платоновского творчества, воплощённая в ранних произведениях, в повестях и романах,в публицистике писателя-мыслителя.
Природные стихии изображаются в прозе Шолохова в «снятом виде»: не только как интуиции героя или имплицитного автора, но и через воспринимающее красоту природы эстетическое чувство самого писателя.
Шолохов-художник наделён особым слухом к первородным началам жизни. Природа у него -объективная данность, наполняющая жизнь цельностью и красотой. То, что бытует на земле в своих естественных формах, предстаёт в пейзажах Шолохова в смысловой органичной стройности. Произведения писателя пронизаны идеей разумной целесообразности мира. Его красота - в ощущении неоглядного пространства и быстротекущего исторического времени, в изменчивости природных состояний, показанных с помощью знакомых по народной поэзии образных перенесений: «В ночь под Пасху небо затянуло черногрудыми тучами. Отсыревшая темнота давила хутор.
<...> Под мерные удары церковного колокола на Дону, сотрясая берега, крушились, сталкиваясь, ледяные глыбы». <...>« На Дону -плавный шелест, шорох, хруст. Будто внизу за хутором идёт принаряженная, мощная, ростом с тополь, баба, шелестя невиданно большим подолом» [16, т. 1, с. 173,174].
Внутренняя сила жизни захватывает и среду людского обитания, одна часть единой картины указывает на другую. «Вымётываясь из русла, разбивается жизнь на множество рукавов. Трудно предопределить, по какому устремит она свой вероломный и лукавый ход. Там, где нынче мельчает жизнь, как речка на перекате, <...> -завтра идёт она полноводная, богатая» [16, т. 1, с. 316], - так пластично входит в шолоховский пейзаж устойчивая фольклорная метафора «жизнь-река».
Подведём итог обзору мировоззренческих моделей изображения природы у Шолохова. Шолоховские «земля» и «небо» в восприятии исследователей часто противопоставлены. В этом случае они понимаются в отрыве от телелогичности - важнейшего эстетического принципа национально-культурной мысли и главного свойства русской религиозной философии, которая видит в человеке естественное существо, но не растворяет его в природе, не ограничивает личность природным бытием. Созданные Шолоховым образы реальности представляют собой единство двух разных миров, двух пространств - согласного природного и человеческого, раздираемого борьбой за существование. Они содержат догадку о том, что внутри природы есть некая непознаваемая отправная точка, своего рода промыслительное начало. Тесно переплетаясь с земледельческой религией Матери-земли, шолоховская философия природы не может непосредственно воспроизвести сакральные концепты Создателя, Истины, Небесного Царства. Она строится на символах и мифологемах
национального мировоззрения, на жизненных идеях народа, сохраняет его образ мира. Писателем показывается привязанность, любовь людей от земли к естеству, к природной плоти, но не бессознательное отношение к ним. Герои Шолохова не благоговеют перед природно-языческим миром. Для образного воссоздания бытия Шолохов прилагает традиционные топосы русской жизни, вобравшей в себя смыслы христианской культуры.
По верному замечанию современного исследователя, «мыслительное творчество осуществляется на традиционно-народной духовно-мифологической почве, посредством национально конкретного языка, которые дают первичный, дотеоретический материал» для философии, искусства и литературы. Миросозерцание носит «глубоко персонализированный характер, но всегда имеет дело с многовековым <...> опытом». Организуют, структурируют этот опыт «не условно образованные понятия, а символическо-мифологические» мыслеобразы, выражающие духовную энергию народа, его «глубинные ценности и устремления» [1, с. 200]. К таким ценностям мы относим Правду, Добро и Красоту, которые способствуют формированию духовного ядра личности, обретению жизненного стержня. Всем этим ценностям присущи национальные черты, что предполагает рефлексию о судьбе народа и национальном характере.
У Шолохова символы гармонического природного бытия, предметы вышнего мира (небо, звёзды, солнце), а также символы земной красоты (степь, Дон и лес, цветы, деревья и изображённые в своей свободе птицы и звери) соразмерны законам фольклорной эстетики и, одновременно, подчинены бытийной логике, объединяющей ценности небесного и земного порядка: «Под глухой перегуд - стон распятой под каменными катками земли - думал Гришка неясные думки.» [16, т. 1,с. 120]; «просторная, как Дон в половодье, песня» [16, т. 4, с. 243]; «Травой зарастают могилы - давностью зарастает боль. Ветер зализал следы ушедших -время залижет и кровавую боль, и память о тех, кто не дождался родимых и не дождётся, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы» [16, т. 2, с. 172].
