УДК 1 (091 ).18 М. Р. Тарасова
ЭСТЕТИКА ГЕГЕЛЯ КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК ЭСТЕТИКИ И.А. ИЛЬИНА
Впервые сопоставляется эстетика И.А. Ильина с эстетикой Г.В.Ф. Гегеля (взгляды на искусство). Выявляется своеобразие подходов русского философа в рамках общей для обоих философов идеалистической системы координат.
Ключевые слова: эстетика, искусство, Г.В.Ф. Гегель, И.А. Ильин.
Aesthetics of Hegel as methodological source of aesthetics of I. Ilyin. MARINA R. TARASOVA (Sakhalin State University, Yuzhno-Sakhalinsk).
For the first time I.A. Ilyin’s aesthetics is compared with that of G.W.F. Hegel (views on art). Originality of approaches of the Russian philosopher within the limits of their common idealistic system is revealed.
Key words: Aesthetics, art, G.W.F. Hegel, I.A.Ilyin.
Эстетика Г. В. Ф. Гегеля тщательно проанализирована в работах таких авторов, как Е.Я. Басин [1], А.В. Гулыга [3, 4], М.А. Лифшиц [6], М.Ф. Овсянников [7], Ю.В. Перов [8-10], В.П. Шестаков [11] и др. Эстетика Гегеля осмыслена ими как вершина немецкого классического идеализма в области философии (и теории) искусства, как система, предвосхитившая многие позднейшие философско-эстетические концепции. Отмечены характерные для нее пафос деятельности, широчайший охват проблем, в том числе таких актуальных, как проблема художественной коммуникации; рассмотрены важнейшие категории и понятия, определившие ее специфику; выявлены и критически осмыслены отдельные противоречия; изучена степень влияния на те или иные, в том числе национальные, эстетические школы, на конкретных философов, писателей, критиков.
И.А. Ильин является одним из самых известных (и авторитетных) исследователей творчества Г.В.Ф. Гегеля. Достаточно сказать, что его магистерская диссертация, которую он защитил как докторскую, называлась «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» (1918 г.). Однако непосредственно об эстетике Гегеля И.А. Ильин не писал, хотя ее влияние на эстетику самого Ильина очевидно и нуждается в изучении (специального развернутого исследования на эту тему пока нет). В данной статье мы попытались сопоставить взгляды Ильина и Гегеля на искусство с тем, чтобы в рамках общей для них идеалистической системы координат выявить своеобразие подходов русского философа.
Основной комплекс идей Гегеля, близких эстетике Ильина, можно обобщить следующим образом. Гегелевская эстетика, как и эстетика Ильина, - это теория глубоко содержательного искусства, подчиненного высшим целям: «Цель всякого искусства, - писал Гегель, - есть тождество, произведенное духом, где в реальном явлении и облике для нашего внешнего созерцания, для души и представления открывается вечное, божественное, в себе и для себя истинное» [2, т. 2, с. 534]. Гегель утверждал, что лишь свободное художественное творчество (в отличие от служебного, существующего для развлечения и забавы), становится подлинным искусством, и оно лишь тогда разрешает свою высшую задачу, когда «вступает в один общий круг с религией и философией и является только одним из способов осознания и выражения божественного, глубочайших человеческих интересов, всеобъемлющих истин духа»1 [2, т. 1, с. 85]. Своеобразием же искусства является то, что даже самые возвышенные предметы оно воплощает в чувственной форме: «Всеобщая потребность в искусстве проистекает из разумного стремления человека духовно осознать внутренний и внешний мир, представив его как предмет, в котором он узнает свое собственное “я”. Эту потребность в духовной свободе он удовлетворяет, с одной стороны, тем, что он внутренне осознает для себя то, что существует, а с другой стороны, тем, что он внешне воплощает это для-себя-бытие и, удваивая себя, делает наглядным и познаваемым для себя и для других то, что существует внутри него. В этом состоит свободная разумность человека, из которой проистекает как искусство, так и всякое действие и знание» [2, т. 1, с. 106].
Гегель, как и впоследствии Ильин, различает «искусно сделанные вещи» и «произведения искусства» [2, т. 1, с. 118], определяя прекрасное как чувственное явление, чувственную видимость идеи [Там же, с. 179], где идея - не только субстанция и всеобщность, но единство понятия и его реальности (что на языке Ильина означает предметность и, далее, единство эстетического предмета с системой образов и эстетической материей, или, иначе, единство формы и содержания). В этом сведении внешнего к духовному, когда внешнее в качестве соразмерного духу становится его
Тарасова Марина Романовна, кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Сахалинского государственного университета, Южно-Сахалинск. E-mail: baginskay56@mail.ru © Тарасова М.Р., 2009
1 Здесь и далее в цитатах работ Гегеля и Ильина - их курсив, в основном тексте курсив автора статьи.
раскрытием, и состоит, по Гегелю, природа идеала в искусстве («идеал есть идея, отождествленная со своей реальностью») [2, т. 1, с. 218, 295].