Шолохова трудно обвинить в языческом «природопоклонстве». Напрасно искать у его персонажей черты фетишизма и оргиазма, какими бы естественными не были их эмоции. Эстетически метод описания связей человека и природы, выработанный писателем, располагается между прекрасным и трагическим: граница, разделяющая две части бытия,
преодолевается в целостном авторском взгляде на жизнь. Чем ярче представлена красота земли и неба, тем глубже и трагичнее тот разлад между природой и историческим временем, его социально-разрушительной сущностью, как это достоверно показано в эпизодах «Тихого Дона» и в первых рассказах Шолохова.
В 80-е годы XX века известный шолоховед так сформулировал отличие Шолохова от многих писателей советской эпохи: «Его характерность в другом - в художественной полноте воспроизведения всего сущего в мире, той полноте, которая очерчивает предмет, раскрывает явление, не разрушая их естественной соразмерности» [13, с. 187]. Соразмерность, «умение показать предмет объёмно, воспроизвести его в осязаемой вещественности» [13, с. 187] соединяются у автора «Тихого Дона» с ощущением хрупкости творения, трагизма человеческой судьбы. Такая мировоззренческая черта является типической для отечественных религиозных философов, выстраивающих свою онтологию во взаимосвязанных категориях Бога, человека и природы. В русской религиозной аксиологии центральной проблемой стала согласованная с православным учением проблема метафизики человека в его отношениях с миром природы и обществом, которые подчинены абсолютной ценности - Всевышнему.
В трагическом чувстве жизни, сочетающимся с ярко выраженной интуицией правды-справедливости, обнаруживает себя главенствующая черта эстетической позиции Шолохова. Пейзажные полотна, созданные писателем-эпиком, имеют отношение к двум сферам: к миру природы и к миру эстетического сознания. Символизация взаимодействий человека и окружающей реальности основана у Шолохова на идеале прекрасного, который сложился в исторической жизни России и в её культуре, имеющий христианские корни. Главное в его эстетике природы - драматические поиски целостности объективно-предметных явлений и субъективных человеческих эмоций, единства телесности и духовности, добра и красоты. Природа у Шолохова одухотворена, её образы символизируют чистоту, связаны с абсолютным смыслом бытия. В шолоховских пейзажах - живой процесс жизни. Природа представлена здесь, если воспользоваться формулой И. А. Ильина, - «в органическом единстве, в её сокровенной закономерности, в её покое и в её бурях».
У Шолохова мы обнаруживаем сочетание православных по происхождению идей и ценностей с изображением народного быта, «живой жизни», телесного, греховного человеческого мира с опорой на народное миро-
сознание, отобразившееся в фольклорных формах. Запечатлено это мировидение и в эпизодах, в которых мы наблюдаем феномены веры, пусть и отличающейся от христианского догматического вероучения. Призвание писателя - возводить людей к высшему, к духовно-сущностному бытию и преображать человеческие души, когда они, по слову Шолохова (в передаче его младшего сына) становятся «причастными к чему-то незыблемому, вечному, не подвластному человеческим прихотям - ни временам, ни нравам» [18, с. 149].
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Булычёв, Ю. Ю. Христианская философия нации и проблемы русского культурного самосознания / Ю. Ю. Булычёв. - СПб. : Изд-во СПбГПУ, 2006. - 260 с.
2. Корниенко, Н. В. «Сказано русским языком...». Андрей Платонов и Михаил Шолохов: Встречи в русской литературе / Н. В. Корниенко. -М. : ИМЛИ РАН, 2003 - 536 с.
3. Костин, Е. А. Философия и эстетика русской литературы / Е. А. Костин. - Вильнюс: Изд-во VAGA, 2010. - 431 с.
4. Ларин, Б. А. О Шолохове / Б. А. Ларин // Михаил Шолохов. Сборник статей. - Л. : Изд-во ЛГУ, 1956. - С. 9-11.
5. Малыгина, Н. М. Эстетика Андрея Платонова / Н.М. Малыгина. - Иркутск : Изд-во Иркутского ун-та, 1985. - 144 с.
6. Муравьева, Н. М. Проза М. А. Шолохова: онтология, эпическая стратегия характеров, поэтика/Н. М. Муравьева.- Борисоглебск : БГПИ, 2007. - 381 с.
7. Ничипоров, И. Б. Человек и природа в новеллистике М. А. Шолохова 1920-х г . / И. Б. Ничипоров //www.portal-slovo.ru/philology/ 39484.php, (дата обращения: 07.01.2012).