Понятие красоты сопрягается у Гегеля с представлением о воплощении в предмете и его облике некой универсальной (онтологической) сущности, безусловно и абсолютно позитивной. Продолжая традицию античной и средневековой эстетики, Гегель утверждал, что красота и истина - одно: «...истинно прекрасное <...> есть получившая свою форму духовность, идеал, точнее говоря, абсолютный дух, сама истина» [2, т. 1, с. 151]. Его учение, предполагающее осмысление эстетических эмоций как миросозерцательно значимых, может быть названо эстетикой содержания, и в этом смысле Ильин в значительной степени является последователем Гегеля.
Эстетика Ильина не столь фундаментальна и детализирована, как эстетика Гегеля. Можно сказать, что Ильин разработал лишь фундаментальные принципы новой эстетической системы, приближенной к религиозной системе координат. На этом пути Гегель во многом близок Ильину. Ильин охотно его цитирует, некоторые установки, рекомендации Ильина почти дословно повторяют Гегеля - например, гегелевскую мысль о том, что художник, после того как он сделал предмет всецело своим достоянием, «должен уметь забыть свою субъективную особенность, ее случайные черты и полностью погрузиться в материал», так, чтобы в качестве субъекта представлять собой как бы «форму для формирования овладевшего им содержания» [2, т. 1, с. 335], или что художник должен быть «органом и живой деятельностью самого предмета» [2, т. 1, с. 336] - для Ильина это аксиома, которую он настойчиво и многократно повторяет. Или другая мысль: «. внутреннее должно просвечивать через внешнее словесное изложение, определяя его характер» [2, т. 1, с. 338]. Для Ильина это базовый принцип формообразования в литературе, подчеркивающий движение из глубины - форма как выражение содержания. «Внешнее обличие искусства: и его осязаемая “материя”, и то закономерное сочетание его средств, которые многие любят рассматривать “отвлеченно” и называют “формой”, - все это есть лишь верная риза Главного, Сказуемого, Предмета, т.е. прорекающейся живой тайны» [6, т. 6, кн. 1, с. 56]. Или: «. в искусстве нет и не может быть никакой самостоятельной и самодовлеющей “формы”; ибо форма его вращена в содержание; и вращена она именно потому, что первоначально, в душе самого художника, она выросла из этого главного, таинственного, предметного содержания» [6, т. 6, кн. 1, с. 61]. Не менее важна для Ильина и мысль Гегеля о том, что «. для художественного произведения речь может идти только о том, чтобы изображать все отвечающее разуму и истине духа» [2, т. 2, с. 501].
Методологические, общетеоретические связи Ильина с Гегелем очевидны. Однако своеобразие его подходов подчеркивают именно разногласия, расхождения с Гегелем (которые порой весьма показательны).
Так, Гегель усиление субъективного начала (вплоть до ухода в полнейшую субъективную случайность понимания и изображения) полагал отличительной - и закономерной - чертой искусства Нового времени. Усматривая в этом процессе реальную опасность кризиса, распада и разложения искусства, Гегель, тем не менее, считал его неизбежным: «Создания всех искусств суть произведения духа. Поэтому они не являются непосредственно готовыми <...>, а представляют собой нечто начинающееся, движущееся вперед, достигающее завершений и заканчивающееся - рост, расцвет и разложение» [2, т. 2, с. 8]. Романтизм, в котором все более и более исчезает субстанциальное начало, завершает, по Гегелю, эволюцию искусства; искусство, стремясь к абсолютной творческой власти художественной субъективности над каким бы то ни было содержанием и формой, умирает, «устраняет себя и показывает, что для достижения истины сознанию необходимо перейти к более высоким формам, чем те, которые может дать искусство» [2, т. 1, с. 548], а именно к философии и религии.
Гегель весьма строго судит современное ему искусство: «Если исходить из понятия подлинно идеальных художественных произведений, в которых, с одной стороны, дело идет о неслучайном и непреходящем содержании, а с другой стороны, о всецело соответствующем такому содержанию способе формообразования, то продукты творчества настоящей ступени не выдерживают испытания» [2, т. 1, с. 604]. И все-таки даже самые субъективные проявления индивидуального таланта, даже в тех «крайне случайных формах» каприза и юмора, которые он подчас принимает, достойны, по Гегелю, внимания, поскольку, во-первых, «талант делает значительным даже то, что само по себе лишено значения» [2, т. 1, с. 604], а во-вторых, на этапе, когда художнику важно «не формирование произведения готового и покоящегося в самом себе, а созидание, в котором творящий субъект показывает лишь самого себя» [2, т. 1, с. 607], субъективное мастерство приобретает самостоятельное значение, становится ценностью,
небезынтересной для критика. Современным художникам, конечно, недостает глубокой веры, считает Гегель. Но даже с точки зрения идеала Гегель не требует от них личного благочестия, важно лишь, чтобы содержание составляло для художника «субстанциальное, сокровеннейшую истину его сознания и создало для него необходимость данного способа воплощения» [2, т. 1, с. 610]. От художника требуется быть художником - и только.