8. Пришвин, М. М. Собр. соч. В 8 т. Т. 8. Дневники 1905-1954/ М.М. Пришвин. - М. : Худож. лит., 1986. - 759 с.
9. Семёнова, С. Г. Мир прозы Михаила Шолохова. От поэтики к миропониманию / С. Г. Семёнова. - М. : ИМЛИ РАН, 2005. - 352 с.
10.Словарь языка Михаила Шолохова. - М. : ООО «ИЦ „Азбуковник "», 2005. - 964 с.
11. Ср.: «Если наши предки видели в небе отца богов, то мы, не поклоняясь Сварогу или Варуне, и вовсе не усматривая в небесном своде признаков живого личного существа, не менее язычников любуемся его красотой, она не зависит от наших субъективных представлений, а связана с действительными свойствами, присущими видимому нам мировому
пространству» (Соловьев. Вл. Сочинения. В 2 т. 2-е изд. Т. 2. / Вл. Соловьев. - М. : Мысль, 1990. - 822 [2] с.) .
12. Стюфляева, Н. В. Идея соборности и её художественное воплощение в романе М. А. Шолохова «Тихий Дон»: Автореф. дис. ... канд. филол. наук / Н. В. Стюфляева. - Елец, 2004. -19 с.
13. Хватов, А. И. На родной земле, в родной литературе / А. И. Хватов. - М. : Современник, 1980. - 368 с.
14. Ширина, Е. А. Художественное осмысление природы в романе-эпопее М. А. Шолохова «Тихий Дон». Традиции и новаторство: Автореф. дис. ... канд. филол. наук / Е. А. Ширина. - М. : Моск. пед. ун-т, 2001. - 16 с.
15.Шолохов, М. А. Письмо М. И. Гриневой, 28 декабря 1933 г., ст. Вешенская /М. А.
Шолохов. Письма. - М. : ИМЛИ РАН, 2003. -С. 150.
16. Шолохов, М. А. Собр. соч.: в 8 т. / М. А. Шолохов. - М. : Худож. лит., 1986.
17. Эстетика природы. - М. : ИФ РАН, 1994. - 230 с.
18. Шолохов, М. М. Об отце. Воспоминания-размышления разных лет. - Ростов-на-Дону: Донской издательский Дом, 2011. - 224 с.
Дырдин Александр Александрович, профессор, доктор филологических наук, заведующий кафедрой «Филология, издательское дело и редактирование» УлГТУ.
УДК 821.161.1 О. С. КРЕНЖОЛЕК
ЛИТЕРАТУРОЦЕНТРИЗМ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ В СВЕТЕ МЕТАИСТОРИИ ДАНИИЛА АНДРЕЕВА («РОЗА МИРA»)
Рассматривается концепция литературоцентризма в русском культурном сознании на материале публицистики и художественного творчества К. С. Аксакова, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Д. Андреева.
Ключевые слова: вестничество, духовные и эстетические традиции, литературоцентризм, метаистория отечественной культуры, национальное и мировое значение русской литературы.
К. С. Аксаков в 1839 году в своей статье «О некоторых собственно литературных вопросах» писал: «Истинное царство бесконечного духа есть область Искусства, Религии и Философии. Только там освобождается человек от случайности, к которой привязаны все его действия, вся жизнь его (...) - Народ, чуждый этим трём сферам бесконечного духа, может иметь только историческое значение, которое не есть ещё значение высшее. - Искусство (предмет нашего исследования) есть первая степень в этой бесконечной области духа» [1, с. 55].
В этих словах Аксаков выразил великую истину о значении литературы в России XIX века, как о приобретении ею особого места в духовно-культурном развитии не только России,
© Кренжолек О. С., 2013
но и в масштабе всечеловеческом. По убеждению Аксакова, стремительно развивающаяся русская литература и философия «золотого века» отражали то состояние России, когда её народ стал «освобождаться от оков национальности», с одной стороны, а с другой - от «односторонности космополитизма» как периода «состояния перехода», в котором он кричит «об общем человеке» как о принадлежащем «целому миру», и который «знать не хочет отечества», потому что «отечество их - вселенная». «Но народ выходит из состояния перехода, оставляя далеко за собою и тех, и этих; так и возникает истинная народность, которая имеет великое, всегдашнее значение» [1, с. 62].
О приобретении русской литературой общенародного значения и всенародного, общечеловеческого, вселенского масштаба пишет спустя больше ста лет после выхода статьи