Ильин с его религиозно ориентированным сознанием понимает искусство как служение, а миссию художника определяет как пророческую - художник несет по жизни бремя этого мира и боль этого мира как бремя и боль Господа [6, т. 6, кн. 3, с. 279]. Художник у Ильина - духовный труженик. Он обязан совершенствоваться, чтобы быть достойным своей ноши, чтобы иметь право «глаголом жечь сердца людей» (этический момент в эстетике Ильина чрезвычайно важен). Идеал Ильина - искусство «сильное духом, мудростью, вдохновением, магическое по благодати, строящее дух и ведущее душу» [6, т. 6, кн. 1, с. 63], где вдохновение - Божественный огонь, Божественное дыхание (тогда как у Гегеля вдохновение - суть «состояние деятельного формирования как в субъективном внутреннем мире, так и в объективном выполнении художественного произведения» [2, т. 1, с. 334]).
Ильин во всем ищет религиозного качества. Гегель в этом смысле более терпим и универсален. Он не исключает из материала искусства «суету этого мира» и, в частности, задачу поэзии видит в том, «чтобы способствовать осознанию сил духовной жизни и вообще всего того, что бушует в человеческих страстях и чувствах или спокойно проходит перед созерцающим взором, - всеобъемлющего царства человеческих поступков, деяний, судеб, представлений, всей суеты
этого мира и всего божественного миропорядка» [2, т. 2, с. 307]. Гегель предлагает художнику «черпать из полноты жизни» [2, т. 1, с. 329].
Ильин, говоря о жизненном опыте, имеет в виду прежде всего духовный опыт, опыт молитвы и созерцания. От поэта он требует, во-первых, углублять и оживлять свое сердце а, во-вторых, растить, очищать и облагораживать свой духовный опыт, ибо «великая поэзия ищет благоговейным сердцем Божественного - во всем; и находит; и из него поет» [6, т. 2, кн. 2, с. 321]. Ильин требует от искусства такой субъективности, которая «не предустанавливает искаженность или ложность взятого содержания» [6, т. 3, с. 65]; «по-иному», «по-особенному», «по-своему» в его интерпретации значит глубже и значительнее - вплоть до полной очевидности духовных «обстояний», вплоть до полного забвения самого себя (как того требует - но для научного познания - Гегель: «Чтобы воспроизвести объективное содержание в его объективности, я должен забыть о самом себе» [2, т. 2, с. 167]).
Ключевые слова в эстетике Ильина - свобода, предметность и ответственность; противоположные им - произвол, субъективизм, вседозволенность - определяют триединый соблазн художественного творчества. Диагностируя на новом историческом этапе глубочайший кризис искусства, Ильин верит в возможность его возрождения, но именно на путях свободы, предметности и ответственности, на путях всеобщей христианизации культуры, он считает, что «в последнем и глубоком измерении искусство и религия делают единое и главное дело: дело одухотворения бессознательного, дело его обращения к Божественному, дело его умудрения и преображения» [6, т. 6, кн. 1, с. 63].
Гегель выступает с позиций эвдемонической культуры (гуманитарной культуры чувственного типа), которая, по мнению современных культурологов, близится к закату, а вместе с ней к своему закату близится искусство, жаждущее земных сокровищ и чувственных наслаждений; Ильин выступает с позиций сотериологии - он указывает художнику, искусству те пути, следуя которым они способны возвыситься до сфер, пограничных с духом.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Басин Е.Я. Искусство и коммуникация: Очерки по истории философско-эстетической мысли. М.: МОНФ, 1999. 236 с.
2. Гегель Г.В.Ф. Лекции по эстетике: в 2 т. СПб.: Наука. Т. 1. 1998. 622 с.; т. 2. 1999. 603 с.
3. Гулыга А.В. Гегель: биография отдельного лица. 2-е изд. М.: Соратник, 1994. 256 с.
4. Гулыга А.В. Эстетика в свете аксиологии. СПб.: Алетейя, 2000. 445 с.
5. Ильин И.А. Собр. соч.: в 10 т. М.: Русская книга, 1993-2006.
6. Лифшиц М.А. Эстетика Гегеля и современность // Вопр. философии. 2001. № 11. С. 98-122.
7. Овсянников М.Ф. Гегель. М.: Мысль, 1971. 224 с.
8. Перов Ю.В. Вступительная статья // Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 2-х т. Т. 1. СПб.: Наука, 2001. С. 3-40.
9. Перов Ю.В. Философская эстетика Гегеля // Очерки истории классического немецкого идеализма. М.: Наука, 2000. С. 576-656.
10. Перов Ю.В. Формирование философского эстетизма в Германии // Homo philosophans: c6. СПб.: Санкт-Петербургское философ. о-во, 2002. С. 102-119.
11. Шестаков В.П. Очерки по истории эстетики. От Сократа до Гегеля. М.: Мысль, 1979. 370 с.